Тайны далекой звезды

5. ЭТОТ СТРАННЫЙ МИСТЕР ЛУММУС

ССК «Гоулденхоулд-2» выполнял свой последний рейс и шел по расписанию. Неделя на борту гигантского грузового корабля тянулась ужасно медленно. С нетерпением ожидая прибытия на планету, Роб лежал на канатной койке в маленькой каюте, лучше которой грузовое судно предложить не могло.

На корабле находилась небольшая группа пассажиров, занимавших такие же помещения. Роб ел вместе с ними в спартанском кафе-автомате. Большинство из них были бизнесменами. Трое следовали до Далекой звезды. Остальные летели на «Гоулденхоулд-2» к его конечному пункту назначения – на Блейктауэр, которая считалась главной планетой в оконечности чечевицеобразной туманности.

Канатная кровать слегка покачивалась из стороны в сторону. Над ней был единственный в каюте иллюминатор, но и тот не использовался по назначению. Пассажир мог что-то видеть из него только в моменты перед взлетом и посадкой. В следующую секунду после старта смотровые окна космического корабля автоматически задраивались, как раз в то время, когда компьютеры и капитан заканчивали коррекцию перехода в гиперкосмос.

В течение всего длинного, бесшумного, проходившего в реальном времени полета через тот другой космос в иллюминаторах проносились таинственные, яркие всполохи всех цветов радуги. Ни одно живое существо не имело возможности взглянуть на другой космос, через который пролагал себе путь ССК. Да и был ли это космос в привычном понимании? Скорее всего, то другое было скоплением каких-то пространственно-временных потоков, которое непостижимым образом сосуществовало с реальным миром. В то недоступное для понимания можно было вторгаться физически, его можно было нанести на карту с помощью специальных волн, но нельзя было увидеть человеческими глазами.

Для обозначения того, что совершал сверхсветовой корабль при преодолении расстояния между реальными, зримыми мирами через гиперпространство, земляне стали употреблять глагол путешествовать. К сожалению, это слово подходит только к обычным космическим кораблям, управляемым с помощью обычных ядерных двигателей и летающим со скоростью, близкой к скорости света, между расположенными по соседству, привычными планетами.

А когда ССК входит в гиперкосмос, он фактически распадается на бесчисленное множество микрочастиц – как будто камень, разбитый вдребезги для того, чтобы все его кусочки могли пройти через ячейки сети.

Но сетка гиперкосмоса – не обычная сетка. Она находится в постоянном движении, многомерна и, очевидно, бесконечна. И когда распавшийся на молекулы камень – то есть корабль – проходит участок гиперкосмической непрерывной сети в течение длительного времени, его частицы не рассеиваются, как могли бы рассеяться кусочки камня в обыденной среде. Мощные силы гиперпространства удерживают в целостном, рабочем состоянии и корабль, и его пассажиров во время всей поездки. Затем, при выходе из сетки, куда корабль добирается со сверхсветовой скоростью, он собирается в единое целое и снова становится полностью сообразующимся с общеизвестными законами исследованного космоса.

Изучая астроматематику, Роб познакомился с основными принципами этого способа путешествования – слово, которого никак нельзя было избежать – и тогда, чтобы понять учебный материал о ССК, он придумал для себя сравнение с камнем.

Он сам и корабль в данный момент разбились на триллионы малюсеньких крупинок. Но поля, обладающие особыми свойствами, создают такой эффект, что кажется, будто ничего не изменилось и что космический корабль совершает круиз с обычной досветовой скоростью по знакомым звездным маршрутам.

Оптические законы тоже совсем иные в другом космосе. Глаза просто перестают выполнять функцию органа зрения, потому что, как говорится в учебнике, там нет источников, способных излучать свет. Тем не менее Робу всегда было интересно, что может быть там, за иллюминаторами. Может, все-таки кто-то видел, если видел опять не является еще одним не очень подходящим термином? Может, кто-то из тех людей, которые были на борту кораблей, погибших по вине командиров или из-за неисправностей в механизмах; из тех людей, которые исчезли в до сих пор внушающем страх, неизведанном пространстве, пересекавшемся громадными ССК, выполнявшими испытательные полеты в гиперкосмосе? Видел ли Дункан Эдисон тот другой космос семь лет назад? Роб глубоко задумался, оторвав взгляд от страницы дневника, которую до этого читал.

