Толстолоб

1

Джойслин, смотри!

Знаю. Он просыпается!

Хихиканье напоминало чириканье, зернами заполнявшее воздух. Священник застонал в подушку.

Это будет очень весело...

Бледный рассвет лизнул ему лоб, оставив на коже толстый слой пота. Ему казалось, будто он покрыт слизью, дурные предчувствия грызли его, а глаза готовы были лопнуть под давлением крошечных призрачных пальчиков. Измученный кошмаром, он посмотрел на изножие своего спартанского ложа.

Боже, умоляю, - подумал он, - мне так страшно! Защити меня.

Возможно, Господь услышал его мольбы, потому что страх, который, казалось, затягивал священника в свои жаркие глубины, утих.

Но это видение...

Боже...

Остаточное изображение еще сохранилось.

Две монахини стояли и смотрели на него сверху вниз, по-гномьи хихикая. Они ухмылялись сквозь пленку тусклого утреннего света. Глаза у них были тусклыми, как смерть, рты напоминали тонкие щели в сером мясе. Затем они задрали свои черные клерикальные юбки...

Отец небесный...

... и принялись мочиться.

Прямо на ковер, горячими мощными струями, приподняв двумя пальцами лобковые холмики и обнажив нежные, крошечные уретры...

Их пронзительные ведьмины смешки утихли, образы померкли, и священник полностью проснулся.

Вот, черт, - подумал он. Зашибись.

Но тут на долю секунды возникло что-то еще.

Мимолетный образ.

Черная пасть, размером с крышку мусорного бака, полная острых, как иглы, зубов....

2

- Ну, приятно познакомиться, - сказала Чэрити, загрузив свои сумки в крошечный багажник и сев в машину.

- Аналогично, - ответила блондинка. Ее имя Чэрити почему-то не запомнила. Дженнифер? Джессика?

- А мне нравится твоя машина, - добавила Чэрити, не найдя, что еще сказать. Это был ярко-красный, двухместный кабриолет «Миата». Красивый. И, наверное, не дешевый. Однажды у меня будет такой же, - поклялась себе Чэрити. Как только я получу диплом...

- Здорово, что ты разместила объявление, - сказала блондинка. - Это было правильно. Я в том смысле, что мало кому захочется ехать в такую дыру, - она запнулась, лицо у нее напряглось. - Извини. Ты же откуда-то оттуда, верно? Я не хотела сказать, что твой дом - это «дыра». Просто это такая фигура речи.

- Не бери в голову, - сказала Чэрити. Маленькая машинка рванула на окружную автостраду, и ветерок тут же подхватил ее длинные, курчавые волосы. - Да, это «дыра». Простые люди, простая жизнь. Но там есть и свои преимущества.

- Расскажи мне об этом! - выпалила блондинка, просигналив черному «Фиеро», подрезавшему ее на выезде. - Зуб даю, у них там так не ездят!

А она легковозбудимая, - быстро определила Чэрити и улыбнулась. И... Джеррика! Так ее зовут! Джеррика Перри.

- Итак... я не помню точно. Ты писательница?

- Я журналистка из «Вашингтон пост» - поправила Джеррика из-за обшитого кожей руля. - Региональное отделение. Работаю там уже четыре года.

- Ух, ты. Газетчица.

- Ничего особенного. Но время от времени один из старших редакторов дает тебе интересное, высокооплачиваемое задание. Именно это со мной и случилось. Мне дали написать статью из трех частей про сельский район Аппалачей. Тоже неплохие деньги.

Чэрити поинтересовалась насчет суммы. То, что для Джеррики было «неплохими деньгами», для Чэрити показалось целым состоянием.

- Так что там насчет твоей тетушки? - спросила Джеррика, направляясь по окружной автостраде к съезду на Ричмонд.

- Ну, она типа растила меня, пока мне не исполнилось восемь. Потом...

Почему она должна стесняться правды?

- У ее пансиона начались финансовые трудности, и меня поместили в приют.

- Господи, жесть какая.

- Было не так уж и плохо, - солгала Чэрити. На самом деле, жесть была еще та. Она чувствовала себя изгоем. Но зачем рассказывать все это женщине, с которой она только сегодня познакомилась? Хотя она казалась нормальной.

- В восемнадцать я уже трудилась на двух работах, прошла общеобразовательную подготовку. Теперь я работаю в Университете и хожу на вечерние занятия, потому что плата за них вдвое меньше. Хочу стать бухгалтером.

