Маленький пароходик, крейсирующий летом между Ванном и портом Навало, показался из канала, отделявшего Кергуэн от Лангля. Острый нос его рассекал голубые воды Морбигана, почти неподвижные под легким ветерком. Слева, на островке Арц, виднелось несколько домов. Спереди остров Муан сверкал под яркими лучами солнца, придававшими какую-то робкую прелесть темной зелени тростников.
Дальше горизонт закрывался лабиринтом островов и мысов, у подножья которых прибой разбивался пенистым поясом. Отдаленный шум моря нарушался только монотонным жужжанием машины.
Опершись на борт почти у самого носа парохода, один из пассажиров, казалось, совершенно не замечал прелести развернувшегося перед ним вида. Поза, выражавшая глубокую усталость, изможденное лицо, порою невольная болезненная гримаса — все это вместе выдавало страдание путешественника при виде этих мест, казавшихся такими приветливыми. Он покинул их с сердцем полным радости, а теперь возвращался домой при таких печальных обстоятельствах.
Едва несколько недель тому назад Анри Герлис, флотский инженер-механик с военного судна «Шанзи», принадлежащего к Дальне-Восточной морской дивизии, видел перед собою близкий конец тяжелой компании, которая давала ему право на производство в следующий чин, а также на вполне заслуженный отпуск, который он намеревался провести в своем милом Морбигане, возле отца, не имевшего никого близких, кроме него. Ему уже мерещились бесконечные рассказы, вся радость свидания после трехлетнего отсутствия. И вдруг, однажды утром, в то время, как он, заканчивая свою вахту, мечтал о скором возвращении домой, вестовой попросил его зайти к капитану, который сообщил ему ужасную весть: отец его умер. И когда капитан раскрыл ему свои объятия, бедный малый, сраженный тяжестью постигшего его удара, принялся безумно рыдать.
Возвращение домой, рисовавшееся ему таким радостным, оказалось печальным и тяжелым. Только в Ванне молодой механик узнал точные подробности. У отца его, большого любителя моторных лодок, была особенно любимая шлюпка, на которой он плавал почти каждый день совершенно один, несмотря ни на час, ни на погоду, как только у него являлось желание. Часто даже его поездки затягивались до ночи.
Вечером восьмого июня тщетно ожидали его возвращения домой. На другой день, разбитый остов его лодки был найден на скалах Гавриниса. Восемь дней спустя волны выкинули труп в залив Корнольт Сент-Жильдаса.
Это был труп Антуана Герлис — его отца.
Наконец, Анри прибыл в Кергуарек, дом своих предков, дорогую колыбель его детства, в котором впредь ему предстояло жить одному.
Здесь он нашел старого матроса Пьера Котгоаль, преданного члена семьи, который обучал Анри, как управлять лодкой и навязывал ему паруса, когда он был еще совсем ребенком.
Анри неустанно расспрашивал его о тяжелой драме, вызвавшей его спешный приезд, и рассказ старого матроса открыл ему историю случившегося. Из его слов молодой Герлис мог ясно представить себе последние годы жизни своего отца, занятого лихорадочными поисками, вечно одинокого, соприкасавшегося с людьми только для того, чтобы наблюдать за раскопками, предпринятыми им на острове, где он разрабатывал какой-то неизвестный до этого времени металл. Большую часть времени он уединялся в своей лаборатории или же, взволнованный каким-нибудь новым результатом своих научных работ, садился в моторную лодку и носился в ней по лабиринту островков и скал загромождавших Морбиган.
Однажды Котгоаль, старый матрос, пытался обратить его внимание на опасности, которым он подвергается среди течений и водоворотов малого моря, особенно во время приливов равноденствия. Увы, отчего Антуан Герлис не послушался его? Катастрофа свершилась!
Добравшись до родного гнезда, Анри осмотрел дом, маленькую усадьбу и землю отца; угрюмый вид всего этого, присущий вообще западной Бретании, казался еще более печальным с тех пор, как уехали последние партии рабочих, занятых добыванием руды, содержащей особый металл. Наконец, он направился к могиле в которой покоился прах его отца.
Сидя в рабочем кабинете покойного, Анри с волнением вертел в руках письмо, только что переданное ему. На адресе, написанном рукою его отца, стояло: «Механику Анри Герлис, военное судно „Шанзи“ Дальне-Восточной дивизии».
