Только в смерти

I

В Хинцерхаусе были странные эха, эха, чтобы привыкнуть к которым понадобилось время. В одиночестве в комнате человек мог слышать шаги товарища двумя этажами выше и на расстоянии двух сотен метров.

Звуки переносились.

Если бы сюда когда-нибудь забрался ветер, думал Баскевиль, какую бы песню он пел.

Он шел по дому в поисках силовой комнаты. На каждом повороте или перекрестке, он сверялся с клочком бумаги. Макколл нарисовал направление к силовой комнате для него. Схемам нельзя было доверять. Даур с Роуном накануне вечером едва не подрались из-за местоположения комнаты, обозначенной, как «меньший зал». Все стало почти скверно – Баскевиль был уверен, что Даур был на грани, чтобы нанести удар – пока Гаунт не указал, во-первых, что схемы Даура и Роуна существенно различаются и, во-вторых, они спорили как раз в меньшем зале.

Оглядываясь на это, Баскевиль пришел к выводу, что, возможно, самой серьезной причиной для беспокойства во время спора было поведение Даура. Бан Даур, чисто выбритый и Тронобоязненный, был образцовым офицером, последним человеком, от которого вообще можно было ожидать то, что он замахнется на старшего по званию.

Это из-за того, что мы напуганы, все подряд. Кто-то признавал это, кто-то нет, но мы все напуганы этой дурной скалой и этим домой-лабиринтом. Есть здесь что-то в воздухе, какие-то…

сухие черепа в пыльном овраге

... осязаемые вещи, просачивающееся напряжение.

Чем бы это ни было, этого не было в воде, потому что здесь не было никакой воды. Колодец был сух. Они жили за счет своих фляг, на четвертном рационе. Ладда отправили промаркировать все фляги куском мела, и записать, если кто-нибудь пьет слишком много. В результате, все полюбили Нахума Ладда.

Рот Баскевиля был таким же сухим, как подкладка кармана плаща, а его язык ощущался, как клочок лямки. Он перехватил пару часов сна с тех пор, как они вошли в дом, и все его сто двадцать минут были сном о фонтане, чистом потоке, яркой жидкости.

Баскевиль сверился со своей мятой бумагой. Она сказала ему спускаться по следующей лестнице вниз, и он повиновался. Стены были покрыты темным, блестящим материалом, который в свою очередь был покрыт легким налетом бледной пыли. Белые настенные фонари медленно пульсировали.

Он услышал приближающиеся шаги, и остановился, чтобы посмотреть, что спускается по лестнице позади него.

Никто не появился. Это было, всего лишь, еще одно эхо, передавшееся через лабиринт залов. За время своей десятиминутной прогулки от главной лестницы, он слышал всевозможные вещи: шаги, голоса, грохот ящиков, которые складывали. Один раз он кратко услышал отдаленный разговор, три человека обсуждали нормирование воды. Голоса появились и исчезли, как будто люди проходили мимо него.

Когда он дошел до следующей лестничной площадки, он нашел двух солдат в карауле, Токара и Гаронда из Роты J. Оба явно вздрогнули, когда он вошел в поле зрения, а затем отдали честь с нервным смехом.

— Нервничаете? — спросил он.

— Мы подумали, что вы были всего лишь еще одним эхом, — сказал Гаронд.

— Мы продолжаем слышать шум, а затем – никого нет, — сказал Токар. — Фес, вы напугали нас.

— Мои извинения, — сказал Баскевиль. — Машинная комната?

— Внизу, сэр, — сказал Гаронд, указывая на узкую лестницу позади себя.

Баскевиль кивнул. — Есть, что доложить? Кроме шума?

Токар с Гарондом покачали головами. Баскевиль снова кивнул, и быстро огляделся. — А что насчет этого? — спросил он.

— Чего, сэр? — спросил Токар.

Баскевиль указал на противоположную стену. — Это.

— Я ничего не вижу, — начал Токар.

— В пыли, — настаивал Баскевиль.

Солдаты искоса посмотрели.

