Тени старого мира (СИ)

День 9. Погребение

Босой нажал на «play».

Военные никогда не доверяли вшитым под кожу микросхемам и виртуальным клавиатурам. Отдельные подразделения спецуры использовали технологии, о которых знали даже не все правительства, но генералы в тихих просторных кабинетах по старинке предпочитали бумажные карты. Они использовали пухлые блокноты, простые как саперная лопата датчики и металлические кнопки с передатчиком, который сумеет отправить сигнал хоть из эпицентра ядерного взрыва. Такие кнопки не раз отделяли планету от апокалипсиса.

Одну из таких держал в руке маршал космических войск, командующий северной группировкой объединенных вооруженных сил Азиатской федерации маршал Александр Турский.

Босой с интересом всматривался в обстановку кабины военного космического крейсера. Здесь было свободней, чем в узком исследовательском челноке, но просторами научной лаборатории и не пахло. В коридорах с трудом разминулись бы двое мужчин, а между креслами управления едва помещался один.

Всего пилотов за пультами находилось четыре. Перед каждым светились по три ряда обзорных экранов. Сразу за ними — кресло командующего с точно таким же управлением и экранами. По бокам — еще два, поменьше. Вдоль стен просматривалось еще несколько рабочих мест по два монитора перед каждым, видимо, для офицеров помладше.

Космические крейсера — первое и единственное в военном деле прошлого, что Босой успел за три спокойных дня в Гранитном более-менее изучить. Большая часть их корпусов, что тянулись иногда на добрый километр, кроме как от вакуума и радиации всерьез не защищались. Оружие в космосе использовалось слишком мощное, чтобы пытаться бронировать борта.

Настоящими крепостями, способными выдержать прямое попадание ракеты, были только две кабины управления и реакторный зал. Остальной экипаж в случае столкновения с противником, отделяли от мгновенной гибели лишь редкие внутрикорпусные перегородки и тактическая грамотность командира.

— Товарищ маршал, разрешите обратиться, — сидящий в одном из кресел генерал-полковник Владимир Алексеенко специально использовал официальное обращение, хотя мог спросить без разрешения.

— Чего тебе, Володь?

— А правду говорят, что вы в том году, когда в командировке были в Пекине, имели горячую интрижку с тамошней пригожницей в чине генерал-майора?

Турский недовольно сморщился, но блеснувшие огоньки в глазах выдавали затаенную гордость.

— Болтают уже?

— Так с того самого дня и болтают.

— Языки бы пообрывать. А тебе-то чего?

Алексеенко хитро прищурился.

— Спросить хотел. Товарищ генерал, а правда, что у китаянок не вдоль, а поперек?

Бессильный ответить что-то разумное маршал в отчаянии воздел руки.

— Как ты дослужился до генерала, Володь?

— Ну, интересно же!

— Нет, Володь, у них все так же, как у нас: девушка становится женщиной в тот момент, когда в первый раз на кухне говорит: «Это хороший пакет, не выбрасывай».

— И ты видел у нее… Ну… Этот… Ее пакет с пакетами?

— Видел.

— И как он?

— Шикарный. Все как и должно быть у настоящего генерал-майора.

Босой нажал на «stop» и открыл информационно-справочную систему.

Запрос «пакет с пакетами» выдал четырнадцать точных совпадений и сто шестьдесят релевантных. В результатах показались различные модификации кассетных, химических и бактериологических бомб, контейнеры для ракетной артиллерии и даже запакованный комплект удушения для спецподразделений. Каждая из этих штук вполне могла восхитить маршала космических войск, но точно не находилась на кухне у китаянки.

Пообещав себе в будущем обязательно разобраться в вопросе, Босой нажал на «play».

— Товарищ маршал, а духу-то хватит нажать? — Алексеенко кивнул на приведенную в «боевое» положение кнопку.

Стоит Турскому опустить на нее палец, до двух щелчков — и ближайшие три субатомные мины получат сигнал на самоуничтожение. Каждая из них передаст сигнал еще трем, а те еще трем, и так пока все пятьсот не превратят материальные объекты Солнечной системы в облако свободно парящих в пустоте протонов и электронов.

Освободившиеся от связей субатомные частицы начнут искать новых «партнеров» для образования материи, и далеко не каждое соединение окажется стабильным. По статистике каждый семьдесят тысяч триста пятьдесят восьмой новый атом за секунды распадется, высвобождая поток энергии, и запустит новую цепную реакцию.

