- Не понимаю, - едва не рыдала Чэрити. Побег теперь был их главным приоритетом. Единственный способ остаться в живых - это убраться от Люнтвилля подальше и как можно быстрее. Как только Чэрити оправилась от шока, Энни вывела ее из дома и посадила в грузовик. Искать Гупа не было времени. Не было времени ни на что, кроме побега.
Резко газанув, Энни выехала с парковки. Ударившись о дерево правым задним крылом, свернула на шоссе и прибавила газу.
Сознание Чэрити, казалось, возвращалось к более-менее нормальному состоянию, словно фокус на фотокамере. Но опять же слишком много образов и вопросов навалилось на нее одновременно.
- Те шрамы, - сказала Чэрити, положив руку на лоб. Она сидела, обмякнув, на многоместном сидении грузовика. - Те ужасные шрамы на твоих сосках и бедрах... Что случилось?
Энни вела машину с полным решимости лицом, не отводя взгляда от дороги.
- Это кара, дорогая. Иногда ты просто не можешь жить с чем-то, не причиняя себе боль. Я наказываю себя уже давно.
Кара?
- Почему?
Тетя не ответила, и Чэрити открыла рот, чтобы задать следующий ряд вопросов, но слова застряли у нее в горле, когда она вспомнила...
Вспомнила, что именно видела сквозь то смотровое отверстие в стене.
Жуткого. Гигантского. Монстра.
Огромная лысая голова, формой напоминающая какую-то странную, уродливую тыкву. Руки размером с грузовые крюки. А когда монстр повернулась, Чэрити смогла увидеть его лицо, и это воспоминание едва снова не отправило ее в обморок.
Его лицо...
Несимметричные, деформированные уши. Сплющенный нос, словно две сушеные фиги, слипшиеся вместе. Один глаз большой, как теннисный мяч, другой крошечный, как помидор «Черри». А рот...
Чэрити вновь содрогнулась, живот охватили такие спазмы, что ее едва не вырвало в окно...
Рот с похожей на огромный валун нижней челюстью напоминал пещеру, полную длинных, как ковровые гвозди зубов.
О, боже... Что здесь происходит?
- Куда мы едем? - спросила она.
- Подальше отсюда. Куда угодно, только подальше отсюда, - сказала Тетушка Энни.
- Мы... не можем, - запротестовала Чэрити, постепенно приходя в себя. - Джеррика и священник. Они все еще в аббатстве. Мы не можем просто уехать и забыть про них. Тот монстр... Если он пойдет через хребет, будет в аббатстве меньше чем через полчаса. Мы должны забрать Джеррику и отца Александера.
Энни, похоже, предложение не понравилось, но она не стала возражать.
- Мы можем погибнуть, милая, понимаешь это?
Чэрити стиснула зубы.
- Мы не бросим их! Мы должны хотя бы их предупредить!
- Ладно. - Голос Энни прозвучал, как скрежет ржавого металла. - Проедем мимо аббатства. Но пеняй на себя, если мы не выберемся оттуда.
- Хорошо. - Но в голове у Чэрити метались и другие вопросы. - Ты должна мне кое-что объяснить. Та... тварь... Та тварь, которую я видела в смотровое отверстие. Это Толстолоб, верно?
- Да, - ответила Энни, глядя на темную дорогу.
- Но я видела могилу. Кто-то раскопал ее. И кто-то выцарапал на крышке гроба: «ТОЛСТОЛОБ, ГОРИ В АДУ». Если Толстолоб умер и был похоронен еще в младенчестве, каким образом мы только что смогли его увидеть?
Энни ждала этого вопроса. После того, что видела бедняжка Чэрити?
Руль походил на ощупь на полированную кость.
- Я расскажу тебе, Чэрити. Только потому, что ты имеешь право знать.
- Что?
И мысли Энни стали возвращаться...
К событиям тридцатилетней давности.
Городские мужчины позаботились о монстре девять месяцев назад. Но для сестры Энни это уже не имело значения. Мужчины застрелили его, прикончили. Позаботились о нем, - сказала себе она.
Но еще осталась Сисси, не так ли?
Энни была городской повитухой, но сама из-за проблем со здоровьем детей иметь не могла. А ее сестра...
Ее сестра лежала теперь перед ней на столе, с широко раздвинутыми ногами. Ее лицо покраснело от напряжения, влагалище было растянуто. Большие, налитые груди блестели от молока.
