Тайна Спящей Охотницы

Глава 12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

С короткой, но жестокой битвой,

со сквозным пулевым ранением,

беспредельными муками души,

с парадоксами времени, дружбы и любви

и, наконец, с заключительным фейерверком,

осветившим путь к новым приключениям.

— Всего два! Его высочество обнаружили всего два сторожевых геоскафа, — сообщил Вольф, когда они с Никитой спешили по переходам в рубку управления. — А я-то опасался, что пригонят весь флот… Эх, наделал я делов, напёк пирогов злодеям!

— Ничего, сейчас разгоним, — деловито пообещал Кит.

— Уж не сомневаюсь, — не без гордости заметил запыхавшийся Вольф: видно, в своих плаваниях он зарядки не делал, гиподинамия и всё такое. — Но раз на границе стоят всего два сторожевика, значит, есть надежда, что Председатель еще не опомнился и не уверен, окончательно я его предал или не совсем… По крайней мере, он попытается договориться со мною.

— «Не совсем предал» это как… Это все равно что «не совсем беременна», — заметил Кит без всякой подначки.

Его прапрадед, торопившийся впереди, аж запнулся на ходу — и Кит ткнулся ему в спину.

— Подумать только! Ну и детишки пошли! — только и пробурчал Вольф.

Всякие переборки раскрывались-разъезжались перед ними сами собой. Шипели. Из дырочек и щелей вылетали струйки пара.

Только сейчас Кит осознал, что жарковато ему стало не от серьезного разговора с предком в капитанской каюте и не от спешки, а от того, что вообще сильно потеплело в геоскафе.

— Мы уже глубоко? — с опаской спросил он.

— Уже подходим к слою имени меня, — весело ответил Вольф. — До ядра Земли уже гораздо ближе, чем до поверхности. Начали торможение.

Кит решил не думать о такой чудовищной глубине, а то неровен час — начнется клаустрофобия, которой он, правда, еще ни разу не страдал.

И вот раскрылась последняя диафрагма, впустившая их в рубку управления: это было самое просторное помещение геоскафа, величиной, пожалуй, со школьный класс.

Боясь признаться себе в том, что ему до боли сердечной любопытно, что там делали и делают Анна и принц Александр, Кит в нетерпении выскочил из-за спины дедушки Вольфа и… что?

Что-что?! Остолбенел, вот что!

— Фигассе! — только и сказал Кит.

— Привет, братишка! — развязно так спела Анна, помахала ему ручкой и пошла навстречу так… как?

Да вообще, не опишешь как! Так только супермодели ходить умеют.

Анну было не узнать. Во-первых, неуловимо, но впечатляюще изменились — вернее отредактировались ее черты. Она стала больше похожа на принцессу Амидалу, по которой Кит когда-то вздыхал в мечтах. Только не чернявенькая это была принцесса, а кристально-нордическая, с серебристо-платиновым ёжиком на красивой головке… ну, и со жгучими угольками-вишенками в глазах. Одёжка у нее была — полный отпад! Если начать снизу то — мюднючие и дорогущие разноцветные кроссовки с блеском-отливом, выше — синие, с потёртостями джинсы в обтяжечку… Потом — на ладонь выше — ничего, если не считать главного — пирсинга: серебряного колечка с кровавым камушком, зацепившемся за пупок… А выше — короткая футболка-топик с… чем? А с точной копией Чужого, что смотрел с постера на Кита в его московской квартирке!

Да, и еще одно колечко — с синим камушком — зацепилось на Анину ноздрю. Левую!

Анна подошла к Киту и чмокнула его в щеку, как это делают девчонки при встрече с мальчишками в школе — не подходя вплотную, а потому — изогнувшись пойманной рыбкой…

Впору было у самого Кита, как раньше у Анны, включать-активировать главные жизненные гены. Потому как он отключился полностью. Чмок в щеку не вызвал страшной аннигиляции и взрыва всего вокруг… но и Кита особо не оживил.

— Что-то не так, братишка? — обеспокоилась Анна и отступила на шаг. — Ты скажи… Я это… подчищу, где надо.

И речь у нее изменилась катастрофически! Голос стал вульгарным, а сама манера речи… ну, что-то среднее между Думом и Ленкой Пономарёвой.

— Где ты этого… ну, успела понабраться? — промямлил Кит.

Анна посмотрела куда-то в сторону — растерянно-вопросительно. Оказалось, на Вольфа.

— Я собрал здесь небольшую коллекцию… так сказать, изображений и звуков из вашего быта, — донесся из-за спины Кита полунасмешливый голос предка. — Теперь он весь у нее в памяти. Ты уж потрудись помочь сестренке. И поскорее. Скоро ее выход.

— Ну, для начала вот это как-то не того, — указал Кит на пупок, на свой.

Ему, вообще, пирсинг никогда и ни у кого не нравился.

— А это… тоже не того или можно оставить? — с опаской и надеждой спросила Анна и указала на кольцо в носу.

Она стояла перед Китом — живее и настоящее некуда. Только с чудесными способностями изменять внешность. И Киту предлагалась счастливая возможность побыть Пигмалионом — скульптором, оживившим статую красавицы.

