Почему бульвар именно левых ног, а не, скажем, правых, это я вам потом расскажу. Это старинная, красивая и очень печальная легенда. Там… нет, всё-таки не сейчас. Это долго, а мне через четверть часа нужно встретиться с Бивусом Крумчиком. Как раз на углу этого самого бульвара и Кулёчной улицы.
– Эй, Зюв! – крикнул я в сторону прихожей, – ты почистил мой макинтош? И где зонт?
«Скрип-скрип, хрусть-хрусть», всего-то полминуты, и в проёме двери возник внушительный силуэт моего камердинера. Чёрный камзол обтягивает бочкообразное туловище, внутри которого что-то постоянно тихо жужжит и поскрипывает. На фоне высокого, белоснежного воротника резко выделяется смуглое лицо – лицо выдающегося человека. Высокий, с залысинами лоб, изборожденный глубокими морщинами, бледно-голубые, чуть навыкате глаза, крупный хрящеватый нос и крепкий подбородок с ямочкой, свидетельствующий о недюжинных твёрдости характера и воле. Такое лицо могло бы принадлежать генералу, министру или, на худой конец, директору школы, но принадлежит моему камердинеру Зюву. И, может, это к лучшему. В том смысле, что с прошлым этого молодца связана такая странная и, прямо скажу, жутковатая история, что я иногда задумываюсь… нет, не время задумываться, время одеваться! И очень быстро!
– Так что там, Зюв? Где?..
Величественный поворот головы, задумчивый взгляд в окно. Резко обозначившиеся морщины и складки на лбу выдают напряженную умственную работу, совершаемую внутри этого монументального черепа.
– Вы полагаете, монцар, сегодня будет дождь? А между тем, в утреннем выпуске «Перчёного Бормотуна» чёрным по белому напечатано…
– Хрёт тебя возьми, Зюв! – мне плевать, что там печатают эти перчёные бормотуны… эти бормочущие перечницы! Ты же видишь – льёт как из ведра!
Ну это я, конечно, немного перегибал палку – за окном не лило, а скорее слегка накрапывало, но с Зювом лучше перегнуть, чем недогнуть – уж поверьте моему опыту.
– Как вам будет угодно, монцар.
– То-то же! Ну так что там с макинтошем и зонтом?
– Эгх-м… зонт, мон… хр-м…цар… охм…
– Что означают эти звуки, Зюв? Что, «зонт»? – я безуспешно пытался левой рукой влезть в рукав сюртука, а правой, уже засунутой куда нужно, пригладить шевелюру, смотрясь в старинное зеркало, висящее на стене у окна.
– Зюв, у меня осталось десять минут, чтобы… И не секундой больше… вот, уже меньше… меньше!
Кроме своей шевелюры я увидел в зеркале Зюва, торчащего у меня за спиной, а в руках у него какие-то изогнутые поблёскивающие палочки с обрывками чёрной ткани.
– Зюв… – я открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
– Теперь делают такие непрочные вещи, монцар… Все эти автоматы и полуавтоматы… никуда не годятся. Я лишь проверил…
– Хрёт с тем, что ты хотел проверить, Зюв. Я понял, зонта у меня больше нет. Напомни в конце месяца, чтобы я вычел его стоимость из твоего жалованья… А что с макинтошем? Надеюсь, он цел?
– Думаю, совершенно цел, монцар. А по поводу жалованья – вы мне его не платили в прошлом месяце. И в позапрошлом. И в поза-поза…
– Но мы же всё решили, Зюв. Во всяком случае, за прошлый месяц мы рассчитались. Я точно помню. Как мы там договорились?
– Что я могу взять что-то из вашего гардероба и продать.
– Ну вот! А теперь – макинтош!
– Монцар… я взял макинтош. И продал, как вы и велели.
Я воздел руки к небу. А потом посмотрел на часы. До встречи оставалось восемь минут.
– Так что, мне теперь мокнуть под дождём?!
Дождь, похоже, подслушивал наши с Зювом препирательства и коварно выжидал – словно в ответ на моё восклицание по оконному стеклу припустили довольно упитанные струйки.
– Осмелюсь предложить вам, монцар, зонтик вашей покойной троюродной бабушки, мимзель Агрифизии, который она забыла у вас в свой прошлый и, соответственно, последний визит.
Пока он произносил это предложение я промчался в прихожую и молниеносно обул туфли, натянул перчатки и нахлобучил на голову котелок – уверен, что без моих тайных, дремлющих где-то в глубинах организма, магических способностей дело не обошлось. Вот только пробуждаются эти сони чрезвычайно редко и всегда по собственному усмотрению. Но сейчас их помощь оказалась как нельзя кстати. Изогнувшись под неимоверным углом, я заглянул в гостиную чтобы глянуть на часы. Пять минут!