- Звучит неплохо. Будешь хорошо зарабатывать.

У Джеррики, почему-то, все вращалось вокруг денег.

- Так или иначе, - продолжила Чэрити, - тетушка пригласила меня, и поскольку у меня еще нет машины, я разместила в газетах объявление.

Джеррика закурила, облако дыма унеслось прочь.

- А твоя тетушка, говоришь, владеет пансионом?

- Совершенно верно. Какое-то время он был на грани разорения, но потом она смогла восстановить его работу.

- Думаешь, она даст нам хорошую скидку?

- О, наверное, да. Думаю, она не возьмет с нас ни цента.

- Звучит очень привлекательно. Газета платит за меня, но чем больше я сэкономлю, тем больше смогу потратить на что-то другое.

Чэрити не представляла себе, на что в Люнтвилле, или в округе Рассел Джеррика может потратить сэкономленные деньги. Но потом ее что-то отвлекло. Какой-то золотой блеск.

Кольцо.

Чэрити не могла не заметить бриллиантовое кольцо на пальце у Джеррики, пока та вела машину по длинному выезду на 95-ое шоссе.

- Какая красота, - сказала она. - Ты обручена?

Услышав вопрос, Джеррика затянулась еще энергичнее.

- Типа того, - ответила она. - То есть, сейчас я уже не уверена.

Чэрити почувствовала себя неловко, хотя понимала, что, все это зависть. И дело не только в Нэйте и во всех остальных мужчинах - все гораздо сложнее. Она хотела, чтобы кто-то любил ее, и...

Никто даже не перезванивал ей после первого свидания...

- Красивое кольцо, - сказала она. - Надеюсь, он - хороший человек.

- Так и есть, - согласилась Джеррика, хотя сделала это, казалось, с некоторой задержкой. - Но... думаю, что с помолвкой покончено.

- Что пошло не так? - осмелилась спросить Чэрити.

Услышав такой личный вопрос, Джеррика даже не дрогнула. Если Чэрити и могла сказать что-то насчет Джеррики, так это то, что та любила личные вопросы.

- Правда, не знаю. Дело, наверное, во мне. Возможно, я просто не готова к этому. Я хотела, но... сложно объяснить. И ты права, Мика - хороший парень. Работает в крупной компании, занимающейся генетикой, зарабатывает хорошие деньги. И... я не могу сказать про него ничего плохого. Наверное, это все я.

Чэрити немного сникла. Это все я. Сколько ее собственных любовных неудач случилось по ее вине? Откуда она могла это знать?

Джеррика продолжала тараторить:

- Надеюсь, эта поездка поможет мне привести в порядок мысли. Знаешь, работа на «Вашингтон пост» в округе Колумбия выматывает. Возможно, проблема во мне. Я настолько погружена в работу, что не вижу другой жизни.

Чэрити хорошо ее понимала, но было еще кое-что...

Что же это?

В прошлом она чувствовала это много раз, со многими разными людьми. Иногда ей казалось, что она просто умеет читать чужие мысли. Вот поэтому она сказала то, что сказала.

- Но ты же любишь его, верно?

Джеррика выбросила наполовину выкуренную сигарету в сторону. Мимо проносилась размытая автострада. - Видишь меня насквозь?

- Ну, да, думаю, да.

Очередная пауза и очередная сигарета.

- Ты права. Я люблю его. Просто я не уверена, знаю ли я, что такое любовь. И мне часто приходит в голову, что я не достойна любви.

- Как ты можешь так говорить! - воскликнула Чэрити. Но, действительно, сколько раз она чувствовала себя точно так же? Конечно, она понимала, что чувствует Джеррика, но не больше. Она не знала всей истории, и не имела права делать выводы. Вместо этого она решила сказать:

- Что ж, когда эта поездка закончится, может, все образуется.

Лицо у Джеррики, казалось, посуровело. Она ни разу не взглянула на Чэрити, ни разу не повернула к ней лицо. И возможно, тому была причина. Чэрити чувствовала, что от блондинки исходят еще и другие эмоции. Чувство вины. Стыда. Позора. И снова вины.

Забудь об этом, - сказала себе она.

- Посмотрим, - почему-то согласилась Джеррика. - Но пока я даже не хочу думать об этом. Я еду писать статью и посмотреть страну.

- Хорошо.