Прежде всего Анри стал рассматривать штемпеля. Отосланное из Ванна в мае, письмо прибыло на «Шанзи» только в середине июня. Анри же покинул корабль, как только узнал о смерти отца, которая случилась в ночь с 8 на 9 июня. Теперь письмо вернулось обратно. Молодому человеку казалось, что он сейчас прочитает посмертное сообщение, последнюю память об умершем отце.
Дрожащей рукой вскрыл он конверт.
«Дорогой мой сын, — читал он. — В течение этих последних лет я тебе почти ничего не сообщал о моих занятиях. Цель, преследуемая мною, казалась мне настолько важной, средства, которые мне удалось применить к делу, представлялись такими невероятными, что вследствие какого-то недоверия к самому себе я не осмеливался говорить о своих изысканиях никому, не исключая даже тебя, моего дорогого сына.
Сегодня я нашел. Я в совершенстве разрешил задачу авиации. Тебе, конечно, известно, что для этого нужно было создать чрезвычайно легкий мотор, крайне прочный аппарат, наконец, форму, обеспечивающую устойчивость при каких угодно условиях.
В настоящее время все эти требования удовлетворены. Поверишь ли ты! — наш старый остров Кергуарек заключает в своих недрах необычайный металл, ни малейших следов которого не найдешь ни в одной минералогической коллекции, в чем я лично убедился. Позднее я тебе объясню причину этого общего неведения и счастливую случайность, наведшую меня на верный путь. С настоящего времени человечество обрело рудник нового металла, более легкого, чем алюминий, более прочного, чем сталь, более устойчивого, чем платина. Я широко пользовался им в конструировании различных моторов и аэропланов.
Но я не хочу вдаваться в технические подробности моих планов. Сообщу сейчас только свою единственную просьбу к тебе.
Тебе известно, что на летательные аппараты в сущности нельзя взять патента. Итак, я хочу открыть свое имя внезапной и грандиозной демонстрацией. С этой целью я наметил грандиозный полет, который должен вскоре состояться. Благодаря необычайному козырю, отданному мне в руки новым металлом, я уверен, что этот полет будет блестящим. Другие могут впоследствии пойти по моим стопам — мой аппарат тем не менее останется моим.
Дорогой мой Анри, я хотел бы, чтобы в минуту торжества ты был возле меня. Я желал бы, чтобы ты повел мой аэроплан к полной победе над воздухом. Наконец, я становлюсь стар, я могу скоро умереть. Мне бы хотелось посвятить тебя в мои работы, видеть, как ты последуешь за своим отцом по этому столь важному пути. Я знаю, что прошу у тебя великой жертвы: ты ведь очень любишь свое дело. Не будь у меня настоящей уверенности в успехе, я бы этого не сделал. По этой же причине я и не желал никогда сообщать тебе о своих опытах. Сегодня же я тебя прямо прошу: брось морскую службу, возьми долговременный отпуск или подай в отставку, но возвращайся.
Я надеюсь узнать о времени твоего приезда со следующей почтой. Крепко обнимаю тебя. До свиданья. Твой отец Антуан Герлис.»
Глубоко взволнованный, Анри перечитал письмо. Теперь все обстоятельства дела открылись ему гораздо яснее, чем из всех предыдущих разговоров с жителями Кергуарека. В то же время у него явилась цель жизни: он решил продолжать дело своего отца.
Анри сейчас же принялся искать планы, о которых говорилось в письме. Задача эта представлялась ему легкой, потому что все бумаги старого изобретателя были всегда в образцовом порядке. Каждая из них имела свое определенное место. Два больших ящика письменного стола, казалось, предназначались для текущих работ. Однако в них нашлось всего несколько бумаг, не имевших особого значения.
Наконец, Анри нашел особую несгораемую шкатулку, которую он не мог открыть ни одним из ключей, переданных ему старым матросом Пьером. Однако на дне одного ящика, под старыми семейными документами, он, наконец, нашел маленький ключик, совершенно новый, но все же покрытый ржавчиной, как дубликаты, которыми долго не пользуются. Ключик этот подошел к замку.
В открытой шкатулке оказалось отделение с надписью: «Результаты».
Но оно было пусто…
Молодой человек продолжал свои поиски. Но когда он перевернул весь дом, единственным результатом его трудов оказалось несколько недоконченных заметок, несколько неполных заключений, несколько туманных формул.
