Те, Кто Живут Давно. Рэдмаунт и Охотник

Глава 11

Глава 11.

Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство. Североамериканский Метрополис…

Новая серая тетрадь.

Пишу в такси. Надеюсь, Те, Кто Живут Давно, уже далеко, и им ничего не угрожает. (На полях другим цветом: «Елена была бы рада их примирению. Где она сейчас? С кем-то из них или одна? В безопасности ли? Как мне встретиться с ней?»)

Между Реми и Арманом воздух явно искрит, интересно, были ли они вместе в прошлом? Эти двое уж точно друг друга не убивали, впрочем, как знать.

Мне не по себе. Но всё думаю о смерти О’Лири. Что-то не так с этим лезвием. Почему порезы похожи, и чем жертвы отличаются? Видимо, придётся подождать нового убийства, чтобы разобраться.

Конец восемнадцатого века. Англия…

Небольшой низкий коттедж на окраине всегда занимала семья викария, и преподобный Реймонд Лори переехал туда вместе со своей сестрой. В деревне редко происходит что-то новое, и уже через пару дней весь Брамфорд знал, что, несмотря на молодость, новый священник овдовел, когда учился, потерял юную супругу в пожаре, и до сих пор оплакивает её. Сам чудом остался жив, получил жуткие ожоги, и каждый день благодарит Бога за своё спасение.

Его старшая сестра, Хелен Лори, довольно быстро свела дружбу с сельскими кумушками. Она сама делала покупки и вела дом, рассказывая каждой соседке, как ей тяжело, но, что поделать, лишних денег у брата нет. Хелен вздыхала и расправляла складки на тёмно-синем старом платье, говоря о своём женихе, который уехал воевать в Американские колонии, да и сгинул где-то за океаном. И вот, о бравом лейтенанте Партридже уже лет шесть ничего не известно, и надежд на его возвращение Хелен не питает. И как она благодарна брату, который взял к себе в дом, а то хоть с голоду помирай! На замужество она тоже особо не рассчитывала, немолодая, без денег, пережившая скандальную помолвку, кому она нужна теперь!

Они растапливали очаг на кухне, сберегая скудные запасы дров и угля. Квадратный резной ларец из розового дерева, полный золотых монет, был надёжно спрятан под полом в дальнем углу чулана. Он должен был обеспечить им жизнь на несколько лет, но требовал скромного обихода. Почти весь день они проводили в этой тёплой и светлой комнатушке. Реми тут же работал за столом, она готовила или шила у окна. Вечером переносили огонь, согревая единственную спальню. Второй комнатой почти не пользовались. За домом была полоса огорода, эти грядки снабжали картофелем, луком. Хлеб и молоко, изредка – мясо, покупали у соседей. Тихая и бесхитростная спокойная жизнь, иногда только она и приносит человеку долгожданный отдых.

Елена зарекомендовала себя хорошей повитухой. Смиряя боль и успокаивая рожениц, за эти годы она приняла девятнадцать детей. Избавляя от болезней и помогая соседкам, она будто бы возвращалась в то забытое крестьянское прошлое, где когда-то было похоронено и её материнство. Проповеди Реми вдохновляли прихожан, он почти не подталкивал односельчан к религиозному восторгу, но умело врачевал души, призывая к самопожертвованию, милосердию и смиренному труду. Сейчас у него был светлый период, она так это называла, когда одухотворён и возвышен, а не развращён и испорчен. Де Ла Рю смеялся и целовал её маленькие руки.

Раз как-то осенней ночью, когда он уже разделся и расправлял на кровати шерстяное покрывало, Елена, прислушиваясь к завываниям ветра и стонам деревьев за окном, сидела перед зеркалом – единственным предметом роскоши, который она перевезла сюда. Она видела в отражении его худую гибкую спину с выступающими бусинами позвонков. «Такой обманчиво хрупкий и уязвимый!» – с нежностью подумала она. Позвала, прошептав имя. Он подошёл, склонился и заглянул в зеркало через её плечо.

– Посмотри, Реми, у меня седые волосы!

– Ты всё равно прекрасна!

– Нет, я не про то. Я подумала, мы всё-таки стареем, и когда-нибудь это закончится.

