Торнбер

Глава 32

Несмотря на лёгкое тепло, шедшее от разрушенного дома, спал Грэм с трудом. Последствия отравления заставили его тело болеть в местах, о наличии мышц в которых он даже не подозревал. Вызванная ядом кататония заставила все его мышцы перейти в состояние максимальной напряжённости, пока эффект не прошёл. Это было похоже на боль, следовавшую за перенапряжением и экстремальными упражнениями, вот только включала она в себя практически все его мышцы.

Утро застало его голодным и измождённым.

— Ты уверен в своём решении? — спросила Грэйс.

Глубоко в душе он хотел сдаться. Грэм знал, что она была права. Попытка преследовать похитителей в его нынешнем состоянии, без еды, припасов или подходящей одежды, была бесполезной затеей. Тем не менее, что-то внутри не давало ему так поступить.

— Это — мой единственный вариант.

— Нет, — возразила она. — Мы уже говорили об этом вчера — у тебя есть минимум один другой истинно разумный вариант…

— Для меня это — единственный вариант, — подчеркнул он, а затем пошёл прочь. Грэйс пошла следом. — Хочешь, я тебя понесу? — спросил он.

Она засмеялась:

— Ты сам едва способен идти.

— Ты мало весишь.

— Я подожду, пока тебе не станет лучше. Я могу поддерживать любой темп, на который ты сейчас способен.

Он не мог не согласиться с этим. Грэм подумал было упомянуть о том факте, что она испачкается, но простой взгляд напомнил ему, что она уже была настолько грязной, насколько вообще могла быть грязной медведица из тряпок. Вместо этого он перевёл внимание на окружавший их ландшафт.

Он заметил, в каком направлении они ушли в прошлый день, пока оглядывался вокруг. Конечно, оттуда мало куда можно было податься. Единственным вариантом было спускаться по склону. Дом располагался на северной стороне горы, как раз в пределах верхней границы произрастания лесов. Склон был лесистым, с изредка встречающимися лугами и открытыми пространствами.

Ближе к нижней его части, где он встречался с основанием соседней горы, был каменистый овраг, отмечавший источник Реки Глэнмэй. Оттуда самым логичным курсом было следовать вдоль реки пятьдесят миль через горы, пока та не добиралась до Приюта Пастуха — маленькой долины, граничившей с основной долиной Камерона и Ланкастера.

Грэм надеялся, что именно в этом направлении они и двинутся, поскольку так было бы проще всего. Единственными альтернативами было следовать вдоль узкого северного перевала в Северные Пустоши, или на юг, глубже в Элентиры. Восток вообще не был вариантом, поскольку хотя в той стороне в конце концов располагались западные равнины Данбара, путь к ним преграждали воистину массивные пики череды гор.

«Вдоль реки они не пойдут», — подумал он, — «так как это приведёт их ближе к Камерону и Ланкастеру, а они не могут быть уверены в том, сколько у них времени». Карисса и Коналл предупредят тех, кто был в замке, о похищении, и как только весть достигнет Графа, он быстро вернётся. Грэм не был уверен, насколько скоро он мог добраться обратно, но если они смогут создать телепортационный круг, то вернутся практически мгновенно.

«Но они это знали. Вот, почему они позаботились о том, чтобы он был далеко — чтобы потребовалось время на связь с ним. Они скорее всего надеялись совершить похищение, не встревожив никого как минимум сутки». Если бы Коналл и его сестра не сбежали, то никто бы не узнал об этом не один день. Они могли бы постучаться в дверь, и дивиться, но никто не мог бы узнать наверняка.

«Значит, они планировали наперёд, и надеялись быть достаточно далеко, чтобы избежать поимки к тому времени, как Мордэкай сюда доберётся».

Если это было так, то не имело значения, предупредят ли Графа на полдня раньше. Похитители будут достаточно далеко, чтобы их было невозможно найти. Элентирские Горы были обширны, занимая тысячи и тысячи квадратных миль. Даже магу было бы трудно найти в них маленькую группу людей, как только они уйдут достаточно далеко от их последней известной позиции.