Очевидно, отец его, молчаливый и одинокий, хранил в своей голове почти все результаты, достигнутые его опытом. Смерть настигла его в тот самый момент, когда он хотел открыть результат своих работ сперва сыну, а затем и всему миру. Быть может, также отец слишком поторопился в своем письме: быть может, он возвестил как неоспоримое то, что было только мечтой?
Анри снова перечитал письмо: сказанное в нем не подлежало ни малейшему сомнению. Нет, тут все было точно и определенно: это был победный крик того, кто знает, а не песня надежды. Увы! Вмешалась слепая смерть и теперь все достигнутое снова погрузилось в ничто.
Полный отчаянья, Анри почувствовал, что ему не удастся спасти от забвенья имя отца и воскресить его замечательное изобретение: последняя надежда его рухнула.
Но однажды среди накладных, памяток, разных счетов, которыми Анри пришлось заняться, чтобы разъяснить свое положение, взгляд его привлекла какая-то написанная на машинке бумага. Она исходила от секретариата парижской Академии Наук и подтверждала получение рукописи, трактующей об изобретении, которая, согласно выраженному Антуаном Герлис желанию, должна была остаться не вскрытой до нового извещения пославшего ее.
Воображение Анри Герлис сейчас же заработало. Что могло заключаться в этой рукописи, кроме подлинных планов его отца. Опасаясь какого-нибудь конкурента, он, вероятно, пожелал обеспечить первенство своего открытия официальной и законной отдачей на хранение документов. Но что за странная мысль отослать туда единственный экземпляр?
Анри сейчас же отправился в Париж, чтобы взять обратно рукопись отца. После многочисленных формальностей, это, наконец, ему удалось. Как только он прочел стоявший на первой странице заголовок:
«Настоящая рукопись — дубликат проекта, оригинал которого, законченный в мае месяце, остается в моей усадьбе Кергуарек, где я изобрел и создал систему аэроплана, описание которого следует ниже…»
Итак, существовал еще оригинал… Но как могло случиться, что молодой Герлис не нашел его.
Анри вернулся в Кергуарек, превосходно ознакомившись с изобретением своего отца. Это было поистине великое изобретение. Уверенность в успехе ободрила его. Понесенная им потеря казалась ему менее жестокой. Благодаря его молодости, ему казалось, что изучая мысль своего отца, он все еще чувствует его возле себя.
Как только Анри вернулся домой, он отправился на место разработки руды и занялся исследованием результатов ее. Он знал, что должен найти запас металла, достаточный для постройки нескольких аппаратов, потому что перед смертью отец его заявил, что он в скором времени отпустит всех посторонних работников, нанятых в виде помощников.
Матрос Пьер, передавший ему это сведение, считал, что в течение двух месяцев ежедневно добывалось приблизительно два килограмма таинственного вещества. Антуан Герлис имел обыкновение складывать каждый вечер выработанный за день металл в отдельный полотняный мешочек и затем аккуратно относил мешочек в известную часть подвального помещения. Матрос Пьер отлично все это помнил.
Зная эти подробности, Анри не мало удивился, когда, желая точно определить количество металла, на которое он мог рассчитывать, он нашел всего около двадцати мешочков, разбросанных в беспорядке, вместо запаса в два или три раза более значительного, как можно было заключить из слов Пьера.
Подобная скудость металла показалась молодому человеку очень странной. Если у отца его пока было только минимальное количество металла, едва достаточное для постройки одного летательного аппарата, да и то очень небольшого, почему он заявил всего за несколько дней перед смертью, что у него, наконец, уже достаточный запас и собирался отпустить рабочих? Или же, быть может, добыча была еще гораздо значительней и произошла какая-нибудь растрата? Быть может кража? Быть может, один из этих чужеземцев, прибывших неизвестно откуда, приписавший этому, столь драгоценному для Герлиса металлу высокую рыночную стоимость, похитил часть его, воспользовавшись для этого сумотохой, вызванной катастрофой?
Но предположение о похищении все же не объясняло исчезновения планов. Не желая тратить время на разрешение этих вопросов, так как у него были дубликаты, молодой Герлис, тем не менее, постоянно о них думал и часто искал их, все также безуспешно.