– Конечно же, дорогая, каких-то ещё пятнадцать-двадцать веков, и мы станем бессмертными развалинами! Ты бы хотела так же долго жить в больном и дряхлом теле? – его улыбка очаровательно безжалостна.

– Ты невыносим! – Елена стряхнула с плеч его руки.

– За это ты меня и обожаешь, дорогая! – Де Ла Рю поцеловал её макушку, зарываясь носом в душистые мягкие пряди. – Если дождя не будет, и дорогу не размоет, сходим в воскресенье на праздник в Ипсуич? Хаттон писал мне, что в Крайстчёрч прибудет епископ, я хотел бы встретиться с ним. А ты развлечёшься немного, посмотришь танцы?

– Спотыкаться по разбитым колеям больше трёх миль, чтобы смотреть, как другие танцуют!? Не сказала бы, что сгораю от нетерпения! – поджала она губы, принимаясь распутывать косы.

– Не хочу, чтоб ты осталась тут одна и скучала! А так хоть развеешься немного, прикупишь что-нибудь? Для меня важна эта встреча!

С погодой повезло, было тепло, из Брамфорда в Ипсуич они смогли добраться без труда. Нарядные горожане прогуливались, беседовали, делали покупки на ярмарке. В Крайстчёрч-парке на Круглом пруду Реми нашёл главу городского совета Эрла Хаттона и епископа Саффолкского, и ещё нескольких зажиточных и благородных горожан. Говорили о грядущей зиме, о деньгах для церкви, о войне за океаном, и ценах на зерно.

– Зимовать-то всякому лучше в тепле и сытости! Уж поверьте, Хаттон,я очень жду снега и мороза! Может быть, тогда сестра станет чаще для меня готовить! – смеялся Де Ла Рю. – Как говорится, голод, что сварливая жена, грызёт, пока не доймёт.

– Вы как всегда метки в выражениях, святой отец! А! Вот, кстати, и мой гость, я познакомлю вас! Уильям! – Эрл окликнул кого-то в толпе. – Дальний родственник со стороны жены, но даже Виктория не смогла растолковать, кем он ей приходится. Повоевал, теперь начнёт мирную жизнь. Надеюсь, его состояние не растает так же быстро, как муниципальный бюджет, – хохотнул толстяк.

К ним подошёл высокий крепкий брюнет в новом фраке и белом жилете, украшенном вышивкой. Осанка выдавала военного человека. Длинные волосы аккуратно собраны и стянуты лентой, синие глаза смотрели холодно вежливо и насмешливо.

– Позвольте представить, мой родственник и почётный гость, полковник Уильям Эдвардс! – радушным жестом пригласил широко улыбающийся Хаттон. – А это, Уил, преподобный Реймонд Лори. Вот уже почти семь лет с успехом собирает в стадо наших заблудших овец! У него просто дар внушения праведных устремлений!

– Рад знакомству! – Реми протянул руку, и смешался, увидев, что правая кисть полковника заменена деревянным протезом, резьба была настолько тонкой и искусной, что с первого взгляда ладонь и пальцы казались настоящими. Смутившись, он кивнул. – Война никого не щадит.

– Зато король весьма щедр к тем, кто не пощадил себя во славу своей страны, теперь можно и на покой! – Хаттон ободряюще хлопнул гостя по плечу. – Идёмте к дамам? Жена хотела рассказать вам об устройстве новой школы, святой отец!

Новое платье миссис Хаттон было центром внимания её нарядных подруг. Овальный кринолин ещё не вышел из моды, и масса кружев и оборок совершенно покорила женщин, щебечущих вокруг хозяйки поместья Крайстчёрч, как стая птичек в розовых кустах. Низкое декольте было украшено живыми цветами. Виктория Хаттон моложе мужа на двадцать три года, и он считал своим долгом баловать нежную красавицу, хотя её прихоти и бывали порой взбалмошны и дороговаты. Елена в зелёном платье, отделанном тесьмой, сидела рядом, на плечах была новая шёлковая шаль, только сегодня купленная в городе.