«Но Граф умён — он наверняка подумает обыскать наиболее вероятные маршруты, которыми люди могут пройти пешком». Дорога к Приюту Пастуха будет стоить ему минимум половины для поисков, даже по воздуху.

— О чём ты думаешь? — спросила Грэйс.

— О ландшафте, — коротко сказал он.

— Ты вообще уверен, что они шли в эту сторону?

Он кивнул:

— Они должны идти вниз по склону, пока не достигнут реки.

— Это только догадка, или ты действительно видишь след?

Грэм вздохнул:

— Половина искусства следопыта заключается в том, чтобы предвосхитить действия добычи — следы просто помогают подтвердить, что ты не свернул не туда. Если слишком долго их не замечаешь, значит надо заново всё обдумать.

— Но ты же видел какие-то следы? — настояла она.

— Да, — сказал он ей. — Смотри туда, видишь ту сосну?

— Ага.

— Поверхность коры с одной из сторон оборвана, открывая более тёмный слой. Кто-то наверное задел её.

— Или это сделал лось, — предложила она.

— Я не видел никаких лосей, но я точно знаю, что несколько человек поспешно двигались здесь вчера, и я заметил ряд похожих следов, пока мы спускались.

— Но ты вполне можешь преследовать лося.

Грэм сделал глубокий вдох:

— Теоретически, полагаю, что это возможно, но только если лосей было несколько.

— Почему несколько?

— Из-за количества следов. Видишь вон там? Эти листья потревожены. Не могу точно сказать, что это сделало, но какое бы крупное животное это ни сотворило, их наверняка было несколько, иначе я не замечал бы эти следы так часто.

— Значит, это может быть стадо лосёв, — сказала она, сдавленно хихикнув.

— Для слова «лось» винительный падеж множественного числа будет «лосей», — поправил он.

Грэйс согласилась:

— Я знала, что тебя это заденет.

Остановившись, он выдернул маленький, худосочный куст с белыми цветами и тонкими листьями. Двинувшись дальше, он начал срывать листья и цветы, жуя их на ходу.

— Это съедобно?

Грэм поморщился:

— Тысячелистник, — сказал он ей. — Вкус сам по себе ужасен, но есть можно. Но лучше добавлять его в чай или в рагу.

— Не похоже, что его тебе хватит надолго, — обеспокоенным голосом прокомментировала она.

— Не хватит, — признался он, продолжая жевать горькие листья. — Но помогает каждая мелочь. Если я не смогу съесть его весь, то остатками могу натереть кожу. Отпугивает комаров.

— Полагаю, вы действительно не бухали и не бездельничали все те утренние часы.

— Ты действительно так думала?

Она конечно же так не думала, но смысл их разговора был не в этом. Грэйс сильно беспокоилась о шансах Грэма на выживание. Она знала, что не сможет отговорить его от его нынешнего решения, но у неё было такое ощущение, что если она не будет поддерживать ему хорошее настроение, то он в конце концов впадёт в отчаяние.

— О, я и не думала, — возразила она, — но твоя мать с большим облегчением услышит, что ты в самом деле делал что-то практичное. Они с сестрой начали гадать, не начало ли у тебя развиваться неестественное влечение к некоторым овцам.

— Что?! — воскликнул он, прежде чем одарить её унылым взглядом. — Вот теперь я точно знаю, что ты выдумываешь. Карисса даже не знает о таких вещах.

— Я не стала бы утверждать так категорично. Она в последнее время задаёт много вопросов про мальчиков.

Он зарычал:

— Про каких мальчиков? — Мысль о мальчиках и о его сестрёнке была для него больной темой.

Грэйс засмеялась:

— Никогда не скажу.

Низины они достигли к середине утра. Там двигаться было проще, за исключением редких валунов или иных препятствий. Грэм собрал ещё растений, которые увидел растущими на низинном лугу у небольшого ручейка, который в конце концов станет Рекой Глэнмэй.

— А у этого вкус лучше, чем у тысячелистника?

Грэм улыбнулся:

— Гораздо лучше. — Он поднял только что вытащенный из земли куст, чьи корни имели розовый цвет, который было видно через налипшую на них землю. — Это — амарант. Жаль, что семян ещё нет — на можно довольно хорошо выживать. Листья годятся как зелень, но их самих не хватит.