Кит ясно видел, что кольцо в носу Анне жутко нравится.

— Ну, оставь… А вот тут, — Кит рискнул ткнуть в пупок сестренке, — тут, честно говоря, не надо… Как-то это… вульгарно.

— Убираем, — приняла компромисс Анна.

И пирсинг на пупке испарился.

— Голос еще… — не вытерпел Кит.

— Тоже вульгарный?

Анна искренне огорчилась, что встретила Кита девчачьим голоском, общепринятым на караочных тусовках-вечеринках, которые Кит терпеть не мог.

— Типа того, — смущенно кивнул Кит.

— Может так? — предложила Анна. — Привет, братишка!

Кит вздрогнул и облился холодным потом. Анна заговорила чистым голосом Лены Пономарёвой! Все они подглядывали за ним, Китом, следили — Вольф, князья Веледницкие. Все кругом злодеи!

— Только не этот! — взмолился Кит.

Если бы дедушка Вольф не стал раздражаться, поторапливая, создали бы какой-нибудь свой, эксклюзивный голос, а так пока остановились на извлеченном из «архива» голосе Гермионы Грейнджер в русском дубляже.

Манеры и жесты Анны тоже изменились в мгновение ока. Она стала выглядеть очень воспитанной девочкой.

— Может, так подправим? — предложила Анна…

…и у нее на носу появились очки Самой-Гнусной-Отличницы, и сама она стала похожа на Самую-Гнусную-Вредную-Злую-Никому-Не-Подсказывающую-Всех-Ненавидящую-Зубрилку-Отличницу.

— Не, не надо, оставь, как было, — взмолился Кит.

Ему нравилось, что его дальняя-предальняя сестричка блещет слегка терминаторской внешностью.

Анна снова стала крутой и нордической — типа, стриженой дочкой викинга.

— А запах? — робко и даже опасливо спросила Анна. — Тоже «не того»? Ведь это твой любимый запах в детстве…

Вот откуда был этот черешневый «парфюм»! Значит, уже в берлинском подземелье она подсознательно сканировала его память и въезжала в доверие…

— Запах что надо… А это, если можешь, смени, — сказал Кит и ткнул в Чужого. — Это — портрет моей личной проблемы. Типа, одиночества… Не хочу её на тебе видеть. Это всё уже в прошлом.

— Может, его? — предложила Анна.

— Кто угодно, только не этот козёл! — ужаснулся Кит, увидев на месте Чужого… кого?

Кого-кого?! Гарри Поттера!

— Тогда выбирай быстрее.

И со скоростью чуть ли не 24 кадра в секунду на футболке-топике стали пролетать всякие принты-картинки — герои фильмов, аниме и прочей манги, герои сериалов, рок-группы, черепа, все подряд победители Евровидения, Джексон, Пресли, Цой…

— Ales caput! — не в шутку разозлился маркшейдер Вольф. — Довольно баловства!

Стоп-кадр: белый до рези в глазах, чистый от всяких идолов топик.

— Вот так лучше всего, — признал Кит.

— Да. Точно, — обрадовалась Анна, и глазки ее чудесно сверкнули. — Табула раса. «Чистая доска». У меня еще нет никакого характера. Я пока такая. Ты мне помоги стать какой-нибудь настоящей, ни на кого не похожей.

— Будет у тебя характер, сестрёнка, — пообещал Кит, почувствовав в себе Большого Брата. — Нарисуем… Правда, он и так уже есть — не хилый.

— Говорю вам, довольно! — снова прикрикнул на них Вольф. — Успеете еще красу навести! Что у нас, ваше высочество?

И повторил вопрос на древнегреческом.

И Кит с Анной, наконец, обратили внимание на Александра Македонского, про которого все совсем забыли. Да он и сам как будто про всех забыл и никого не видел… И как с облегчением понял Кит, вовсе не приударял тут за Анной в его отсутствие, а был с головой занят важнейшим делом полководца, одаренного талантом провидеть, откуда, как и какой силой движется на него враг.

Принц стоял перед «волшебным шаром», вперившись в него полководческим взором.

На вопрос капитана геоскафа он даже не повернул головы, а только эффектным — жреческим, ритуальным — жестом широко развел руки и приложил ладони к шару, будто готовя грандиозное волшебство.

Искры-молнии, вылетевшие из его ладоней, пронзили всю внутреннюю субстанцию, что наполняла шар.

На гелевом ядре, более светлом, чем окружавшее его вещество, тут же образовалась искрящаяся сеть-оболочка. В этой сети можно было приметить три ярких узелка величиной с маслину — один золотистого оттенка, а два других, меньших размеров, находившиеся вверху и внизу, как бы над «полюсами» ядра, — более темного, бронзового оттенка.

Принц что-то сказал.

— «Смотрите», — перевела Анна.

— Прекрасно! — чем-то восхитился Вольф и подозвал Кита. — Вот это — «Лебедь», — указал он на более яркую «маслину». — Ты спрашивал, кто на нем летает. Молодой князь Веледницкий — его капитан, кто же еще! Там же и его батюшка… Так сказать, на правах старого мудрого советника.

