И, словно в подтверждение моим опасениям, откуда-то издалека прилетел крик:
«Помоги!»
Тот самый голос одержимого. Он звучал не среди дворов, а в голове…
Вот, значит, как? Только жжёный пёс лизнул в задницу, как сразу же «помоги»? Я расхохотался. А то сколько бравады было: «легион, сила, нас не остановить»…
«Хотят… убить нас… святоша»… — голос был обессилен то ли расстоянием, то ли чем-то ещё.
Вдоль закоулка с одной стороны шла высокая каменная ограда, с побелёнными столбами между секциями, а с другой моё плечо обтирало стену двухэтажки. Получалось, здесь обычные жители Межедара соседствовали с богатеями, и сквозь верхние окна даже могли наблюдать за их жизнью.
Мне же интересоваться бытом и тех, и других было некогда. Обогнув пару углов, мне удалось увидеть впереди тени.
На освещённом лунами пятачке, образованном оградой и горой мусора, стояли Эвелина и… Нет, это не Василий. Это был кто-то, совершенно мне не знакомый, и в его занесённых руках блестел нож.
А мой дрищ, опустившись на колени, беспомощно таращился вверх — то ли на небо, то ли на нож, занесённый над его головой. Эвелина же, эта черноволосая стерва, стояла позади, положив посох Пёсину на плечо, словно рыцарю.
Вся эта сценка, прыгающая перед моими глазами в далёком пятнышке света, больше всего напоминала жертвоприношение. Или обрядовое убийство, разницы никакой.
Твою же псину!!!
«Помоги…»
— Вася, я сейчас, — просипел я, выжимая из тела максимум.
Кокон подёрнулся ещё, Василий и его одержимый явно почуяли меня. Сознание потянулось наружу, но я, стиснув зубы, удержал. Рано!
В памяти сразу всплыло всё, что я слышал о чернолунниках. Вот сволочи двуличные… Альберт Перовский же рассказывал мне, что у них к Последнему Привратнику особое отношение. В самой Церкви Чёрной Луны толком-то и не знают, что делать — дать мессии возможность исполнить пророчество, или принести его в жертву.
— Жертву, твою мать! — я попытался добавить ещё скорости.
Ветер свистел в ушах, глаза заслезились, бисеринки пота уже сносило по лбу назад. Ноги заработали быстрее, даже не думая о равновесии, и я взял такой темп, что попадись мне сейчас по пути малейшее препятствие — и кувыркнусь.
Для меня существовало лишь это пятно подворотни, со стоящими в нём силуэтами. Слышался только стук моих каблуков. И шёпот…
«…как корабль гонит перед собой волны, распугивая обитателей глубин, так и Незримая идёт по мирам…»
Шёпот нельзя было услышать на том расстоянии, на каком я пока находился от них. Тем более, в моих ушах боевым там-тамом стучала кровь, кузнечными мехами свистели лёгкие.
Но я слышал. Кажется, если не удержу сознание, перескочу в Василия.
— Рано! — прохрипел я.
Меня заметили. Тот, кто стоял над Василием… Мне казалось, что наполовину я уже смотрел глазами Пёсина.
***
Это коренастый старичок, одет в чёрную рясу, едва скрывающую его живот. Седой, с бородкой и лысиной, на круглом лице испуганные глаза…
Он боится не только того, бегущего по подворотне к ним незнакомца. Он боится всего этого — и ножа в руке, и Эвелину за моей дрищавой спиной, и Красную Луну высоко в небе.
— Отец Афанасий, поторопитесь, — срывающимся голосом сказала Избранница за моей спиной, — Мы должны…
— Да, да, дочь моя… Но миры, закостеневшие в своей грешной плоти, не желают преклониться, гордыня застила им глаза…
— Рано! — разлепил я губы, чувствуя, что всё ещё вижу перед собой трясущийся переулок.
— Но как в лице ребёнка видим мы черты родите… Что, сынок?! — вдруг сбился Афанасий.
— Торопитесь, отец! — Эвелина чуть сильнее нажала концом посоха куда-то мне в зону затылка.
— Дочь моя, ты ведь тоже имеешь право…
— Я не могу, — испуганно бросила Эвелина, — Я не готова!
— А то я готов прям… — нож в руке дёрнулся, старик чуть не выронил его, — Храни нас, Незримая.
Это тело не может двигаться, что-то парализовало его. Нож поблёскивает, на его грани я вижу, как издевательство, маленькую точку Красной Луны. Обряд ещё не завершён, а лезвие уже будто в крови.