— Этому тебя научил охотник?

— Вообще-то этому я научился у Бабушки — она раньше отправляла меня собирать их для неё. Ей нравится их вкус. Говорила, что там, где она выросла, их на самом деле растят в пищу.

— Мы действительно сможем найти для тебя достаточно пищи?

Он поморщился:

— Труднее всего будет собрать её достаточно, при этом не останавливаясь. Я, наверное, могу найти черёмуху, одуванчики, возможно даже сколько-то крыжовника, но всего этого не хватит. В конце концов нам придётся достать мясо или рыбу. А всё остальное только задерживает голодание.

— У тебя нету крючьев, сетей или лука.

Грэм уже думал об этом:

— У меня всё равно нет времени на рыбалку или нормальную охоту.

— Но у тебя есть план? — спросила Грэйс. — Верно?

Он нагнулся, и подобрал прочный камень. Тот был размером с половину его кулака. Положив его в мешочек, Грэм продолжил идти дальше.

— У меня меткий глаз, и здесь много мелкой живности. Придётся есть всё, что мне повезёт убить или найти. Змеи, ящерицы, белки что-нибудь да объявится.

Она содрогнулась:

— У меня нет никакого опыта поглощения еды, но всё это звучит неаппетитно.

«Это она ещё не осознала, что поскольку мне никак не развести огонь, есть мне их придётся сырыми». Он попытался проигнорировать тошноту, вызванную этой мыслью. «Ещё один день без нормальной еды — и мне, наверное, будет уже всё равно».

Неглубокая промоина, вдоль которой они шли, разделилась. Впереди них вода текла дальше, на запад, где она в конце концов достигнет Приюта Пастуха, а к северу пересохшее русло ручья виляло, уходя в направлении к Северным Пустошам. Грэм остановился.

— Ты заметил какой-то след?

— Нет, но это — место, где они могли сменить направление. Мне придётся обыскать местность, пока я не смогу точно определить, куда они двинулись, — объяснил он.

Он сосредоточился сперва на северном пути, поскольку боялся, что они планировали пойти туда, и его подозрение скоро подтвердилось. Менее чем за четверть часа он нашёл следы лагеря, а также несколько следов копыт. Грэйс наблюдала за ним, пока он переворачивал несколько камней.

— Они были здесь?

— Возможно, — сказал Грэм. — Этому лагерю больше дня. Видишь копоть на камнях? Они развели небольшой костёр, а потом разбросали его. Камни они перевернули, чтобы скрыть следы от костра. Могу предположить, что именно здесь они остановились, когда двигались к дому. Некоторые из них ждали здесь, чтобы встретиться с напавшими на дом, когда те закончили.

— Ты довольно легко нашёл этот лагерь, — сделала наблюдение Грэйс. — Разве им не следовало быть осторожнее?

— Это не так легко, как кажется, и им действительно не было нужды себя утруждать. Они не думали, что кто-то будет выслеживать их сразу же после нападения. Должно было уйти минимум два или три дня, чтобы кто-то сюда добрался, если не больше. Я нашёл этот лагерь только из-за отпечатка копыта вон там, в песке. Один или два дождя — и сомневаюсь, что я бы что-то увидел.

Мы не можем быть уверены, сколько их тут было. У них определённо было несколько вьючных животных — ослы, наверное. В доме я убил где-то девятерых, но с животными их тут ждало ещё сколько-то человек.

Они пошли вдоль сухого русла, позволяя ему вести их на север. Грэм держал глаза открытыми на предмет наличия других следов, а также мелкой живности. Он уже почти сутки не ел никакой нормальной пищи, и у него начал болеть желудок.

К сожалению, ни того, ни другого он не увидел, и к тому времени, как послеполуденное солнце начало садиться, его стало потряхивать. Пошёл лёгкий дождь.

— Блядь.

— Это уничтожит следы, так ведь? — сказала она.

— Это скроет некоторые следы, — признал он. — Но мы менее чем в дне позади них, я надеюсь, поэтому с этим у нас, наверное, будет в порядке. Дождь создаёт больше проблем при выслеживании по запаху, если используешь собак. По большей части меня заботит то, что я промокну.