Энни продолжала оказывать сестре помощь, держа руки у нее между ног. Выходит, выходит, - подумала она.
Но что это будет?
- БОЖЕ МОЙ!
Оно выходило не так, как должно было. Оно выходило... сквозь живот...
Оно проедало себе путь из утробы сестры...
- Ты должна знать, что все это произошло спустя год после твоего рождения, Чэрити. Когда я сказала тебе, что твоя мама покончила жизнь самоубийством, я соврала. Она умерла при родах. Моя дорогая сестра Сисси, твоя прекрасная мама, - стоически произнесла Энни. Она вела грузовик по городу, не сбавляя скорость, в сторону дальнего хребта, где находилось аббатство.
- Да, примерно через год, как ты родилась, - продолжила Энни. - В ту зиму кое-что случилось... Это твоя мама родила Толстолоба. И когда он появился на свет, она умерла.
Оно прогрызало себе выход.
Проедало себе путь из раздутого живота Сисси.
Жевало сверкающими зубами и глотало...
- Мы знаем, что это на самом деле! - крикнул один из городских мужчин. - Это не нормально! Его необходимо убить!
И тут чудовище выбралось из живота ее сестры...
- Это твоя мама... родила Толстолоба, - призналась Энни.
Чэрити смотрела вперед.
- Но я только что видела могилу Толстолоба! Она была разрыта! Он же умер в младенчестве!
К горлу Энни подступил комок. На мгновение она лишилась дара речи. Что она могла сказать? Как она могла признаться в таком поступке?
- В той раскопанной могиле, которую ты видела, был не Толстолоб, - сказала она, чувствуя себя окаменевшей. - Это был... другой ребенок.
- Другой ребенок?! О чем ты говоришь!
- Это был мертворожденный ребенок, - продолжила Энни. - Он принадлежал Джералдин Ларкинс...
Энни уже слышала об этом. Бедняжка Джералдин Ларкинс очень хотела ребенка...
Но тот родился мертвым.
Сказали, это из-за кровосмешения. Из-за злоупотребления самогоном и плохих условий жизни. Джералдин родила красивого мальчика...
Но он появился на свет мертвым.
Они похоронили его в лесу, и Энни видела их во время одной своей прогулки. Видела, как они хоронили того бедного маленького ребенка.
Поэтому она сделала следующее...
- Я выкопала его, - призналась Энни. - Выкопала бедного ребенка Джералдин Ларкинс... и подменила...
- Ты... подменила?
- Да. Потому что не решилась сделать то, что сказали городские мужчины. Они знали, откуда взялся Толстолоб, и хотели убить его. Но я сказала им, что сделаю это сама.
В голове у Чэрити, словно ночной цветок, расцвел вопрос.
- Ты сказала им, что сделаешь что?
- Сказала им, что убью его. Сказала им, что убью ребенка Сисси, Толстолоба. Но вместо этого я подменила Толстолоба мертворожденным младенцем Джералдин. А потом я.. разбила голову мертвому ребенку сковородкой. И все городские мужчины видели это. И они поверили...
- Ты поменяла детей, - сказала Чэрити. - Поменяла живого ребенка на мертвого...
- Да, это так! - закричала Энни, чувство вины навалилось на нее всей тяжестью. - Я заставила их поверить, что я разбила голову Толстолобу, но на самом деле это был уже мертвый ребенок!
- Успокойся, успокойся, - пыталась утешить ее Чэрити. Но...
- Энни, - сказала Чэрити. - Мне нужно знать, что случилось с живым ребенком. Мне нужно знать, что случилось с настоящим Толстолобом...
Ей нужно было спешить. Пока мужчины не вернулись, ей пришлось спрятать живого ребенка, который проел себе выход из сестринской утробы. Но то была не вина ребенка, не так ли? Как такое могло быть? Разве мог новорожденный нести ответственность за свои деяния?
Ребенок был не виноват...
Она хотела спрятать живого ребенка в лесу, а потом забрать его. Но в тот момент по дороге проезжал старый грохочущий грузовик. Он остановился. И водитель увидел ее. Увидел, что она сделала. Что она бросила ребенка в лесу...
Какой-то старый скрипучий голодранец, дегенерат. Вырожденец. У него была только одна нормальная рука, вместо второй торчала маленькая мясная палка с шевелящимся пальцем на конце.
- Это провидение Господне, - сказал старик. - Я уезжаю из Внешнего Мира, не обретя того, что я хотел больше всего, и вот нате, ты выбрасываешь именно то, что мне нужно.