- Но... что насчет тебя? Я даже не спросила. Ты замужем, обручена, парень есть?

- Три раза нет, - угрюмо ответила Чэрити. - Не понимаю, но... - И тут она решила прекратить это. Последнее, о чем нужно слушать Джеррике, это о ее собственных романтических неудачах. Что она могла сказать? Я встречалась с множеством мужчин, даже спала с ними... но они никогда не перезванивали?

- Думаю, я просто не встретила еще подходящего парня, - вставила она вместо этого.

- Черт! - Джеррика впервые посмотрела на Чэрити и одарила ее широкой, сияющей улыбкой. - Может, нет такой вещи, как походящий мужчина. Но, думаешь, меня это колышит?

Они обе рассмеялись, а их волосы развевались над открытым верхом машины.

Во всяком случае, день был прекрасным.

3

- Ну, что за хреновый день, - проворчал Боллз.

- По мне так нормальный, - ответил сидящий за рулем Дикки Кодилл. Это была тачка Дикки, притом классная. Черная как смоль, с 10 слоями лакокрасочного покрытия, «Эль Камино» 69-ого года, с навороченным распредвалом и форсированным 427-ым движком. Трансмиссия «Рок Крашер», рычаг переключения передач «Херст», впускной патрубок «Эдельброк», о, да, открытые выпускные коллекторы «Торли», а также многокамерная выхлопная труба. На восстановление тачки у Дикки ушло несколько лет. И теперь, глядя на нее, можно было подумать, что она только что выехала из автосалона. В ней были не ковшеобразные сиденья, а длинное нераздельное, с блестящей обивкой. И это хорошо, поскольку иногда они подвозили пассажиров. И эта «Камино» бегала очень резво. Делала четверть мили за одиннадцать секунд. А 450 с лишним лошадиных сил в огромном движке позволяли выжимать до ста семидесяти миль в час. В свое время они ушли от кучи полицейских машин, а однажды даже от спецпатруля полиции штата. Снесли им двери на хрен!

- Черт. Да, каждый день - хреновый, если ты меня спросишь.

- Это почему это, Боллз?

- Мне нравятся ночи. - Боллз отхлебнул самогонки и уставился в пассажирское окно, будто думая о чем-то безмятежном. Дело было ближе к вечеру, и они возвращались из рейса к северному хребту, который сразу за границей штата, чуть дальше Биг Стон Гэпа.

- А знаешь, Дикки, - заявил он, - Похоже, у нас все не так уж и плохо. Да, жизнь у нас довольно клевая.

Дикки сбавил скорость и свернул на Тик-Нек-роуд, ведущую к Идс Хиллз.

- Слышь, а ты прав насчет этого, Боллз, как ни крути, - удивленный тем, что его лучший дружок проявил хоть какую-то благодарность. - Знаешь, могло бы быть гораздо хуже. Так что мы должны радоваться. При том, что в мире столько людей голодает и умирает от геноцида, бедняки живут в гетто, и все такое.

- Да, хрен на них, Дикки, - поморщился Боллз. - Черт. Я не б этом. Мне плевать на кучку сраных обезьян, живущих в гетто на пособие, или на голодающих и гибнущих от войн людишек, и все такое. Пусть голодают, пусть дохнут, скажу я тебе. От них все равно никакого проку. Я говорю про нашу жизнь и про то, как обстоят наши дела.

Дикки не совсем понимал, что пытается сказать ему Боллз. Ну, может, лишь отчасти, потому что, видит бог, иногда у Тритта «Боллза» Коннера появлялись довольно клевые мысли насчет положения дел.

- А, я думал, ты хочешь сказать, что мы должны радоваться, что бог даровал нам такую хорошую жизнь.

- О, нет, Дикки, - снова поморщился Боллз. - Я не об этом тоже. Что бог сделал для нас?

- Ну... - Дикки сделал паузу, чтобы выудить из носа козявку. - Он даровал нам хорошую жизнь, разве не так?

- Дикки, он не дал нам ничего, что стоило бы больше двух струек мочи из члена дохлого пса! Едрен батон! Ты же ничего не знаешь. Ты не понимаешь ничего из того, что я говорю.

Дикки слегка сморщил лоб в замешательстве, и отхлебнул из своей бутылки.

- Тогда... тогда... что ты хочешь сказать, Боллз?

- Я хочу сказать, Дикки, что у нас клевая жизнь - но не благодаря Богу, а благодаря нам самим. Черт. Все, что мы имеем, мы заработали сами.