Грэйс не понравилось, как это прозвучало. Она весь день наблюдала за Грэмом, и он был далеко не в лучшей форме. Его походка была неустойчивой, и он выглядел бледным. Дождь мог быть не таким уж скверным, пока светило солнце, но как только опустится ночь, воздух станет холодным.

Он продолжал идти, не останавливаясь. Потенциальных укрытий на пути всё равно почти не было. Сооружение навеса из редкого в этой местности сухостоя потребовало бы значительного времени, и почти не спасло бы от дождя. Было бы лучше воспользоваться некоторыми скалистыми выступами, но он и так уже волновался, что они отставали.

— Грэм, — тихо сказала Грэйс. Он не ответил. — Грэм! — прошипела она. — Впереди что-то есть.

Он приостановился, глядя на неё.

— Я ничего не вижу.

— Оно ещё не в поле видимости. За теми камнями, — указал она на несколько больших валунов в нескольких сотнях ярдов впереди.

— Как ты можешь видеть сквозь камни?

— Я вижу не так, как вы, — объяснила она, похлопав по своим глазам-пуговицам. — Это — просто пуговицы. Я вижу так же, как волшебники — магическим взором.

— Полезно знать, — сказал Грэм.

— Моя дальность далеко не такая хорошая, как у них, и это — мой предел… — Она замолчала, и на неё накатило всё нарастающее чувство страха. Что бы она ни ощущала, оно было могущественным, и оно приближалось. — Это нехорошо. Думаю, оно нас увидело. Оно, наверное, видит дальше, чем я. Надо бежать!

— Это вряд ли, — сделал наблюдение Грэм. — А спрятаться мы можем?

— Нет, мы светимся как факелы в темноте. Эта штука видит эйсар, как и я, — закончила она с низким стоном. — Слишком поздно.

Медведица осела, упав на голую землю.

— Грэйс, ты в порядке? Что не так? — Грэм начал что-то чувствовать, будто сам воздух потяжелел. Он давил на него, давил на его разум.

Вдалеке появилась фигура, которая, быть может, могла принадлежать мужчине, но затем она раскрыла золотые крылья, и взлетела. Она летела к нему. Тело Грэма затряслось, он с трудом оставался на ногах. Ощущение было таким, будто гигантская рука опустилась ему на плечи, прижимая его к земле.

Мир потемнел, когда существо опустилось рядом с ним. Солнце не садилось, и его глаза не отказали, но вокруг существа было невидимое сияние, незримый свет, ослеплявший его разум, затрудняя ему мышление.

— Что это? — выдавил он сквозь сжатые зубы.

— Что у нас здесь? — сказал голос душераздирающей красоты. Голос был мужским, и соответствовал мускулистому телу с неземной грацией. — Человек, путешествующий с заклинательным зверем. Как необычно.

Грэм пытался не отводить взгляд от этого мужчины, но вместо этого его глаза упёрлись в землю. «Он слишком прекрасен». Смотреть на него было слишком больно. Слёзы покатились из уголков его глаз, и его грозило затопить чувство невыносимой печали.

Его жизнь была бессмысленна. Теперь он мог это видеть — перед лицом этого небесного существа его собственная человечность казалась грязной и жалкой. Колени Грэма подогнулись, и он упал перед тем, кто мог быть лишь одним из богов.

Свет обжёг его разум, изучая каждый дюйм его души, пока он внутренне съёживался. Он знал, что был недостоин.

— Грэм Торнбер, — подумало божество вслух, позволяя словам мягко катиться со своих губ. — Как очаровательно. Ты — такая жалкая тварь, совсем не как твой отец.

Тут мысли Грэма обрели форму, при упоминании его отца. Он полнился вопросами. Свет перебрал его мысли.

— Дориан мёртв. Какая жалость, я бы с радостью убил его. Твой отец был гораздо крепче тебя, человечек. Мне следует оплакать о твою семью — видя, как низко пали Торнберы. Дориан был одним из немногих людей, которые могли встать передо мной, не дрожа от страха.