— Ой! — внезапно сказал Гаронд. — Там нарисовано! Гак, я этого не видел. Ты это видел, Токар?

— Впервые заметил.

— Это вы нарисовали? — спросил Баскевиль.

— Нет, — одновременно ответили оба.

Он мог видеть, что не они. Это было нарисовано в пыли на коричневой настенной панели, но так давно, что сами линии были покрыты пылью. Это было просто призрачное изображение, человеческое лицо, непонятно мужское или женское, с открытым ртом. Глаз не было. Это было нарисовано в пыли медленными, ленивыми движениями пальцев. Почему-то Баскевиль был уверен, что они были медленными и ленивыми.

— Что это за гак? — спросил Гаронд.

Баскевиль уставился ему в лицо. Оно было тревожным. — Я не знаю.

— Почему, — начал Токар, — почему мы раньше это не заметили? Мы здесь стоим уже два часа.

— Я не знаю, — повторил Баскевиль. Он сделал глубокий вдох. — Смойте это.

— Чем, сэр? — спросил Гаронд.

— Плюнуть? — предложил Токар.

— Тогда сотрите. Шапочками.

Солдаты пошли выполнять, сворачивая свои камуфляжные шапочки.

Баскевиль отметил, как они колеблются. Никто из них не хотел быть первым, кто прикоснется.

II

— Не здесь, пожалуйста, — сказал Дорден, когда вошел в комнату с высоким потолком.

Гаунт замер при вытряхивании значительного количества пыли из ботинка на пол.

— Почему нет? На то есть медицинские причины?

— Если здесь будет полевой пункт, то мне нужно, чтобы здесь не было пыли, — с неодобрением произнес Дорден, опуская охапку коробок.

— Полевой пункт? — спросил Гаунт.

— Да, — сказал Дорден.

Когда Гаунт не ответил, Дорден посмотрел на него. Он увидел, что Гаунт саркастически поднял брови.

Он увидел старое, обитое кожей кресло, на котором сидел Гаунт, древний стол позади него, кипы коробок с боеприпасами и вещмешками.

— Значит не полевой пункт? — спросил он.

— Скорее, мой офис.

— А.

— Полевой пункт через три комнаты, по правую сторону.

Дорден покачал головой. — Фесовы карты. Они кому-нибудь пригодились? — Гаунт покачал головой. — Пока еще никому из тех, кого я встретил. — С некоторым удовлетворением, он вытряхнул пыль из ботинка. Она высыпалась дымящимся дождем.

Дорден огляделся. Комната была темной и высокой, рядом с центром дома. Грязные очертания на блестящих коричневых стенах показывали, где когда-то висели картины. Когда-то это был впечатляющая, роскошная комната. Теперь она выглядела, как пещера, освещенная тусклым светом ламп.

Слегка вздрогнув, Дорден осознал, что они были не одни. В комнате была третья персона.

Эзра ап Нихт сидел в углу, терпеливо читая старую книгу при свете настенной лампы, под которой уселся. Его пальцы водили по тексту, останавливаясь на трудных словах.

Нихтгейнец обнаружил тягу к знаниям и Гаунт научил его читать. Тем не менее, еще никто не убедил Эзру в том, что носить солнечные очки в помещении не было хорошей идеей.

— Что ты читаешь, Эсзра? — позвал Дорден. Старый доктор все еще не совсем понимал, как произносить имя Эзры.

Эзра поднял взгляд от книги. — И тис анкаллид Дымчатое Зерцало, — ответил он.

— Ах, — произнес Дорден. Он бросил взгляд на Гаунта, который был занят тем, что очищал другой ботинок от земли.

— Одна из твоих любимых.

Гаунт кивнул. — Да, именно.

— Какая там фраза, знаменитая фраза? «Умирая, мы заканчиваем наше служение Императору?» Или что-то такое?

— Полагаю, ты имеешь ввиду «Только в смерти заканчивается долг», — сказал Гаунт. Полковник-комиссар пялился на свои ноги. Его грязные пальцы торчали из дыр в носках. Он покачал ими.

— Точно, — сказал Дорден.

