Темный янтарь

Глава 6

Глава 6. У дорог

Из слухового окна чердака открывался чудный вид на обе опустевшие дороги – железную и автомобильную, весьма знакомую, уходящую на Гробиню и далее сворачивающую на Ригу – дороги шли здесь почти параллельно. Сосновые рощи, хутора, а если в другое окно на запад смотреть, так и пригород Лиепаи как на ладони. Моря, правда, не видно. Янис поглядывал на вечерний пейзаж и привычно, почти на ощупь, зачищал концы провода. Телефонный аппарат – не бог весть какой сложности устройство, если нужно, хоть на чердак переставим, хоть на крышу или печную трубу.

Затянул контакты, закрыл крышку, поднял трубку – есть гудок.

— Готово.

— Молодец, прямо кудесник, – сказал старший лейтенант, сидевший на стропилах – часть черепицы он разобрал, облегчая выход на крышу.

— Э… – Янис не совсем помнил кто такие «кудесники» и как к этому нужно относиться.

— В смысле «рукастый волшебник и добрый колдун», – пояснил Василек. – Это из сказки. А так ты без всяких шуток боец правильный, надежный. Обучить бы вас толком, эх… Ладно, что-то меня на сказочность тянет. Видимо, виды у вас такие… курортно-волшебные.

— Виды красивые, – согласился Янис. – Только я же не здешний. Эстонец.

— Да, нюансы… – вдохнул старший лейтенант. – Ты в России-то бывал?

— Не доезжал. Граница же.

— Вот после войны, если… короче, после войны непременно съезди. Там тоже очень красивые места. Просторы. Если глянется, оставайся там жить. Женишься, детей нарожаешь, внуков-правнуков, заложишь династию славных инженеров-электриков.

Янис улыбнулся:

— Я подумаю.

— Правильно, думать нужно. Ты сюда-то к дядьке приезжал? Он на заводе работает?

Солдатом и связистом Янис Выру был начинающим, но некоторые житейские вещи вполне себе угадывал. Собственно, что тут не угадывать? Интересуется человек, понятно же.

Немного рассказал о родственниках и заводе, ну и заодно о соседях по заводским домам.

— М-да, что-то я чересчур любопытствую, – откровенно вздохнул старший лейтенант. – Кружили мы по городу много, а встать, оглядеться, оценить архитектуру было некогда.

— Красивый город. И народ в основном хороший, – заверил Янис.

— Вот-вот. Хорошая у нас страна была. До Гитлера. И прочих гадов. Ты вот что – на лестнице провода подбери, присобачь так, чтоб не задели, когда начнется. Очень даже могут случайно оборвать.

— Понял, прибью, – Янис, возвращая, протянул старшему лейтенанту нож.

— Это же твой, электрический, – удивился командир.

— Может вам еще с детонаторами что делать придется, а ваш ножик сломался. А у меня кусачки и отвертка есть, справлюсь.

— Ладно, спасибо, – Василек сунул складной нож в карман. – С меня причитается.

Янис приколотил на лестнице по стене телефонный провод, вышел в дежурное помещение – здесь было пусто, пахло кофе и чернилами. Дежурный по станции прогуливался по короткому деревянному перрону. Глянул на Яниса, сердито поправил форменную фуражку:

— И как станция без связи? Порядок нарушаете. И крыша теперь течь будет.

Янис развел руками:

— Приказ. Война. Но связь есть, а аппарат я вам живо обратно поставлю. Минутное дело. Насчет крыши уж не знаю.

— Ну, хоть телефон на место верните, – дежурный открыл портсигар, сунул в зубы папиросу, вежливо предложил курево гостю-разрушителю.

— Не курю, спасибо, – сказал Янис. – Тихо как стало.

— Да. Самолетов нет, пушки устали, – дежурный смотрел на уходящие рельсовые пути, уже окутанные ночной дымкой. – Немцы воюют до ужина?

Янис пожал плечами:

— Курад их знает, я их и не видел.

Медлительно остывающий летний вечер прервал гул автомобильных двигателей, Янис прошел сквозь помещение станции, вышел на крошечную привокзальную площадь – по дороге двигалась грозная крупная тень. Броневик!

— Фига себе, сколько их! Вот это подмога! – восхитился вынырнувший со стороны пристанционных строений Серега.

На дороге угадывали иные броневые тени, за ними грузовик и даже не один. Лязгали бронедвери, выходили бойцы. Со станции появился старший лейтенант Василек...

