Тень Одержимого

Глава 23

Истинные замыслы

На смотровой площадке было просторно. Немногочисленные люди в зимней одежде обозревали синеющий в сумерках город, а некоторые прильнули к установленным у гранитного борта электронным биноклям. Пиксель находился вдали от туристов — в привычной красной куртке, но в тёплом свитере под ней и штанах с подкладкой. Холодный ветер бил в лицо корсара, а лёгкие снежинки носились над его головой в вязаной шапке и садились на бортик, сливаясь с серым камнем. Люди о чём-то говорили, но корсар совершенно не понимал их речь.

Невооружённым взглядом он всматривался в однотонные коробки небоскрёбов и сновавшие между ними потоки флаеров. Разноцветные яркие вывески на крышах зданий состояли из знакомых Пикселю букв — и тех, о которых он не имел представления. Большинство планет, которые посетил корсар, пользовалось стандартным или слегка модифицированным имперским алфавитом, а здесь была своя, особая азбука. Капитан не знал, кто сильнее держится за традиции и исторические корни — рейвенхольдцы со своим левосторонним движением и странной модой или же великородинцы.

Среди одинаковых, ничем не приметных строений Пиксель разглядел несколько острых шпилей. Более светлых, чем остальные дома в городе — вероятно, белых или светло-серых, если бы не сумерки. Пусть углы этих башен были прямыми, а стены — почти без украшений, в них чувствовались величие и некое почти готическое изящество. Значит, вот они какие — «алмазовки», о которых будущему корсару вечно твердил Грюнвальд в тюрьме космоварваров. Наследие совсем иной эпохи, когда Великородина была центром собственного межзвёздного государства.

За ровными крышами небоскрёбов, на которых стояли здания поменьше, и за вытянутыми иглами «алмазовок» поднималась гигантская ступенчатая башня, увенчанная блестящим золотистым куполом. Вероятно, главный имперский собор на планете.

Выходит, родной мир Карла Птитса выглядел именно так. Холодный, строгий и неприветливый. Таким казался и сам капитан-шпион до того, как надел маску… Сдержанный на вид, но внутри раздираемый противоречиями, будто всю жизнь из-за чего-то мучился.

И в самой планете Пиксель чувствовал нечто безрадостное — и невыразимое словами. Прямо как на знакомом ему с детства Сэхримнире. Небольшие поселения, возведённые в кратерах посреди бесплодных просторов под зелёным небом, на первый взгляд имели мало общего с огромным городом из сотен циклопических зданий, на которых росли другие здания. Но дух этих мест был чем-то безусловно похож. Может, это и помогло раньше двум капитанам сблизиться…

— Кэп? — кто-то окликнул Пикселя.

Корсар развернулся в сторону заснеженного парка рядом с площадкой, и увидел Хаямуру. Рулевой, облачённый в пухлую куртку жителя ледяных миров, держал большой рюкзак и пару пакетов.

— Я решил, что… — замялся он. — Что я ухожу из команды. Охранители…

Ему было тяжело говорить.

— Понимаю, — с горечью ответил Пиксель. — Извини, что мне пришлось втянуть тебя в это.

— Ничего страшного. Я уже отлетал своё.

— Куда ты теперь отправишься?

— Покину Империю, — пояснил рулевой. — Слышал, что с Антеи можно добраться на перекладных до Кровавого Предела. Здесь мне будет проще, чем в системе Рейвенхольда — люди более терпимы к моей внешности, помнят ВССМ и дружбу народов… А на платформе я разменяю империалы на иены и вернусь в Синто, к жене и детям. Они будут рады…

— Что ж… — задумался капитан. — Если тебе так будет лучше, улетай.

— Конечно, будет. Там меня не расстреляют, — вид Хаямуры был грустным и растерянным.

— Удачи, друг, — Пиксель протянул ему руку.

Рулевой поставил сумки на запорошенную снегом плитку.

— Саёнара, Пиксэру-сан, — он сложил ладони и поклонился.

— И тебе, — капитан ему подмигнул на прощание.

В центре Престольного среди серых небоскрёбов выделялось строение из красного кирпича. Несмотря на большое число этажей, оно не выглядело высоким, ибо растянулось вширь, словно щупальца спрута. Длинные прямоугольные стены с классическими арками и портиками наверху венчали острые башенки, а над каскадом балконов над главным входом сверкал круглый циферблат, похожий на всевидящее око.