- Я... я не выбрасывала! - попыталась объяснить Энни. - Я собиралась вернуться за ним потом!
- И что же, дорогуша?
- Ну, я... я... - Энни, моргая, смотрела на старого вырожденца. - Я, правда, не знаю, но Богом клянусь, я не собиралась оставить его умирать!
- Отдай мне это дитя, дорогуша, - сказал вырожденец. - Я буду растить его, как того хочет Господь. В моей жизни не было ничего хорошего. Но клянусь, я выращу это дитя...
Энни неподвижно стояла, уставившись в глаза старика. Что она будет делать с ребенком? Честно, как она сможет растить такого страшного ребенка втайне от остальных горожан?
Так, может, это воля Божья? Может, это чудо ниспослано ей свыше?
- Позаботься об этом дитя, прошу тебя, - сказала Энни. - Он уродлив, но то - не его вина. Поэтому... пожалуйста. Позаботься о нем и вырасти.
Старик из грузовика расплакался от такого дара.
- Я выращу! Выращу! Обещаю!
Затем Энни протянула чудовищного младенца незнакомцу.
И посмотрела вслед уезжающему грузовику.
- Я отдала его старику...
- Старику?! Какому старику?!
- Какому-то старому вырожденцу. Сказал, что очень хочет сам вырастить ребенка. Я ничего не могла поделать.
У Чэрити в горле что-то щелкнуло.
- Ты поменяла мертвого ребенка на Толстолоба. И отдала настоящего Толстолоба какому-то старику, проезжавшему мимо по дороге?
Энни сжала руль так, что побелели костяшки пальцев.
- Когда мужчины вернулись, они увидели, что мертворожденный ребенок Джералдин лежит на кухонном столе с разбитой головой. Они подумали, что это Толстолоб. Я сказала им, что накормила ребенка бульоном, чтобы он уснул, а потом разбила ему голову сковородкой, превратила ее в лепешку, и они поверили, что это Толстолоб. Затем я ушла и похоронила его. Но настоящего Толстолоба увез тот старый вырожденец. А потом я перестала думать об этом... и начала себя наказывать. Прижигать себя. Я ненавидела себя за то, что, возможно, поступила неправильно. - Затем Энни с мокрыми от слез щеками посмотрела на племянницу. - Я не знала, что мне делать.
И что дальше?
Есть же еще кое-что, не так ли?
Господь Всемогущий, помилуй меня за то, что я совершила! - мысленно сказала Энни.
Ей осталось рассказать...
про аббатство.
- Вот поэтому я не очень хочу возвращаться в аббатство за священником и твоей подругой, - продолжила Энни.
- Не понимаю, - сказала Чэрити.
- Потому что именно туда сейчас направляется Толстолоб.
- В аббатство? Зачем ему идти именно в аббатство?
Не могла же она рассказать все, не так ли? Нет! Но, по крайне мере, какую-то часть могла.
- Все было не так, как сказал отец Александер. Аббатство закрыли не потому, что монахинь послали в Африку. Аббатство закрыли, потому что монахини умерли.
- Умерли? Как?
- Их всех убил Толстолоб. Это случилось двадцать лет назад, спустя всего пару лет после того, как Церковь вновь открыла аббатство для ухода за умирающими священниками. До того времени, с пятидесятых, оно стояло закрытым. Не знаю, было, наверное, начало семидесятых, когда монахини приехали сделать из него хоспис. Но спустя пару лет вернулся Толстолоб. Когда он совершил это, ему было не больше десяти лет. Он перебил всех бедных монахинь, а также находившихся при смерти священников. Должно быть, мальчишка ушел из того дома, где старик растил его, но именно это он сделал, когда вернулся в аббатство.
- Но я не понимаю, Тетушка Энни. - Лицо Чэрити выражало смятение. - Вернулся в аббатство? Что ты имеешь в виду? Что значит вернулся?
Чэрити уставилась перед собой. Вдалеке полыхала зарница, настолько далеко, что казалась почти нереальной. Но жизнь Чэрити тоже казалась далекой от реальности. Ее мать вовсе не покончила жизнь самоубийством. Она умерла, рожая ту тварь, спустя год, после появления на свет самой Чэрити. Но что же случилось в тот год? Нечто ужасное. Нечто, имеющее отношение к аббатству.
Но что? - гадала она, ошеломленная услышанным. Что же случилось?