То количество заряда, что имеется в пятистах субатомных бомбах, и то количество материи, что составляет массу Солнца, будет бахать 2 в степени 134 секунды после первой активации. Да и то, если излучение цепочки безостановочных атомных распадов не достигнет соседней звездной системы.

— Хочешь поспорить, Володь? — Турский поднял руку с кнопкой. — На что?

— Так ведь это же конец всему.

— С того дня, Володь, как из недр американских лабораторий вышла первая атомная бомба, вопрос о том, будет ли человечество жить вечно или уничтожит само себя, больше не стоял. Стоял вопрос — когда?

— Весь мир в труху, но потом?

— Да, Володь, и похоже, это «потом» наступило.

— Пока еще нет. Мы, как видишь, еще живы.

— Это вопрос дней, Володь. Ты же понимаешь, что товарищи существа, которое предпочло умереть, лишь бы с нами не договариваться, не будут с нами яшкаться. Так что держи под рукой чистое белье и исповедуйся что ли.

В кабине крейсера прозвучал сигнал внешнего вызова. Один из офицеров-пилотов доложил:

— Товарищ маршал, на связи крейсер «А01-М74Р Нить». Вызывают вас.

Турский недовольно поморщился.

— Чего они от нас хотят, а, Володь? Эти придурки вообще в курсе, что мы в режиме тишины?

Алексеенко недоуменно пожал плечами.

— Если они нас нашли, значит имели точные координаты. Раз запрашивают связь, значит был приказ о снятии «тишины».

— Если бы был приказ, они бы его и передали, право имеют. Но приказа, как ты видишь, нет.

Пилот снова заговорил:

— «А01-М74Р Нить» повторил вызов. Отвечать?

Турский напряженно прищурился.

— Подайте световой сигнал. Сообщите о режиме тишины и пошли их куда-нибудь подальше, желательно на китайском.

Пилот коснулся одного из мониторов.

— Получен ответный световой сигнал. Запрашивают ручную стыковку транспортного челнока.

— Товарищ маршал, — подал голос Алексеенко, — ручная стыковка не нарушит режима тишины.

— Что сообщить, товарищ маршал? — пальцы пилота повисли в сантиметре от монитора. — Разрешаем?

— Конечно разрешаем, — махнул рукой Турский, — «А01-М74Р Нить» — крейсер маршала объединённого командования космических войск федерации. Даже если он сам не на борту, мы обязаны исполнять приказы старшего по рангу корабля. К чему эти вопросы?

На этом месте видео скакнуло на сорок пять минут вперед, которые, видимо, понадобились экипажу челнока на полет и ручную стыковку.

Маршал и генерал встречали прибывших лично, выстроив на всякий случай еще и половину личного состава свободных от вахты пилотов — встречать важных гостей. Но из шлюзовой камеры вышел только один человек. Это был китаец, молодой, лет двадцати пяти, невысокий, подтянутый, но не по-военному улыбчивый.

— Ксин Ли, инженер, — протянул он руку маршалу, — прибыл к вам по просьбе товарища маршала, командующего объединенной группировкой космических войск федерации Гуанмина Лю.

Русский язык посланник демонстрировал великолепный.

— По просьбе? — удивленно уточнил Турский.

— По просьбе.

— И какова ваша задача?

Маршала смутило, что ему на корабль прислали молодого паренька, даже не военного, да еще и с какой-то просьбой.

— Я должен с вами поговорить. Ваша миссия получила поддержку правительства федерации и одобрена командованием. Вы получили приказ уничтожить солнечную систему в случае проигрыша людей в столкновении с флотом пришельцев. Моя задача — отговорить вас его выполнять.

По кораблю разнесся сигнал тревоги. По коридору возле шлюза побежали ручейки разноцветных лампочек, указывающих в случае отсутствия освещения или задымления направления передвижения для экипажа: синие для пилотов, красные для стрелков, зеленые для медиков и обслуживающего персонала.

Турский не глядя ткнул в ближайший информационный монитор, опознавший отпечатки пальцев и выведший на экран главного пилота.

— Вторжение, товарищ маршал, — доложил пилот спокойно и уверенно, так, словно речь шла о заранее запланированном ужине, — они прилетели.

Прижимая младенца к груди, Анна шагала по залитому кровью двору. Порубленные, исколотые стрелами тела не успели убрать, и ей приходилось ступать аккуратно, чтобы не споткнуться о чью-то отрубленную руку.