Ефросинья Пронина быстро шагала в сторону здания, где проработала несколько лет своей жизни. Она надела поверх чёрного мундира белую зимнюю куртку — почти такую же, как на Рейвенхольде, только плотнее и с меховым воротником, и пышную меховую шапку. За Фросей шли Надя Мышкина и целый взвод штурмовиков сержанта Козлова.

На площади перед Красным Домом стояли в ряд чёрные угловатые флаеры с большими радиаторными решётками. Неподалёку от машин разговаривали и курили агенты в неприметной гражданской одежде, а штурмовики в броне, как у отряда Фроси, проверяли оружие и ставили щиты.

Перед входом, на заметённом снегом клочке газона высился памятник Войцеховскому. Первый главный охранитель Великородины грозно замахнулся мечом на невидимого врага, ногой в высоком сапоге попирая побеждённого Змея Разрушения. За спиной навечно застыл вздёрнутый бронзовый плащ.

Ефросинья миновала памятник и направилась к массивным прямоугольным дверям. Вытянутые стёкла были украшены строгими латунными линиями. Десять штурмовиков, которые выстроились у стены, синхронно отсалютовали Фросе. Те двое, кто стоял ближе к дверям, распахнули их, и охранительница вошла внутрь.

Она давно уже не была там, но вестибюль с тех пор не изменился. Такой же ярко освещённый зал с серым, расписанным красными линиями полом и прямыми золочёными колоннами. У стены рядом с дверями стояли лавочки и цветочные горшки — простые, лишённые каких-либо изяществ, кроме желтоватых блестящих элементов.

В середине зала крутилась астрономическая модель. Неточная с научной точки зрения, но прекрасно отражающая суть. Множество мелких планет вращалось вокруг одной крупной, подписанной «Великородина». Там были Милославия, Владар, Бжезинка, Антея и все прочие миры, которые входили в одну девятую Империи, управляемую из Престольного.

Фрося заметила в вестибюле совсем немного людей. У лифтов мужчина в чёрном мундире раздавал указания своим подчинённым, а охраняли его два гвардейца с энергетическими пиками. Эти воины носили золотистую блестящую броню — более тяжёлую и вычурную, чем у штурмовиков, и похожие на луковицы шлемы с бородатыми масками.

— Настрой это, Георгий, — издалека послышались знакомые интонации.

Охранительница невольно поморщилась.

— А, Фросечка, — добродушно воскликнул главный, увидев её. — Сколько лет, сколько зим… И ты давно к нам не заглядывала, Наденька…

— Я тоже рада вас видеть, Матвей Алексеевич, — Пронина с трудом, но изобразила вежливость. — Вы хорошо выглядите.

Полная ложь — главный охранитель Руденко с годами обрюзг и заплыл жиром. Чёрный строгий мундир даже не скрывал большого круглого живота. Некогда утончённое, как у рейвенхольдского викария, лицо превратилось в опухшую морщинистую кляксу, а прилизанные седые волосы заметно поредели.

— Благодарю, — его улыбка тоже была притворной, как и всё радушие. Фрося настолько хорошо знала своего бывшего начальника, что не представляла его искренне добрым. — Великий Охранитель Баррада уже предупредил меня о возможном прибытии Одержимого.

— Знали бы мы, где его база — давно бы уже поймали, — сухо ответила Пронина.

— Это так, но никаких зацепок ни у меня, ни у Грейвулфа, ни у охранителей с Альберика нет. Может, получится поймать здесь. Я уже поднял флот и усилил контроль на орбите — перед праздником не помешает осторожность.

— А что насчёт обороны здания? На Рейвенхольде Одержимый разыграл целый спектакль, лишь бы вломиться в серверную. Уверена, он и здесь сделает отвлекающий манёвр.

— Не беспокойся, девочка моя, — Руденко похлопал Фросю по плечу. — Мы усилили оборону штаб-квартиры. Золотые гвардейцы не дадут врагу пройти.

Он кивнул на воинов, напоминавших богатырей древности.

— А вы можете положиться на своих охранителей? В Рейвентоне Одержимому изрядно помог «крот», который позвал меня на ужин, а потом хотел убить.

— Ты обижаешь меня, — демонстративно расстроился он. — В наших рядах нет предателей. Я внимательно слежу за ручными ведьмами и колдунами и даю то, что им нужно.