«Помоги, Иной», — голос умолял, и теперь не звучал так нагло, как раньше.
Его загнали в угол, его раскусили, и теперь одержимого ждёт только смерть. А он не желает, ему хочется жить, и он готов на всё!
На миг меня охватило искушение. А может, ну его? Есть же Страж Душ, там и тело сильнее, и гораздо больше возможностей по положению. Особо не светиться, не колдовать рядом с пульсарами, и можно долго держаться на плаву…
Рассказывал же Фёдор Громов, что у него в роду были Иные. И долго жили.
«ПОМОГИ!»
— Будешь слушаться? — повинуясь наитию, рычу я.
— Отец Афанасий!!!
— Незримая, на тебя только уповаем, твой лик ждём в Пробоине, — затараторил священник, осеняя лицо кругом.
«Мы — легион. Мы не служим, нам служат».
Я оскалился, заставляя мышцы двигаться. Не получается.
— Будешь служить?! — рявкнул я, стискивая кулаки.
Пальцы еле двинулись, заскрипели, сопротивляясь парализующей магии.
— Ох, дочь моя, что творится-то… — нож в руках священника затрясся, он всё пытался осенять себя знамением, — Они идут! Они уже здесь!
Неожиданно мне стало смешно. Тоже мне, жертву они принести собрались, тряпки мягкотелые. Если уж решили, так соберите чакры в кулак, псы толчковые!!!
«Нет! Что ты мелешь?! Помоги!»
— Отец Афанасий, читайте!
— Как в речах ученика слышим мы его учителя… — затараторил тот, — Как в тяжести меча чувствуем мы кузнеца…
«Да помоги же!»
— Служить!!! — заорал я, чувствуя, как сжимается гортань, — Иначе…
Я не должен двигаться, но мне просто наплевать на чьё-то «не должен». Я уже слышу, что орёт тот, бегущий к нам Страж Душ: «Служить!!!»
Мы сидим на коленях, смотрим на блестящую смерть. Мы бежим по подворотне, мы всё ещё там.
***
Сил держать сознание внутри Стража Душ уже не было, но я больше и не пытался. Просто прыгнуть и оставить тело. А дальше оно само снесёт, собьёт, уничтожит всё на своём пути.
А там разберёмся…
Как и половина всех военных планов. Когда тебе расчертят карту, расставят флажки, объяснят, кто и куда должен идти и бить.
Ты всё чётко знаешь, пока не прозвучит первый плазменный залп. И все схемы летят к толковым псам, поэтому дальше все участники боевого плана начинают импровизировать.
— Служить!!! — ору я, надрывая горло.
У меня ещё есть пара мгновений, чтобы бросить это тело в сторону. Или просто затормозить, и кулем свалиться у ног чернолунников.
И одержимый знает это…
Ну, как хочешь. Я и в этом теле неплохо освоился, так что, Василий, прости. Надо было предохраняться — не моя вина, чего ты там подцепил, чего так боятся чернолунники.
Я уже хотел бросить тело в сторону, чтобы дать совершить обряд, но тут:
«ДА!»
— Твою псину!!! — ору я, чувствуя, что тело уже потеряло равновесие, — Тормоз!!!
Приходится выбросить руки в сторону, потом вверх, потом вниз. Таз повело влево, вправо, ноги брыкнули пьяной чечёткой. Со стороны это выглядело, как исполнение цыганского танца, только на полном галопе, и не хватало только крикнуть: «Хэй!».
Я понимаю, что времени поправлять курс ещё точнее нет. И та-а-ак сойдёт!
Успеваю вытащить из кармана кинжал и отпустить, чтобы полетел вскользь по земле.
С улыбкой нацелившись на седого священника, добавляю совсем чуточку скорости, раскидываю руки для объятий. Стена за силуэтом священника так и манит убиться…
Мне не жалко ни это тело, ни старичка с ножом. Мне даже Эвелину не жалко будет, если та бросится наперерез — предательства я не прощаю.
Сверкнул её посох, втыкаясь куда-то мне в грудь. Избранница попыталась сбить живой таран в сторону, но законы физики сейчас плевали на любую магию. Сколько килограмм в этой оракульской туше и в миниатюрной девушке?
Вот то-то же…
***
Удар концом посоха в рёбра, будто рыцарским копьём — вещь ощутимая. И я согнулся от боли, чуть не заехав лбом о брусчатку.
Нет, это я в стену врезался… А, жжёный ты пёс!
