Тень рыцаря

Глава тридцатая Подземелье

Несколько часов я просидел на пыльном каменном полу под черной дверью, которая отделяла меня от Томмера. Я почти не общался с ним – знал лишь, что он любил трубадура Бала Армидора и что, когда я призвал людей стать присяжными на Рижуйском валуне, он тоже взял монету и тем самым спас не только меня, но и Алину.

Я не могу сломать тебя, молча обратился я к двери. Не могу ни расплавить тебя, ни просверлить, ни выбить. Как такая мелочь, как ключ, может открыть тебя?

Герцог Джиллард сидел в нескольких футах от меня и наблюдал за мной. Остальные вернулись в коридор пошире, чтобы обсудить более сложные и менее осуществимые способы спасения Томмера.

– Нет никакой надежды? – спросил Джиллард. – Я построил темницу для врагов, из которой невозможно убежать, и теперь они уловили в нее душу мою.

Выход есть. Должен быть.

Колокольный звон эхом заметался по темнице, отражаясь от стен; высота звука слегка менялась, пока он не превратился в пугающий хор.

– Четыре утра, – сказал Джиллард. – Как полагаешь, когда убийца вновь станет мучить Томмера своей адской пылью?

Глаза его наполнились страданием: он вполне осознавал свою вину в том, что произошло. Герцог поглядел на прорези в двери.

– В первый день, когда Томмера схватили, я привел колдуна. Очень дорогого. Говорили, что это он произнес заклинание и разрушил стены замка в Невилле.

– И что он сказал?

Джиллард хрипло рассмеялся.

– Сказал, что если я хочу разрушить стены дворца, то за определенную плату он за это возьмется.

– Но не дверь?

– Железо, – объяснил герцог. – Все дело в нем. Оно ослабляет силы, которые насылает колдун.

– Как это вообще работает? – спросил я, не ожидая ответа. Ненавижу магию.

– Кто знает? – ответил Джиллард. – Они говорят загадками и стихами, все эти колдуны и маги. Порой я ненавижу магию и всех, кто ей занимается. Надо было бросить этого наглого ублюдка в темницу, но, если ты пойдешь против одного, считай, что пошел против всех колдунов на свете.

Наверное, в этом был определенный смысл. В Тристии существовало несколько человек, которые на самом деле разбирались в магии. И они, вне всяких сомнений, привыкли присматривать друг за другом в случае необходимости. Жаль, что охранники темницы до этого не додумались.

Погоди-ка… А что, если додумались? Я посмотрел на Джилларда.

– Другие охранники – сколько их всего было?

– Четверо.

– Один в темнице – предположительно, мертв?

– Да, так сказал сэр Тужан.

Я поднялся.

– Мне нужно поговорить с оставшимися тремя!

– Зачем? – спросил Джиллард, тоже поднимаясь. – Я же сказал…

– Потому что вы убили охранников, потерявших ключ, и пригрозили уничтожить всех остальных, если он не найдется.

– Не понимаю, как…

– Вы сказали, что они дважды находили потерянный ключ. Каковы были шансы оба раза найти столь маленькую вещицу?

Джиллард смотрел на меня так, словно я не мог сложить два и два.

– Думаю, шансы высоки, раз уж они все-таки нашли его.

– В этом и суть, они его и не искали. Охранники знали, что умрут, если потерянный ключ не будет найден, поэтому они кое-что предприняли, чтобы защитить друг друга.

Джиллард нахмурился.

– Что?

Он так до сих пор и не понял. При всей своей жестокости и хитроумии он не замечал очевидного.

– Они сделали дубликат.

Щеки Шивалля задрожали, когда он покачал головой.

– Ваша светлость, я сожалею… Я не могу привести охранников: они бежали из города два дня назад, когда узнали, что Томмер схвачен.

– Невозможно! Я с них шкуру живьем спущу. Да их семьи…

– Вы слишком часто угрожаете людям, – заметил я. – Охранники воспользовались шансом, потому что им в любом случае грозила смерть.

Джиллард посмотрел на меня с вызовом, но затем обмяк.

– Значит, и этот путь для нас отрезан – мой сын будет страдать и погибнет из-за близорукости своего отца.

Я разделял отчаяние герцога. Если третий ключ и существовал, то о нем знали лишь охранники. Да будет проклятый дашини осужден на вечные муки в преисподней за то, что истязает ребенка и собирается его убить. «Четвертый закон гласит, что нельзя обижать ребенка». Неуклюжие формулировки законов в исполнении Уфа эхом звучали в моей голове.

Я схватил Шивалля за руку.

– Дайте мне ключ к камерам на этом этаже, сейчас же.

– Я этого не сделаю! – запротестовал Шивалль, пытаясь вырваться.

– Если ты думаешь, что им получится открыть замок, то ты только тратишь время, – начал Джиллард, но я жестом остановил его.

– Дело не в этом, у меня еще одна идея. Прикажите Шиваллю отдать мне ключ.

– Никогда! Шкурник с ключами от рижуйской…

– Делай, что велено, – сказал герцог.

– Ваша светлось, это обман! Что бы он вам ни наобещал, он лишь возьмет ключи и освободит узников, а затем сбежит, когда начнется суматоха.

– А даже если и сбежит? – спросил Джиллард. – От этого что, вода перестанет литься из опрокинутого кувшина? Или день больше не сменится ночью? Или Томмер не погибнет? Отдай ему ключ, Шивалль.

Придворный покопался в складках одежды и вытащил связку ключей. Поиграл ею и, наконец вытащив один, передал мне.

– Мне понадобится еще один, от оков, – сказал я.