Ефросинья окинула взглядом подчинённых Руденко. Этих мужчин и женщин, помимо строгой серой формы, объединяло одно — ледяные, почти пустые глаза. Будто это послушные роботы, а не люди…

— Хорошо, — согласилась она. — Только проясню один момент: я буду защищать серверную лично.

— А ты растёшь над собой, Фросечка. — От улыбки главного охранителя ей почему-то стало не по себе.

— Спасибо, Матвей Алексеевич, — коротко ответила она.

Она покинула Красный Дом и вышла на примыкающую к Дубовской площади улицу. Гирлянды, натянутые между разноцветными магазинами и ресторанами, разбавляли сумерки жёлтым светом круглых ламп, на которые медленно падали хлопья снега. Дети и взрослые столпились у ларьков, откуда доносился сладкий запах выпечки и сахарной ваты. Несмотря на пришедшую в город эпидемию каарианской инфлюэнцы, люди нуждались в радости, и губернатор Раков на время позволил гулять по улицам и собираться в большие компании без средств защиты.

Перед Фросей скрипачка в серебристом пальто виртуозно играла традиционные мелодии, а прохожие бросали исполнительнице звонкие империалы. Разукрашенные роботы протягивали детям и бородатым столичным модникам рекламные листовки. Туристы фотографировались с аниматорами в костюмах исторических личностей, таких как святой Макарий — родившийся в Престольном адмирал и покровитель Великородины. Пронину даже позабавил игольчатый нимб с лампочками, приделанный к флотской фуражке ряженого.

Где-то вдали мерцали огни воздушных барж, на которых горожанам и гостям столицы предложили встретить День Империи. Охранительница давно не слышала родной речи в таких объёмах. В Пирамидионе её спасала Надя, но глава исследовательского департамента была одна, а люди в массе своей говорили на общеимперском. Здесь же полностью преобладал великородный язык — что в прошлом, что сейчас.

Ефросинья на миг остановилась посреди заснеженной улицы, чтобы прочувствовать атмосферу праздника. Мышкина отправилась по своим делам, а часть штурмовиков сопровождала Пронину на некотором расстоянии. В сумочке охранительницы зазвонил коммуникатор. Она ждала этого…

— Алло, — сказала Фрося.

Из её рта шёл видимый пар.

— Привет, сестра, — ответила Груша.

— А ты где? — улыбнувшись, спросила охранительница.

Над множеством шапок она увидела, как кто-то ей машет. Пронина радостно пошла навстречу сестре — и нежно обняла её.

— Я так по тебе скучала! — воскликнула Фрося, отпустив Грушу.

— Я знаю, — ответила та.

Более высокая и стройная, Аграфена была одета в рыжую шубу и чёрную юбку ниже колен. Длинные светлые волосы покрывал платок с цветочными узорами, а через плечо была перекинута светлая элегантная сумочка. И пахла Груша изысканными духами.

— Я побывала в Центральном магазине и закупилась, — она указала на сумку и белые сапожки. — У нас в Тарае такого днём с огнём не сыскать…

— Это здорово… — устало протянула Фрося.

— И твой подарок смотрится чудесно! — Груша потрогала шубу из меха хорюнчика.

— Пожалуйста, прости, что сейчас я без подарков, — вздохнула охранительница, — совсем заработалась.

— Ничего, всё хорошо, — в глазах Аграфены мелькнула печаль.

— Мы хоть увиделись, — старшая сестра погладила младшую. — А где твои?

Груша посмотрела вдаль и поманила кого-то рукой. Вскоре из толпы к ней подошёл мужчина — рослый, на целую голову выше, одетый в чёрное пальто и меховую шапку такого же цвета.

— О, Фрося, привет! — воскликнул Роман. — Эй, Слава, иди сюда! Иди, кому говорят!

Мальчик нехотя отвлёкся от нарядных витрин и засеменил к родителям. Почти полностью закутанный в тёплую одежду, он напомнил Фросе космического пехотинца в моторизованной броне. Открытым осталось только лицо — пухлощёкое и румяное.

— Слава, поздоровайся с тётей Фросей, — сказала Груша.

Ребёнок промолчал, надув губы.

— Ну же, давай!

— Пи-вет, тё-тя Фо-ся! — выговорил Слава.

— Привет, малыш, — охранительница вложила в эту фразу всё дружелюбие, которое в ней осталось.

— Ты за-ешь, фо ты то-стая?