Убитых было удивительно много. За Ирму встала большая часть охранников и даже несколько рабов, которые почему-то посчитали, что должны защищать хозяйку.

Анна знала их поименно: управляющий по прозвищу Темя, которого иначе как Головастиком за глаза не звали, наемники Край, Ражь, Портос, Дикий и Валун, телохранители Кран и Складень, плотник Копченый, кузнец Коваль и молодой помощник скотника Дрозд. Все как один они когда-то залезали под юбку рабыне по имени Парашка, переродившейся позавчера в свободную женщину.

— Выносите падаль с двора, — из-за угла хозяйского корпуса вышел Бурый, новый хозяин торговой базы, — закопайте за вторым холмом, под кустами. Да смотрите в озеро не сбросьте, проверю.

Вышедший за Бурым скотник Щепа испуганно закивал. Он все еще оставался рабом, хотя наемник и обещал свободу всем, кто встанет за него.

— С Котом что? — крикнул кому-то Бурый, зашагал в сторону коровника и только сейчас заметил Анну. — Ты какого черта приперлась⁈ Я же сказал сидеть у травницы!

Девушке хотелось привычно сжаться от грозного окрика, опустить глаза и залепетать извинения, но она сделала над собой усилие. Любава потратила немало часов, обучая ее манерам человека, которому никто не может приказать.

Анна выстояла под напором будущего мужа. Осанка ее осталась прямой, а взгляд твердым, хотя и подташнивало ее от запаха смерти и вскрытых вывалившихся из животов внутренностей.

Едва сдерживая рвотные порывы и еще не прошедшую после родов усталость, она смотрела наемнику в глаза и видела, что ему нравится то, какой она стала.

Бурый подошел, взял осторожно под локоть и, не сводя глаз с ребенка, отвел девушку на крыльцо.

— Зачем сегодня пришла? Я же сказал ждать. Завтра бы забрал уже. А если бы мы не справились? Да тебя бы тут…

— Они ушли. Оба ушли. Любава достала из погреба винтовку…

— Что?

— Огромную винтовку. Она к стене ее приставила, так винтовка выше нее ростом. Она сказала, что есть еще порох в пороховницах, и на кое что она еще способна. А потом надела странный плащ, весь тряпицами обшитый. Чушь шагнула в лес — и только серое пятно. Ляжет на землю — мимо можно пройти. В голову не придет, что рядом человек.

Бурый задумчиво почесал затылок

— Значит, в Гранитном грядет великая битва, и старухе как всегда не сидится на месте. Это плохо. Нам она сейчас будет нужна как никогда. Но чему быть, тому не миновать. Нужно использовать ситуацию в свою пользу. Эй, Кот, позови братьев!

Братьев звали Куян и Буре. Они пришли на ферму с Предуралья с недавним караваном и сговорились служить за небольшую плату. Денег много не просили, вели себя скромно и особо не скрывали, что стремятся попасть в гарнизон Гранитного. Мол, летовал в их поселке охотник на волков и много рассказывал о воинах, что не боятся бросить вызов самим гррахам.

Бурый пообещал братьям поговорить с Кремневым, как только удастся решить вопрос с Ирмой. Приближение очередной Великой битвы точно поспособствует приему новобранцев, что позволит ферме эффективнее решать будущие вопросы с форпостом.

— Отправляйтесь в Гранитный. Кот вас отведет. Его там знают. Уверен, назад вам возвращаться не придется. Гарнизон возьмет сейчас любых новобранцев, тем более, у них перед Великой битвой всегда серьезные потери. Но главное не в этом. Вы должны передать подполковнику Кремневу послание. Рабство отменяется. Мы освобождаем рабов у себя и больше никогда не будем торговать людьми. Отбивать рабов у торговцев мы не станем, более того, мы дадим кров и им, и их живому товару, но в округе на десять дней пути ни один человек больше не будет владеть другим человеком. Запомнили? Вы скажете это Кремневу и послушаете, что он скажет в ответ. Если новость придется ему по душе, скажите, что для освобождения людей на соседних фермах нам нужно оружие.

Братья ушли довольными. Бурый же увел Анну в дом, а сам продолжил руководить уборкой двора, перевязкой раненых и объясняться с будущими свободными людьми, пока еще имевшими на шее рабские татуировки. Предстояла большая работа по сведению позорных знаков, найму освобожденных на работу за плату, изгнанию ленивых, что в свое время стали рабами за долги и по глупости, и поиску новых работников взамен.

