Тонкая структура

Глава 17. 1970 — … (часть 3). Идея с большой буквы

Когда это происходит в первый раз, у нее есть секунд пять, чтобы успеть среагировать. Центр города, пятница, вечер, она находится в ресторане со своим мужем; в этот момент повсюду вспыхивает настолько яркий свет, что человеческий глаз просто не в состоянии обработать такой поток информации. Она кричит и вслепую тянется через весь столик к руке своего мужа в попытке его защитить. Он кричит в ответ, но она об этом не знает. Ей остается лишь держаться за его ладонь двумя руками, пока их не настигает ударная волна, и мир вокруг нее, обратившись пламенем, не рассыпается в прах.

Прежде, чем к ней снова возвращается зрение, проходит целая минута. К этому моменту она уже находится в восемнадцати километрах от города и катится со скоростью восемьдесят километров в час по расплавленному асфальтобетону магистрали, заваленной разбитыми вдребезги, перевернутыми, пылающими жестянками машин. Огненный шар тем временем продолжает расти у нее над головой. В сжатом кулаке плещется лужица расправленного золота.

— Попробуй отправиться в любой крупный город и начни копать. Где угодно на планете. Ты найдешь целые слои с остатками прежних цивилизаций. Отправляешься, не знаю, в джунгли, в Малайзию или Южную Америку, и видишь, что они практически полностью, под завязку забиты храмами, алтарями, башнями и домами, построенными в дюжине разных стилей. На любом континенте есть следы этих древних технологий. Вроде солнечных батарей — технологию добычи солнечной энергии мы экстраполировали по археологическим находкам. То же самое было и с телеграфной связью. Под территорией России и Европы пролегают гигантские сети высокотехнологичных подземных железных дорог, работающих при помощи магнитов, которые мы рано или поздно расчистим, перестроим и снова пустим в ход. В океане полно пластикового мусора, оставшегося от предыдущих поколений — сейчас мы собираем его, перерабатывая в топливо. В Арктике куда ни посмотри — всюду разбросаны упавшие аэропланы и самолеты. Их там как грязи. Существуют книги, резные изображения, рисунки, рассказы, руны, самая разная информация на миллионе языков, почти ни один из которых не поддается переводу. Как будто… наш мир построен на обломках других миров.

— И что?

— Потерпи немного.

— У вас был целый месяц, — кричит разъяренный комендант, обращаясь к находящимся у него в подчинении ученым. — В вашем распоряжении были все деньги мира. Все инструменты и оборудование, о которых можно только мечтать. Вас попросили сделать для своей нации всего одну вещь.

Ученые протестуют. Они показывают диаграммы и числа, демонстрирующие непостижимую величину давлений и перегрузок, которым они подвергли свою пленницу.

— Ее существование нарушает законы природы!

— Вам дали всего одно задание. Либо убить ее, либо воспроизвести эффект. Но вы не справились. Что ж, хорошо. Закопайте ее. В каком-нибудь абсолютно недосягаемом месте. Сделайте так, чтобы ее никогда не нашли. Мы не можем ее повесить, не можем пристрелить — пусть так, мы все равно устроим из нее показательный пример. Снимите вынесение приговора на камеру. Нерешаемых проблем не бывает. Никто не смеет бросать нам вызов.

Ее последние слова, прежде чем они успевают залить шахту цементом, предрекают, что она переживет не только их самих, но и все, о чем они думали, над чем работали, за что сражались и чему клялись в верности. Она обещает, что если на момент ее возвращения эта нация будет по-прежнему существовать, то она в одиночку разрушит ее до основания, и что эти слова они могут записать себе в напоминание.

Спустя сто десять лет, когда ее обещание окончательно забыто, она все же возвращается и исполняет его с безукоризненной точностью.

— В общем, поначалу мы думали, что мир стал жертвой одного, изолированного бедствия, Катаклизма. Потом мы выяснили, что в действительности ему предшествовал еще один, который стал называться Катаклизмом Два; это создало довольно скверный прецедент, потому что впоследствии мы обнаружили следы Катаклизма Три. Всего таких Катаклизмов, как оказалось, было восемь, и за последние несколько лет, по мере развития археологии, стало понятно, что все Катаклизмы происходили примерно в одно и то же время. В плане технологического уровня, если быть точным.

— И вот, цивилизация восстает из эпохи варварства. Хижины сменяются каменной кладкой, затем приходит алхимия, технологии и, наконец, наступает эра информации. После этого развитие выходит на плато. Технологии не могут преодолеть определенный порог. Они топчутся на месте. Но пока мир в целом остается неизменным, в нем продолжает накапливаться некий фактор, некий неизвестный элемент. В итоге рано или поздно равновесие нарушается, и человечество неожиданно погружается в Каменный век. Снова. И никаких записей о причинах этого перехода нет. Нигде. Ни одной. Электронные данные не сохраняются. Магнитные ленты и диски либо пусты, либо забиты бессмысленным шумом. Даже те, что были созданы позже других и лучше всего сохранились. Эра информации превращается в информационное слепое пятно. Пережить Катаклизм удается лишь записям, сохранившимся в форме чернильных знаков. Вот только в этих чернилах нет никакой полезной информации. Ничего стоящего. Пустота.