— Вячеслав Романович! — почти прикрикнула Груша.

Ефросинья только засмеялась, но покраснела.

— Ты здесь на задании? — Аграфена попыталась замять неловкость.

— Честно говоря, да. Мы ловим одного предателя — извини, что подробно не расскажу.

— Удачи с поимкой, — вяло пожелала Груша.

— Спасибо. Мне скоро пора идти… — охранительница вспомнила, что нужно пообщаться с пиратом.

— Что ж, пока, Фрося, — в словах Аграфены послышался лёгкий холодок.

— До свидания, — добавил от себя Роман. — Пойдём, Слава!

Они уже немного отдалились, когда Ефросинья окликнула:

— Стой!

— Что такое? — обернулась Груша.

— Пожалуйста, пообещай мне, что не пойдёшь на праздник, — Фрося посмотрела в глаза сестры. — Там может быть опасно.

— Но мы уже собрались, — Аграфена кивнула в сторону барж, припаркованных в конце улицы. — Тысячелетие Империи бывает не каждый день!

— Прошу тебя, не надо, — спокойная речь охранительницы превратилась в мольбу. — Ради Императора и всех святых, посидите в кафе, тихо отпразднуйте втроём. Так будет лучше.

— Хорошо, — Груша нервно закивала. — Хорошо.

Фрося грустно улыбнулась сестре.

— Пока, — сказала охранительница. — И да спасёт вас Император.

— И тебя тоже.

Семья Аграфены ушла дальше по улице. Издалека Ефросинья расслышала вопли мальчика:

— Мы пав-да не пойдём на паз-ник?

К сожалению, охранительница не расслышала ответ его мамы — скрипка и шум толпы были громче. Но Фрося успокоилась, когда Груша, Роман и Слава не встали в очередь на баржу, а зашли в один из магазинов.

«Да спасёт вас Император», — воззвала охранительница.

Что ж, теперь можно заняться Пикселем.

Зелёная листва деревьев колыхалась на слабом ветру. Они были похожи на зекарисские пальмы, но с белыми стволами, покрытыми чёрными полосами и пятнышками. Громко заиграл то ли аккордеон, то ли аналогичный музыкальный инструмент с Великородины, к которому вскоре прибавились тяжёлые электронные басы. На неестественно ярком фоне танцевали девушки в красных купальниках и причудливых узорчатых головных уборах, а между ними, будто среди стволов в лесу, сновал человек в костюме медведя. Задорный женский голос запел на непонятном языке.

Пиксель внимательно следил за творившимся на телевизионной панели зрелищем, ковыряя ложкой малиновый суп со сметаной. Капитан сидел за столиком в маленьком кафе-павильоне, совсем один. Хотелось отдохнуть от команды, одна часть которой бродила где-то поблизости, а другая осталась на корабле. Кроме корсара, внутри были лишь бармен и влюблённая парочка студентов — похоже, большинство собиралось отметить праздник в центре Престольного либо у себя дома. Справа от Пикселя за огромным стеклом снег падал на постепенно темнеющий парк, где редкие горожане выгуливали собак.

Лёгкие и прозрачные автоматические двери за спиной капитана раскрылись, и внутрь кто-то зашёл. Проглотив ложку того, что в меню значилось как «борщт», Пиксель обернулся и увидел полную женщину в белом. И понял, что добром эта встреча не кончится — то была Ефросинья Пронина. Охранительница повесила куртку и шапку на алюминиевую стойку и села напротив него.

— Не возражаете? — она выглядела не такой раздражённой, как на Рейвенхольде.

— Нет, госпожа охранительница, — капитан постарался принять непринуждённый вид.

— Я прошу у вас прощения, мистер Пиксель, — сказала Ефросинья.

— Положим, что извинения приняты, — корсар не скрывал недоверия.

Студенты удивлённо смотрели на них, будто впервые слышали общеимперский. Бармен подошёл к Прониной, что-то спросил на великородном, и она ответила, качая головой.

— На Рейвенхольде я действовала импульсивно и злоупотребила своими полномочиями, — охранительница снова повернулась к Пикселю. — А сейчас я поняла, что вы из тех людей, кто всё же думает о благе Империи.

— Губернатор Бримстоун умеет убеждать, — усмехнулся капитан, глотнув супа и закусив чёрным хлебом. — Не желаете ли перейти к делу?