— Как ужасно, — пожаловалась Анна вечером, отмывая будущего мужа от пропитавшей одежду крови, — что к милосердию и благу люди вынуждены приходить через чьи-то страдания и смерти.

Бурый знал, что ей ответить. За много лет наемничества он не раз мечтал занять место хозяев и каждый раз искал себе оправдания: мол, все можно делать также, только лучше. И к людям относиться человечнее, и делать богатым не только себя одного.

— Чтобы победить зло, добру приходится временами делать такие вещи, что зле и не снились.

— Зачем же тогда все?

Бурый кивнул в сторону колыбели.

— А вот ради нее. Мы проживем как-нибудь и в грязи, и в крови, и за грехи на том свете ответим, если будет кому спросить. Стиснем зубы, потерпим, но ответим. Зато им, новым людям, уже не придется пачкать руки и губить свои жизни. Ради этого, Ань, мы и положили столько народу. И положим еще, каждого, кто не пожелает жить в старом мире и не захочет идти вместе с нами, в новый.

Горная долина заканчивалась крутым восходящим к небу склоном. Там, где гордые сосны сдавались, уступая место каменистым россыпям, а откос превращался в вертикальную скалу, возвышалась вырезанная в камне фигура грраха. В одной руке он держал боевое копье с пылающим наконечником, во второй клубилась молния.

У ног его «лежало» разномастное оружие, по большей части сломанное, изогнутое или расколотое. Оружие поверженных врагов: щиты, мечи, копья, луки, пистолеты, штурмовые винтовки и еще множество других смертельных штуковин, устройство которых людям не постичь еще многие столетия.

Оружие, как и статуя, было вырезано из каменной плоти горы, но на каждом стояла специальная метка, над которой интерфейс выводил имя предыдущего владельца. Босой подозревал, что поверженных врагов у погребенного здесь грраха набралось за долгую жизнь намного больше, но упоминания удостоились не все.

С обоих сторон от статуи располагались высеченные надписи. Босому хватило знаний, чтобы разобрать: слева перечислялись имена предков грраха, а справа его достижения, что оказались достойными запечатления в веках.

На картах гарнизона это место имело метку «погребение», но похоронен здесь был не только гррах. Чуть ниже, в роще ив, хоронили своих бойцов Сыны Гранитного.

— У них кладбище прямо в лесу? Никогда такого не видела — зачарованно прошептала Зоя, так, чтобы услышал ее только Босой.

— Старые кладбища часто зарастают деревьями, если их вовремя не чистить. Да и могилки посреди леса тоже встречаются.

Восемнадцать деревянных обшитых грубым льном гробов плыли на плечах товарищей: двенадцать погибли в логовище теневиков, двое — в атриуме кошмаров, еще двое за последние дни не вернулись с рейдов за пределами горы. Угол одного из гробов опирался на плечо Рины. Босой и Зоя шли рядом. Никто их не звал и не обращался за помощью. Сборы на погребение происходили рутинно и отличались от сборов на рейд лишь тем, что с гробами всегда ходили три из четырех офицеров командования, а еще не произносилось ни одного приказа или команды.

Сыны провожали братьев в последний путь, и никто не сомневался в том, что их жертвы не напрасны.

Солнце резало Босому глаза. В последние несколько дней он не выходил из подземелий даже на утреннюю пробежку, и теперь свежий горный воздух распирал легкие. Хотелось идти вдаль, за перевал, и никогда больше не возвращаться под сумрачные своды форпоста. Или наоборот, спрятаться назад, подальше от бескрайних полей, бесконечных дорог и слишком яркого солнца.

Ему больше не казалось странным, что Сынам их война, проходящая на клочке земли площадью всего в пару сотен квадратных километров, кажется борьбой за весь мир. Гранитный и есть их мир, внутри которого — настоящие несгибаемые герои, а снаружи — свинопасы, навоз и грязные крестьянские юбки.

— Что это за деревья такие? Никогда такого не видела, — Зоя подрагивала, то ли от волнения, то ли от холода.

Босой снял с себя и протянул ей куртку. Она отказалась.

Ивы и в самом деле выглядели диковинно. На их ветках между привычных длинных листочков росли белые пушинки на тонких стебельках. Порывы ветра срывали их, поднимали легким редким облачком и несли в долину.