— В какую странную минуту произошла смерть отца, — часто говорил он сам себе. — Планы закончены, металл готов, помощники отпущены, он сам, Анри еще далеко, и именно в эту минуту катастрофа! Несколько месяцев позднее — и Анри уже был бы на месте и в курсе дела, и в работе не произошло бы ни малейшего перерыва. Несколько месяцев раньше — и повторилась бы обычная тяжелая история многочисленных гениев, скошенных смертью среди работы и оставивших неоконченной задачу, которую, быть может, уж никто другой никогда не разрешит. Здесь же, наоборот, все было закончено и, не будь никому неизвестного вклада в Академию, все дело погибло бы. Кто другой мог бы его восстановить. Надо было бы знать металл, найти планы и заменить Антуана Герлис.
Похищение металла и исчезновение планов, смерть его отца… было ли это вместе простым совпадением? Мысль эта поразила Анри совершенно внезапно. А если действительно кто-то другой подготовил пути, направил судьбу, чтобы сознательно стать на место изобретателя против его воли?
Но нет, это было невозможно! Антуан Герлис утонул случайно, по собственной неосторожности. Все засвидетельствовали это. Правосудие после следствия выдало разрешение на похороны. Увы, это попросту была злая насмешка судьбы, безжалостная случайность. И как многие не имеют и того утешения, которое выпало на долю Анри: возможность восстановить гениальное изобретение своего отца.
И Анри деятельно принялся за работу.
Несколько дней спустя ясность неба и спокойствие атмосферы соблазнили Анри выйти в море. Он хотел совершить вместе с тем паломничество на место, где разбилась лодка его отца, и к водорослям, принявшим его труп.
Управляемая матросом Пьером и юнгой, лодка быстро неслась по ветру на запад из пролива к заливу Корнольт.
— Итак, Пьер, тело моего отца было найдено только на восьмой день после его исчезновении?
— Да, Анри, — ответил матрос. — Накануне был небольшой ветер. Часто подобный ветер заставляет утонувших в море возвращаться к берегу.
— А в той стороне часто находят утопленников?
— О, да. Все утонувшие между Куатом и Белль-Иль — возвращаются этим путем… если они вообще возвращаются.
— А утонувшие в Морбигане?
— О, эти нет. Они остаются в малом море. Их чаще всего вылавливают поблизости от Локмармака.
— Они никогда не проплывают по проливу?
— Не могу наверно сказать, что никогда.
— Но, наконец, слышал ли ты когда-нибудь, что человек утонувший с внутренней стороны пролива, был найден с наружной его стороны?
— Никогда.
Говоря это, старый матрос повертывал лодку к берегу. Юнга бросил якорь. Причалили против Сент-Гильдаса.
Анри один высадился на берег. Он нервно шагал по побережью, погруженный в глубокое размышление. Неужели отец его утонул в океане, а не в Морбигане. Но каким же образом могла лодка затем попасть в Гавринис, в километре расстояния от Кергуарека? Разве только, что катастрофа произошла как раз перед проливом, и все еще державшаяся на воде лодка была завлечена туда сильным течением пролива. Это надо было бы исследовать…
Снова сев в лодку, несколько времени спустя Анри принялся опять расспрашивать Пьера.
Ответы не оставили в нем никаких сомнений относительно обстоятельств драмы.
Было установлено, что лодка разбилась среди островов. Вероятно, катастрофа произошла после восьми часов вечера, так как никто этого не видел. В таком случае, место катастрофы должно находиться между Гавринисом и островом Бердер. Там был довольно узкий пролив, возле которого не виднелось ни одного дома; запоздалые рыбаки избегали заплывать в него, когда ночь скрывала два или три опасных подводных валуна, предпочитая пользоваться большим проливом, лежащим дальше к югу.
Наконец, лодка легла в дрейф у Гавриниса. Анри снова вышел на берег и направился к остову моторной лодки, которая продолжала разрушаться, лежа на побережье.
Борта все еще держались и вообще лодка еще не совсем потеряла свою форму. Анри молча осматривал ее. Кузов лежал на боку, придавленный кормой к скале, и дно было исковеркано каменьями, на которые наскочила лодка. Но носовая часть казалась совершенно целой.
При помощи своих двух спутников, молодой Герлис мог перевернуть остов, чтобы осмотреть носовую часть ее. С другого бока оказалась еще одна пробоина. Но эта новая пробоина имела совершенно правильную, прямолинейную форму; казалось, она была прорезана острым предметом, а не пробита, как пробивает скала. Анри вспомнил, что однажды видел подобные следы на шаланде, на которую наткнулась шедшая полным ходом торпедная лодка. Если бы какое-нибудь очень острое орудие пыталось прорезать моторную лодку, оно, вероятно, оставило бы совершенно подобный же знак.