«Сэлиор». Теперь он вспомнил. Сэлиор был единственным из сияющих богов, кому удалось сбежать — единственному, кого не уничтожили. Грэму захотелось плакать от мысли об уничтожении такого сверхчеловеческого существа.

— Ты меня любишь, не так ли, мальчик? Как и твоя мать. Она ощутила моё касание лишь однажды, и содрогнулась в экстазе. Твой отец ненавидел меня за это, но несмотря на все его попытки, она меня не забыла. Я дал ей больше удовольствия одним поцелуем, чем он мог дать за всю свою жизнь.

Слова бога задели его за живое, но он промолчал. Несмотря на ослепляющий свет в его разуме, он всё ещё чувствовал презрение. «Как можно ему противиться?»

— У тебя такая милая сестра, — прокомментировал Сэлиор. — Когда всё закончится, то я, возможно, сделаю её одной из моих служителей. Я покажу ей любовь, которую никогда не мог ей дать её отец.

Тут в разуме Грэма вспыхнула искра, ярость, которую нельзя было игнорировать несмотря на управлявший им мучительный страх.

— Нет.

— Как интересно. Щенок показывает зубки. В тебя вселяет такое неповиновение мысль о сестре? — Сэлиор наклонился, поглаживая подбородок Грэма пальцем. Прикосновение послало по нему волны удовольствия, грозя затмить все мысли в его разуме.

— Я не сделаю ей больно, человечек. Она примет меня с радостью.

Ярость Грэма воспылала сквозь пустое удовольствие.

— Нет.

— Всё-таки сестра. Мысль о моём к ней прикосновении создаёт… ревность? Какое же ты жалкое, кровосмесительное существо. Ты должен радоваться за неё. А что твоя мать? Мы можем быть счастливой семьёй, вместе. Мать, сын, дочь, и, конечно, я буду твоим отцом. Представь, какая это радость.

С этим словами Сэлиор наполнил разум Грэма образами его матери и сестры, голых. Непристойными видениями, от которых ему хотелось блевать в ужасе. Бог снова коснулся его подбородка, стирая отвращение подавляющей страстью.

— Я мог бы даже поделиться ими с тобой, человечек. Ты этого бы хотел? Или, быть может, ты предпочитаешь испытать отцовскую любовь более прямым образом? — Видения изменились.

— Ты… не… мой… отец… — сумел сказать Грэм, давясь словами.

— Какое же ты непослушное дитя, — сказал Сэлиор. — Хорошо же, я дам тебе дар из уважения к мёртвому куску плоти, которого ты зовёшь отцом. Те, кого ты ищешь — всё ещё впереди тебя, но ты, будучи слабым и немощным, и надеяться не можешь их поймать. Если ты всё же их настигнешь, они тебя убьют.

«Он что, отпустит нас?». Грэм не смел надеяться.

— Я здесь не для того, чтобы тебя остановить, — ответил бог. — Я здесь для того, чтобы убить волшебника, когда он явится, спеша спасти своего потерянного ребёнка. Тебе же я дам свободу, а с ней — самую изысканную из пыток: надежду.

Ощущение стыда накатило на Грэма, хотя какая-то его часть знала, что ощущение пришло извне. «Я даже не стою того, чтобы меня убить».

— Молись о том, чтобы твои враги сразили тебя, дитя, — сказал сияющий бог, даруя ему безмятежную улыбку. Его сияние лилось от него как от солнца. — Ибо если ты выживешь, то я приведу в исполнение видения, которые я тебе показал. Я заставлю тебя петь мне хвалы, пока ты будешь слизывать кровь свой семьи с моих пяток.

Что-то тёплое и мокрое полилось на его голову и спину, наполняя его жизненной силой и чувством здоровья. Вонь мочи заполнила его нос.

— Прими это благословение, и иди, дитя, — засмеялся сияющий бог.

Им овладел порыв бежать, непреодолимая тяга. Вскочив на ноги, Грэм подхватил с земли съёжившуюся медведицу, и побежал, следуя сухому руслу, и перепрыгивая через любые камни или иные препятствия, преграждавшие ему путь. Он бежал с грацией оленя, и сердце гулко колотилось в его груди, звеня от энергии.

Внутри же он плакал от стыда.