– Считаю своим долгом напомнить – вчера приходил управляющий. У нас не оплачено за квартиру с Края года. Нужно внести… – вновь забубнил этот зануда, проследовав за мной в прихожую.
– Ох, Зюв, не начинай! Такое прекрасное…дождливое утро. Оно совершенно не предназначено для того, чтобы мне втолковывали с постной миной, что нужно и чего не нужно… кого и куда внести. Мне сейчас не до того.
– Как скажете, монцар.
– Давай зонт!
Мой камердинер сунул мне в руку что-то светленькое, пестренькое, слабо благоухающее не то лавандой, не то ладаном и открыл передо мной двери.
Я выскочил на площадку, на ходу застегивая сюртук, и покатился по лестничным пролётам. Пронёсся как вихрь мимо толстого сонного консьержа Веркипа, и вот – я уже снаружи. Стою, прижавшись к морёному дубу парадной двери спиной, хватаю широко раскрытым ртом сырой невербухский воздух. Козырёк над входом не очень-то спасает от холодных капель, настырно стремящихся попасть за шиворот.
Так, а что там с этим бабушкиным зонтиком? Я судорожно задергал им над головой в надежде, что он сам как-нибудь раскроется. Куда там! Тогда пробежался пальцами по сморщенной парусине, по выпирающим тонким ребрам, попытался покрутить костяную ручку. Никакого толку. Ах ты!..
И я бросился с зонтом наперевес под дождевые струи. Я бежал, уворачиваясь от редких извозчиков, наискосок через пересечение Бульвара Левых Ног и Кулёчной улицы, поскольку живу как раз на их углу. А мой приятель Бивус Крумчик должен ждать меня в кофейне «Дргой дрг», что на противоположном углу. Вот и она! Я толкнул стеклянную дверь и ввалился внутрь. И только я ввалился, отряхиваясь словно пёс после купания, как часы над стойкой пробили десять. Я облегчённо выдохнул.
– Ха! И ещё восемнадцать раз ха! Да неужели Арчи Штокер пришёл навстречу вовремя?! И всего-то нужно было заключить пари!
Бивус поднялся из-за столика и раскинул в стороны руки, словно собирался обнять меня – в одной руке у него была большая дымящаяся кружка, в другой – надкусанный крендель. Пуловер в оранжево-зелёный ромбик был усыпан крошками, на подбородке поблескивала капелька апельсинового джема.
– Полегче, старина! Я тоже рад тебя видеть. Не опрокинь столик и не забрызгай никого какао.
Под «никого» я имел ввиду себя и хозяйку кофейни. В маленьком помещении с модной вращающейся стеклянной дверью, широким окном, глядящем на бульвар, и старинным, в клочьях паутины и пятнах копоти потолком, кроме Бивуса и меня присутствовала только она – очаровательная медам Мелисса. Медам сидела за стойкой и, похрустывая крошечными печеньицами, читала какую-то газетку. На развороте я прочёл: «Цирк Ёксамы Чудовёрта! Спешите видеть!! Последнее пред…».
Медам уже года три имела почтенный статус вдовы, и… нет, не сегодня, расскажу как-нибудь в другой раз. Быть может.
Я поставил бабулин зонтик в специальную зонтичную корзину у дверей, кивнул Мелиссе и подсел к Бивусу. Тот тоже уселся, вернул, наконец, кружку на стол (я вновь облегчённо выдохнул) и проникновенно произнёс:
– Дружище, ты выиграл! Никто не верил, что ты можешь не опаздывать. И я был первый в рядах неверующих, но ты доказал, что и эта вершина тебе по плечу. Десять полновесных, обеспеченных золотом, княже–герцогских фрустов твои! Но есть одно «но»… Точнее два «но»…А может, даже три.
Бивус смущенно крякнул, постучал костяшками пухлых пальцев по столу.
– Я в последнее время на мели, дядя шлёт переводы крайне нерегулярно… Но вчера мне уже совсем было перепал один должок… он бы как нельзя кстати поправил моё финансовое положение.
– Что за должок? – заинтересованно спросил я и отхлебнул из маленькой фарфоровой чашечки великолепный кофе, который уже успела сварить и принести мне Мелисса. Не знаю, как у неё получается, но меня всегда ждёт в её заведении отлично сваренный кофе и свежайшая выпечка.