— Поэтому никто ничего не помнит. Никто не помнит, что вызвало Катаклизм и не знает, как к нему подготовиться. И как результат он происходит снова. И снова. И… Сейчас мы только приступаем к экспериментам с механическими вычислительными машинами. Думаю, что в течение пятидесяти лет мы сумеем вскрыть достаточно археотехнологий, чтобы достичь той самой конечной точки, Информационной эры. И мы все еще будем живы. Возможно, мы своими глазами увидим Нулевой Катаклизм, после которого Земля станет нашей могилой.

— Квонд. Вы заняты? Это насчет Аони Куллы.

Выругавшись, Квонд продолжает что-то писать на доске.

— Ну и что еще она натворила? Она вышла в отставку. Я был рад. Никакой политической власти. Я думал, что на этом все закончится и теперь мы, наконец-то, сможем отвоевать какое-никакое финансирование.

— Я знаю. Квонд, она здесь. Лично. Она хочет с вами поговорить.

Квонд смотрит на своего помощника долгим и раздраженным взглядом. Одним движением он хватает тряпку и стирает с доски все, что успел написать за последние пять минут. Все равно здесь полно ошибок. — Ладно.

Квонд приводит в порядок свой пиджак и приглаживает волосы, прежде чем спуститься к главному входу. Насколько велик «Электромагнитный проект»? Сейчас он гораздо меньше, чем был когда-то. Заручившись политической поддержкой целого отряда единомышленников — или, что вероятнее, льстецов и подхалимов, — Аони Кулла вот уже не одно десятилетий всеми мыслимыми и немыслимыми способами методично ставила палки в колеса его исследовательской работе. Если говорить точнее, то она продолжала традицию, заложенную предыдущей Золотой советницей, которая была такой же ярой противницей исследования фундаментальной структуры материи. Нападки Куллы, впрочем, выходили за рамки простого следования традициям. Они будто сочились ядом. Деньги утекли чуть ли не прямиком из его карманов. Запланированные денежные вливания были необъяснимым образом заблокированы. Его подчиненным приходилось работать за гроши. Большое кольцо было готово лишь наполовину, и длилось это так долго, что он уже потерял счет времени. Сейчас здесь трудятся тридцать человек, хотя когда-то их было три сотни. Они бы уже довели дело до конца, клянется Квонд. С физикой, какой ее знает мир, уже было бы покончено, если бы не эта… трусиха.

Вестибюль огромный, просторный и белый — построенный еще в те времена, когда они могли это себе позволить. Кулла стоит посреди зала, восхищаясь расположенной в центре старомодной и отвратной на вид скульптурой, состоящей из матовых серых труб, образующих нечто вроде внутреннего органа. Квонд подходит к ней, держа руки в карманах. Он не пожимает ей руку. Куллу это, похоже, не беспокоит.

— Что вам нужно? — спрашивает Квонд. — Теперь, когда все остальные попытки провалились, вы собираетесь вторгнуться в наше оборудование и физически препятствовать нашей работе?

— Я хочу, чтобы вы кое с чем ознакомились, — отвечает Кулла, протягивая ему две скрепленных друг с другом страницы линованной бумаги. Листы с обеих сторон исписаны почерком Куллы. Заголовок гласит: «Теория атомной структуры».

Встав перед Куллой, Квонд читает статью. В общей сложности на это уходит около десяти минут. Несколько раз он останавливается и подолгу моргает, о чем-то размышляя. Дочитав, он поднимает глаза и видит, что Кулла по-прежнему стоит перед ним, наблюдая, и за все это время ни разу не двинулась с места.

— Где вы это взяли?

— Воспроизвела по памяти, — отвечает Кулла.

— Вы это сами сделали?

— Не сама. Но будучи Советником, я имела доступ к определенным источникам, и, как я уже говорила, будущее не сулит нам новых открытий — остается лишь переоткрывать то, что было известно до нас.

— Тогда кто? И когда? У вас есть и другие подобные работы? Или этим все ограничивается?

— Это полная корпускулярная структура Вселенной. Протоны, нейтроны и электроны. Это все, что вам, с высокой вероятностью, предстоит открыть в ближайшие десять лет. Другими словами, именно этого результата вы бы достигли на сегодняшний день, если бы я не мешала вашей работе. Теперь это ваше. Вы можете продолжать теоретические исследования и, опираясь на эти знания, найти ответы на все остальные вопросы. Здесь ваша работа окончена. Вам остается лишь демонтировать оборудование.

— Советник — то есть Кулла…

— Можете называть меня Аони.

— Кулла, у вас есть хоть какие-то представления о науке? О том, что значит быть ученым? Насколько бы идеально эти уравнения ни вписывались в наши прогнозы, я не могу просто принять их на веру. Вы утверждаете, что мы правы. Но нам нужны конкретные числа. Нам нужно воспроизвести эти наблюдения. Может быть, здесь есть какие-то пробелы; мы должны сами это выяснить. Так устроена наука. Вы больше не второе лицо моей страны. Я понимаю ваши опасения насчет связи между нашей работой и Катаклизмом, но ведь само существование этой информации явно говорит об обратном. Кому-то удалось провести эти эксперименты, не потерпев неудачу. И выжить, чтобы донести их результаты до остальных. Не став жертвой Катаклизма. Так в чем проблема?