— Конечно, фраза не принадлежит автору, — сказал Гаунт, озабоченный своими ногами. — Старая поговорка.

Дорден кивнул. — И приводящая в уныние.

Гаунт посмотрел на него. — Приводящая в уныние? Ты не планируешь умереть на службе Богу-Императору? Ты что-то хочешь сказать своему комиссару, Толин? — Дорден тихо рассмеялся. — Ты знаешь, сколько мне лет, Ибрам?

Гаунт пожал плечами.

— Ну, — произнес Дорден, — скажем так, если бы я выбрал выйти в отставку по меркам Гвардии, в соответствии с эдиктами, я был бы свободным человеком уже тринадцать лет.

— Фес? Серьезно?

Толин Дорден улыбнулся. — Выход в отставку, конечно, добровольный. К тому же, куда бы я отправился? — Гаунт не ответил.

— Ты знаешь, как я вижу окончание своих дней? — спросил Дорден. — В качестве местного доктора. Местного доктора, служащего в какой-нибудь тихой общине на фермерском мире. Это бы мне подошло. Наступают дни, когда я стану слишком старым, слишком медленным, чтобы держать темп Танитского Первого, так что вот где я хочу оказаться. Сможешь оставить меня где-нибудь? Где-нибудь, где я смогу лечить растяжения, грипп и малярию, и случайно сломанную кость или колики у новорожденного. В каком-нибудь тихом месте. Ты сделаешь это для меня, когда наступит день?

— Ты всегда будешь с нами, — резко ответил Гаунт.

— Чего я и боюсь.

Гаунт уставился на него. — Боишься?

Дорден вздохнул. — Сколько еще, Ибрам? Сколько еще лет, сколько еще сражений? Мы все когда-нибудь умрем. Я видел, как умер мой мир, и сейчас я иду от войны к войне смотря, как уходят последние из моего народа, один за другим. Я не хочу быть последним Танитцем, Ибрам, соскребающим кровь с хирургического стола, пока они увозят предпоследнего Танитца в мешке для трупов.

— Все будет не так... — начал Гаунт.

— Нет, не так, — согласился Дорден. — Однажды я просто стану слишком старым и немощным, и тебе придется освободить меня от службы.

— Вряд ли. Посмотри на Цвейла.

Дорден ухмыльнулся. — Если этот старый дурак ошибается, люди не умирают. — Гаунт встал. — Когда придет время, я найду тебе этот фермерский мир, — сказал он. — Обещаю. Может быть, это даже будет мир, где поселятся Танитцы. Наша награда за службу.

— Ибрам, ты честно веришь, что такое когда-нибудь произойдет? — Гаунт долго молчал. — Нет, — наконец сказал он.

Магистр Войны Слайдо обещал Гаунту право на поселение на первом мире, который он завоюет, в качестве награды после Балгаута. Гаунт всегда намеревался разделить эту награду с бездомными Танитцами.

— Почему-то, я сомневаюсь, что Макарот выполнить поспешное обещание, которое сделал его предшественник, — тихо сказал Гаунт.

— Даже если он намеревается сделать это, — сказал Дорден, — тогда просто убедись, что мы здесь не победим. Танитцы линчуют тебя, если ты выиграешь этот дурной булыжник для них.

Дорден посмотрел на пустые места на стенах.

— Я размышляю, что здесь висело, — сказал он.

— Да? — ответил Гаунт. — Все, над чем я задумывался… кто снял это все?

— А что насчет тебя? — спросил Дорден.

— Меня? А что насчет меня?

— Как ты видишь окончание своей службы?

Гаунт вздохнул и снова сел. — Толин, мы оба знаем, как закончится моя служба, раньше или позже.

Он посмотрел вниз на свои носки. — У тебя есть иголка с ниткой? Конечно же, у тебя есть.

— Ты можешь штопать? — с легкой улыбкой спросил Дорден.

— Я могу научиться штопать. Это неподобающе для человека моего звания.

— У тебя есть запасные носки?

— Это мои запасные носки.

— Диккерсон.

— Что?