Занимали позиции, прячась за станцией и в придорожной роще, броневики, вертели орудийными башнями. Взревывали двигатели, командовали старшие машин. Потом застучали топоры, безжалостно срубая кусты сирени и ветви сосен – маскировали броню. Темнота пахла свеже-ломанной зеленью и выхлопами двигателей.

Связных вызвали наверх. Там старший лейтенант спецсвязистов разговаривал с двумя командирами, все они рассматривали в бинокли подходящий к станции плавный изгиб насыпи – ночь была светлой, ярко блестели рельсы.

— Выру, бегом к нашей машине, скажи чтоб спрятался, не дышал, и был готов к немедленному движению, – приказал Василек.

— Есть! – по-красноармейски отозвался Янис, скатываясь по лестнице. Вот, курад его возьми, запросто и сам мог провод оборвать – напрочь забылось. Предусмотрителен старший лейтенант, видимо, учат их в училищах все-все мелочи помнить.

Стеценко был у машины, спрятанной за старым амбаром, но нервничал:

— Да не видно нас, я со всех сторон проверял. Ян, чего будет-то? Бомбежка на нас, а? Ночной налет?

— Э… с чего вдруг?

— Так вон… Зенитчики приехали

По соседству с полуторкой спецсвязи затаился военный грузовик – в кузове его торчала тумба со счетверенными пулеметами[1].

— Какой налет? Ночь же, тихо совсем, – пробормотал в растерянности Янис.

— Вот и я думаю…

Янис вернулся на станцию. Здесь все как вымерло, только с крыши доносились тихие голоса, да за столом сидел одинокий побледневший дежурный. Пахло уже не кофе, а ваксой, ружейной смазкой и еще чем-то военным.

Посыльный осторожно поднялся на чердак. Товарищ Серега затаился у слухового окна, продувал затвор своего «росса». Захлебываясь прошептал:

— Знаешь чего ждем?! Немецкий поезд!

— Не болтай, – не особо поверил Янис.

— Точно говорю! Они с Приекуле… — москвич осекся.

Наверху, у пролома громоподобно заззумерил телефон. Немедля откликнулся Василек.

— Да… «Линда-2» у аппарата… да. Понял, «прошел Гавиезе», подтверждаю, принято. Встречаем.

Клацнула возвращаемая на рычаг трубка, шевельнулись командиры, на миг зажегся фонарик,

— Так, засекаем время, товарищи…

— Засекай, не засекай – от нас-то мало что зависит, – заметил, видимо, командир бронемашин. – Чугунка, она чугунка и есть. Проще было рельсы взорвать. А так… малоуправляемая дорожная сфера, всё наугад, не точно.

— Да, не в аптеке. Но все же… – прошептал Василек.

Как ни странно, сначала услышали стук колес, свет заметили уже позже – со стороны Гробыни приближался поезд. Шел, попыхивая, паровоз не слишком быстро, но нагло светя прожектором, следом тянулись пассажирские вагоны.

— Вот же суки, наглые, — удивился капитан с «пушками» на петлицах. – Как к себе домой[2]. Думают, вообще никто не догадается.

Янис слышал, как сидящий рядом москвич затаил дыхание. Да, сейчас поезд приблизится, по вагонам ударят орудия бронемашин, и начнется бой. Немцы, наверное, начнут выпрыгивать и разбегаться.

Нет, не угадали посыльные. Стук колес резко усилился, показалось, что приближающийся состав набирает ход – но стучало с иной стороны. Мимо станции промелькнула огромная, темная тень – идущий от Лиепаи паровоз несся на огромной скорости, с потушенными огнями, лишь из дымящей трубы неслись снопы искр.

— Ох, ты ж… – пробормотал кто-то из командиров.

— Красавцы, – в голос отозвался Василек. – Точно-то как рассчитали!

На идущем навстречу составе увидели встречную тень, панически загудел паровоз – там явно пытались затормозить, возможно, дать задний ход. Но было поздно – паровоз-таран летел на бешеной скорости. Мелькнули спрыгивающие с паровоза фигурки…

Катастрофа произошла метрах в восьмистах от станции. Сначала показалось, что могучие рельсовые машины столкнулись почти беззвучно, потом чудовищно громыхнуло и вспыхнуло, да так, что вздрогнула станция. Там – на насыпи лязгало, чудовищно расползалось, вагоны лезли друг на друга…

Ошеломленный Янис не мог оторвать взгляда. Да сколько же там людей в вагонах?!

