Тень Пса

Глава 4. Реальный

— …ну!

Я распахнул глаза и тут же зажмурился. Яркие светодиоды в коконе тренировочной капсулы всегда меня раздражали.

Да и вообще, кому может нравиться висеть в стеклянной банке, будто заспиртованному экспонату? Тем более, когда все нейронные связи замедлены, и мышцы вяло реагируют на обычные команды мозга.

— Не понял, — хрипло вырвалось у меня.

Горло было не то, чтобы пересохшим. Оно с непривычки засипело, словно бы не издавало звуков уже несколько дней.

Ноги, если их вытянуть, чуть-чуть не доставали до пола. Как и положено, меня окружало стазис-поле, позволявшее моему телу висеть в небольшом внутреннем пространстве. Неудивительно, ведь конечности во время «иллюзии» дёргаются так сильно, что танцор позавидует, и нужна была хоть какая-то свобода.

За красноватым стеклом угадывались мутные силуэты «умников», занятых своими делами. По самому стеклу пробегала уже знакомая рябь — граница стазис-поля. Она же, насколько я знал, заодно служила и защитой от моих псионических всплесков.

Я почувствовал, как у меня перехватывает горло от волнения.

Так это ж… вашу толчковую псину, умники хреновы! Это что ж, получается, всё это время я и вправду был в тренировочной капсуле? Это и вправду была иллюзия?!

А как же… Как там Эвелина?!

А Хромой?

Васёк мой, в конце-то концов?!

Непроизвольно я задёргался, и меня стало переворачивать по инерции. Я сразу же замер, с первобытным страхом глядя на чёрный зёв аннигилятора в самой крыше капсулы.

Оружие, способное испепелить за долю секунды, находилось здесь не просто так, ведь псионик — это потенциальный источник повышенной опасности. Тем более, псионик-солдат, который обучен убивать.

Во время «тренировочной иллюзии» он может достигать своих крайних состояний, не на шутку напрягая имплант, и легко сорваться, превратиться в неконтролируемого убийцу.

Первым делом обезумевшего псионика пытались остановить ударом тока, в надежде просто отключить. На моей памяти, правда, никого ещё так не остановили.

Вторым делом запускалась программа в импланте на самоуничтожение. Вместе с мозгом… Жжёного псаря делали, как говорится.

Ну, и третий заслон — физическая ликвидация.

Установленный в капсуле специально для этого аннигилятор представлял из себя чёрный круг, изредка посверкивающий внутри заряженными частицами. А вокруг четыре светильника…

Пробоина и четыре Луны. Эх, как символично.

Обычно на любого, даже самого матёрого псионика хватало второй фазы. Умники обожали потом изучать тела «горелых псов», считая, что так они приближаются к полноценному освоению пси-поля.

Им дай волю, толчковым псам, они бы и живых псиоников резали. Да, у нас в корпусе и так поговаривают, что, раз где-то на окраине Солнечной Системы есть такие лаборатории у капитов, то и наши не должны бы отставать.

Живодёры хреновы… Для них что человек, что труп, что машина…

Стоп.

Механический псионик!

— О-о-ох…

Вспомнив об искусственном псаре, который чуть меня не уничтожил, я заволновался. Мне надо доложить руководству.

Писк сигнализатора я едва услышал. Так, Тим, спокойно, это первое предупреждение… Когда псионик при пробуждении испытывает эмоциональный всплеск, ему об этом намекнёт сигнализатор, что надо бы успокоиться. И если солдат всё ещё в здравом уме, он возьмёт себя в руки.

Сбоку угадывалась голограмма обратного отсчёта. До моего выхода из капсулы оставалось две минуты. Ускорить программу я не мог, да и не надо было.

Всё у них, умников, продумано. Были же случаи, говорят, когда псионики не сразу сходили с ума. Для этого и создано буферное время, чтобы подстраховаться.

Мне потом ещё целый день пси-компенсатор на шее таскать… Умники говорят, это для стабилизации пси-поля, но мы-то знаем их паранойю.

Я вздохнул, обычным усилием приводя себя в спокойное состояние. Сигнализатор сразу же заткнулся, решив для себя, что эта заспиртованная тушка вполне безобидна.

Привычным усилием я направил внимание внутрь организма, отмечая чакры. Развитые небесные, сияющие чуть ли не солнечным светом, и блёклые нижние… Развивать их не было особого смысла — грязная псионика, которая струилась снизу через эти чакры, всё время грозила сжечь имплант.