Спустя мгновение до меня дошло, что боли фантомные, и принадлежит другому телу.
Так, тут где-то звенел кинжал — я в один момент даже видел его блестящее лезвие из двух пар глаз. Ага, вот он…
Секунду назад над моей головой пронеслось что-то тяжёлое, случайно залепив мне в ухо конечностью. А я ещё сижу, пытаясь сообразить, в каком наконец теле устаканилось моё сознание.
Шум за спиной подстегнул мысль, поэтому я делаю резкий рывок на плечо, рука едва успевает подхватить кинжал. Что-то всё-таки скользнуло по сапогам, и раздался звонкий грохот удара по камням.
— Сожри тебя Незримая, — крикнула Эвелина.
Перекатившись по брусчатке, я воткнулся лопатками в стену. Резко разогнул ноги, чтобы занять вертикальное положение.
— Жжёный ты псарь, — я протёр тыльной стороной ладони глаза, тряхнул головой.
Тут же мне пришлось отвести голову в сторону. Посох несильно ткнулся в кирпичи, обдав ухо жаром пируса, а потом… мне в руки свалилась Эвелина.
Тренированные рефлексы — зло. Я едва успел повернуть лезвие кинжала в сторону, чтобы не насадить хрупкую девушку на десять дюймов стали. Как бы там ни было, сначала надо было разобраться, что эти псы толчковые тут творили.
— Предтеча… Незримая… — Эвелина просипела мне в грудь и обмякла.
Я с тревогой повернул её, боясь, что она всё же напоролась на нож. Нет, лезвие лишь срезало несколько тесёмок на кожаной куртке, но до тела не достало.
Эвелина чуть приоткрыла губы, так мило всхрапнув, что я едва удержался, чтоб не сбросить её на пол. Это издевательство какое-то!
Опустив Избранницу на пол, я наконец огляделся. Старик и Страж Душ лежали совсем рядом со мной — было заметно, что они проехались по инерции от места экзекуции до самой стены.
Страж Душ ещё и воткнулся темечком в кирпичи, так что я сразу сообразил, от чего была фантомная боль.
Заметив блеснувшую на камнях жидкость, я шагнул вперёд и рывком сбросил Стража Душ со священника. Отец Афанасий сразу же облегчённо вдохнул:
— Аха-а-ап!
Он лежал, прижав руки к груди, словно собрался уже помирать. Пальцы старика блестели, и, присмотревшись к Стражу Душ, я заметил торчащую у того из груди рукоять. Хм, а ловкий старик, ничего не скажешь — успел воткнуть лезвие.
— Незримая, на твой праведный суд отдаю душу свою, — зашептал священник, — Да не попаду под свет Чёрной Луны, если не будет на то воли твоей…
Я присел на корточки, приложив руку к шее оракула. Готов… Эх, жалко гвардейца, мы с ним здорово потусили по ночному Межедару.
— Кто-нибудь объяснит мне, капитские ваши душонки, что тут творится? — едва сдерживая злость, прошипел я.
Кричать пока было нельзя, где-то совсем рядом мог находиться Вячеслав. Да и Стражей Душ, с полицейскими за спиной, нельзя было сбрасывать со счетов.
— Всю жизнь пытался я быть верным твоим сыном, и ни разу Чёрная Луна не соблазнила меня…
Испуганные глаза отца Афанасия подрагивали в свете Красной Луны. Он таращился на меня, словно на привидение, и, вытащив что-то из-за пазухи, едва слышно шептал себе под нос.
— Лик Незримой жду в Пробоине день ото дня…
Я схватил его за ворот:
— Повторять два раза не буду, старик! Ты сейчас мой лик узришь, недолунок!
Новые ругательства этого мира сами прилипали к словарному запасу, и я уже даже не удивлялся, когда выдавал что-нибудь такое.
А вот глаза священника уставились на меня, стали оббегать лицо, делая круг за кругом. В зрачках вдруг появилось сомнение.
— Но ты другой теперь…
— Что?
— Изменился! — зашептал священник, — Блаженный свет Незримой, Предтеча, ты теперь другой!
Он вдруг прижал к моему лбу какой-то оберег, я лишь успел заметить чёрный кружок с золотистой каймой. И тут же лоб словно клеймом прижгли…
— А-а-а! — я отпихнул старика так, что тот приложился затылком о брусчатку.
— А, нет, не другой… — схватившись за голову и кряхтя от боли, проворчал старик.
— Убить бы вас, на хрен, — я встал, со злостью огляделся.