Сквозь ужасный хруст донеслось жужжание телефонной ручки, артиллерист закричал в трубку:

— Девятый, передавайте, ориентир четыре… пристрелочным…

Лежащие у насыпи паровозы и вагоны было видно отчетливо – там что-то горело. Сошедшие с рельсов, но оставшиеся на путях вагоны окутывала темнота, там что-то смутно мелькало, выбиралось из вагонов. Разрыв пыхнул левее насыпи, у одинокой сосны. Громыхнуло – посыльные отшатнулись от лопнувшего стекла в окне….

Капитан-артиллерист кричал в телефон, плотно зажимая свободное ухо. 130-мм снаряды ложились всё ближе к насыпи – наводчики 23-й береговой батареи были точны. Взлетало в воздух что-то неопределенное, бездушное, выгибались смятые рельсы… Еще и еще вспыхивало оранжевым в огненно-черной ночи…

— Прекратить огонь! – скомандовал капитан.

Стихло… только что-то относительно негромко хлопало в горящих вагонах, да трещали разрозненные выстрелы в тенях зарева. Правда, вскоре опять вовсю загремело – выдвинувшиеся по дороге бронеавтомобили ударили из пушек и пулеметов. Янису казалось, что там – у насыпи – и так всех поубивало, но, видимо, это было не совсем так. Застрекотала пулеметная установка с зенитного грузовика… Были там еще немцы, были…

— Закругляемся, – спрыгнувший с крыши старший лейтенант Василек махнул посыльным. – Давай к машине. Товарищ капитан, вы с нами?

— Да уж, подвезите, – артиллерист не отрывался от бинокля.

Спецсвязисты спустились вниз. Командир кивнул москвичу:

— Метнись к железнодорожнику, предупреди, что немцы могут начать ответный обстрел. Пусть в подвал или еще куда лезет, отсиживается. Да, и если позже будут спрашивать, пусть скажет, что взаперти держали, ничего не видел, не знает.

— Понял, передам. Товарищ старший лейтенант, а можно хотя бы издали глянуть… – Серега указал в сторону стрельбы.

— Это тебе чего, кино, что ли? – удивился Василек. – Еще насмотришься, почти-тезка. Вы бы, парни, лучше тех железнодорожников запомнили, что вовремя немцев в поезде засекли, да локомотив так от души разогнали. Вот это красивый героизм, это да.

Стрельба у разнесенного поезда стихала. Спецсвязистов догнал капитан-артиллерист, Стеценко был наготове, «Линда-2» завелась мигом.

Командиры сели в кузов, Янис слушал их разговор, мало что понимал… про ориентиры, темп стрельбы, кучность… Вообще старший лейтенант спецсвязистов знал уйму всего военного, хотя вроде бы летчик… Или все же не летчик?

***

Стояли в темноте у комендатуры, где застрял командир. В кабине похрапывали водитель и басовитый Пахомов. Яниса тоже клонило в сон – на редкие выстрелы где-то в городе организм уже не особо реагировал. Но рядом ерзал Серега, бубнил:

…— Все ж дали мы им! Вот это засада так засада! Батальона два там немцев было, не меньше…

— Не знаю, какие у немцев батальоны, но Василек говорил про усиленный взвод.

— Значит, сильно усиленный[3]! Это ж целый поезд! Может, старший лейтенант просто не знает, сколько их там было, мы же близко не подходили…

— Это Василек-то «не знает»?

— Не, знает, конечно. Это я так, размышляю. Думаю, что он не очень-то летчик. Особая такая связь. Которая разведка.

— Серый, давай не будем про то обсуждать. Оно нам знать не надо. Мы все же временные.

— Да, это жаль. Но ты прав – болтунами мы не были и не будем! – заверил суровый москвич.

— Разве что чуть-чуть, – Янис, поколебавшись, сел на тротиле удобнее и рискнул спросить: — Ты не знаешь, отчего у нашего командира этакий интерес к… ну, ты знаешь к кому.

— А, он у тебя тоже выспрашивал? – немедля догадался Серега. – Точно, у меня допытывался, а я что сказать могу? Я же и видел ее пару раз мельком. Так-то дело понятное: он геройский командир, она жуть какая симпатичная. Как тут не быть интересу?

— Э… а она точно такая симпатичная? – осторожно уточнил Янис. — Нет, девушка хорошая, я не спорю. Но чтобы так… с полувзгляда. Она же худая. Я бы даже сказал, тощая.

Москвич хмыкнул:

— Я с тебя, Ян, сильно удивляюсь. Ты балбес, что ли?

— Отчего я «балбес»? Я же правду говорю – худая.

