Томас

35 Отдарок

Вернувшись домой, Петр Алексеевич заслушал доклад охраны. Затем, спросив у Антонины Петровны, где Чертыхальски, пошел к нему в комнату. Томас дремал, закинув руки за голову. Когда Князь вошел, он сделал вид, что спит. Петр Алексеевич приоткрыл дверь и постоял немного, пока глаза привыкали к темноте.

— Всё, я свою партию спел, — сказал Князь,присаживаясь на кровать, — теперь ваш выход. Не подкачайте, Томас... Я зачем пришел. Мне пора. А вы молодец, Тихоня, молодец. Правильно жили, многое успели сделать, и сделаете ещё, я знаю. Понимаю, не довольны...

Князь поправил плед, лежащий на коленях Чертыхальски.

— Я бы с радостью хотел оказаться на вашем месте, но я — не вы. Мне не дано смешивать коктейли судеб народов. Разрушать — вот это да, не отнять. Вы думаете, вам одному тяжело? У вас пруссаки, а мне за революции ещё расхлебывать... Но живу как-то... Привык уже.

Князь встал, выпрямился, кивнул:

— Честь имею.

Кропоткин хотел уже выйти, но вдруг замер на пороге...

Обернувшись, Пётр Алексеевич увидел в полосе света Тихоню. Глаза его были открыты — Томас смотрел в потолок.

Князь кашлянул.

— Слушайте, голубчик, отдайте Лесю, а. Ведь хорошая девушка... Далеко пойдёт...

Томас одними губами прошептал:

— Забирайте.

Князь вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Ни с кем не попрощавшись, он покинул дом баронессы. На улице его уже ждали. Леся подобрала походный наряд: джинсы, байковую клетчатую рубашку, кеды, за плечами рюкзак, в котором поместились все её оставшиеся после пожара вещи.

Вытащив из петлицы фрака белую хризантему и вручая её Лесе, Князь сказал:

— Ну что, красавица, в путь?

Стянув туфли, Петр Алексеич зафутболил их в кусты. Снял носки, развязал галстук-бабочку, сдвинул цилиндр на затылок, и, взяв Лесю под руку, он повел её по улице. Если бы в этот миг кто-то посмотрел в окно, то мог подумать, что под фонарями идут, ни дать ни взять: комсомолка-красавица и опереточный герой — «да я шут, я циркач, так что же?»...

— ...люблю первые мгновения, когда ты ещё пахнешь домом, помнишь мягкость перины, потрескивание дров в камине... А под ногами уже не паркет, но теплая родная земля... Ты ещё не думаешь о пути, дорога даже и не началась, но первый шаг сделан... Захочешь, всё равно назад не вернешься...

Пока Князь и Олеся ещё брели по улочкам Городка, произошли некоторые не совсем понятные события, к нашей истории вроде никакого отношения не имеющие. Хотя... Дело в том, что этой ночью наши «скорые» в Городке работали на износ. Инсульты, инфаркты, аневризмы и прочая скоропостижная гадость доконала некоторых горожан. Удивительно — смертельные случаи отличались избирательностью. До утра не дожили два заместителя городского головы и двадцать семь чиновников исполкома. К праотцам отправились человек сорок из прокуратуры, «избушки», милиции, налоговой, пожарной инспекции и прочих проверяющих органов. Выкосило почти весь судебный состав, поэтому в сентябре 1999 года штатное расписание в судах пришлось наполнять новыми кадрами... Из медиков полегли гинекологи — аборты потом некоторое время делали интерны... Кто наркотой барыжил, ширкой, трамадолом, ни один не выжил. Из «металлистов» каждый второй полег. Зацепило и наших коммерсантов. У Иван Сергеича сердце прихватило, но вычухался, можно сказать, пронесло...

Представьте, что в Городке творилось днём второго и третьего сентября, когда почти из каждого двора начали выползать увешанные венками процессии, и воздух разорвали духовые марши: музыкантов свозили со всех ближайших городов. Работяги в похоронных бюро от усталости с ног валились — пришлось экскаваторами могилы рыть... Казалось, ужас-ужас, однако не прошло и месяца, а всё забылось. Горожане приказали себе такое забыть. Скоро о покойникахникто и не вспомнил. Даже напротив, после гадания в Городке стало легче дышать, что ли... Как-то чище... Но, это я забегаю вперед... А пока...

...Томас лежит на кровати и смотрит в потолок, физически ощущая, как от него удаляется Леся. Он успел с ней попрощаться. После «Девушек» и Лермонтова на веранде пошел к себе в летнюю кухню, где она его терпеливо ждала. Они не произнесли друг другу ни слова — всё было и так понятно. Любая сказка имеет начало и конец. Иногда грустный.

Проснулся, когда уже начало темнеть. Леси рядом не было. Поэтому он так легко отпустил ту, Кто Не Испытывает Страха. Отпустил, потому как знал, что ей на роду написано сразиться с Князем и сложно узнать, кто окажется победителем... Но эта битва Томаса уже не касается — ему предстоит свой подвиг...

Что загадано — исполнено. Сто лет отмахал, почти сто один — пришел срок сражаться за новое желание. Готов ли? Князь сказал, что свою партию исполнил. Это так. Томасу созданы лучшие условия, старики помогли настроиться, подвести итог жизни... Они сказали, что прежде чем преступить к гаданию, он должен определиться с новым желанием. Сейчас в эти минуты все получившие приглашение преодолевают последние километры, чтобы прибыть в Городок. По дороге их, как обычно, поджидают всяческие трудности, стечения обстоятельств, совпадения. Во Дворец Труда попадут только те, кто совершит маленький подвиг — окажется сильнее чужой воли, победит, подчинит её себе. Томасу не надо преодолевать препятствия — он местный — но это не означает, что он явится на всё готовое. Желание, которое он должен загадать — вот его испытание и проверка. Скорее всего, об этом говорили старики. Достойно ли желание того, чтобы с ним, как со штандартом выйти в зал? Победит ли оно чужие судьбы? Поумнел ли он за этот век? Что желает получить в конце своей жизни?