Пронина задумалась и сказала:

— Спасибо за прямоту, мистер Пиксель. Вы ведь так же хотите покончить с Одержимым, как и я?

— Да, я тоже хочу разобраться с этой проблемой.

— Похвальная целеустремлённость. Так вот, мы с главным охранителем Руденко убеждены, что цель Одержимого — попасть в штаб-квартиру Бюро.

— И мне нужно её защитить? — Пиксель отвлёкся от тарелки «борщта».

За окном усилился монотонный шум — по дороге медленно проплыл флаер со щётками, которые сметали снег. Мелкая белая взвесь осела на стекле.

— Нет, ваша задача иная, — заговорила Пронина, когда уборочная машина отдалилась. — На Рейвенхольде террорист уводил нас от своей истинной цели. Погибли член парламента, множество военных и полицейских и несколько мирных подданных. Поэтому штаб-квартирой займусь лично я, а вам поручу дежурить на празднике. Позаботьтесь о том, чтобы люди не пострадали.

— Хорошо, госпожа охранительница, — почти сразу отозвался корсар.

С одной стороны, он обещал помочь Карлу и не хотел, чтобы Птитса прижали к стенке имперцы. С другой — спасение людей было важной частью его работы: от пиратов, спятивших сепаратистов или голода. Именно эта причина, наряду с деньгами, заставляла Пикселя закрывать глаза на жестокость Империи. Как же ему поступить, если его старый друг снова начнёт угрожать населению? Корсар не знал, однако на всякий случай согласился с охранительницей. Всё же власть не следовало злить.

— И ещё, — добавила Пронина. — Вы за последние годы имели дело с ксеноартефактами?

Этот вопрос был неожиданным.

— Да, пару лет назад слетал за одним и сдал охранителям, — корсар решил, что лгать не было смысла — всё равно проверят.

— В девяносто восьмом?

— В августе девяносто седьмого, — поправил Пиксель.

— И что это был за артефакт?

Охранительница оказалась дотошной.

— Кинжал, — капитан знал, что не отличался воображением, и не стал ничего придумывать. — Он принадлежал Пастырям, вымершей расе чужаков.

— И что он делал? — не унималась Ефросинья.

Она переставила солонку и перечницу на столе местами.

— Резал, — кратко, с улыбкой ответил Пиксель.

— Просто резал, как овощи или масло?

— Резал броню древних сторожевых роботов как масло, — капитан вспомнил произошедшее в храме и ту мощь, которой обладал артефакт. — Создавал силовые поля, которые этих роботов отгоняли…

Капитан осёкся, понимая, что сказал слишком много — людям запрещалось пользоваться предметами чужаков.

— Волнуетесь, что сболтнули лишнего? — подняла бровь Пронина. — Возможно. Но у вас уже есть смягчающее обстоятельство — вы отдали его нам, а не забрали себе или губернатору, который велел вам его раздобыть. Это был не Бримстоун, верно?

— Не он, а Сэмюел Фокс с Глизе. Сейчас он, должно быть, сидит за решёткой.

— Понятно, — многозначительно кивнула охранительница.

— А можно поинтересоваться, зачем вам эта информация? — всё же полюбопытствовал Пиксель.

— Проверяю вас на надёжность, — сухо ответила Пронина.

Но капитан видел, что она погрузилась в мысли, которыми не желала делиться с ним.

— Подлетите на тартане к Макариевскому проспекту в восемь вечера, — она дала инструкции. — И держите бриг недалеко — случиться может всякое.

— Вас понял, госпожа охранительница, — отозвался Пиксель.

Она вышла, и капитан заметил за окном тени штурмовиков с автоматами. Он обнаружил, что в тарелке почти не осталось супа. На экране телевизора сменился клип — старый, суровый на вид вояка в форме душевно и лирично пел под аккомпанемент гитары. Доев, Пиксель позвал бармена:

— Счёт, пожалуйста!

Великородинец спросил что-то на своём языке. Пиксель и забыл, что тот не понимает всеобщего. Закрыв глаза, капитан залез во внутренний карман куртки и протянул бармену империал.

Вернувшись на мостик, Пиксель принялся раздавать указания. Корабельный хронометр показывал 18 часов по местному времени.

— Беггер, курс на Престольный. Войдём в атмосферу и сядем на площадке у Макариевского проспекта.

— Да, кэп, — ответил рулевой.