— А-а-апчхи! — Зоя чихнула от попавшего в нос пуха и расплылась в улыбке. — Как одуванчики!

Ее покрытое вуалью недетской скорби лицо вдруг засветилось от радости.

Босой не выдержал и моргнул, отгоняя странный морок. Слишком уж контрастировало внезапно охватившее Зою веселье с происходящим.

В восемнадцати гробах лежали останки людей, которые были еще вчера кому-то друзьями и товарищами по оружию. Они стояли плечом к плечу и были готовы погибнуть за каждого человека, что не смеет выйти из дома, не посмотрев перед этим на небо. Хотя чего, казалось бы, бояться? Гррахам в жизни не обратят внимания на выходящую из жалкой халупы старушку или худенькую девчушку. А все же удержаться невозможно. Даже если не признаешься себе в этом, а все же взглянешь вверх, не летит ли в облаках крылатая фигура?

В носу запершило. Босой сколько мог сдерживал порыв, но не удержался и чихнул, по-настоящему, по-мужски, так, что улыбавшаяся во всю ширь Зоя отскочила в сторону.

— Ты так всех мертвецов разбудишь! — хихикнула она.

Босой осторожно повел взглядом, оглядывая бойцов, не углядит ли кто из в неуместном смешливом тоне девчонки оскорбление? Но улыбались уже все. Не так, как Зоя, без неуместного веселья, и все же глухую молчаливую скорбь сменило тихое умиротворение. И сам Босой улыбался, хотя и не сразу это заметил.

Похоронную процессию накрыло белое облако. Пушинки лезли в носы и рты, щекотали кожу, запрыгивали в карманы, цеплялись к обивке гробов, и только сейчас Босой осознал, что это не могилы рыли в ивовой роще, а деревья прорастали прямо на месте захоронений из таких вот небольших, но легких и цепких семян.

Изначально здесь росла одна ива, у самых ног каменной фигуры грраха. Она обнимала корнями его могилу, и когда Сыны в первый раз похоронили в этом месте погибших товарищей, семена зацепились за их гробы и на плоти новых мертвецов выросли новые пушистые деревья.

Босой невольно втянул горький ивовый аромат. Он никогда не видел, чтобы на кладбищах росли ивы, хотя, вроде бы, самое место там деревьям, которые в народе зовут «плакучими». Вместе с запахом в нос залетела пушинка. Пришлось чихать, потому что нестерпимо зудело, а потом улыбаться, как Зоя, во весь рот, потому что невольно представилось, как уютно там под землей погибшим Сынам в заботливых объятиях ивовых корней, и как перерождаются их души в деревья и тянутся к солнцу, к свежему прохладному ветру и величественной красоте ночного звёздного неба, такого близкого в горах.

И снова Босой ощутил себя неловко, оглянулся, но из шестидесяти трех несущих гробы мужчин не осталось ни одного, на чьем лице сохранилась бы скорбь.

*неизвестно* *неизвестно*

Стоило вглядеться в ивовую рощу, и над каждым деревом возникла такая же надпись, как всплывала над «новыми» животными. И еще надписи возникли над каждой пушинкой в облаке.

*неизвестно* *неизвестно* *неизвестно*

Эффект: *неизвестно*

Путем несложных логических манипуляций Босой перевел часть слов.

Ива *неизвестно*

Семя Ивы *неизвестно*

Эффект: *неизвестно*

Причем, слово, описывающее эффект, совпадало со вторым словом названия ивы.

— Ива забвения, — Кремнев узнал это знакомое всем носителям интерфейса выражение лица, когда человек смотрит «в никуда» и при этом активно крутит глазами, — когда-то мы называли ее Ива утешения, но однажды боец, посланный убраться на могилах, заснул в роще, а когда проснулся, не помнил ничего ни о себе, ни о своей семье, ни о гарнизоне, ни даже о гррахах. Представляешь себе? Как жить, как работать, как девкам юбки задирать — все помнит, но ни одного воспоминания о себе и своей жизни? Полное забвение. Человек, запущенный с нуля.

Ива забвения

Семя Ивы забвения

Эффект: забвение

Не поленился «перевести» у себя в памяти Босой и пообещал себе поискать соответствия в гррахском трактате. Это было первое измененное растение, которое ему довелось повстречать.

Семена ивы действовали на людей одинаково: вымывали грусть и скорбь, одаривали умиротворением и веселостью. На крупных мужчин подействовало слабее, Зоя же явно схватила передозировку.