- Ну... э. Да, - согласился Дикки и замолчал. Он не хотел, чтобы Боллз читал ему одну из своих проповедей, потому что наслушался их уже более, чем достаточно. Поэтому Дикки откинулся на спинку сиденья и молча продолжил путь. Тритт «Боллз» Коннер и Дикки Кодилл были местными парнями, оба выросли в пригороде Люнтвилля, неподалеку от Виски Боттом и Котсуолд. Они познакомились еще в седьмом классе клинтвудской средней школы, в том же году оба бросили учебу. Теперь им было по двадцать с небольшим. Дикки был толстым коротышкой с короткой стрижкой, А Тритт Боллз был высоким, крупным, длинноволосым, с жестким, неприятным лицом и густыми бакенбардами, и всегда носил бейсболку «Джон Дир», хотя уже много лет не работал на ферме своего папаши. Дикки знал, что Боллз носит бейсболку из-за лысины, которой очень стеснялся. Поэтому Дикки никогда не затрагивал эту тему. А быстрая тачка им нужна была, поскольку давала им возможность уйти от погони. Никто из них не имел настоящей работы, и не нуждался в таковой. Вместо этого они занимались тем, что возили самогон для Клайда Нэйла, у которого было несколько дистилляторов в лесу под Кимберлином. У Клайда Нэйла был крупный серьезный бизнес, и ему нужны были курьеры с яйцами. Поэтому Боллз и Дикки ходили в самые высокооплачиваемые рейсы, поскольку у них была самая быстрая в округе тачка, и они знали все окольные пути. Поэтому копы штата и лохи из «Би-Эй-Ти-Эф» вряд ли когда-нибудь выйдут на них. А еще Боллз Коннер имел яйца, чтобы не позволять срать на себя чужим деревенщинам. В первую очередь поэтому его прозвали «Боллз»[2]. Раз пять в неделю они возили двухсотгаллонный груз самогона через границу Кентукки дистрибьюторам в Харлан. Клайд Нэйл действовал с умом. Округ Рассел был «мокрым»[3], поэтому он гнал самогон здесь, где меньше копов. Затем платил Дикки и Боллзу, чтобы те перевозили его через границу в Харлан, а оттуда его продавали в «сухие» округа. И поскольку рейс этот был долгим и опасным, Нэйл платил им на двоих по «штуке» в месяц. Говоря другими словами, это были очень трудолюбивые молодые люди.

Но, как говорится, вся эта работа и отсутствие развлечений серьезно повлияли на Боллза и Дикки и сделали из них достаточно мрачных парней. Поэтому между рейсами они занимались тем, что на их жаргоне называлось «рвать жопу». Насиловали девок, сбивали на дороге людей, или, спрятавшись за придорожными барами, избивали и грабили парней. А иногда...

Убивали кого-нибудь.

Мертвый голодранец ничего не расскажет, - так говорил Боллз. Однажды, когда они около полуночи возвращались из рейса в Харлан, они заметили хорошенькую телочку - блондинку в узких шортиках и с почти голым верхом - голосующую у Фурнэйс-Брэнч-роуд. Она была жительницей холмов, и когда они притормозили и предложили ее подвезти, та просто улыбнулась хорошенькой, белозубой улыбкой и сказала: «Конечно, мальчики, большое вам спасибо». Поэтом она скользнула на сиденье рядом с Боллзом. Дикки отъехал от обочины, думая, что сейчас они отвезут ее домой, и тут услышал: «ШМЯК! ШМЯК! ШМЯК!» Он в ужасе оглянулся и увидел, что Боллз колотит ее по башке самодельным домкратом.

- Ты на хрена это сделал? - взвыл Дикки.