Никакого магического блока я не чувствовал. Да и какой смысл от него, если основной поток энергии приходит сверху?

Чистая псионика полилась через темечко, послушно разлетаясь по энерго-контурам.

О, да…

Потеплел родной имплант, фильтрующий энергию из нижних чакр. А ему там было от чего очищать, если верить той иллюзии, куда меня закинули на грёбаных полмесяца.

Я улыбнулся. Полмесяца держали аннигилятор заряженным? Это ж сколько, мать их перемать, энергии ухайдокали? Можно было бы всю базу год содержать.

Повинуясь мозгу с большим запозданием, мои пальцы растопырились. Ладони крупные, мозолистые. И вправду, мои…

Я даже смутился, понимая, что уже привык к холёным дрищавым ручонкам Василия. Да уж, пальцы толстоваты. И мощные плечи как-то слишком уж вылезают в поле зрения…

Интересно, если б я встретился с Эвелиной не как Вася, а как Тим, докуда бы она мне доставала? Чернолунница не отличалась великим ростом, была очень худой, и рядом с тренированным солдатом Свободной Федерации выглядела бы как, кхм… обычная девушка, в общем.

Мысли почему-то упорно возвращались к Эвелине, и я их отгонял направленным потоком псионики. Тим, это была лишь имитация, зачем голову забивать?

Снаружи всё же заметили моё пробуждение, и пара размытых силуэтов закачалась перед толстым стеклом. Умники тоже пытались разглядеть меня сквозь стазис-поле.

Зашипев пневмо-приводами, сбоку выдвинулись манипуляторы и бережно обхватили меня вокруг груди.

— Ну, привет, родная Федерация, — прошептал я, чувствуя, как возвращается земное притяжение.

***

— Да, знаем про искусственного псионика, — кивнул командир.

Андрей Валерьевич пригубил кофе и поставил бокал обратно на стол. Я стоял напротив стола полковника, отказавшись от предложения «присесть».

Вообще, по ощущениям, я был хоть сейчас готов снова в строй. Но нет, этим умникам требовалось, чтобы я прошёл реабилитацию… Отдохнул, короче, подальше от поля боя и от своего «свистка».

— Всё же, я считаю, тебе сначала надо было в мед-бокс пойти.

— Товарищ полковник, я посчитал необходимым сначала доложиться.

Командир со вздохом кивнул. О том, что из-за этого у меня даже случилась с умниками потасовка, он решил не упоминать.

— Перехватить нам этого псионика, конечно, не удалось, — Андрей цыкнул, — Ну, если не считать за трофей расплавленные остатки.

Я уже отчитался подробно о том, что видел, и какие ощущения испытал при контакте с искусственным менталистом. Хотя многое уже подзабылось, истёрлось за столько времени…

Три недели! Мне сказали, я был в коме три недели.

Как назло, никого не интересовало, что мне привиделось в такой долгой «иллюзии», и сейчас, спустя полчаса после пробуждения, мне уже и самому всё это казалось сном.

Пробоина. Луны…

Непроизвольно мои глаза упёрлись в потолок. Я ещё ни разу не вышел из корпуса… А вдруг там, в небе, тоже висит ужасная аномалия?

Пробоина, ущипни меня Незримая.

Незримая?

Эвелина?!

Почему-то образ чернолунницы так и всплывал в голове, будто она была совсем рядом. Ненормально это, Тим, когда выдуманный персонаж настолько занимает воображение.

Но я чётко ощущал, как внутри разгорается окситоциновый шторм. Гормоны вырабатывались, заставляя меня вспоминать об Избраннице. Заставляя хотеть быть рядом с ней… Хотеть её саму…

Чёртова чернолунница! Чего они там накрутили в своей медкапсуле, эти сраные умники, что я до сих пор влюблён в «иллюзию»?

— Товарищ вахмистр, — голос командира пробился будто сквозь вату, — Ты слушаешь, Тим?

Я тряхнул головой. Сердце забилось часто-часто…

— Неважно выглядишь, Тим, — взгляд Андрея скользнул по кольцу пси-компенсатора на моей шее.

Перестраховка умников на случай, если всё-таки я после «иллюзии» сойду с ума.

— Виноват, товарищ полковник.

— Как я уже говорил, сначала тебе следует отдохнуть. Твой отец звонит чуть ли не каждый день. Да и девушка у тебя… как же её, забыл…

— Алёна?

— Да, — командир улыбнулся, — Пыталась пробиться к нам в корпус. В секретную военную часть! Боевая дама, я бы сказал.