— Вы знакомы с легендой о проклятом китайском городе Итреко?

Столкнувшись с этой попыткой выбить его из колеи, Квонд закатывает глаза.

— Я знаком и с легендой, и с самим городом. Город — это нечто вроде чумной зоны; любой, кто оказывается слишком близко, становится жертвой болезни и вскоре умирает. Ряд фактов, насколько я слышал, указывает на то, что размеры опасной зоны сокращаются, но добраться до города, по идее, довольно сложно, поскольку все мосты, ведущие в этот горный перевал, уничтожены. По легенде город был проклят каким-то древним божеством. К чему вы клоните?

— Легенда заблуждается, но факты, как вы сами признали, правдивы. Много тысячелетий тому назад Итреко был политической столицей существовавшей в те времена Китайской империи, центром величайшей сверхдержавы на Земле. Один из врагов Итреко нанес по нему удар, воспользовавшись особым оружием, «проклятием», последствия которого, несмотря на их слабеющий эффект, сохранились на долгое время. Это оружие было прямым следствием изысканий, затрагивающих атомную структуру материи.

— Атомное оружие.

— Именно. Чтобы проработать базовые принципы, лежащие в основе этого оружия, вам потребуется не больше десяти лет. Еще через десять, при должной мотивации, вам удастся собрать и пустить в ход созданный вами аналог. Вы сможете навлечь проклятие на ваш собственный город. А еще через десять лет, если вам опять же хватит мотивации, ваши власть имущие — не я, не вы сами, а власть имущие, хорошо это или плохо — будут в состоянии произвести достаточно таких бомб, чтобы проклясть всю Землю. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Значит, вы боитесь, — говорит Квонд. — Боитесь, что мы потеряем контроль над этим… джинном, если выпустим его на волю.

— Да, — отвечает Кулла.

— Вы боитесь, что наша работа приведет к гибели всего мира.

— Да.

— К очередному Катаклизму.

— Нет, — отвечает Аони Кулла. — Человечество всегда переживает Катаклизм. Ядерная война — нечто совершенно иное. Катаклизм — это механизм самозащиты. Он не дает человечеству уничтожить самое себя. Не дает технологиям развиться выше определенного порога. Когда мы подбираемся к этому порогу слишком близко, Катаклизм возвращает нас назад, понимаете? Когда мы узнаем достаточно для собственного уничтожения, он лишает нас этих знаний.

— Что? Как? Кулла, вы говорите от лица представителей власти или, что больше похоже на правду, просто высказываете какие-то безумные предположения? Где доказательства? Покажите мне, где все это записано.

— Нигде. Это и есть подсказка! В этом суть Катаклизма!

Квонд, наконец, понимает, что перед ним стоит не более, чем сумасшедшая, ставшая жертвой бредовых идей. Сунув ей бумаги с выкладками он подталкивает Куллу к двери.

— Убирайтесь.

— Квонд, я вас умоляю. Остановите Электромагнитный проект, не медлите. Я пошла на риск, раскрыв вам эту тайну. Я надеялась, что вы будете открыты новым идеям. Голосу разума. Человечество уникально в масштабах Вселенной, — говорит Кулла. — Нельзя позволить вам себя уничтожить.

— Что ж, пока что нам удавалось выживать, — замечает Квонд.

Никакой охраны в здании нет. Им это не по карману. Квонду остается лишь взять ее за руку и вывести из здания через парадную дверь прямиком на озелененную территорию Проекта.

— Никакая сила во Вселенной не удержит ученого от поисков истины, — говорит он напоследок.

Он возвращается обратно и запирает за собой дверь; Кулла в ответ лишь качает головой.

— Как цивилизация может просто исчезнуть, не оставив ни единого намека на то, что стало этому причиной? Как можно раз за разом возвращаться в Каменный век? Разве можно столько всего забыть в один момент?

— Ты говоришь точь-в-точь, как какой-нибудь чокнутый, верящий в одну гигантскую теорию заговора, — замечает Иллу, когда они сворачивают на Хай-Йорик.

— Не знаю, — отвечает Акс. — Не знаю. Но потом мне встречается эта женщина, так? Ее лицо постоянно всплывает в каких-то исторических событиях. К тому же она дала мне эту книгу. Она датируется днем последнего Катаклизма. Я хочу сказать, тем самым днем. Сто восемьдесят лет тому назад. По их календарю это было двадцать восьмое число месяца М, 699-го года. На обложке журнала стоит двадцать девятое, а значит, он почти наверняка был напечатан в последние рабочие часы двадцать восьмого. Ни на одном историческом документе нет даты, которая бы следовала за двадцать восьмым М. Этот журнал бесценен. А она, зарабатывающая на жизнь продажей исторических документов, отдала мне его практически даром.

Иллу паркуется напротив «Книжных руин».

— Она хочет, чтобы я сам все выяснил, — добавляет Акс.