— Да причем тут это?! Она стройная, не жирная, не откормленная, да. Изящная. И есть в ней эта… поэтичность, – Серега подумал и попытался объяснить: — Может, не поэтичность, а сказочность. Волшебность. Вот сказочная, но комсомолка. Взгляд она так и притягивает, понял? Нет, чо-то ты толстокожий, Ян. Может, ты просто к местным девчонкам привык, не замечаешь. Она же еще такая…, головой светлая как снег. Хотя некрашеная.

— А, вот это понятно.

— Да ничего тебе не понятно. Это детали, внешние штрихи, объясненье для нас с тобой, людей практически посторонних, соседских. А старший лейтенант глянул, и готово – прямое попадание. В сердце.

— Так не бывает, – усомнился Янис.

— Как не бывает, когда ты сам видел?! – рассердился москвич. – Я и сам слегка удивился, но что ж глазам не верить? В книгах, кстати, тоже такие случаи описаны. Я, вообще-то, про чувства больше пролистывал, но представление имею. У тебя у самого-то как? У тебя же невеста, букеты, обручение, любовь-морковь?

— У меня как-то иначе, – признал Янис.

— Да я уже понял, что иначе, расспрашивать не буду. Но ты мне вот что скажи…

Скрипнула высокая дверь комендатуры, вздрогнул часовой у ступеней – старший лейтенант Василек направлялся к машине.

— Четыре часа на отдых, товарищи бойцы. Можно во двор заехать, там устроимся.

— Зачем во двор? – удивился Янис. – Тут до дома рукой подать. Имеются кровати, пусть без белья, но с матрацами. Диван. Плита. Умыться нормально можно, подремать.

— Умыться, это хорошо, – признал Василек.

***

Хозяина дома не было, Янис взялся сам похозяйничать. Впрочем, гости особо не привередничали: потянули спички, кому первому часовым заступать, да и попадали. Начальству Янис нашел единственную подушку с наволочкой.

Стоял Янис Выру, прислонившись к крылу «Линды-2», слушал, как начинает оживать горизонт – первые глухие удары артиллерии донеслись с востока, из-за озера, почти сразу им ответила наша 23-я батарея на севере, поддержала дальнобойная южная 27-я. Вздрагивала черная вода в бочке.

Поправив на плече увесистый ремень «росса», часовой вышел к воротам, здесь было слышнее. Артиллерийская дуэль не умолкала[4]. По улице проехали две подводы с бочками, возницы задирали головы, словно снаряды пытались разглядеть. Это чувство Янис знал – пока на станции сидели, все мнилось – один недолет и всё! Даже осознать ничего не успеешь. Эх, и телефон на место не вернул, хотя обещал. Все мозги это зрелище крушения вышибло. Эх, и что отец про все это думает? Наверное, уже знает что дорога перерезана.

По улице, устало налегая на педали, катил велосипедист. И Янис ни капли не удивился, разглядев, что это не велосипедист, а велосипедистка. Линда проехала мимо своих ворот, спешилась:

— Охраняешь, Ян?

— Отдыхает народ. Сменилась?

— В семь опять заступаю. Растащили наших санинструкторов, не хватает. Вы у Ницы были?

— Везде были, – вздохнул Янис и неожиданно сказал. – Здесь он. Позвать?

Длинные ресницы соседки дрогнули:

— С ума сошел? Спит же человек. И вообще неудобно.

— Это позавчера было неудобно, до войны. А сейчас война, – неловко пояснил Янис и пошел в дом.

— Товарищ старший лейтенант…

Командир вроде и не спал – мгновенно голову поднял.

— Там вами интересуются, – путано намекнул Янис, но растолковывать не пришлось.

Василек одним движением оказался на ногах, мельком глянул в окно.

— Спасибо. Спи, я посторожу, – старший лейтенант подхватил за ремень автомат с кровати ровно и глубоко похрапывающего Пахомова и неслышно исчез в двери.

***

Проснулся Янис от серости, что стену начала заливать. Сдерживая кряхтение, сел, сунул ноги в ботинки. Разогнуться было сложно – проклятый тротил, вот могли бы и удобнее ящики делать. Крышу соседнего дома озарили первые солнечные лучи, артиллерия молчала.

Старший лейтенант Василек и Линда сидели на лавке, оставшейся во дворе от эвакуационных проводов. Наверное, как подвинули к машине, так и сидели, разговаривали. За их спинами белела военно-секретная надпись по борту «Линды-2».