Шивалль снова с неодобрением взглянул на герцога и затем уставился на меня. К сожалению, ненависть в глазах скрыть трудно. Он снял со связки второй ключ, поменьше, и нехотя отдал мне.

– Ждите здесь, – сказал я и бросился к камере Уфа.

Остальные последовали за мной. Подойдя к камере, я услышал, как Уф бормочет:

– Четвертый закон гласит, что ребенок ни за что не отвечает. Ребенок слишком глуп. Он ничего не смыслит. Пятый закон… вот дерьмо. Пятый закон…

Я открыл дверь в камеру – Уф взглянул на меня.

– Эй, чертов крутой плащеносец. Ты вернулся? Будешь со мной сидеть? Места много. Какой там был пятый закон?

Я наклонился и снял с его рук кандалы, которыми он был прикован к стене.

– Пятый закон гласит, что нельзя наказывать несправедливо, – ответил я.

Он потер запястья.

– Точно-точно. Чертов пятый закон, все время забываю.

Я положил руку ему на плечо.

– Ключ от черной двери, – сказал я. – Где он?

Уф внимательно поглядел на меня.

– Есть только два ключа от черной двери. Один у охранника. Другой у герцога. Иди к охраннику. Герцог тебя быстрее убьет. – Глаза его забегали, он увидел Джилларда, стоящего у камеры. – A-а! Похоже, слишком поздно.

Уф торопливо принялся засовывать руки в оковы.

– Нет, – сказал я, не давая ему снова приковать себя. – Другой ключ.

– Какой другой ключ?

– Который сделали охранники на тот случай, если потеряют свой.

Уф на миг прищурился. Он знает, подумал я.

– Нет никакого другого, – твердо сказал он. – Только два. Один у герцога, второй у охраны.

– Есть еще один, – возразил я и мягко положил руку ему на плечо. – Всё в порядке. Тебя не накажут. – Я повернулся к герцогу, чтобы тот подтвердил. – Прошу, скажи нам.

Уф покачал головой.

– Если и есть другой ключ, охрана не делится с таким мужланом, как я. Они меня псом кличут.

– Но даже псы всё замечают, – сказал я. – А некоторые специально вынюхивают на случай, если им что-то понадобится.

Уф поглядел на герцога.

– Нет. Псы сидят в углу и помалкивают. Если пес встанет, хозяин его пнет ногой. Встанет еще раз – хозяин его прикончит.

– Этого не случится, – твердо произнес я. – Я не позволю.

– Иногда пес решает, что лучше сдохнуть, – продолжил Уф. – Такому псу все равно, что потом случится с хозяином.

– Это не ради него, ради Томмера. Мальчишки… Его держат взаперти на нижнем этаже темницы.

Лицо Уфа смягчилось.

– Там не место мальчишке. Там слишком… уродливо.

– Верно, – сказал я. – Там не место мальчишке. Нужно его вытащить оттуда, Уф. Ты и я, мы с тобой должны вытащить его оттуда прямо сейчас. Но нам нужен ключ.

Уф поглядел на меня и фыркнул.

– Говоришь со мной как с чертовой лошадью, а? Как с безумной чертовой лошадью. Сумасшедшей тварью, покрытой шрамами и ненавистью. Ты заставил ее думать, как человека. Как человека, который лучше меня. Что ты сказал? Ты сказал лошади, что девчонка в клетке – это жеребенок. Ты сказал «дам хаф фал», что-то такое…

– Дан’ха ват фаллату. Мы из одного табуна.

– Думаешь, что я как лошадь, а? Думаешь, мальчишка такой же? Из моего табуна? Он богач. И отец его богач. А у меня ничего нет. Он красивый, а я урод.

– Он напуган, – сказал я. – Он сидит в темноте.

Постепенно глаза Уфа наполнились слезами.

– Чертова лошадь. Чертова лошадь не убила девчонку, потому что ты сказал ей «дамхаф фалато». Чертова лошадь лучше меня.

– Лошадь не лучше тебя.

– Скажи еще раз, – попросил Уф, слезы текли у него по щекам. – Скажи «дамхафу»…

– Дан’ха ват фаллату.

Он неуклюже поднялся с пола, колени его тряслись.

– Чертова лошадь. Лошадь не лучше меня. Я пойду и вытащу чертового мальчишку, и ты скажешь лошади, а? Скажешь лошади, что я спас мальчишку. – Спотыкаясь, он проковылял мимо всех в конец коридора. – Идем. Мы вытащим сейчас мальчишку. Четвертый закон гласит, что нельзя обижать детей…

Ввосьмером мы последовали за Уфом в главный коридор, покружили по ответвлениям, и мне показалось, что мы вышли туда же. Я начал подозревать, что Уф заблудился, но он повернул в маленький проход и провозгласил:

– Сюда. Он тут.

Мы стояли у черной двери.

– Проклятый пес! – взревел Шивалль. – Ты бесполезнее куска дерьма! Мы и так знали, где эта дверь, болван! Ты только зря тратишь наше время.

– Вы уже знали? – спросил Уф, поворачиваясь к остальным.

– Конечно, – огрызнулся Шивалль.

Уф вопросительно поглядел на меня – я кивнул.

– Если вы уже знали, то почему, черт побери, до сих пор тут стоите?

Он поднялся на носки и пошарил на каменном выступе над дверью. Затем повернулся и вытянул свой здоровенный кулак. Когда Уф разжал пальцы, мы увидели шестидюймовый железный ключ. С огромной бороздкой сложнейшей формы.

– Глупые люди. Дамхаф фалато. А теперь мы пойдем и вытащим мальчишку, да?