— А что мы там будем делать? — поинтересовался Михаил. — Ловить Одержимого?

— Именно, — капитан надеялся, что скроет неуверенность. — И подстрахуем народ на Дне Императора.

— Думаешь, Одержимый устроит веселье, как на Рейвенхольде? — спросил Антимон.

— Подготовиться будет не лишним, — ответил Пиксель. — Беггер, передай орбитальным службам коды доступа — мне их скинула та дамочка. Михаил, проверь пушки. Босс, займись тартанами. Я скоро вернусь.

Капитан зашёл в свою каюту, снова радуясь одиночеству. В его голове крутилось множество мыслей, которым следовало найти выход, но среди корсаров думалось плохо. Да и не в курсе они о Карле — даже те, кому можно было и сказать…

Пиксель порылся в шкафу, вмонтированном в стену, и достал блокнот и ручку. Сев за столик, он начал рисовать на помятом листке бумаги. Схематичный человечек с изогнутым кинжалом в поднятой руке — это сам капитан.

«Проснитесь и пойте, парни…» — в голове корсара всплыли удивительно чёткие воспоминания. Словно он вновь держал оружие чужаков и побеждал им больших и с виду неуклюжих роботов, которых не брали обычные автоматы.

От человечка Пиксель провёл стрелочку и нарисовал круг, подписав «Зекарис». Дальше — ещё одну стрелочку, которая вела в пустоту. Куда люди охранителя Айзенштайна улетели с кинжалом, корсар не знал.

Чуть дальше капитан изобразил ещё один кружок с буквами «РХ», а под ним — человечка с высоким воротником и в овальной маске. Одержимый ограбил склад оружия на Альберике IV, захватил корабль на орбите Скумринга и после недолгого ремонта на Кровавом Пределе заявился на Рейвенхольд.

Правее Пиксель очертил ещё одну планету и подписал «ВР». Охранители были уверены, что после Рейвенхольда Одержимый прилетит именно на Великородину. И эта уверенность казалась Пикселю очень подозрительной. Они знали, что преступник в маске будет здесь. Но почему?

Поразмыслив над рисунком, капитан медленно провёл стрелку между Зекарисом и Рейвенхольдом. Что, если Одержимый искал кинжал Пастырей? Охранительница с Великородины так детально расспрашивала Пикселя, что это не походило на обычную проверку на верность Императору — которую корсар чуть не провалил. И тогда становится понятно, почему террорист в Рейвентоне пробрался именно в штаб-квартиру Бюро. Вероятно, там находился сам кинжал или записи о его расположении.

Сражаясь с Пикселем, Одержимый не пустил в ход оружие чужаков. А мог бы — оно разило эффективнее лезвий, созданных людьми, и создавало силовые поля, сдерживающие противников. Скорее всего, преступник просто не нашёл артефакт на Рейвенхольде. Но почему он просил о помощи? Это не походило на уловку.

Все вопросы вели к мотивации Одержимого… Под собой с кинжалом Пиксель набросал человечка в фуражке. Капитан Птитс, тайный шпион Тёмного Замка, разочаровался и в Империи, и в Разрушении. Карл говорил, что разрушители хотели с помощью кинжала пробить силовой щит, окружающий Императора на Земле, а затем установить власть над Галактикой. И им нужно было помешать, для чего Птитс не забрал кинжал в Замок, а передал его охранителю Айзенштайну. Тогда Карл стремился не допустить худших зверств и защитить двух своих близких — Пикселя и Барбару Винтер — от возможной тирании Разрушения.

После минутного колебания корсар провёл две черты между Птитсом и Одержимым. Поставил знак равенства. Раз террорист в маске и прежний друг — одно и то же лицо, то зачем он ищет оружие, которое сам же и велел спрятать туда, где никто не найдёт?

Неужто Карл увёл кинжал от разрушителей, чтобы завладеть им самому? Слишком сложно — проще было бы противостоять с ним в руках Леди Серпентире, Грюнвальду и прочим посетившим Зекарис агентам Замка, а не подорвать их бомбой вместе с собой, пусть даже и уцелев чудесным образом. Как Птитс выжил — вопрос отдельный. Возможно, использовал голографическую иллюзию, андроида или даже клона. Но сейчас Пикселю были важнее намерения и дальнейшие шаги Одержимого.