— Диккерсон, высокий Белладонец в банде Аркуды. Я слышал, что он штопает носки за несколько монет. Он хорош. Был портным до Гвардии. Возможно, он заштопает твои бесплатно.

— Спасибо за подсказку.

Внезапно Эзра поднялся, с поднятым рейнбоу. Гаунт с Дорденом обернулись.

Вошел Роун.

— Это, всего лишь, Роун, — сказал Гаунт Эзре. Партизан не опустил свое оружие.

— Что такое? — спросил Гаунт Роуна.

— Крийд считает, что что-то нашла, — сказал Роун.

III

Теплая вонь энергии встретила Баскевиля, когда он вошел в силовую комнату.

Комната была длинной и прямоугольной, с покатой крышей. В ней доминировала громада силового концентратора, железного котла размером с десантную капсулу. Силовые питатели шли от котла в широкое углубление на крыше, а зарешеченные щели по бокам котла пульсировали медленным светом, который совпадал с медленным ритмом освещения дома. Баскевиль мог чувствовать пульсирующее тепло. Котел не производил ни звука. Какая бы реакция не происходила внутри, она была на удивление тихой.

Огневая команда, прикрепленная к охране силовой комнаты, играла в карты у основания лестницы. Они встали, когда он подошел, но он махнул им возвращаться к игре, с улыбкой.

— Что тут? — спросил он Капитана Домора.

Шогги Домор командовал огневой командой. Он подошел к котлу с Баскевилем, когда солдаты возобновили свою тихую игру. Его луковицеобразные аугметические глаза тихо зажужжали, когда он сфокусировался на майоре.

— Точно не могу сказать, сэр.

— Поясни?

— Я не понимаю, что это. Оно просто работает. Это работало очень, очень долго, и продолжает работать. Я без понятия, что за рабочий процесс.

— Без понятия? — Баскевиль нахмурился. Если кто-нибудь у Призраков и понимал в инженерных системах, так это Шогги.

— Я думаю, что это химическое, но я не уверен. — Домор кивнул в сторону пульсирующего, светящегося котла перед ними. — Я сомневаюсь, что шеф поблагодарит меня, если я попытаюсь открыть это, чтобы выяснить.

— Подпитки нет? Топлива? — спросил Баскевиль.

— Нет, сэр.

— Нам здесь нужен техник, техноадепт, — пробормотал сам себе Баскевиль. Он прижался руками к толстому брюху котла, затем убрал их. Железо пульсировало под его прикосновением, как будто было живым.

Он обернулся к Домору. — Слушай, просто присматривай за этим, как приказано. Может быть, мы и не знаем, как это работает, но, по крайней мере, оно работает, и дает нам свет. Я отправлю сюда отряд заменить вас… скажем через три часа?

Домор кивнул. — А что насчет, эм, шума, сэр?

— И ты тоже, а? — спросил Баскевиль. — Я думаю, что у этого места какие-то сверхъестественные акустические свойства. Переносящие звук. Просто попытайся не позволять этому пугать тебя.

Домор казался совсем не убежденным.

— Что? — спросил Баскевиль.

Домор наклонил голову, чтобы показать, что им нужно пройтись. Якобы случайно, они обошли пульсирующий котел, чтобы расположить его громаду между собой и группой солдат у ступеней.

Домор понизил голос, чтобы его парни не могли услышать.

— Шаги и голоса, так ведь? — тихо спросил он.

— Я слышал и то, и другое. Как я и говорил, я думаю звук пере...

— А что насчет другого шума? — спросил Домор.

— Какого другого шума?

Домор пожал плечами. — Он появляется и исчезает. Трущий, скоблящий звук.

— Я ничего такого не слышал, — сказал Баскевиль.

— Идите со мной, — тихо сказал Домор. Он сделал шаг в сторону и позвал одного из солдат. — Чирия? Ты за главного. Я собираюсь показать Майору Би. мастерские.

— Как скажешь, Шогги, — крикнула она в ответ.