- Остановись возле следующей грунтовки, и увидишь, - ответил Боллз. Дикки так и сделал... Будет не очень прилично описывать то, что случилось потом, поэтому просто скажем, что Тритт «Боллз» Коннер устроил себе классное «порево». Он дважды успел присунуть девке, пока та была без сознания, причем, прямо там, у обочины дороги. Да, крошка была что надо, хотя ей, наверное, не было и четырнадцати. И когда она пришла в себя прямо посреди второго траха, то начала орать так, будто хотела разбудить всех мертвецов на местном кладбище. На это Боллз лишь разразился дьявольским хохотом, продолжая утрамбовывать в землю ее молодую «дырку». Сам Дикки стоял в сторонке и смотрел. И глядя на эту юную милашку с сорванной одеждой, на ее маленькие подпрыгивающие сиськи и все такое... у Дикки быстро случился «стояк». Поэтому он не удержался, вытащил своего «плохиша» и принялся надрачивать. Но то, что он дрочил, не значило, что он одобрял действия Боллза. Бросьте! Похитить местную девку прямо на дороге! Настучать ей по башке и оттрахать против ее воли? Здесь происходило изнасилование, и, если это девка сможет их опознать, Дикки и Боллз получат по «пятнашке» на брата. И в окружной тюрьме их каждую ночь будут иметь в зад большие, черные парни, а им придется отсасывать «петуха», из страха быть выпотрошенными чьей-нибудь заточкой. Поэтому, когда Дикки закончил стряхивать со своего члена остатки «молофьи», он проворчал:

- Эй, Боллз! Что мы будем сейчас делать?

- Не знаю, как ты, но я скажу, что собираюсь делать. Черт. Я отдрючу эту сучку в зад. И он берет и переворачивает эту бедную вопящую девку, сует свою елду ей между «булок» и начинает яростно драть, в то время, как из ее «дырки», словно из прорванной трубы, хлещет кровь.

- Я не это имел в виду, Боллз! - воскликнул Дикки. - Я в том смысле, что если она возьмет и расскажет копам, как мы выглядим?

- Можешь заткнуться и дать мне кончить? - проворчал Боллз, продолжая наяривать. К тому времени девка уже перестала орать, и, предварительно блеванув, снова вырубилась. Боллз ужесточил свой «трах», бормоча при этом:

- Да, папочка, о, да! Вот это задница, скажу я тебе! Я кину ей палку прямо в какашки!

И в следующий момент Тритт «Боллз» Коннер именно это и сделал. Закончив, он отстранился и вытер свой грязный хрен об красивые светлые волосы девки, затем смачно плюнул ей на голову.

- Господи Иисусе, Боллз! - не переставал ворчать Дикки. - Она же возьмет и расскажет полиции, как мы выглядим!

- Как тебе такое, Дикки? - спросил Боллз, зловеще ухмыльнувшись. Затем он сел девке на спину, и стал тянуть ей голову назад, пока...

хрясь!

... шея не сломалась.

- Она никому ничего не расскажет, потому что мертвые голодранцы молчат, - сказал Боллз, нюхая воздух. - Черт. Ну, разве не отвратительно воняет хрен после «жопотраха»?

Так или иначе, это было их первое убийство, а после этого их было не мало. Автостопщица здесь, «сломавшийся» мотоциклист там. Девки, парни, для Боллза это не имело значения. Едрен батон! Бывало, они подъезжали к какому-нибудь парню, у которого заглох мотор, и Боллз стрелял ему в голову - БАХ! Вот так! - из большого ржавого пистолета, доставшегося ему от отца. В другой раз они ехали по Дэвидсонвилль-роуд и увидели эту старуху, которая выкатила на инвалидной коляске к почтовому ящику, стоявшему у дороги. Они подлетели к ней, Боллз выдернул ее из кресла и бросил в кузов. Потом, как только Дикки свернул на одну из старых лесовозных дорог возле федерального заповедника Бун, он тоже отодрал ее в зад. С ее «дыркой» он заморчиваться не стал, потому что она была старой, морщинистой и уродливой.

- Как тебе «жопотрах», бабуля? - взорвался хохотом Боллз. - Зуб даю, у тебя лет пятьдесят не было ничего подобного! - Тут Боллз запнулся и уставился вниз. Дикки тоже это увидел. Странный мешок, болтающийся на боку у старой дамы. - Вот это да! - воскликнул Боллз.

- Ч-что это, Боллз? - поинтересовался Дикки.

- Это же калоприемник! Я знаю, потому что у моего Дядюшки Нэта был такой. Доктора дают тебе его, когда ты больше не можешь срать своей задницей. Перекручивают тебе кишки на бок и проделывают там дырку, а затем подвешивают под дыркой такой пластиковый мешок, так чтобы всякий раз после еды дерьмо выходило в него.

- Ох, едрен батон, Боллз, - простонал Дикки, закрывая глаза. - Ты хочешь сказать, что этот мешок наполнен именно этим?