Мужчины подошли, Эрл поцеловал руку жене, и представил присутствующим дамам своего гостя. Реми был занят беседой, иначе бы заметил, как окаменела его «сестра», как мгновенно выцвел румянец на её щеках, а чёрно-карие глаза стали огромными и блестящими, руки затряслись.

– Хелен, вам дурно? Вы побледнели! – заметила Хаттон. Реми оглянулся на Елену, и, увидев перемены в её лице, с тревогой шагнул к ней, достав из кармана флакон нюхательной соли.

– О, не волнуйтесь! Мисс Лори просто нужно пройтись немного. Здоровье наших женщин увечат эти ужасные модные шнуровки, а мы платим за них всё больше! – Эдвардс, не сводивший всё это время пристального взгляда с Елены, говорил весело и вкрадчиво. – Разрешите мне сопровождать вашу сестру, святой отец?

Они прошли по боковой аллее вглубь парка, вокруг стало тише, ещё густая осенняя листва шелестела, и листья с каждым порывом ветра облетали золотыми мотыльками.

– Я не могу больше! Сейчас упаду! – прошептала она, почувствовав жуткую слабость. Эдвардс подхватил её, бледную и дрожащую, усадил на скамью. Шёлк соскользнул с плеч в траву. Елена разрыдалась, судорожно дыша. Он стоял и ждал, когда схлынет первая волна чувств, потом опустился рядом.

– Здравствуй, Хелена!

– Генрих! Как ты…?! Откуда…?!

– Как я выбрался, ты хочешь спросить? – его глаза сузились, губы скривились в издевательской усмешке. – Признаюсь, если бы не кучка мерзких мародёров, меня бы тут сейчас не было. Да и нигде вообще. Я бы, наверное, так и лежал там между камней и брёвен, едва дыша, и предаваясь бесконечным размышлениям!

– Генрих, я… Я не хотела этого!.. – всхлипывала она.

– Шшш! Конечно же, не хотела! – холодные отшлифованные деревянные пальцы стёрли слёзы со щеки. – Ты вовсе не собиралась избавиться от меня навсегда, правда, милая? Просто между нами возникло небольшое, скажем так, недопонимание, верно? – его улыбка была жёсткой.

– Нет! Генрих, если бы ты тогда послушал меня! – ей было трудно дышать. – Если бы только тогда…! Ты не должен был…!

– Шшш! – он нежно гладил её по лицу и волосам, и она чувствовала, как, расслабляясь, теряет волю от этих прикосновений. – Я никогда не оставлю тебя и не стану делить с кем-то, ты же понимаешь.

А его снова затягивал сладкий и смертельный омут этих чёрно-карих глаз. Краски, вкус, запах жизни словно оглушили его, затопили восхитительной волной, разметав осколки пресных бесцветных лет. Он крепко прижимал её к себе и целовал, пока хватало дыхания, и всей кожей ощущал, как на самом деле страшно тосковал без неё все эти годы. Уж теперь-то он не выпустит из рук эту женщину!

Когда пара вернулась к гостям, Реми обеспокоенно и внимательно, не без осуждения смотрел на её вспыхивающий румянец и припухшие губы.

– Ты можешь скомпрометировать себя, оставаясь столько времени наедине с холостым мужчиной. Думаешь, никто не заметил, как он на тебя смотрел? – хмуро ворчал он, когда они возвращались домой.

Быстро темнело. Елена не отвечала, погружённая в свои мысли. Не первый раз, когда она увлекается смертным, Де Ла Рю относился к этому философски: у женщины должны быть хоть какие-то развлечения, пусть и порицаемые общественной моралью. Этот полковник мужчина видный, её можно понять, свежее впечатление всегда самое сильное.

Следующие три месяца они не виделись, только раз в дом священника Эдвардс заехал, сопровождая Хаттона и его соседей на охоте. С презрением поджав губы, оглядел скромное убранство тесной комнаты, молча слушая болтовню толстяка Эрла с хозяином. Елена тогда угощала гостей элем, и старалась не поднимать глаз, чтобы не выдать своего волнения. Она кое-что увидела и услышала в памяти Генриха, совсем недавние события расстроили, но она не решалась говорить об этом с «братом». Реми отметил, что она стала задумчивой, иногда ему приходилось два-три раза повторить свой вопрос, прежде чем она отвечала.