В задней стене силовой комнаты была дверь. Домор отогнул ржавый засов. Он повел Баскевиля в последовательность из четырех маленьких каменных комнат, которые когда-то были мастерскими. Воздух внутри был намного холоднее, чем в комнате с концентратором. Он был холодным и спертым, как в старом чулане. Старые обветшалые деревянные верстаки стояли у стен. На настенных полках когда-то были инструменты, но инструменты давно исчезли. Темные очертания пил, плоскогубцев и гаечных ключей находились под старыми деревянными колышками.

Баскевиль пристально посмотрел на ряд комнат мастерской. Они были соединены каменными арками. Домор закрыл за ними дверь.

— Слушайте, — сказал он.

— Я ничего не слышу, — ответил Баскевиль.

— Слушайте, — настаивал Домор.

IV

Гаунт следовал за Роуном по длинной шаткой деревянной лестнице на самую вершину дома. Они вошли в комнату, по форме напоминающую колокольню: круглая комната с куполом в которую пронзительный ветер дул через частично открытые металлические ставни. Ветер выл как…

сухие черепа в пыльном овраге

... бранящаяся собака.

— Мы можем их закрыть? — спросил Гаунт, повысив голос над шумом.

— Нет, — крикнула в ответ Крийд. — Механизмы заклинило.

Гаунт осмотрелся. По всей окружности крыши купола было восемь больших ставен, все они управлялись медными подъемными механизмами. Годы накопления пыли заклинили шестерни. Ставни замерли в различных положениях, как полузакрытые веки умирающего человека. Воронки и вихри пыли залетали внутрь вокруг опорных брусьев и покрывали пол подобно мелкому снегу.

— Что это? — крикнул Гаунт.

— Крийд назвала это ветровой загон, — крикнул в ответ Роун. — Смотри.

В центре комнаты был массивный насест: ржавое металлическое дерево из толстых железных прутьев, где когда-то усаживались птицы. На полу был птичий помет, и остатки от корзин для еды.

— Я думаю, они здесь держали птиц, сэр, — крикнула Крийд, держа край плаща, чтобы закрыть нос и рот. — Почтовые птицы. Ну, понимаете, для передачи сообщений по воздуху.

— Я уловил идею, — сказал Гаунт. Он посмотрел на размеры ставен, представляя их полностью открытыми. — Большие птицы, — пробормотал он.

Он подошел к ближайшей ставне и нагнулся, пытаясь выглянуть за заклинившую ставню.

Пыль летела ему в лицо.

Кашляя, он отошел назад. — Это был бы великолепный наблюдательный пункт, если бы не этот фесов ветер.

Роун кивнул. Он думал в точности то же самое.

— Это не то, что я хотела вам показать, — крикнула им Крийд.

— А что тогда?

Она указала. Что-то висело на самой верхней ветви ржавого насеста.

— Это, — крикнула Крийд.

Это была черная железная маска, мягко покачивающаяся на ремешках на ветру. У маски был кривой нос и рычащее выражение.

Это был гротеск Кровавого Пакта.

Гаунт что-то сказал.

— Что? — спросил Роун сквозь вопль ветра.

— Я сказал, что это та проблема, которую ты искал, — сказал Гаунт.

V

Баскевиль медленно повернулся, пристально смотря на потолок мастерской.

— Вы слышали это, так ведь? — прошептал Домор.

Баскевиль кивнул. Во рту у него пересохло, и это было совсем не связано с маленькими порциями воды.

Он совершенно отчетливо услышал звук, скрипящий скребок, в точности такой, как это описал Домор. Это звучало, как… ладно, Баскевиль не был уверен, что он может с уверенностью сказать, как это прозвучало, но в тот момент, когда он это услышал, образ заполнил его разум, образ, которого он по-настоящему не хотел. Это был образ чего-то огромного и медлительного, похожего на змею, влажная кость и блестящая кожа, похожие на гигантский спинной мозг, скребущий и скользящий по глубокому, неровному, прорезанному в скале туннелю глубоко под ними, как демон-червь в земле.

Люсьен Вайлдер, в давно минувшие дни, всегда говорил, что Баскевиль родился с воображением, без которого ему было бы намного лучше.