Нет никакого смысла в теоретических размышлениях. Лучше вернуться к дневнику отца и подумать над смыслом его записей.

Даже в эпоху почти полной автоматизации и компьютеризации дневники не потеряли своего значения и продолжали выполнять роль одного из самых достоверных документов в жизни человечества. Время от времени Роб любил перечитывать дневник – у него не было ничего другого, что давало бы возможность все лучше и лучше узнавать капитана Эдисона. Слова на небольших разлинованных страницах были написаны чернилами ярко-синего цвета. У отца был отчетливый, крупный почерк.

Роб перечитывал запись, сделанную всего лишь за шесть дней до гибели «Маджестики».

»…и я в ужасном сомнении относительно того, что мне делать с моим вторым».

Речь шла о заместителе Эдисона адъютанте Томасе Моссроузе. Роб ничего не знал о нем, кроме его имени. Но было совершенно ясно, что этот человек вызывал очень сильное волнение у капитана Эдисона.

«Можно определенно сказать, что Моссроуз – один из тех на редкость бесталанных людей, которому каким-то образом удалось попасть на космическую службу. Он совершенно не соответствует занимаемой должности. Я это почувствовал, как только он был назначен на корабль месяц назад. А теперь я в этом убежден. Он впервые на командной должности и явно с ней не справляется. Написать о нем рапорт? Думаю, я не должен, так можно сломать человеку всю жизнь – и служебную, и личную. Придерживаюсь все-таки мнения, что самое мудрое решение – с точки зрения человеческой, конечно (мне бы хотелось быть таким „мудрым“, как Машина внутри корабля-исполина – супербыстрый, всезнающий, обладающий сотней миллиардов различных специальностей и профессий дьявол, который вызывает у меня чувство собственной неполноценности) – дать Моссроузу возможность проявлять больше личной инициативы».

Глаза Роба перескочили с восхваляющей характеристики компьютера ССК на другое место дневника, написанное, по-видимому, в тот же день, хотя дату отец не повторял, а просто пометил: «Позднее».

«Я размышлял об этом во время ужина. Уверен, что Том Моссроуз профессионально некомпетентен, особенно слабо разбирается в астроматематике и внутривременной теории. Боюсь, что если доверить ему управление кораблем, мне придется стоять над ним, не отходя ни на минуту, да еще самому заниматься компьютером, без которого нельзя быть уверенным, что полет проходит нормально. Я не имею права подвергать опасности такое большое количество людей на борту ССК ради одного адъютанта, которому каким-то образом удалось получить эту должность.

Но, может быть, я смогу обучить Моссроуза. Натаскать его мало-помалу на практике. Так поступить или послать рапорт и попросить другого человека? Надо признать, что во всех других отношениях, кроме профессионального, Том М. довольно приятный. Сердечный, с дружеским характером, веселый. Я не могу испортить ему карьеру. Во всяком случае не сейчас, перед предстоящим полетом…»

Запись за этот день заканчивалась целым рядом точек и восклицательных знаков.

До конца дневника оставалась страница или две. Капитан Эдисон был всецело занят последними приготовлениями к перелету «Маджестики» с планеты Хоггена на Далекую звезду, а потом на Блейктауэр.

Последние слова дневника, написанные на Далекой звезде, были грустными и краткими.

«Какое здесь запустение, какое-то гиблое место. Много работы. Пытаюсь подключить Моссроуза. Однако бесполезно». Опять многоточие и один большой восклицательный знак. Остальные страницы были пустыми.

Роб закрыл маленькую записную книжку. Ее акустический замок громко захлопнулся, открыть его снова могло только произнесение полного имени капитана.

В иллюминаторах цвет красок постепенно менялся с зеленого на красный. Включилась внутрикорабельная система связи.

– Всем пассажирам, следующим до Далекой звезды, – сказал скрипучий голос. – Вниманию всех пассажиров, следующих до Далекой звезды. Время прибытия на планету по расписанию – 11:00. Пожалуйста, явитесь в течение часа в комнату отдыха для подготовки к таможенному досмотру и медицинской регистрации.

Нахмурив брови, Роб отвязал свое худое тело от кровати. Его голубые глаза выражали озадаченность. О том, что будет таможенная проверка, он, конечно же, знал. Но сообщение о каком-то медицинском контроле было для него неожиданным. Он считал, что еще на Марголинге покончил со всеми необходимыми бланками, где регистрируются данные об отсутствии заразных болезней.