Конечно, лодка должна была сейчас же затонуть. Если отец Анри находился в ней в эту минуту, он не мог ни за что зацепиться. Если же он умер тут, как мог его труп быть выброшен в Сан-Гильдасе, в двенадцати километрах от Морбигана?
Темная роль в этой катастрофе кого-нибудь другого не давала покоя Анри Герлис.
Кто мог быть этот другой. И что он сделал. Ах, если бы кто-нибудь видел эту катастрофу, мог бы озарить это таинственное дело!
Анри решил, во что бы то ни стало, раскрыть тайну. Он расспросил последовательно нескольких рыбаков из Гав-риниса, из д’Аргазека с острова Бердер и даже жителей маленькой деревушки Лармор. Везде ответы, приблизительно одинаковые, говорили о спокойном море, об облачном небе, о ночной мгле и о полном незнании точных обстоятельств дела.
Наконец, Пьер, тоже со своей стороны производивший расследования, отыскал одного парня из Локмикеля, который с видимой неохотой и многочисленными умалчиваниями, сознался, что был поблизости от рокового места ночыо с 8 на 9 июня.
Анри подверг его тщательному допросу.
Сначала казалось, что от этого человека равно ничего не добьешься. Пьер принялся расспрашивать его на бретонском наречии. Тогда рыбак стал смелее.
— Я сейчас вам все расскажу, — заявил он. — Я был там часов около девяти. Но в ту минуту я уже вернулся в дом… или, вернее, я не выходил из него…
— Ты занимался контрабандой, — прервал его Анри, — и тебе хотелось бы, чтобы все думали, что в эту ночь ты ночевал у себя. Не бойся ничего дурного с моей стороны; твои личные дела меня не касаются; скажи мне только, что ты знаешь по поводу катастрофы с моим отцом.
Лицо парня сразу прояснилось.
— Ладно, коли так. Так вот как было дело. Около девяти часов мы плыли вдоль берега острова Бердер, направляясь к югу, чтобы выйти из Морбигана. Когда мы поравнялись с мысом Гавриниса, я повстречался с вашим отцом, который возвращался, сильно запоздав. Лодка потерпела какую-то аварию, полагаю, что мотор был не исправен; он плохо действовал. Затем мы спрятались в скалах, чтобы подождать…
— Вероятно, сигнала?
— …Лучшей погоды. После того, как мы простояли там несколько минут, какая-то большая моторная лодка прошла мимо нас полным ходом, почти без малейшего шума. Эта лодка прошмыгнула совсем близко. На Гавринисе горел костер из сухой травы…
— Костер из сухой травы?
— Да, ради нас… Это был нам сигнал. Когда чужая лодка, шедшая возле самого острова, проходила перед огнем, я ее хорошо рассмотрел. Она была совершенно серая, глубоко сидела в воде и ход ее был не меньше 22 узлов в час. Спереди, у рулевого колеса, стоял какой-то человек. Я его хорошо разглядел, очень хорошо. У него был горбатый нос, большая черная борода и блестящие глаза, смотревшие прямо вперед. Затем я видел лодку вашего отца впереди, на очень незначительном расстоянии.
Ее белый кузов ярко выделялся над волнами. Вероятно, ей было очень трудно итти против течения. Серая лодка шла прямо на нее. А затем…
— А затем?
— Затем свет погас и я больше ничего не видел.
Анри молчал, глубоко пораженный. Внезапно он снова заговорил.
— Куда направлялись лодки в ту минуту, когда ты потерял их из вида?
— На Лармор: они вошли в пролив между Гавринисом и Бердером.
Гавринис и Бердер — предполагаемое место крушения. Все совпадало. Смерть старика Герлис, происшедшая одновременно с похищением металла и бумаг, не была простой случайностью. Это был результат вмешательства кого-то другого, а этим другим был рулевой с черной бородой. Теперь уже Анри не сомневался в том, что отец его был убит.
— Вернемся в лодку, — воскликнул Анри взволнованно. — В Ванн!
Через неделю после того, как Анри подал заявление, следователь призвал его к себе.