Мог ли Карл действовать не по своей воле? Был ли за ним кто-нибудь ещё — пиратский барон, восставший против Замка Лорд Разрушения или даже провокатор из Охранительного Бюро? Вполне возможно — тогда понятно, откуда у Птитса, скромного имперского капитана на захолустной планетке и рядового разрушителя, нашлось столько средств на фальшивую смерть. И если так, то у организации, которая управляла Одержимым, мог быть свой интерес к артефакту… Змеистое лезвие было способно убрать щит в тронном зале самого Императора — и, вероятно, убить тысячелетнего Верховного Владыку Философа…

Под потолком каюты размеренно крутился вентилятор. Пиксель медленно выдохнул через рот, осмысливая различные варианты. Исполнить приказ Ефросиньи и защитить людей на празднике? Или же отправиться в штаб-квартиру Бюро и там помочь Одержимому, в чём бы эта помощь ни заключалась?

Капитан не знал. Птитс по-прежнему мог действовать из лучших побуждений, но если кинжал достанут из хранилища, то начнётся эскалация. Повышение ставок в войне между Империей, Разрушением и, возможно, кем-то третьим. Ни к чему хорошему такое оружие не приведёт, в чьих бы руках ни было.

Тусклый, мигающий свет залил техническое помещение в недрах штаб-квартиры. Окружённая шлангами и мониторами, в центре стояла Ефросинья Пронина. Сгорбленные техники подносили к охранительнице разные элементы моторизованной брони и по очереди их надевали. Фрося призадумалась — наверняка Слава так же себя чувствовал, когда мама запихивала его в зимний комбинезон…

Теоретически и она могла бы родить и вырастить ребёнка, но аргументы Руденко против этого были слишком очевидны. Не стоило плодить в Империи новых ведьм и колдунов, подобных Ефросинье, а уж с генетикой никак не поспоришь. Можно было взять приёмное дитя, чтобы порадоваться вместе с ним, но охранительницу такой вариант не устраивал. Немногим лучше кота-робота, который сейчас неподвижно лежал в квартире на Земле.

Пока механики фиксировали вычурные наплечники и налокотники, Пронина думала и об Одержимом. Пиксель рассказал о ксеноартефакте, который был нужен человеку в маске. Кинжал Пастырей… Если верить пирату, то оружие мощное, хоть и слабее ядерной бомбы или гранатомёта.

Чем же оно так важно для Империи, если сам Баррада обеспокоился? Ведь кинжал лишь резал прочные материалы и неким образом воздействовал на чужацкую электронику. А что, если есть некие особые вещи, которые можно повредить только им? Например, печально известная среди охранителей чешуя Леди Серпентиры…

Скоро Ефросинья сама всё узнает. Прижмёт к стенке Одержимого здесь, на Великородине, и допросит. Полностью облачённая в комплект белой брони, разработанной Надей, охранительница выпрямилась. На толстых подошвах сабатонов она была выше техников Бюро. Пронина не надела только шлем — пусть трусливый террорист, который прячется под маской, знает свою смерть в лицо.

— Да защитит сегодня Император меня, мой народ и моих близких, да направит он мой меч на Своих врагов, да обрушит он Свою ярость на порчу Разрушения, — сосредоточившись, Фрося прочла молитву.

В первую очередь она думала о Груше. Пусть сестра внемлет разуму и встретит тысячелетие Империи в спокойном месте…

— Аминь, — хором ответили механики.

— Аминь, — кивнула Пронина.

Размещённый на спине реактор тихо заурчал. Прицел пистолета опустился рядом с правым глазом Фроси. Автоматические двери разъехались, и Пронина зашагала по серому бетонному коридору.

— Надя, приём, проверка связи, — охранительница активировала коммуникатор на запястье.

Над её правой рукой выросла плоская голограмма Мышкиной, которая трудилась за компьютером.

— Я тебя слышу, подруга, — отозвалась Надя, одновременно печатая на клавиатуре. — Матвей Сеич любезно предоставил мне доступ к здешним планам, так что мы врага не упустим.

— Ты видишь все этажи? — спросила Фрося.

Она обогнула двух беседующих офицеров Бюро и очутилась в тюремной секции. Вдоль обшарпанных стен тянулись решётки, и за некоторыми сидели предатели — бледные и жалкие. Истощённые мужчины и женщины со впалыми глазами провожали охранительницу ненавидящими взглядами.

— Убийца! — кто-то крикнул ей вслед.

— Палач!