Ну всё, вроде бы разрешилось. Я в теле Василия, живой, и Эвелина рядом. Целая, невредимая, а это главное. Ох, как же хороша, как свет Красной Луны маняще рисует тени на её губах…
— Магия Вето треснула, — донеслось от старика, — Не к добру это!
— Что-о-о?! — я снова опустился, схватил священника за воротник, — ты знаешь о Вето?
— Нет, нет, — ото замотал головой, обнимая оберег, — Нельзя нарушать волю Незримой!
— Сними её!
Тот вдруг вскинул голову, отклячил губы, излучая внезапную твёрдость:
— Нет!
Мои пальцы потянулись к его шее, но я тут же отдёрнул. Выпрямившись, я почуял, как меня затрясло.
Я ведь только что чуть не свернул ему шею. Капита мне в душу, да что происходит?!
— У-у-у-ух, — я стиснул кулаки, понимая, что в теле Василия сейчас уйма гормонов, ещё после той атаки Эвелины осталось.
Эта стерва меня чуть не пришила, а я в неё до сих пор по уши влюблён.
Причина не только в этом. Со злостью надо было что-то делать, она просто мешала думать.
Одержимый не скупился на свои знания, и я быстро понял, почему меня колотит от ярости. Это тело слишком долго находилось под властью Одержимого, а тот никогда не утруждал себя контролем эмоций. Да ещё эти гормональные атаки Избранницы…
Ну и плюс моя, собственная злость.
Всё это бурлило в крови, закручивалось в красные потоки, словно хотело разорвать тело. Магия огня ярилась, но не могла найти выход — даже с трещиной в заблокированной чакре выход псионики был минимальным. И не заглушишь, как раньше.
Какая мощь!
Красная Луна словно насмехалась, висела над двором-колодцем багровым оком. И смотрела, любовалась своим чадом, накачивала энергией в последние дни перед своим Исходом в Пробоину.
Я напрягся, пытаясь продавить злосчастный «кирпич» в чакре. Трещинки струились, но никак… И сверху не выгонишь, это слишком грязная псионика, так просто не отфильтруешь.
Нужно найти выход злости, иначе потом буду жалеть.
— Э-эй!!! Чушки драные!!! — мальчишеский голос разнёсся по переулку, заставив меня резко обернуться, словно хищника.
Хромой, уже совсем не прихрамывая, нёсся к нам со всех ног в обнимку со своим кожаным мячом. Чего он его не выкинет-то?
— Бегите!!! — он кричал, пытаясь показывать за спину.
А там, в тени подворотен, блеснули красные светлячки… Послышались звуки заряжаемых затворов.
Твою же псину!
Я округлил глаза, удивлённо прислушиваясь к новым ощущениям. Кто-то там, в темноте, чертил в воздухе забавные контуры, вытаскивая пирусный патрон из кармана и вставляя его в казённик.
Пирус…
Я чувствовал его. Он там, в подворотне, но при этом близко, почти у самого лица — кожей ощущаю жар патрона с красным задком.
Не совсем умелая работа мага-технаря, есть небольшие недочёты во внутренних потоках. Такая пуля даст чуть больше уклона, если встретит магическое давление, будь то Вертун, или артефакт мага. Или если Луна находится в активной магической фазе…
— Огонь! — командный голос донёсся из темноты.
Ноги Хромого медленно-медленно вздымались и опускались, толкая тело пацанёнка в нашу сторону. Его силуэт мерно покачивался на фоне расцветающих в темноте выстрелов, и мальчишка ещё не знал — одна из пуль уготована ему.
Убойная сила магострела такова, что никакой целитель не поможет. Какая уж там «вытяжка»…
Все эти мысли едва успели пронестись в моей голове. Мне не надо было поднимать руку, или отдавать мысленный приказ. Но я точно знал, что каждая пирусная траектория — словно нерв в моём мозге. Я чуял смертоносные пули, рассекающие воздух, и знал, что одна моя мысль и они уйдут в сторону.
— А-а-а-а!!! — Хромой упал, сжавшись комком.
Его осыпало кирпичной крошкой, когда сразу пять пуль, резко свернув в стороны, влепились в стены вокруг него.
Я улыбнулся. Пока я тут, мне решать, кому жить, а кому умереть. Это во-первых… А во-вторых, злость требовала выхода.
— А ну, вылуни рукожопые! Перезаряжай! — донёсся истеричный голос из темноты, — Требуха сказал — всех!
— Ярость пса, — шепнул я.