Рассмотрев дело, он отказывался начать следствие на основании слов контрабандиста. Пытались отыскать предполагаемую серую, необычайно быстроходную лодку, на которую тот указывал, как на орудие гибели Антуана Герлис. Но ни в соседних портах, ни у ближайших берегов нигде не нашлось судна, подходящего к этому описанию.
Пробоина в лодке, которую сын покойного приписывал преступному абордажу, могла быть причинена попросту какой-нибудь острой скалой.
Исчезновение металла, ключей погибшего, его бумаг — все это казалось мало убедительным оптимистически настроенному следователю, который закончил разговор следующими словами:
— Послушайте, дорогой мой, поверьте моему долголетнему опыту, дело это ни к чему не приведет. Ваше горе вводит вас в заблуждение. Отец ваш завещал вам великий долг. Утешьтесь, выполняя его, и не терзайте себя бесполезными подозрениями.
Настал день — знаменательный день опытного полета Анри Герлис на аппарате, воссозданном им по чертежам своего отца. Огромная толпа терпеливо ждала часа отправления, заполняя все улицы Парижа, прилегающие к Тюльерийскому саду, в котором стояли летательные аппараты, готовые к продолжительному полету.
Вдоль всей аллеи Елисейских Полей, предназначенной для разбега аэроплана, господствовала неописуемая давка: все массы, которые Париж выбрасывает на улицы в дни великих торжеств, весь шумный поток, который провинция и чужие страны изливали без передышки в течение нескольких дней при помощи переполненных поездов, целая нация скопилась здесь, чтобы присутствовать при выдающемся событии полного завоевания воздуха.
Анри Герлис выбрал удачный день, в который решил демонстрировать изобретение своего отца. Человек, оказавшийся победителем в этом перелете, навсегда останется увенчанным блеском славы.
В самом саду записавшиеся на состязание летчики лихорадочно заканчивали свои приготовления. Анри Герлис, достроивший свой аэроплан как раз вовремя, чтобы успеть записаться в ряды состязающихся, занимался последними мелкими подробностями. Он еще не успел даже осмотреть аэропланы своих соперников.
Однако, минута отлета приближалась. Уже начали появляться официальные лица, и стартер сделал знак всем записавшимся. Машины устанавливались в назначенном порядке на Площади Согласия.
Анри Герлис был готов. Оставив свой аэроплан, который должен был лететь двенадцатым номером, под верной охраной сопровождавшего его старого матроса Пьера, он направился к месту отлета, где стартер с хронометром в руках отсчитывал последние минуты. Поддерживавшаяся все время Анри надежда на успех, еще больше воодушевляла его. Борода, отпущенная им со времени возвращения на родину, обрамляла его мужественное лицо, которое в костюме летчика приобрело большое сходство с лицом отца, когда в кожаной куртке и берете Антуан Герлис плавал среди островов Морбигана.
Проходя вдоль ряда летчиков с их машинами, молодой человек с любопытством рассматривал их, но ни одна из этих машин не могла соперничать с аэропланом Герлиса за недостатком того идеального материала, из которого он был сделан.
Дойдя до начала линии машин Анри остановился, как вкопанный: он увидел перед собою свой аэроплан, готовый первым начать полет.
Или, вернее, нет, это был не его аэроплан: его аэроплан был синего цвета, этот же был окрашен в желтый цвет. Но это была та же форма, те же крылья, то же расположение пропеллера и мотора, наконец, совершенно тот же размер. Анри узнавал места каждой кнопки, контрольной проволоки или стойки, рычаги и приспособление для спуска, и даже особый отблеск никому неизвестного металла — металла с острова Кергуарека…
Вдруг Анри Герлис побледнел: настала пора отлета. Пробираясь через толпу журналистов и приглашенных, пилот желтого аэроплана взобрался на сидение своего аэроплана. Стартер уже произносил последние слова команды. И словно окаменев от изумления, Анри смотрел на этого пилота: у него был горбатый нос, большая черная борода и сверкающие глаза…
— Человек из Морбигана! — вырвалось у Анри, и он невольно бросился вперед…
Его соперник повернул голову и взгляды обоих авиаторов встретились.
Казалось, будто какое-то воспоминание смутило незнакомца: лицо его исказилось и губы прошептали имя Антуана Герлис…
Нет, это не Антуан Герлис, но его сын, который отомстит за него его убийце.