Ладно, придется снова проходить через эти процедуры. Роб надел коричневую куртку, отделанную воротником из белого меха, и вышел из тесной каюты.

Спустившись на две палубы ниже, Роб увидел тех коммерсантов, с которыми встречался за едой. Они уже собрались для регистрации вокруг овального незакрепленного стола. Старший стюард грузового судна, который считался также четвертым помощником капитана, раздавал каждому пассажиру бланки единой формы.

– Заполните все бланки, пожалуйста, – услышал Роб, когда подошел ближе.

Стюард повторял эту фразу каждому в отдельности. Пассажиры, взяв бланки, расходились к разным маленьким столам, свободно стоявшим по всей плохо освещенной комнате с металлическими стенами. Вскоре возле овального стола остались только Роб и еще один человек.

Пассажир, стоявший перед Робом, был малым с явно лишним весом. Его обувь, бриджи и рубашка, по всей вероятности, дорогие, красивые вещи в бытность их приобретения, теперь были перепачканы, покрывшись смесью пыли, грязи и пищевых пятен. Голова толстяка имела форму дыни.

– Сплошная чушь, эти бланки, – сказал он.

Голос его звучал так, как будто проходил через стеклянный сосуд.

– Да, сэр, я согласен, – спокойно ответил стюард, – но охранный патруль на Далекой звезде настойчиво их требует.

– Все из-за тех малявок, – сокрушенно произнес толстяк.

Служащий вопросительно взглянул на него:

– Что, сэр?

– Из-за тех маленьких эмптсов.

– А, да, вы правы, мистер… – вернувшись к делу, старший стюард пробежал глазами список. В нем стояли отметки, сделанные ярким оранжевым цветом, возле всех фамилий, кроме двух. – Мистер Луммус?

– Бартон Луммус, – рыкнул странный пассажир, как будто рассерженный тем, что его заставляют отвечать.

Служащий старался быть вежливым.

– Вас почти не видно было во время всего полета, не так ли, сэр? По крайней мере, я не помню, чтобы вы заходили в автокафе хотя бы…

– Предпочитаю быть в одиночестве.

Луммус схватил бланки и черную ручку. Он повернулся – и на его лице появилось удивленное выражение, когда он увидел стоявшего за ним Роба.

Лицо Луммуса было белым, как витаминный пудинг. Редкая бородка прикрывала его подбородок. А под ней ворочались из стороны в сторону еще несколько толстых складок, образующих дополнительный подбородок. Глаза имели огромные карие зрачки. У Роба появилось неприятное чувство от его глаз, которые, как линзы, сверлили все вокруг.

– Простите, молодой господин, – сказал Луммус дребезжащим голосом. – Подходите теперь вы. Ваша очередь попасть в паутину бюрократии. Мы еще натерпимся от этих конпэтов – ребят из охранного патруля, попомните мое слово. На Далекой звезде настоящая диктатура, а вот это их диктаторские штучки.

Взмахнув бланками для большей убедительности, Луммус отправился к одному из столов.

Стюард проводил его взглядом и, улыбнувшись, сказал:

– Странный парень.

Затем, заглянув в список, он обратился к Робу:

– Вы у меня последний, значит, вы Эдисон, да? Вот, возьмите.

– А с чем связана такая строгая медицинская проверка? – спросил Роб.

– Действительно, получается так, что все дублируется. Вы, очевидно, уже дали необходимую медицинскую информацию перед отлетом. Но эмптсы чрезвычайно чувствительны…

– Кто или что такое эмптсы?

– Маленькие хищники, живущие на Далекой звезде. Никогда не слышали о них?

Роб покачал головой.

Служащий начал рисовать на бумаге своей ручкой. Сначала он сделал кружок.

– Они состоят из студенистой массы. Шарообразные. Сверху у них что-то вроде панциря…

Ручка штрихами нарисовала пластину поверх кружка.

– Два больших глаза.

Стюард изобразил на рисунке глаза со многими гранями.

– Они откладывают яйца. Передвигаются с помощью ложноножек, которые вытягивают из тела. Издают, кроме того, специфические крики.