- Конечно, Дикки, только он нам без надобности. - С этими словами Боллз сорвал отвратительный мешок с бурым содержимым с бока бедной дамы. А затем, знаете, что он сделал?

Снова скинул с себя штаны.

- Зачем ты... - судорожно сглотнул Дикки. - Зачем ты спустил штаны, Боллз?

- Едрен батон, Дикки. «Дырка» она и в Африке «дырка», верно? Черт. У меня снова стоит, поэтому я трахну эту старушенцию в ту дырку у нее в боку!

При том, что Дикки любил наблюдать за хорошим «поревом», он не имел ни малейшего желания смотреть на это. А когда Боллз закончил трахать бедную старушку в кишечное отверстие, он раскроил ей башку самодельным домкратом, так что все мозги вывалились в грязь. Затем схватил тот пластиковый коричневый мешок и вылил вонючее содержимое прямо на мозги. Просто ради прикола.

Вот таким был парнем это Тритт «Боллз» Коннер, и вот такими «шалостями» они занимались ради прикола, в промежутках между рейсами. И...

- Господи помилуй! - едва не заорал Боллз с пассажирского сиденья.

О, нет, - подумал Дикки, потому что тоже увидел.

В ярком свете дня, у обочины Тик Нек Роуд стояла она - миловидная брюнеточка с длинными, стройными ножками в обрезанных шортиках, с выпирающими из-под топика роскошными «дойками». И, улыбаясь, голосовала.

- Черт, - сказал Боллз. - Тормози, Дикки. Подбросим эту телку.

4

Джеррика не знала, что и думать о своей пассажирке. Чэрити была очень милой, симпатичной женщиной, казалась интеллигентной и склонной к самоанализу. Но...

Хмм, - Джеррика задумалась.

В ней было нечто, чуть ли не мистическое. За налетом застенчивости и замкнутости скрывалось нечто тревожное. Ей уже тридцать, а она не замужем, даже парня нет. Такое с трудом укладывалось в голове у Джеррики Перри. Может, она лесбиянка? Католичка, или вроде того?

- Итак, и чем именно ты занимаешься? - спросила Джеррика. 199-ое шоссе уже заканчивалось, и примерно через двадцати миль должен был быть съезд на 23-тье. - Работаешь в Мэрилэндском университете?

- Я обычный администратор, - призналась Чэрити, ее темные кудри развевались на ветру. - Но еще хожу на занятия.

- А в какой школе ты училась? Я в ситонской.

- Я не ходила в школу, после приюта мне пришлось идти работать.

Приют. Черт, Джеррика, а ты умеешь задавать неправильный вопрос! Но она хотя бы растопила пресловутый лед.

- Наверное, тяжело было, да?

- Я справлялась лучше других, - призналась Чэрити. - Но так работает система... школу закончить в тех условиях почти невозможно. Это - другой мир. А как только тебе исполняется восемнадцать, тебя выпинывают, дают сто долларов и желают удачи. Я вкалывала на трех работах, чтобы свести концы с концами, получила общеобразовательную подготовку при содействии штата. Но с большинством девушек происходит вот что - их вышвыривают на улицу, идти некуда, а потом их берут в оборот сутенеры, и они садятся на иглу. Мне очень повезло.

Джеррика попыталась подыскать нужные слова, но в голову лезла лишь социологическая статистика, которую она читала в своей газете. Да, я читала, сейчас у нас в стране 800000 сирот, но лишь треть получает общеобразовательную подготовку и находит работу. Остальные либо исчезают, либо оказываются на улице.

- Верно, и это очень грустно. Меня растила тетя, но штат взял опеку на себя, потому что она мало зарабатывала. Но лучше бы я осталась с ней. Я в этом уверена.

- Наверное, ты скучаешь по своей тете, раз не видела ее так долго.

- Ну, да, вроде того. Прошло двадцать лет, а по истечении такого большого срока от человека остается лишь смутное воспоминание. То есть, я все еще помню ее - веришь или нет - очень хорошо помню дом - но он такой далекий, что уже не кажется реальным. Вот почему я немного нервничаю. Понятия не имею, как это будет, когда я снова увижу ее. Увижу Люнтвилль.

- Что ж, ты определенно вправе нервничать, - предположила Джеррика, но она и представить себе не могла, как фальшиво это прозвучало. Что она знала о реальном мире? Выросла в Потомаке в семье миллионеров, всю жизнь посещала частные школы, на шестнадцатилетие получила новенькую «Шевроле Камаро». Я же не черта не знаю, - призналась она себе.