В ту же секунду раздалась команда «вперед», и дав ход своему мотору, тот, другой, понесся по аллее под звук резкого жужжания мотора. Через несколько секунд быстрота его увеличилась у самой земли, затем, поднявшись умеренным движением, он взлетел над крышами домов, направившись к западу при ликующих криках восхищенной толпы.
Едва опомнившись от пережитого волнения, Анри Герлис вскочил на свой аэроплан. Освободившись с большим трудом от остальных участников состязания, ничего не отвечая на протесты комиссаров, весь охваченный одной мучительной мыслью, он, наконец, сумел выбраться на свободу. В свою очередь, он пустил мотор. Пропеллер завертелся с необычайной быстротой. Едва пустившись в путь, Анри сразу поднялся огромным скачком, затем, также направившись к западу, он в безумной ярости бросился преследовать «Желтую птицу».
К несчастью, подъем отнял у него две минуты. Соперник казался уже простой точкой на горизонте. Оба аэроплана были совершенно одинаковы. Только безукоризненное управление собственной машиной могло обеспечить Герлис успех.
Нахмурив брови, следил он за полетом своей машины сосредоточив на ней все свое внимание. Быстрота превосходила сто километров в час. Париж остался уже далеко позади. Влево от него сверкали изгибы Сены. Лильадамский лес выделялся впереди, зеленея вдоль извивов светлой ленты Уазы.
Но Герлис не замечал красот пейзажа. Не спуская глаз с компаса и напряженно прислушиваясь к резкому шуму мотора, он думал только о преступнике, которого ему предстояло настигнуть во что бы то ни стало. Среди порывов наполнявшей его ярости, в нем происходило какое-то раздвоение; в то время, как один Герлис сосредоточенно управлял своей машиной, как в те времена, когда он стоял на вахте на «Шанзи», другой Герлис пробуждался в нем и вспоминал все события, следовавшие одно за другим, со времени его возвращения с Дальнего Востока.
На него нахлынули толпою все малейшие подробности его жизни в течение этих последних месяцев; Анри переживал все перипетии драмы гибели своего отца, драмы вдруг озарившейся таким ярким светом при виде человека с черной бородой.
Затесавшись в среду иностранных работников на острове Кергуарек, убийца его отца имел возможность проследить час за часом все работы ученого. И когда этот последний решил, что у него накопилось достаточное количество драгоценного металла, и объявил своим помощникам о близком окончании их работ, он подписал вместе с этим собственный смертный приговор. Чужестранец должен был действовать, пока он еще находился на острове, пока он мог высадиться на нем в любой час дня или ночи, не возбуждая ничьих подозрений. Стоило только предупредить какого-нибудь сообщника — и таинственная серая лодка уже ожидала свою добычу. Герлис-отец должен был исчезнуть, чтобы другой остался единственным обладателем чудесного открытия; абордаж лодки старика, его хладнокровное убийство, все это вместе было так ловко задумано и так хорошо выполнено, что успех почти обеспечен.
Затем последовала ночная высадка в Кергуареке, легко удавшееся похищение в доме, где никто не остерегался воров, в доме, ключи от которого были в руках похитителя, знавшего все привычки тамошних жителей. Наконец, перекраска чьей-то моторной лодки ввела в заблуждение следователя и запутала следы совершенного преступления.
Анри Герлис сжимал кулаки и старался ускорить ход своей машины. Впрочем, ему оказывала большие услуги и его профессиональная опытность моряка. Пользуясь течениями различных слоев воздуха, избегая известных провалов атмосферы, порожденных неровностями почвы, он понемногу нагонял своего менее знающего противника.
Да, менее знающего в деле авиации, но зато какого ловкого в исполнении своего хитроумного плана.
Само совершенство этого плана привело к неудаче. Нигде не пробудилось ни малейшего официального подозрения, ни малейшего слуха. Такая безнаказанность успокоила похитителя. Считая себя впредь единственным владельцем тайны, он счел возможным воспользоваться ею на виду у всех. Только возвращение Анри на родину, непредвиденный вклад планов в Академию, этот вклад, о котором Анри узнал совершенно случайно, могли перевернуть весь ход событий.
Но теперь с похитителя сорвана маска. Его волнение при слове «Морбиган», и еще больше того — впечатление, произведенное на него сыном, в котором он узнал черты отца, равнялись формальному признанию.