— Что вам напоминает этот звук? — тихо спросил Домор.

Баскевиль не ответил. Он настойчиво пытался избавиться от образа в голове. Он прошел под каменной аркой в следующую мастерскую, затем в следующую, пока не остановился в последней.

Стены были покрыты, как и везде, глянцевым коричневым материалом.

Снова раздался шум. Искривленный позвоночник во влажной, серой мускулатуре, волочащийся по шероховатому камню. Это проскользнуло быстро, текуче, как пустынная змея. Баскевиль мог слышать, как щебень и земля отодвигаются на его пути.

На спине у него выступил холодный пот. Шум исчез.

— Ну и? — спросил Домор.

— Вредитель? — спросил Баскевиль. Домор уставился на него. Его аугметические глаза жужжали и щелкали, как будто расширились от насмешки.

— Вредитель? — ответил он. — Вы видели каких-либо вредителей?

Баскевиль потряс головой.

— Место высохшее и мертвое, — сказал Домор. — Здесь нет вредителей, нет насекомых, нет объедков. Если здесь когда-нибудь и были вредители, Майор Би, они уже давно покинули это место. — Он был прав. Баскевиль чувствовал себя глупо за то, что даже предположил такое. Не было смысла пытаться обмануть умного человека, как Шогги Домор, такой очевидной ложью.

Он снова услышал звук, кратко, царапанье, которое почти сразу же исчезло.

Баскевиль сделал шаг к стене, и протянул руку. Глянцевые коричневые панели ощущались теплыми и органическими при прикосновении. Он постучал, сразу услышав глухой ответ от каменной стены позади.

Затем, когда он повел рукой дальше, он получил пустой звук.

Он бросил взгляд на Домора, который смотрел на него.

— За этой панелью ничего нет, — сказал он.

— Что?

— За этой панелью ничего нет. Слушай.

Он снова постучал. Пустота. — Приведи сюда свою команду, — начал Баскевиль. Шум вернулся. Баскевиль напрягся. Трон, но он не мог не представить себе ужасную, липкую тварь, скользящую во тьме.

— Шогги, не мог бы ты... — начал говорить он.

Внезапно, он услышал другой звук: краткий, тяжелый хруст, как будто кто-то треснул суставами пальцев. Как странно. Баскевиль посмотрел вверх и вниз, изучая блестящий коричневый оттенок настенной панели.

В стене была дырка на уровне груди прямо справа от него, маленькая дыра, полсантиметра в диаметре, которой, определенно, раньше тут не было. Края дырки слегка дымились.

— Шогги? — произнес он, а затем обнаружил внезапное, острое ощущение боли. Он бросил взгляд на свою правую руку. Жженая рана была прямо у него на плече. Выстрел прожег его куртку и рубашку, и прошел сквозь кожу, оставив спекшуюся черную кровь.

— Вот дерьмо! — заявил он, делая шаг назад. — Шогги! Полагаю, что меня только что подстрелили. — Он повернулся, с легким головокружением от шока. Лазерный заряд прошел чисто сквозь стену, пролетел сквозь его плечо, и…

Домор припал спиной к верстаку позади него в слегка неуклюжей позе. Он уставился на Баскевиля своими большими, искусственными глазами, которые жужжали и поворачивались, не способные сфокусироваться. Он пытался что-то сказать, но все, что ему удавалось, так это кашлять кровью.

В центре его груди было черное, кровавое отверстие.

— Ох, Трон. Шогги? — закричал Баскевиль, и, спотыкаясь, пошел к нему.

Домору, покачивающемуся из стороны в сторону, наконец-то удалось произнести слово. Слово было, — ложись. — Оно сорвалось с его губ в ужасной дымке крови.

Баскевиль схватил Домора и потащил его по полу мастерской.

Секундой позже, больше дырок начало появляться в глянцевой коричневой панели: две, три, дюжина, двадцать, сорок.

Кто-то, с другой стороны настенной панели, только что открыл огонь из лазерного оружия в полном автоматическом режиме.