- Так что ты там говорила? - спросила Чэрити. - Об этом парне, Мике?

Ух, ты. Очередь Джеррики еще не подошла. Однако внезапно, и особенно после признания Чэрити, она почувствовала себя в высшей степени открытой.

- Красавчик, тридцать лет, хорошая работа - трудится на биотехнологической компании в Бифезде. Хороший улов, спору нет. И да, в постели он - динамит.

Чэрити слегка покраснела и поспешила прийти в норму.

- Но разве ты не сказала, что была инициатором разрыва помолвки?

Мысли у Джеррики в голове бешено заметались.

- Не знаю, сложно сказать. Я... я выгнала его.

- Почему?

Снова заминка. Будь честной! - приказало она себе. И какое это имеет значение? С этой Чэрити она только что познакомилась, а после поездки, наверное, никогда больше не увидит. Джеррика закурила очередную сигарету, стиснула зубы и моргнула.

- Он меня застукал.

- Застукал тебя?

- Застукал меня с двумя парнями. Я изменяла ему.

Лицо у Чэрити покраснело от смущения.

- Но, кажется, ты только что сказала, что он...

- Да, знаю, я сказала, что он - динамит в постели. Это правда. Но... похоже, у меня есть проблема. То есть, я любила этого парня, и все еще люблю. Но я изменяла ему направо и налево. И изменяла всем бойфрендам, которые у меня когда-либо были. Дело не в любви, и не в том, что Мика не давал мне то, что мне было нужно. Это было... что-то другое. Не знаю. Возможно, я - эротоманка, или вроде того.

- Может, тебе нужно было показаться психиатру? - предположила Чэрити.

При любых других обстоятельствах Джеррика вспылила бы. Но по какой-то причине слова Чэрити возымели на нее другое воздействие.

- Мика предлагал мне то же самое. Говорил, чтобы я шла на собрание анонимных эротоманов и подобное дерьмо. И я просто не представляла, как буду сидеть там. В прошлом я какое-то время посещала нескольких психиатров, но это ничего мне не принесло. Она мысленно отмотала назад. Минуточку... Неужели я эротоманка? Это звучало настолько банально, как очередная современная попытка оправдать потворство слабостям и безрассудство. Отныне все это называлось не слабостью, а «болезнью». Алкоголизм, наркомания, азартные игры, переедание. А еще секс. Черт, сейчас даже магазинные кражи считались болезнью! Джеррика не могла в это поверить, даже несмотря на собственные промахи.

А их было немало.

Даже вела им подсчет. Свыше пятисот, с тех пор, как она в шестнадцать потеряла девственность. Пятьсот. А ей всего двадцать восемь. Затем она нерешительно попыталась объяснить.

- Не знаю, что на меня нашло. Когда я с мужчиной, я будто становлюсь другим человеком. Я нуждаюсь... нуждаюсь в ощущениях, стимуляции. Во всяком случае, мне так кажется. Однажды она читала в «Космо», что некоторые люди являются «сенсуалистами». Они нуждаются в чувствах, которыми управляли другие. Еще одно оправдание эксплуатации человеческого эго. Джеррика не верила в это ни на минуту. Но с другой стороны...

Она не знала, во что верила.

И лишь потом она осознала, о чем вообще говорит. Боже мой, - мысленно простонала она. Чэрити, по сути, была чужим человеком, а Джеррика рассказывает ей интимные подробности личной жизни. Хотя, может, это нормально. Иногда человеку необходимо говорить обо всяком, с людьми, которые не представляют опасности. А Чэрити была именно такой. Не представляющей опасности.

Но хорошего понемножку. Мысли у Джеррики в голове метались, как крысы в лабиринте, пытающиеся найти выход. Она закурила очередную сигарету и попыталась сменить тему.

- Расскажи мне лучше о себе. Ты уже говорила, что не замужем, и что у тебя нет парня.

Чэрити резко опустила глаза. Не от смущения, а от недоумения. Как и Джеррика, Чэрити Уолш чувствовала себя озадаченной. Но причина была не в окружающем мире и людях, живущих в нем, а в ней самой.

- Я не понимаю, - сказала она. - Я встречалась со многими мужчинами - я люблю мужчин - но... но, ни разу в жизни у меня не было более, чем одного свидания с одним и тем же парнем. Я просто не понимаю. Понятия не имею, что я делаю неправильно.