Внизу показалось море. Чтобы избежать слишком сильного противного ветра, оба летчика мало-помалу снизились и летели всего в каких-нибудь ста метрах от поверхности волн. Анри уже готов был отказаться от мысли догнать похитителя, находившегося на расстоянии почти километра от него. В конце-концов, какое значение имеют несколько минут замедления. Арестовать виновного можно и в другом месте, так же легко, как во Франции.
Вдруг Анри, к своему удивленно, увидел, что враг его описал полукруг и направился к нему с такой же быстротой, с какой перед этим летел в противоположном направлении. Раньше, чем Анри успел понять причину этого поворота, «Желтая птица» уже налетела на него. Герлис едва имел время расслышать крик:
— Хорошо же, и ты погибнешь, как твой отец!
В минуту столкновения противник поднял свою машину, чтобы зацепить причальными крючками крыло «Синей птицы» и постараться перевернуть ее отчаянным и отважным маневром человека, которому больше нечего терять.
Но, увидев возле себя противника, Анри, инстинктивно повернув руль, избежал катастрофы. Теперь противник его быстро забирал высоту. Но Анри не отставал от него, и также поднимался все выше и выше.
Горизонт постепенно расширялся: море словно погружалось все больше и больше; гребни волн сгладились в ровную поверхность. Летчикам стало трудно дышать: значительно поредевший воздух с трудом поддерживал аэропланы, пропеллеры которых теперь храпели от быстрого вращения. Благодаря уменьшению сопротивления, моторы работали с опасной быстротой. Легкий слой облаков, быстро перерезанный аэропланом, скрыл от Герлиса море. Его упорный противник продолжал подниматься. В течение одной секунды мысль отплаты мелькнула в голове Анри.
Кто мешал ему, в свою очередь, напасть на «Желтую птицу», опрокинуть, уничтожить ее. Но молодой человек отбросил эту мысль: неужели же он станет убийцей!
Убийца… Но разве он не мститель. Не долг ли его наказать похитителя. Разве он не имеет права напасть на убийцу своего отца, как на свирепого хищника.
Но неожиданное событие прервало эти размышления. Под все возрастающей центробежной силой, вызванной бешеной работой моторов, пропеллер «Желтой птицы» разлетелся вдребезги, разрывая в то же время и стойки.
Безумное вращение раненого животного… резкая жалоба истерзанного металла — и аэроплан противника стал падать с безумной быстротой, едва задерживаемый остатками крыльев…
— Но в таком случае… если он случайно утонет… следы преступления исчезнут вместе с совершившим его. Не останется никакого доказательства происшедшей в Морбигане драмы. Герлиса могут не признать изобретателем чудесной воздушной машины; скорее теперешний его противник будет зачислен в почетный список героев-изобретателей.
Мысли эти пронеслись в голове Анри Герлис с быстротой молнии. Гений его отца может быть доказан только одним свидетельством: сознанием незнакомца; нельзя допустить чтобы он погиб.
Свернув крылья «Синей птицы», он упал, словно камень, по направлению к «Желтой птице». С быстротой болидов прорвали оба аэроплана слой облаков. Внизу появилось снова море, точно взметнувшееся им навстречу. Но вот «Синяя птица» уже под «Желтой». Герлис снова начал маневрировать и, описав фантастичную по своей смелости и точности дугу, его машина на сотую часть секунды коснулась «Желтой птицы». Но этого мгновения было достаточно. Совершенно вывесившись из своего сиденья, за которое он придерживался одной рукой, Анри наклонился вперед, стальной рукою схватил полубесчувственного врага, вытащил его из разбитого аэроплана и бросил на дно собственного аппарата.
Слегка побледневший от сделанного усилия, Анри снова направил аппарат к берегу в то время, как «Желтая птица» скрылась в волнах.
Анри привезет доказательство… Но что это. Внезапно он стал терять чувства. Грубые руки душили его, заставив бросить и руль и контрольную кнопку. Соперник пришел в себя и предательски пытался сбить с ног Герлиса. Борьба в воздухе возобновилась, но на этот раз еще более ожесточенная, еще более опасная. Опомнившись от неожиданного нападения, Анри снова выпрямился и, будучи сильнее своего противника, сбросил его в море.
Тем временем, никем неуправляемая «Синяя птица» снизилась. Она перевернулась и увлекла за собою Анри в морскую пучину.
………
Несколько часов позднее торпедная лодка № 136 подобрала на поверхности воды уцепившегося за обломок, с раной в голову Анри Герлиса. Соперник же его так и не был найден.