Руки сами опустились на брусчатку… Нет, не руки. Лапы вгрызлись в камни, рванули огненное тело в атаку.
Встречный ветер ласково раздувал огненную гриву. На мгновение я вскинул голову, издав протяжный вой по славу Красной Луны — её магия так и пронизывала воздух.
Пацан, подняв голову, круглыми глазами смотрел, как навстречу ему несётся чудовище.
Я легко перемахнул через мальчишку, и неотвратимой смертью поскакал в темноту арки. Полицейские, которых продажный капитан прислал, чтобы убрать как можно больше проблемных свидетелей, не успели перезарядиться.
Быть может, в другом состоянии я бы ещё и пожалел некоторых. Попытался бы оглушить, ну максимум покалечить.
Но раскалённые клыки и когти, одним прикосновением перемалывающие кости и рвущие плоть, не оставили им шанса. Несколько секунд, и эхо испуганных криков смолкло…
***
В Межедаре снова было тихо.
Где-то сверху испуганно захлопнулись ставни. Ночные свидетели выглянули на шум выстрелов и теперь, наверное, жалели об этом. Потому что не каждый день увидишь несущегося по городу «уголька».
Ну да и ладно, навряд ли они будут кричать и звать на помощь. Это преступник испугается и начнёт удирать, а исчадие Вертуна наоборот, начнёт охотиться.
Сидя на заднице, я несколько секунд пытался отдышаться. Ошарашенно посмотрел на свои ладони, вспоминая новые ощущения…
Они уже ушли, но я прекрасно их помнил. И знания, данные мне ещё в усыпальнице Борзовых, проливали свет на загадку — всему причиной злость.
Ярость и огонь родственны по своей природе, а Одержимый — это практически безграничный источник ярости. Красная Луна уходит, и её влияние возрастает.
Да ещё трещина в «кирпиче» — что-то мне подсказывало, что, если бы не «магия Вето», я был бы очень даже неплохим огняшом. Магом Первого Дня, не меньше…
— Скромняга, — усмехнулся я, поднимаясь.
Я не оглядывался на стены под аркой. То, что осталось от пятерых полицейских, можно было назвать ошмётками, и они украшали всё вокруг.
Совесть кольнула меня, но ненадолго. Это их выбор, и без причины я бы не сорвался в бой. Тем более те, кто стреляет в спину беспомощному мальчишке, жалости не заслуживают.
Ни один из магострелов не уцелел, и делать здесь было нечего. Ну, кроме того, что ждать ещё лисов…
Выйдя из-под арки, я пошёл обратно, к месту неудавшегося обряда. Хромой сидел на пути, испуганно обнимая свой мяч.
Когда я подошёл, он вдруг выхватил из кожаного шара оракульский пистолет и нацелился:
— Стой, монстр!
Я усмехнулся, оглядел стены, куда влепились магические пули.
— Мог бы и спасибо сказать…
— Спасибо, — неуверенно проговорил Хромой.
Я взял его под мышку и рывком поставил на ноги, потом отряхнул ему воротник. Пацан так и стоял, нацелившись на меня.
— Патроны достал, что ли?
Тот кивнул, утёр сопли под носом.
— Да, отец Афанасий дал… — потом спохватился, снова наставил пистолет.
— Я смотрю, отец Афанасий у вас тут в авторитете.
Я, уже не обращая на него внимания, пошёл дальше, к моим святошам. Ярость огня улеглась, и теперь можно было спокойно разобраться со всеми изменениями.
Тем более, кто-то там мне служить обещал…
Одержимый внутри заворочался, а потом ушёл куда-то в глубину, словно обиженно отвернулся, закутавшись в одеяло. Да ещё выпихнул наружу ошалевшего Василия, который уже даже и не надеялся получить свою очередь на созерцание мира из моих глаз.
Я склонился над Стражем Душ, стал шарить в его карманах, перекладывая небольшой скарб. Пара вещунов, документ Царской Гвардии, ну и свежий выпуск «Межедарского Вестника»…
— Сын мой, — священник, покачиваясь, встал.
Он всё так же отгораживался от меня золотистым амулетом.
— Ты что-то говорил про «магию Вето»? — ровно спросил я.
— Надо помочь девочке, — Афанасий ткнул пальцем в сторону Эвелины, — Она надорвалась, даже приняла таблетку псареса…
Что такое псарес, я не знал, но с тревогой вгляделся в лицо девушки. Избранница была не просто бледной, а уже чуть ли не синей.