- Эй, не вини себя, если чего-то не выходит, - заверила ее Джеррика. - Боже, я тоже люблю мужчин, но я буду первой, кто скажет тебе, что все они - засранцы. Но, э... ты...

- Занималась ли я с ними сексом на первом свидании? - снова вспыхнула краской Чэрити. - Да. Каждый раз. Но... ничего не получалось.

Не получалось. Даже Джеррика с ее богатым опытом не совсем могла понять это. Может, Чэрити - бревно в постели, - решила она. Может, она не умеет делать минет... Но она никогда не высказала бы свои предположения.

- Что-то просто не работает, не получается, понимаешь? - застенчиво продолжила Чэрити. - Не знаю, в чем дело.

Это утверждение можно было истолковать по-разному. Чэрити имела в виду оргазм? Или сексуальное влечение?

- Послушай, - сказала Джеррика, перестав строить догадки. - Думаю, все сводится к тому, что тебе нужно найти подходящего парня. Возможно, это проблема нас обоих. Мы просто не нашли подходящего парня.

Худые плечи Чэрити поднялись и опустились.

Да, возможно, так оно и есть.

Они свернули на 23-тье шоссе, маленькая красная машинка мчалась по открытой загородной дороге, мимо проносились длинные поля. Сейчас они ехали между Аллеганскими и Аппалачскими горами. Мир здесь был другим, вместо небоскребов и смога их окружали леса и сельхозугодья с пугалами. На Джеррику это оказывало странное, но, в то же время, освежающее воздействие. Ей не терпелось написать статью про Аппалачскую аграрную культуру. Эта поездка вызывала энтузиазм, но одна мысль не шла у нее из головы...

Сколько же я продержусь без...

Она даже не решилась закончить предложение.

- Так здорово снова оказаться здесь, - сказала Чэрити.

- Что?

- Я была не уверена, что почувствую, но теперь, когда снова оказалась среди этих холмов, я понимаю, что поступила правильно, что вернулась. Люди здесь простые, как и их жизнь. Гораздо более честные и настоящие, чем там, откуда мы приехали.

Джеррика задумалась об этом, выбросив в сторону еще один окурок. Мотор урчал, шасси прижимало к дороге на каждом повороте. С обеих сторон размытым зеленым пятном проносились леса. А воздух был таким чистым, что Джеррике показалось, будто она словила кайф.

И Чэрити была идеальной попутчицей. Она знала местность, плюс ее тетушка владела пансионом. Так что у них все будет тип-топ. Чэрити показывала ей дорогу, и через час они миновали ржавый зеленый указатель с надписью: «ЛЮНТВИЛЛЬ».

Люнтвилль. Джеррика с самого начала знала, что именно туда они и едут. Но в тот момент название вызвало у нее какой-то тик. Она что-то читала про это место.

- Эй, а ты не помнишь, в газетах как-то давно писали про какую-то общину или монастырь недалеко от Люнтвилля?

- По-моему, это было аббатство, - поправила ее Чэрити. - Но я правда ничего не знаю об этом. Хотя ты можешь спросить у моей тети.

Точно, она читала об этом не в газетах, а в редакционной сети. Там произошел какой-то «сыр-бор», если она правильно помнит. Что-то, связанное с хосписом, где умирали священники. Хммм. Но прежде чем она успела вспомнить что-то еще, Чэрити объявила, показывая пальцем:

- Поверни здесь!

Джеррика крутанула руль. Да, да, - подумала она. Боже, они были в пути уже более десяти часов. Можно в такое поверить?

- Приехали! - сказала Чэрити, ее округлое лицо покраснело от волнения.

Джеррика замедлилась возле деревянной вывески, затем повернула и неторопливо поехала по длинной гравийной дороге. Потом деревья расступились. Посреди прогалины стоял красивый деревянный загородный отель, с длинным крыльцом, опоясывающим его по периметру, кедровой черепицей и большими эркерными окнами. И все это в окружении пышной лесистой ложбины. Деревянная вывеска гласила: ПАНСИОН ЭННИ. 20 ДОЛЛАРОВ ЗА НОЧЬ. МЕСТА ЕСТЬ.

- Это оно? - спросила Джеррика. Ее светлые волосы, наконец, перестали развеваться на ветру и опустились на плечи.

- Да, это оно, - ответила Чэрити.