И он произнес писклявые звуки наподобие «чи-ви, чи-ви». Бартон Луммус, заполнявший за столом свои медицинские карты, бросил хмурый взгляд в их сторону. Кое-кто из других пассажиров тоже насупился.

– Медицинская процедура не такая уж страшная, – продолжал объяснять корабельный служащий. – Вас обрызгают специальным антибактериальным веществом и сделают антибиотическую инъекцию ультраширокого диапазона на тот случай, если вы несете на себе какую-то вирусную инфекцию. Всего-то дела на пять минут. Зато помогает защитить эмптсов. Вон тот наш общий друг делает из мухи слона. Просто предъявите свои формы, когда мы сделаем посадку.

Четвертый помощник капитана сложил список пассажиров, отдал честь и ушел.

Держа в руках бланки, Роб оглядывался вокруг, подыскивая себе место. К сожалению, выбор был небогат: он мог стать на место старшего стюарда или занять один из меньших столов впритык со столом, за которым сидел толстый пассажир, угрюмо уставившийся на конец своей ручки. В этом Бартоне Луммусе было что-то такое, что не нравилось Робу.

Роб пошел все же к маленькому столу, опустил пневмостул на удобную высоту и сел.

Вскоре он почувствовал пристальный взгляд на своем затылке. Попытался сосредоточить все внимание на формах, но услышал обращенный к нему голос:

– Вот смех, да?

Роб оглянулся. Похожие на объективы карие глаза смотрели на него с нескрываемым любопытством.

– Мне не кажется, что все так уж сильно плохо, – ответил Роб.

– Подождите, вы еще не столкнулись ни с одним из тех конпэтов. Большинство из них молодые и сильные. Представьте себе, они держат под своим полным контролем всю планету. И расхаживают повсюду с важным видом.

Неожиданно для себя Робу стало интересно.

– Кто такие конпэты? Полицейские?

– Не совсем так. Они охраняют резервации эмптсов.

– Да-да, стюард рассказал мне об эмптсах.

– Ценные малыши, – сказал Луммус более доверительным тоном. Он энергично взмахнул своей ручкой и спросил: – Вы знали о том, что почти вся планета Далекая звезда является их личным заповедником?

– Нет, я не знал этого. Я никогда еще не был на Далекой звезде.

Луммус погладил свою тощую бороду.

– И я никогда не был.

– Но вы знаете все об эмптсах.

Робу почему-то показалось, что Луммус засмеялся. Но это было ложным впечатлением. Луммус наклонился ближе с видом, похожим на угрожающий.

– Моя профессия состоит в том, чтобы знать множество вещей о многих планетах, молодой господин. Я путешествую в качестве посредника. Дважды в год я посещаю разные вселенные в поисках новых областей деятельности, сенсаций и новостей, чтобы затем предлагать их вниманию своей пресытившейся клиентуры. Должен вам признаться, это шайка богатых подонков. Но они платят деньги – да, они мне платят. Вот я и решил освоить еще один маршрут, отправившись на Далекую звезду. Никогда не видел ее раньше. А теперь сомневаюсь, нужна ли она мне вообще.

Роб не знал, что ответить. Ему показалось логичным, что Луммус заранее собирает сведения о планете, которую планирует исследовать и использовать для своих целей. Но Роба удивило то, что у Луммуса уже составилось совершенно определенное, явно враждебное мнение о парнях из патруля охраны, которые, как стало понятным, заботятся о благополучии довольно беспомощных, не встречающихся ни на какой другой планете эмптсов. Роб обо всем этом думал про себя, не решаясь высказать свои мысли вслух, потому что мистер Луммус казался ему сердитым на всех и вся. И, действительно, в этот самый момент он бросал гневные взгляды на пассажиров за другими столами.

Роб покончил с бланком для таможенной службы и подложил его под медицинские листки, которые он заполнил первыми. С большим неудовольствием Роб заметил, что Бартон Луммус снова направляется к нему.

– Говорите, никогда не были на Далекой звезде? А что вас влечет туда?

– Семейные дела, – Роб встал, намереваясь уйти. – Имущество моего отца…

Последние слова он произнес очень тихо и уже на ходу, надеясь, что любопытный коммерсант-посредник оставит его в покое. Но произошло все наоборот.

– Имущество, да, юноша? Предстоит получить кругленькую сумму денег, не так ли? – глаза Луммуса блестели.