— А если не спать? — Босой прикинул, что могилы копать придется прямо на опушке рощи. — Мы тут ничего нужного… Не забудем?

— Нет, но все же не стоит увлекаться. Первое, что она сделает, это вымоет из памяти все трагичное, горестное, плохое и страшное. Три часа пробывший в роще человек теряет чувство страха, а через четыре — чувство самосохранения и понятия свой-чужой. Может запросто пойти обниматься с медведем или подкармливать мясом кошмаров, и даже когда они примутся им ужинать, скорее всего лишь пожелает приятного аппетита. Но ты не беспокойся. Мы управимся за час.

Могилы копали по четверо, тяжелыми широкими лопатами. Каменистый грунт поддавался как жирный хорошо вспаханный чернозем.

Босому не досталось ни инструмента, ни места, и он прошелся между могил.

Кресты ожидаемо не ставили, только массивные могильные плиты, местами вывороченные из земли ивовыми стволами. В этом случае камень прислоняли к стволу.

«в/ч ВВ3961 л/н 305518 старший сержант». «в/ч ВВ3961 л/н 243467 рядовой». «в/ч ВВ3961 л/н 715249 рядовой». «в/ч ВВ3961 л/н 396822 рядовой».

И ни одного имени.

«Иди сюда!» — Зоя спряталась за широкий ствол и призывно махала рукой. Ее губы беззвучно кричали, — «Иди сюда, скорее!».

Босой сделал вид, что просто прогуливается, потому что Зоя прижимала палец к губам и угрожающе вращала глазами.

«Там…» — она продолжала говорить беззвучно, хотя никто не смотрел в их сторону, — «Прикрой меня!».

Обычный с виду валун, сероватый и шершавый, он ничем не выделялся среди десятков похожих, разве что тем, что развалился слишком близко к статуе грраха. Как будто строители надгробия поленились очистить площадку или подумали, что именно этот камень придаст ансамблю естественную красоту.

«Закрой!» — еще раз потребовала Зоя.

Босой встал так, чтобы худенькое тело девчонки полностью скрылось за его угловатой фигурой.

Зоя уверенно сунула руку в одну из каменных складок.

— Где-то здесь. Вот тут. Да где же? Черт. Вот! Нет.

Она разочарованно обошла кругом валун, а потом еще раз.

— Должно же быть здесь!

— Что ты ищешь?

— Не могу пока сказать. Я не уверена. Но я уже видела такое место.

— Какое? Какое такое место⁈

Девчонка молча отмахнулась, обшарила еще несколько складок и даже попыталась подкопать под валун.

Босой чувствовал себя дураком, особенно когда приходилось хоть вслед за Зоей и прикрывать ее зачем-то от копающих могилы Сынов.

— Может я помогу?

— Ну чем ты поможешь⁈ — в отчаянии махнула рукой Зоя. — Ты себя видел?

— Что во мне не так?

— Ты видел свои руки?

— Что не так с моими руками?

Зоя раздраженно схватила его за кисть и попыталась засунуть ее в отверстие, что исследовала самым первым. Рука и впрямь застряла в самом начале.

— Бесполезное и бессмысленное ты существо, — разочарованно протянула девчонка, — сам как валун, только от дела отвлекаешь.

Босой сунулся в трещину еще раз.

— Да куда тебе! — не отставала девчонка. — Освобождай место. Дай я снова попробую.

И тут часть камня сдвинулась. Как будто гигантская чешуйка сместилась относительно другой. Щель расширилась, пропуская руку.

— Ищи! Нашел? Тащи! Нет? Ищи! — Зоя только что не захлопала в ладоши, но вовремя вспомнила о конспирации и спряталась за валуном.

— Что искать-то⁈

— Ты поймешь. Это здорово, что ты достанешь его сам. Ты поймешь. Это невозможно пропустить.

И Босой нашел. В холоде камня прятался теплый шарик, такой же шершавый и складчатый, как и валун, в котором он прятался.

— Чего ты ждешь⁈ Тащи!

Босой вытащил. Обычный серый камешек, он даже не был идеально круглым, скорее шарообразным или даже слегка овальным. И теплым.

— Суй! Суй его за пазуху! Суй скорее! И никому не показывай! Все! Пошли! Пошли скорее отсюда!

Сыны уж закончили копку. Возле готовых могил встали по четыре человека, пропустили под гробами веревки, опускать. Кремнев вышел вперед, произнести прощальные слова.