- Твоя мама... - Энни давилась всхлипами. - Тогда тебе было месяца три. Мы с твоей мамой часто гуляли по лесу, и однажды вечером, во время одной из прогулок, набрели на аббатство. Внутрь мы, конечно, не заходили, поскольку здание уже несколько лет как стояло запечатанным. Спустя десять лет приехали монахини и стали обустраивать хоспис для священников, умиравших от рака и тому подобного. Но...
Чэрити схватила тетушку за руку.
- Что... случилось?
Энни смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, словно она мысленно вернулась в то время.
- Там был мужчина... - сказала она дрожащим голосом. - Из леса позади аббатства вышел мужчина...
Все произошло очень быстро. В один момент они с Сисси гуляли вдоль озера, а в следующий... Сисси уже кричала.
По воле судьбы мужчина выбрал Сисси, а не Энни. Сперва Энни могла лишь стоять, прижавшись к дереву, и наблюдать, окаменев от ужаса. Нависшая тень накрыла ее сестру, словно плащом, и одним движением сорвала с нее одежду.
Массивная фигура пригвоздила Сисси к земле, и принялась насиловать прямо там, на грязном берегу озера. Каждый толчок бедер насильника вызывал из горла Сисси страшный крик, похожий на вопли жарящейся на костре кошки. В тусклом свете зимнего вечера Энни лишь видела руки и ноги сестры, торчащие из-под тела насильника. Но вскоре крики Сисси стихли. Она потеряла сознание. Но отвратительные чавкающие звуки изнасилования не умолкали, а бедра мужчины продолжали ходить вверх-вниз. И это, казалось, длилось вечно.
Раздалось утробное кряхтение. Насильник извлек обмякший пенис, огромный, как колбаса из песочного теста. Сисси лежала неподвижно. Энни подумала, что она умерла, но потом голова у нее шевельнулась и веки затрепетали. Но в следующий момент Энни избавилась от оцепенения.
Фигура поднялась на ноги и стала поворачиваться.
Энни закричала и бросилась в лес.
- Твою маму изнасиловали, дорогая, - продолжила Энни. - Прямо там, в грязи. Да так, что ты и представить себе не сможешь. Я должна была сделать что-нибудь, должна была попытаться помочь ей, но... но я была слишком напугана. Поэтому я убежала. Бежала до самого города и ворвалась в пивную Старого Сэлли. Слава Богу, там было много городских мужчин, играли в карты. Уэйн и Брайан, Джонни Пилан, братья Кетчамы, и бородатый красавец, Дэйви Барнетт, похоже, так его звали. Я рассказала им о случившемся, и они тут же вскочили из-за столов, похватали ружья и дробовики и со всех ног бросились к аббатству...
Энни кинулась следом, едва поспевая за ними. Легкие у нее горели. Когда они добрались до озера, почти полностью стемнело. И да, тот тип все еще был там, в очередной раз насиловал Сисси, едва живую. Крики мужчин не вызвали удивления. «Итить-кудрить!» «Что за хрень господня?» «Нашпигуйте его свинцом, парни!» «Ни один больной сукин сын не проделает такое с нашими женщинами!» Не успела фигура полностью подняться на ноги, как началась стрельба, оглушительные хлопки раздались в темноте. Один залп следовал за другим, пока пули не настигли фигуру, и та не рухнула замертво. Но Сисси...
- Они убили его, но твоя мама... - Приглушенные всхлипы Энни сменились рыданием. - Твоя бедная мама была так истерзана насильником. Очень сильно пострадала, понимаешь, особенно в женском месте. Мы принесли ее домой. Пришел доктор Натман и сказал, что это чудо, что она еще жива. Но полностью она так и не оправилась. «Частичная кома», - так сказал доктор. Следующие девять месяцев Сисси пролежала в постели, не говоря ни слова. Просто смотрела на стену, а живот у нее рос с каждым днем.
Вот и все. Спустя все эти годы Энни, наконец, раскрыла тайну той страшной декабрьской ночи. А спустя девять месяцев случилось нечто куда более страшное. Несправедливо, что Чэрити пришлось узнать, что на самом деле случилось с ее мамой, но иногда все складывалось не так, как хотелось бы.
Энни свернула с шоссе на дорогу, ведущую к аббатству. Она думала, что рассказав правду, почувствует себя лучше, но этого не произошло.
Она знала, что это потому, что рассказала она не все. Некоторые детали она никогда не раскрыла бы.
И прежде чем она смогла задуматься об этом, фары грузовика высветили необычный кирпичный фасад аббатства.