Я тоже улыбнулся. Моя Эвелина, она такая…

Эвелина?! Да что ж это такое-то! Алёна!

Нет, надо срочно идти в мед-блок. И пусть Корявый вколет мне чего-нибудь.

— Да, кстати, эта твоя способность. «Кокон», так ты её называешь?

— Так точно, товарищ полковник.

— Мы получили твою биометрию тогда, после удара искусственного псионика.

— Вы же сказали, что мой щит не справился?

Я уже с трудом шевелил языком, до того перехватывало дыхание. Словно дымка какая-то наплывала, и за ней, казалось, маячит какой-то силуэт. Так похожий на Эвелину…

— Мне удалось убедить верхушку, что это не так, — Андрей Валерьевич достал из стола папку и подвинул ко мне.

Чувствуя, что ноги уже плохо подчиняются, я всё же сел на стул. Не по уставу, конечно, без позволения старшего по званию, но полковник никак не отреагировал.

— Что это? — я открыл папку.

Внутри было довольно толстое дело, которое больше напоминало какую-то научную работу. Перед глазами расплылись строчки формул и уравнений.

— Это результат обработки твоей биометрии. И, знаешь, что самое замечательное?

Я поднял глаза:

— Что?

— Никто не достигал даже близких результатов. Так что, если мы сможем раскрыть секрет твоей врождённой способности, это спасёт Свободную Федерацию.

Его слова заставили меня на миг забыть об Эвелине. Нет, я не мечтал стать подопытным кроликом… Но служил Федерации я за идею, и любую возможность как-то помочь использовал бы без раздумий.

— А теперь всё же дуй в мед-блок, Тим, — с отеческой заботой сказал командир, — Будет обидно, если после такого мы тебя потеряем по глупости.

***

— Удивительно, Заяц, — корявый Паша Ковалёв слепил меня фонариком, подсвечивая зрачки и бесцеремонно поворачивая мою голову, — Но метод оказался просто фантастическим…

Я никогда не любил лазарет… Лежать на кушетке голым бревном, одетым лишь в халат пациента, и проходить все эти сраные «процедуры», предусмотренные инструкциями. На хрена, если здоровому солдату с первых секунд понятно, что он здоров?!

Нет, вру. Я любил лазарет… Но только когда за мной ухаживали молоденькие сестрички, у которых халатик едва сходился на так нужных рукам мужчины округлостях. И чтоб из-под белого чепца выбивались непослушные белые локоны, а пухлые губы всё время собирались в трубочку, сдувая их.

Блондинки, они всё-таки нежнее. Пальцы у них ласковее, взгляд добрее, и смешинки в глазах смешнее.

Не то, что у чёрствых и жестоких брюнеток…

Да твою ж псовую луну!

В мыслях так и висел чёткий образ Эвелины. Волосы цвета вороньего крыла, серебряный браслет с серым камешком на высоком лбу. И чёрные, внимательные глаза, смотрящие из глубин «иллюзии», которую я должен был бы уже забыть.

Я даже сам не понимал, почему до сих пор не мог избавиться от этих видений. Но Избранница так и не шла из головы, а гормоны так и гуляли в крови…

— Что за метод? — я тряхнул головой, чтобы вывернуться из Пашиного захвата.

Или, скорее, чтоб выбросить из головы видения о всяких выдуманных чернолунницах.

Пси-компенсатор на шее давил и создавал ощущение, что я и вправду «цепной пёс Федерации». Неприятное ощущение, тем более если учесть тот фактор, что этот ошейник убьёт меня при малейшем подозрении, что псионик сошёл с ума. Ну, ладно, всего денёк потерпеть…

— Новый метод. Правда, опасный.

Медик-калека, которого на базе все называли Корявым Псом, прошаркал к столику с инструментами, поскрипывая бионическим коленным суставом. Паша чуть вытянул голову в сторону, высматривая через стеклянные стены бокса, нет ли кого из командования. Потом достал из кармана пачку «Терминатора», на которой была нарисована луна — одна половинка белая, другая чёрная.

Корявый Пёс вытянул сигарету, зажал её между губами, вдохнул, и кончик сразу заалел. Одновременно вокруг сигареты воздух помутнел, словно замазывая очертания белого цилиндрика…

Курение не поощряется в Свободной Федерации, но власти же понимают, что борьба с вредными привычками должна иметь границы. Чёткие границы размытой оптической голограммы.