Чуткий москвич тоже проснулся, разрывая пасть зевотой, слез с короткой детской кровати:

— Умываемся? И консервы можно разогреть…

Тут Серега глянул в окно и замер. Потом прошептал:

— Ух ты. А ты еще в сказочности не веришь. Встретились-таки. И вон сколько у нас теперь прекрасных Линд.

Янис пожал плечами:

— Э… отчего не верю, верю.

Отчего не верить в сказки, если сам в них исполняешь роль – пусть скромную – гонца-посланца, но все же. Посыльные, и на войне, и в сказках, чрезвычайно важны и необходимы.

Снизу прилетел камешек, стукнул в окно – товарищ старший лейтенант хоть и пребывал отчасти в сказке, о своевременном подъеме личного состава не забывал.

Консервы разогрели, Линда принесла простоквашу, сели во дворе. Хороший был завтрак, и ничего лучшего в грядущем военном дне заведомо не ожидалось.

Материалы Отдела «К» (фрагменты)

Ситуация 24.06.41

Ночь-утро

Южное направление:

Участок Ница – без изменений.

Участок Барта – утром бомбардировка, артобстрел, атака немцев. Отбита.

Восточное направление:

Ночью началась перестрелка у железнодорожного переезда и вала старых укреплений.

С рассветом противник вводит в дело подтянутую к Гробине артиллерию и силами батальона морской пехоты начинает наступление в сторону завода «Тосмаре».

Командование 23-й береговой батареи откомандировывает наводчиков и вспомогательный состав батареи в артдивизион 67-й стрелковой дивизии, получившей перед войной новые 122-мм гаубицы. Орудия стоят рядом, в артпарке военного городка. Опытные расчеты немедленно готовят батарею к бою, для ведения огня используются данные 23-й батареи.

Перебрасываются батареи 94-го легкого артиллерийского полка.

Подразделения 56-го сп сосредотачиваются на северо-восточной окраине Лиепаи.

< >

Около 12 часов дня группа немецких мотоциклистов прорывается к морю в районе Шкедской школы. Лиепая окружена (пока формально).

< >

Действия ВМБ.

Продолжается ремонт кораблей и судов (К).[5]

< >

Город.

На Гробиньское направление выдвинуты рабочие отряды, туда же переброшены часть комсомольских отрядов с южного направления.

< >

Действия Отдела «К».

После уничтожения поезда (разъезд Крустоюмс, 6,5км от города) и артналета наступила оперативная пауза. Перестрелки с немецкими передовыми частями начались около 4 часов утра и носили меньшую активность. Наступление немецкой морской пехоты тоже началось позже «нулевого варианта».

Наших сил на Гробиньском направлении оказалось сконцентрировано меньше: отсутствовал батальон курсантов, отряды моряков имели меньшую численность, поскольку эсминец «Ленин» и иные корабли вели срочные ремонтные работы. Более оперативно развернулась артиллерия, переброска стрелкового батальона шла слаженнее. В резерве имелась бронегруппа разведывательного батальона.

< >

По сути, продолжение операции прорабатывалось лишь схематично, поскольку разрешение на ее полноценную разработку и проведение не было получено. Шансы на успех расценивались как «незначительные»

[1]ЗПУ М4 – зенитная пулеметная установка образца 1931 года. Отличалась принудительным водяным охлаждением и увеличенной емкостью лент боепитания.

[2]В середине дня 23 июня на станции Приекуле немцами был захвачен пассажирский поезд из 7-8 вагонов. Около 22 часов, загрузив немецкую пехоту, состав отправился к Лиепае. Основной задачей штурмового отряда, очевидно, был захват проходов между укреплениями Каросты. При следовании через Гавиезе немцы в поезде были замечены дежурным по станции И. Огоньковым, который успел позвонить в Лиепаю.

[3]В поезде действительно были немцы-пехотинцы, и, видимо, группа латышских фашистов. По воспоминания зондерфюрера СС Густава Целминьша, прикомандированного к штабу 291-й немецкой пехотной дивизии, именно он контролировал работу машинистов захваченного поезда. Отправленный из Лиепае паровоз-таран смог остановить поезд с немцами, но не нанес существенного урона – немецкий состав успел дать задний ход.

[4]Ночью наши дальнобойные батареи пытались накрыть немецкую артиллерию, развернувшуюся к востоку от города. Результаты были достаточно успешными. К сожалению, боезапас береговых 130-мм батарей был слишком ограничен.

[5]Знаком (К) отмечены события, последовавшие за вмешательством корректировщика Отдела «К».