— Ты сдохнешь!

Фрося пропускала слова заключённых мимо ушей. Что ж, если Одержимый выпустит их, как узников Кроуярда, то раздаст ли им оружие? И выстоят ли они хотя бы недолго против Бюро Великородины?

— Да, все нижние, — подтвердила Мышкина.

— Подозрительные сигнатуры?

— Ничего. Абсолютно.

— Значит, будем ждать.

— Матвей Сеич сказал, что Одержимому нужны данные из серверной номер четыре. Меня такая осведомлённость настораживает, но…

— Говори по существу.

— Ты можешь ему верить.

В этом — да, а вообще не стоило.

— Допустим, — сдержанно ответила Пронина.

— В конце тюрьмы поверни налево, поднимись по технической лестнице и…

— Нарисуй лучше карту.

— Две секунды.

— И раз, и два… — подколола Фрося подругу.

— Да ладно тебе! — картинно возмутилась та.

Охранительница повернула налево.

— Спасибо, что скрасила моё пребывание в том коридоре, — улыбнулась Пронина.

Слава Императору, тут были только стены и никаких камер.

— Ща, — голографический экран уменьшился.

На нём вместо Нади появился синий план здания с красной линией пути и стрелочкой, обозначавшей Фросю.

— Вижу, подруга, — ответила Пронина. — Отряд «Лев», займите северо-западное крыло. Отряд «Орёл» — юго-восточное. Сержант Козлов, пришли своих ребят.

— Так точно, госпожа охранительница, — прохрипел тот.

Фрося поднялась по металлической лестнице, громыхая сапогами, и попала в новый коридор — такой же зеленовато-серый и невзрачный. Длинные лампы на потолке заливали помещение неярким светом.

Штурмовики уже ждали охранительницу — десять бойцов, включая Козлова, выстроились по двое. В чёрной броне и шлемах с респираторами, все они держали в руках автоматы элитной модели. Исполненная решимости, Пронина рукой указала солдатам направление, и они синхронно последовали за ней.

Напольная вентиляционная решётка в тупике приподнялась и отодвинулась в сторону. Снизу медленно вылезла голова в безликой блестящей маске. С помощью приборов наблюдения Одержимый рассмотрел длинный коридор. На расстоянии нескольких метров находился поворот, у которого разговаривали двое мужчин в фуражках и длинных кожаных плащах.

— Он не расколется, говорю же! — сказал один.

— Да ну тебя! А ты попробуй клещи Кравцева, — ответил другой.

Человек в маске насторожился. Они стояли достаточно далеко, но всё же могли его заметить.

Послышался топот сапог. Из-за угла один за другим на средней скорости выбежали штурмовики с автоматами наперевес.

— Что же это может быть, Митрич? — сотрудник Бюро удивился их появлению.

— А хрен его знает… — почесал голову его коллега. — Не похоже на учебную тревогу.

Как и думал Одержимый, они усилили охрану. Штурмовики пробежали, а в это время он поднялся из вентиляционной шахты, будто восставшая тень. И, очутившись в коридоре, быстро активировал маскирующее устройство на запястье.

— Что это? — насторожился младший охранитель.

Он вынул пистолет из кобуры и направился туда, где слышал звук. Его товарищ шёл следом.

— Да нет здесь ничего, Митрич, — раздражённо сказал другой сотрудник Бюро.

— Не, что-то тут не так… — младший охранитель навёл пистолет на стену.

Как раз туда, где скрывался Одержимый. Человек в маске стоял тихо, чтобы не выдать себя, и готовился активировать лезвие.

— Брось, у тебя паранойя! — уговаривал коллега Митрича.

— Профдеформация, — пожал плечами тот. — Пойдём, Иваныч, нам тут делать нечего.

— Ты прав.

К счастью, сотрудники исчезли в одном из ответвлений. Одержимый так хотел убить лезвиями двух имперских палачей и подхалимов! Но это было бы глупо — охранители неизбежно нашли бы трупы и кровь. Глубоко вздохнув, мститель вывел на дисплей внутри маски голографическую карту, предоставленную «Чумой». С высокой вероятностью информация о кинжале Пастырей хранилась в серверной номер четыре… И Одержимый попадёт туда, предварительно устроив имперцам несколько сюрпризов.

Прислонившись к стене, он постучал по устройству на запястье. Это было сообщение Крысюку: «Я внутри. Пора».