Паша Ковалёв поднял сигарету на уровень глаз и задумчиво посмотрел на мутную сферу вокруг неё. Стал водить из стороны в сторону, наблюдая, как сфера, оставляя за собой марево, пытается догнать выскакивающий из «поля цензуры» объект.

Корявый Пёс медленно выпустил дым, в котором «цензурная» муть слегка замерцала.

— Говоришь, не отпускают галлюцинации?

Я покачал головой, и медик кивнул своим мыслям:

— Видимо, это новый побочный эффект, для псионика нетипичный. Ты же знаешь, как устроена «иллюзия»? — спросил он.

Откинувшись на приподнятую спинку кушетки, я снова осторожно отогнал мысли об Эвелине. Нельзя злоупотреблять псионикой, когда у тебя на шее пси-компенсатор.

Вот чего мне действительно не хватало, так это чтоб кто-нибудь гораздо умнее меня объяснил бы, что за хрень творится с моей головой. И чтоб побольше заумных терминов, тогда сомнений вообще не останется.

От меня ждали хоть какого-то ответа, и я сказал:

— Ну, «иллюзия» — это виртуальная реальность, только сделанная на высшем уровне. Не как дешёвая капитская поделка…

— Не дешёвая, ага, — Паша криво усмехнулся одним уголком рта.

Другая щека у него была почти неподвижная. Вся его увечность — это результат неудачных опытов с псионикой.

— Потому что компьютер не может такое сделать, — медик покачал головой, — Тем более, настоящего псионика ведь не обманешь пикселями и кодами. Он сам разложит всю виртуальность на пиксели…

Вот уж действительно. Попробуй обмануть псионика, который чувствует пространство всеми семью чакрами.

Даже сейчас мне всё ещё казалось, что мир вокруг не настоящий. Видимо, из-за слишком длительного пребывания в медицинской коме. Побочный эффект, как выразился Корявый.

Я расслабленно лежал с полузакрытыми глазами, слушая и так известные мне подробности о работе капсулы, создающей «иллюзию». Что, по сути, процессором в ней является сам мозг псионика, умники лишь только корректируют программу… Ну, и задают сюжет испытания, если оно нужно.

Оттого и получается воображаемый мир настолько реалистичным, ведь нет предела человеческой фантазии.

— Обычно «иллюзия» ограничена. Ну, одной локацией, да и временем… — продолжал объяснять Паша, — Но в твоём случае, Косой, мы решили чуть ослабить имплант, дать больше потока пси-энергии.

— Зачем?

Я уже отвык от своих кличек. Косой, Заяц… Эх, как же приятно слышать родной глобо-рус. Не эти непонятные красногорские диалекты, привычные уху Василия, но насилующие мой мозг.

— После бомбёжки мы тебя нашли в поле, засыпанным горелой и расплавленной землёй. Думаю, Косой, ты спасся в режиме берсерка, потому что выбрал правильное место для спасения. Успел добежать до оврага…

Я поморщился. Ничего такого я не помнил, тем более, ещё и имплант сгорел вроде бы.

— Имплант у тебя сгорел, конечно, — Паша поёжился, — Там же ещё и новую бомбу применили. Ну, против псиоников.

Эта новость заставила меня вздрогнуть. Значит, мне тогда не показалось? И это действительно было какое-то оружие, воздействующее на импланты?

Я недоверчиво переспросил:

— Против псиоников? Но у капитов же импланты отличаются… Наши умники что, не знают этого?

Корявый пожал плечами:

— Да хрен его знает, что они знают…Но мы тебе быстро новый впаяли, пока ты, Косой… хе-хе… не окосел.

При этом он сам опять потёр свой затылок. Парализованная половина тела часто напоминала Корявому, что игры с псионикой дорого стоят.

А моему другу, Герману-Губошлёпу, так вообще, они стоили пробитой груди… и жизни. Выстрел из нейро-стоппера не остановил «одержимого» псионика, и мне пришлось использовать свой Шам-Рифл.

Тот выстрел тяжёлым грузом висел на моей совести, и наверняка именно поэтому Герман появился тогда в этой грёбанной «регенеративной иллюзии».