— Скажи хоть, что это? Откуда ты знала, что мы это там найдем?

— Да я же говорю, я такое уже видела. Такую статую. Такие надписи и такую иву. И я видела… Это выглядело по-другому, но я сразу поняла, что это оно. Неужели ты не заметил? Да посмотри же еще раз!

Босой оглянулся. Валун все также возвышался над площадкой. Обычный камень, как и все остальные. Разве что необычной формы, особенно если знать, с какой стороны посмотреть. Как будто на землю опустилось какое-то большое грузное существо, смертельно уставшее.

— Мы мне было проще, — сжалилась Зоя, — мама Ласки тоже превратилась в камень, но внешне осталась кошкой. А твой… Я даже не знаю, кем он вырастет, но точно станет огромным неуклюжим здоровяком. Прямо как ты сам.

Большую часть новобранцев приводили Изгои, но были и такие, что приходили сами, поверив слухам о таинственном отряде, что уже тридцать лет убивает гррахов. Кремнев брал не всех, но встречал и проверял каждого пришедшего лично.

С удовольствием в отряд принимали молодых охотников и видавших виды наемников, разочаровавшихся в кочевой жизни без родины и цели. Без вопросов брали мужчин, потерявших из-за гррахов семью или друзей, даже если у кандидатов не имелось необходимых навыков и подготовки.

И все же не редко бывало и такое, что приходившим отказывали. Слишком часто люди не понимали, что впереди их ждут десятки лет беспросветной однообразной службы и постоянные рейды на борьбу с чудищами, которых обычный человек не сможет представить себе даже в страшных снах.

Пришедшие с фермы Куян и Буре оказались коренастыми, невысокими охотниками с кривоватыми ногами, как будто только что слезшими с коня. На лошадях люди давно уже не ездили, но осталась генетическая дань тем векам, что их предки и вправду неделями не спешивались. Они стояли перед Кремневым в грубых льняных рубахах и жарких кожаных чехлах с нашитыми стальными пластинами. Только ботинки у них были родом из прошлого, видимо, с одного из уцелевших военных складов.

У Босого сердце сжалось, когда он представил, как ценили эти двое свои ботинки, каким считали богатством. Отдали, поди, за них месячный заработок, а то и два. Гордились, поди. Придем, мол, в Гранитный не с пустыми руками, покажем, мол, каковы.

Ботинки придется выбросить. Не сохранить, потому что Кремнев терпеть не мог никому не нужный хлам, и не продать, потому что Сынам Гранитного не нужны были деньги, а именно выбросить, как и всю свою прежнюю жизнь.

— Стандартный испытательный срок для новичков — пятнадцать дней, — Кремнев говорил строго, по-деловому, но в глазах его плескалась нежность, какую отец испытывает при виде взрослого заматеревшего сына, — за это время будущий солдат должен продемонстрировать имеющиеся боевые навыки или готовность к их освоению в будущем.

Братья закивали, мелко, как будто их кто-то тряс за плечи.

— Анлайым, — заверил Куян.

Буре толкнул брата.

— Мы понимаем.

Улыбки их выглядели слегка заискивающими, но в глазах светилась уверенность в собственных силах. Может быть еще и потому, что пришли они не с голыми руками, а с щедрыми подарками, хорошими новостями об отмене во всей округе рабства и предложением долгосрочного сотрудничества от нового хозяина фермы.

Для Кремнева же это были не просто новости, а признание внешним миром правильности его действий. Прежде Гранитному приходилось лишь мириться с тем, что происходит снаружи. Подполковник хулил алчных торговцев, ненавидел работорговлю, презирал крестьян, но торговал со всеми и ничего не мог всерьез поменять — слишком много забот было внутри горы. Не до внешней политики.

В последние же дни судьба приносила один подарок за другим.

Изгой привел самого сильного носителя интерфейса, что только удалось за тридцать лет отыскать и заманить на форпост. И это уже дало результат на зачистках и полностью обезопасило проход через Мост.

Вместе с Босым пришла в Гранитный, ни много ни мало, наследница вождя Степных волков, что при любых раскладах светило торговыми преференциями, а то и стабильным потоком добровольцев. Эсмира имела среди воинов отца непререкаемый авторитет, и это знали все, кто хоть что-то слышал о Волках.

Теперь еще и подарок от Бурого, лучше всего остального показывающий — мир начал понемногу меняться.