– Картёжный, – ответствовал Бивус, гордо расправив плечи. – Не далее, как на прошлой неделе, с пятницы на субботу сидел я в одном погребке на Вырванной Стороне. Ребята были в основном из нашего «Болота». Играли в туфту, а потом в подлеца. И Якив Нальчич, ну, ты знаешь Якива, несколько перебрал. Во всех смыслах. И, в общем, в пух и прах, представляешь, в пух и прах! А мне наоборот, всю ночь карта шла, так что в итоге он остался мне должен почти сотню фрустов.
Я глубокомысленно покивал – я знал Якива. Его папаша владел чуть ли не половиной всех прачечных Невербуха. А кроме прачечных у Нальчичей имелись бани, пивные и много чего ещё. В нашем клубе, что гордо именовался «Болото», Якив не был завсегдатаем, но иногда заходил пропустить стаканчик другой – как он сам говорил, чтобы быть поближе к народу. Это о нашем-то самом что ни на есть благородном, аристократическом и, не побоюсь этого слова, легендарном клубе! Двоюродный дядя Высоко-Светлого Князь-герцога Альцимуса XIX-го граф Грегор в далёкой юности именно у нас вывихнул челюсть, заглотив большую рюмку особой горькой. По самую ножку. Говорят, изо рта торчала только подставка. Но я опять отвлёкся. Я просто хотел сказать, что Нальчичи неприлично, несносно, баснословно богаты. Так что выигрыш Бивуса я всемерно одобрял и поддерживал, к тому же он был и в моих интересах.
– Неужели этот денежный мешок забыл о таком пустяке… для него… как сотня фрустов? – нахмурившись, я метнул строгий взгляд на приятеля, который уже дожевал свой крендель и тянулся теперь к блюдцу с моими оладьями.
Я спешно взял тёплые кругляши и, словно бы в задумчивости, как бы не замечая этого, надкусил сразу оба, потом положил обратно на блюдце. Сделал глоток уже слегка остывшего, но всё ещё бодрящего кофе.
Бивус разочарованно отодвинул свою лапу от моего скромного завтрака.
– Нет, он не забыл. Мы с ним немного повздорили. Я ему намекаю – деньги сейчас отдашь или потом напомнить? А он разозлился, заорал – мол, что, любите пьяного Якива обирать?! Я, мол, вас всех скоро по миру пущу, будете в ногах у меня валяться и клянчить, чтобы я вам отыграться разрешил! И всё в таком духе. Я не сдержался и пнул его. А он меня схватил и давай трясти как грушу. В общем, еле нас разняли.
Но после этих бодрящих физических упражнений мы пришли к взаимопониманию. Договорились встретиться в понедельник, в «Болоте». А я… – Бивус виновато заморгал, – на всякий случай сунул ему в карман записку, чтоб действительно не забыл. – Конечно, в нашем кругу так не принято, но… когда дядя задерживает перевод почти на две недели… и финансы в полном беспорядке…
– Не надо винить себя, дружище, я отлично тебя понимаю, – я похлопал его по плечу, – у меня и самого, как видишь – я кивнул на стойку с зонтиками, – не лучшие времена. После той истории с акциями банка Мазая-Рэмси одна моя тётушка урезала пенсион вдвое, а другая и вовсе отказалась давать деньги в этом году. Заявила, что мне следует образумиться и не вовлекать родственников в свои финансовые авантюры. Но, думаю, ко Дню урожая или уж во всяком ко Дню рождения нашего Высоко-Светлого Князь-герцога обе старые карги смягчатся и прижмут любимого племянничка к своей груди… своим грудям, вернее счетам. И воздадут ему за его страдания, за голодное и холодное лето! Ну а пока-то нужно как-то выживать. Но прости, я, кажется, тебя перебил.
Бивус проморгался и продолжил:
– Вчера, в понедельник, Якив с утра заехал в «Болото» и рассчитался со мной. Выписал чек на требуемую сумму…
– Так, стоп… тпруу! – я помотал головой. – Ты пять минут назад заявил, что «долг совсем было перепал» – а это совсем не одно и то же, что «с утра заехал и рассчитался». К тому же это было одно из твоих двух или трёх «но», по причине которых я не могу получить законно выигранную ставку.
– И то верно! – заявив это, Бивус некоторое время молчал.
Вид у него был весьма растерянный. А может, даже напуганный. То ли из-за того, что лишился видов на оладьи, то ли узнав о моих денежных затруднениях, он вообще как-то сник.
– Будь добр, – продолжил он, – выслушай меня внимательно, без кучерских воплей и тому подобных боевых кличей. А потом будешь считать мои «но».