Корявый вырвал меня из неприятных воспоминаний:

— Мы так и не поняли, как ты выжил после орбитальной бомбардировки. Заяц. У тебя было восемьдесят процентов ожогов, лёгкие сгорели, — продолжал он, — Но, что удивительно, твой берсерк не отключился, а продолжал управлять процессами в организме. Он закупорил сосуды в погибших частях тела, оставил кровоснабжение только важным органам…

Лекция была о том, как потом умники настраивали мои энергопотоки, синхронизируя с работой медкапсулы. Как они, используя клонирование, оседлали регенерацию, заменяя отгоревшие руки и ноги. Что это настоящий триумф науки Свободной Федерации, и Ковалёв намерен получить высшую медицинскую премию за это открытие…

— Так вот почему я не учуял запах силиконовой смазки? — спросил я, устало потерев лоб, — Рецепторы в носу сгорели?

Запах табака я сейчас прекрасно чуял. А это прямо намекало, что вокруг — реальность.

— Да у тебя носа вообще не было, как и ушей, — улыбнулся Корявый Пёс, — И хорошо, что ты себя не видел тогда…

Я непроизвольно потрогал нос, уши, потом взъерошил короткий ёжик волос. По словам Ковалёва, мне пришлось провисеть в капсуле около трёх недель.

Три недели в «иллюзии», вашу капитскую псину! По всем законам… кхм… по всем старым законам медицины и физики мозг псионика должен был умереть в первый же день.

А эти умники, мать их толчковую, оставили мой мозг в изменённом состоянии сознания и спокойно продолжили свою работу. Эх, жжёный же ты… берсерк.

А может, назвать мне моего берса как-нибудь? А то скучное «режим берсерка», а он мне, между прочим, жизнь спас. Василием, назвать, например…

— «Длительная иллюзия — экспериментальный метод восстановления», — мечтательно произнёс Ковалёв, — Или нет. «Пси-регенеративный метод длительной иллюзии»… Как думаешь, нормально звучит?

— Тлеющая псина, — буркнул я, — И её бредовые глюки…

Корявый поморщился, не оценив моего юмора, и бросил сигарету на пол. Мутная сфера метнулась вниз за окурком, пытаясь прикрыть наглый акт гражданского правонарушения, запрыгала вместе ним по кафелю. Тут же внутри «поля цензуры» сверкнула вспышка, и воздух сразу же стал прозрачным, явив на свет едва заметную кучку пепла. По которой медик тут же шаркнул ногой, уничтожая последние следы…

Он принюхался и провёл ладонью над столиком, включая вентиляцию в мед-боксе. Да ещё и замахал руками, будто пытаясь разогнать вонь.

— Никак ты не успокоишься со своими экспериментами, а, Корявый? — с укором спросил я.

Паша ожидаемо потёр шею под затылком и виновато улыбнулся:

— Наука… она не терпит слабых, ты же знаешь…

— Губошлёп тоже мечтал стать сильнее.

— Герман твой идиотом был, — Корявый постучал пальцем по виску, — Надо же, отключить имплант. А мне помогают мозги всей Федерации…

Я хмыкнул и не стал продолжать спор. Ковалёв и так достаточную цену заплатил за свои эксперименты, так что словами его не переубедить.

— В любом случае, спасибо, — я кивнул.

— Да ещё не за что, — улыбнулся Паша, перебирая пальцами шприцы-пистолеты, — Если побочные эффекты останутся, то ценность метода упадёт.

Я тоже хотел улыбнуться, но вдруг моих губ что-то коснулось. Влажное, тёплое…

Поцелуй?

Снова всплыл образ Эвелины, в крови вскипела новая порция гормонов. И тут же всё резко прекратилось.

Нет её, Эвелины… Это всё выдумано, это была просто «регенеративная иллюзия».

Я даже ощерился, улыбаясь всей абсурдности. Дегенеративная какая-то «иллюзия». Ну надо же, Луны какие-то, Пробоина, грязная псионика, неотличимая от магии…

— Попробуем это, думаю, — Корявый поднял шприц, задумчиво потирая подбородок, — Ну что, колем?

Я вдохнул полной грудью, понимая, что наконец-то меня отпустило. Вот теперь точно со всей гипер-чувствительностью менталиста я могу сказать, что вокруг — реальность.

И все мои чакры работают на полную. Ну, нижние-то и не могут качать энергию на всю мощь, имплант для этого и стоит, чтобы фильтровать грязь.

— Паш, да вроде норм уже, — я ущипнул себя и улыбнулся.

Больно.

Непроизвольно я тронул губы. И всё же странно…

Откуда-то издалека донёсся крик. Едва слышно, будто на спортивной площадке кричал пацан лет десяти-двенадцати.

— Ну, а выйдешь, и опять накроет? Как медик, я всё же советую сделать инъекцию, — Корявый со шприцом зашаркал ко мне, — Закрепить результат, так сказать.