– Нет, совсем нет, всего лишь небольшая собственность, только и всего.

Роб зашагал прочь так стремительно, что Луммус удивился. Но вместо того, чтобы замолчать, он не удержался от еще одного предупреждения:

– Если ваша собственность чего-то стоит, конпэты вызовут вас в суд и лишат вас этой собственности. Да, они так и сделают! Конфискуют ваши деньги для своего дьявольского заповедника. Нельзя верить никому – ни полицейским, ни властям, ни бюрократии…

Громкий скрип задвигающейся крышки межпалубного люка прервал обличительную речь Бартона.

Луммус, без сомнения, испытывает настоящую ненависть ко всем ветвям власти, подумал Роб. Но высказывания Бартона Луммуса не вызвали особого интереса Роба, и он вскоре забыл о нем. Мысли Роба больше занимали создания, имеющие название эмптсы.

В дневнике отца о них не было никакого упоминания. Две разные планеты, с которыми Роб познакомился, живя по очереди сначала в одном интернате, а потом в другом, были населены не менее удивительными живыми существами, причем некоторые из них были очень большими. Но Роб ни разу не слышал раньше о разновидности внеземной жизни, которую земляне считали такой ценной. Он пытался догадаться о причине их интереса к эмптсам.

Совсем скоро ему удастся узнать об этом – посадка на Далекую звезду должна состояться завтра в 11:00.

Вечером в кафе – Луммуса нигде не было видно – Роб старался включиться в разговор со своими спутниками. Долгая неделя полета подходила к концу, и все были в приподнятом настроении.

Один из пассажиров, следовавших до Далекой звезды, техник-коммивояжер, занимающийся продажей гигантских насосов с ядерными двигателями, оказался отличным рассказчиком. Он выдавал один анекдот за другим, одну смешную историю за другой из своей личной жизни на той или иной планете. Смеялись все, кроме Роба.

Уже лежа в кровати, Роб подумал о том, почему ему было не до смеха, и очень скоро понял.

Одна из четырех недель уже прошла. А он только прибывает в то место, где ему необходимо сделать все возможное, чтобы смыть пятно позора со своего отца.

А если ему не удастся?

Роб плохо спал этой ночью.

Утром одновременно с зазвучавшими склянками смотровое окно в его маленькой каюте очистилось от затененности. Роб выглянул в иллюминатор. Сверхсветовой корабль «Гоулденхоулд-2» проходил через тонкий слой облаков.

Через мгновение облака исчезли. Пустынная, невозделанная земля тянулась до самых горных утесов в лиловой дымке. Почти под рукой Роб увидел геодезическую станцию, мерцающую своими огнями в лучах солнца, похожего на бледный лимон. Город, куда они садились, казалось, был расположен посреди пустыни. Не видно было ни одной дороги, проложенной из города хотя бы в единственном направлении.

Грузовой корабль снизил высоту. В поле зрения появились каркасные темные очертания кранов космодрома, взметнувшиеся высоко в небо. Выключили ракетные двигатели, что подняло целую тучу серого дыма. Корабль аккуратно опустился в свое огромное круглое ложе. Громадные, обитые мягким материалом обручи сомкнулись, надежно закрепив ССК в прямом положении.

Далекая звезда. Роб подхватил свою дорожную сумку и выбежал в коридор.

Кто-то столкнулся с ним и, вскрикнув, попятился назад. Роб начал извиняться. И вдруг чья-то рука крепко схватила его за плечо. Несмотря на наслоения жира, рука Бартона Луммуса была сильной. Она сжимала плечо Роба, пока он не почувствовал приступ боли. Огромные карие глаза Луммуса блестели в затемненном коридоре.

– Будь поосторожнее, молодой господин! – прокричал Луммус.

Роб довольно сердито извинился. Луммус отпустил его плечо, успокоился, смахнул пылинки со своей куртки из дорогого материала. И быстро зашагал дальше, волоча большую, кричаще разукрашенную сумку.

Взрыв негодования этого человека поразил Роба. Ведь не произошло ничего особенного, чтобы можно было так оскорбиться. Он невольно подумал: действительно ли Бартон Луммус коммивояжер или кто-то другой?

Роб тряхнул головой, подождал минуту и пошел по тому же коридору вслед за Луммусом к выходу.