Кремнев подошел ближе и положил Куяну руку на плечо. Не многие тертые жизнью мужики выдержали бы тяжелый взгляд рослого властного подполковника. Братья не шелохнулись и глаза не отвели.

— Пятнадцать дней мы ждем в обычной ситуации. У вас этого времени нет. Впереди нашествие гррахов, а у нас большие потери. Кто-то должен занять места погибших. Нам нужны солдаты. Прямо сейчас.

Братья мелко закивали.

— Бэз эзэр, — ответил Буян.

Буре толкнул брата.

— Мы готовы.

Кремнева готовность братьев незамедлительно вступить в бой с гррахами порадовала, и все же он продолжил:

— Что ж, хорошо. По вам видно, что вы — сыны гордого народа, чьи женщины не разучились рожать бесстрашных воинов. Но прежде, чем принять решение, вы должны кое что узнать. Первое. Обратной дороги не будет. Вы больше никогда не узнаете иной жизни. Не потому, что я запрещаю кому-то уходить. Вы просто не сможете это сделать. Второе. Вы оставляете в прошлом все, что составляло вашу жизнь. Мы не дадим вам нового бога, но молиться прежнему и выполнять обряды — запрещено. Мы не дадим вам новые семьи, но связываться с ними, что-то передать или принимать от них — запрещено. Любые семейные привычки, народные приметы и верования, праздники, даты, способ пошива и ношения портков — все это потеряет всяческий смысл. Вашей жизнью станут наряды, сон, опасные рейды в логовища чудишь, сон, наряды, рейды и лишь изредка — большие сражения с палачами человечества. Гранитный заберет ваше прошлое и не даст ничего взамен, кроме одного: каждый день, каждый час и минуту вы будете служить великой цели.

Проникнувшись моментом, братья стояли навытяжку.

Босой же переваривал услышанное. Ему о столь жестких правилах для Сынов не рассказывал ни Винник, ни Кремнев, да и рядовые бойцы не упоминали о требовании забыть о семьях и традициях, посвятив себя только службе.

Новобранцам вот рассказали сразу, а с ним заигрывали и умалчивали. Все как принято в Гранитном: ни слова лжи и море полуправды.

Понять, почему именно так действовал Кремнев, было не сложно. Босой с его намного более сильным, чем у Сынов, интерфейсом — товар уникальный и штучный. Рисковать им, рассказывая сразу всю правду, подполковник позволить себе не мог.

То, что в первый день стало бы для Босого шоком, сейчас соскальзывало с его сознания, как с дробинки с защитного поля. Слишком много пройдено. Слишком многое он сделал. Слишком много пользы принесли его идеи во время зачисток.

Да и семена Ивы забвения сделали свое дело. Все плохое и страшное вымылось из сознания, все приятное и значимое высветилось. Сам того не осознавая, Босой уже считал себя Сыном Гранитного. А прошлое? На то оно и прошлое, чтобы оставаться позади. Еще бы приняли в гарнизон Рину с Зоей, да дали Босому перед посвящением повидаться с матерью.

— Так вы приняли решение? — еще раз спросил Кремнев.

Братья кивнули.

— Тогда за мной.

Он провел их через весь основной корпус к центральному помещению, всегда почему-то закрытому на мощный механический и хитроумный электронный замки. Босой никогда не видел, чтобы кто-то подходил к этой двери и тем более открывал ее.

Когда замки отщелкнулись, Кремнев остановил жестом всех, кроме новобранцев.

Они вышли наружу не больше, чем через пять минут. Новорожденных Сынов сразу же перехватил и повел на стрельбище майор Погожин. Кремнев ушел в свой кабинет.

Босой же не мог отвести взгляд от закрывшейся двери. Вошли в нее братья-охотники, отчаянно-смелые парни, и все же обычные люди. А вышли полноценные Сыны Гранитного, с интерфейсом, подаренным им кем-то или чем-то.

И не обязательно, как оказалось, ждать упавшего с небес Прометея, тащить его из воды, а потом промывать раны. Можно было прийти к Кремневу, записаться в гарнизон и получить свои, пусть и урезанные, но все же сверхспособности.

Открывавшаяся перспектива завораживала, если бы не два серьезных «но». Из памяти не уходил фантом Кремнева, вытащенный теневиками из самого сильного страха Березкина, а еще фраза Лебедева о том, что никто кроме Босого никогда не сможет покинуть Гранитный.