Старшего князя Вольф упомянул не без дружеского сарказма.

— А княжна Лиза? — честно прокололся Кит.

Вольф сокрушенно, но снисходительно покачал головой.

— Не спеши. Всему свое время. Все участники большого заговора в эту важную минуту находятся на положенных местах, — сказал он. — Сейчас «Лебедь» создал защиту и не пропускает геоскафы Председателя в прошлое. Они не пройдут сквозь сеть. Ты должен их уничтожить. Потом ты перейдешь на «Лебедь» и велишь князю отключить защиту, чтобы я смог пройти в слой… да, увы, имени меня… и далее отправиться в нужное мне будущее, чтобы продолжить нашу тайную войну. А теперь о твоей новой главной миссии. Инструкция. Или, если тебе угодно, отеческое наставление…

Оказывается, главной задачей момента было временно укрыть Анну от возможных посягательств Председателя. И лучшее место для этого было… Не место, а время! Как раз родное время Никиты. В этом времени должен был вот-вот начаться период — протяженностью больше года, — в который невозможно было бы попасть ни из прошлого, ни из будущего. И не только с помощью «граммофона времени», но и — через глубинный слой Вольфа. В опасном будущем — в эпоху правления Председателя — тоже на целый год начинался «мертвый сезон» — сезон закрытых проходов в любое прошлое. За это время Максимилиан Вольф надеялся разобраться с Председателем и определенно выяснить его роль в тайной Истории Человечества.

В общем, Киту предстояло принять Анну в свой дом, в свою семью, как когда-то принял ее из рук таинственного незнакомца сам Максимилиан Вольф. Стать ей опекуном и вроде как гидом…

Киту, конечно, приятно и почетно было почувствовать себя эдаким «старшим братишкой» Анны-Торящей-Тропу-Спасенным-Мирам, но мозги у него не поворачивались назвать себя ее «защитником» и «покровителем». Уж постоять и за себя, и за него, Кита, она могла в любом времени и в любой галактике.

У него даже дух захватило… Ну, с папой проблем не будет: ему хоть самого Чужого домой приведи — он ему тут же подстилку в прихожей устроит, научит в унитаз какать и воду за собой сливать. А вот что делать с мамой?!

— А? — акнул Кит.

— Ты что, не слушаешь?! — снова полыхнул гневом дедушка Вольф. — Donner weter!

Но тут же спокойным немецким тоном продолжил инструкцию-наставление с повторения сказанного.

— Анна могла бы тебя забрать с «Лебедя» и доставить домой, в родное времечко, экспрессом. У нее свои, особые отношения с пространством и временем. Но ей нельзя показываться на глаза молодому князю… И княжне — тоже. Запомни: никто, кроме нас, не должен знать, что Спящая Охотница разбужена тобой. Вдруг кто-нибудь из Веледницких попадет-таки в лапы Председателя и проговорится…

— Только не Лиза! — выпалил Рыцарь-Прекрасной-Дамы-Кит-Демидов.

— Но под пытками… — сделав холодное лицо, заметил Вольф. — Ладно, промолчу… Между тем, заговором руковожу я, и приказ мой остается в силе: ты должен молчать, как рыба. Никому из Веледницких про Анну — ни-ни. Клянёшься?

— Ну… — пробурчал Кит.

— Тьфу! — в сердцах дернулся Вольф. — Что за потомки! Как ослы, право слово! Никакого воспитания чести и достоинства. Тпру да ну!

— Клянусь! — вдруг взорвался Кит.

Он сам обозлился на себя за свою бесчувственность. Показалось ему, что еще нет у него, Никиты Демидова, никакого человеческого характера, а он еще мечтает создать характер чудо-девчонке, которая теперь так надеется на него!

Вольф опешил и… улыбнулся.

— Итак, мы всей командой построили для тебя поистине изысканную «анфиладу времени». Сейчас свойства обратного прохода таковы, что тебе предстоит пройти через те узлы, в которых звучал «Последний рейс», услышанный тобою в твоем времени. С «Лебедя» князь Георгий отправит тебя в восемнадцатый год. Там тебя встретит… кто? Догадайся!

Кит покраснел.

— Предупреждаю, свидание будет коротким, как у арестанта с невестой, — сверкнул Вольф ехидной улыбкой и стеклышками своего пенсне. — Княжна отправит тебя дальше, так сказать, по этапу — прямо в твое время. А твоя дражайшая сестренка тебя там и догонит… И сейчас ты должен точно описать ей место и положение вещей в исходной точке. Твою локацию.

— Я был в самолете, — сказал Кит.

— Ей объясняй, не мне, — поправил азимут Вольф.

Кит повернулся к Анне:

— Я был в лайнере. Ну, аэробус такой. Мы с мамой возвращались домой из Греции.

— Классно! Никогда не летала на самолетах из Древней Греции! — искренне и даже наивно восхитилась Анна. — На большой высоте?

— Одиннадцать тысяч метров, — вспомнил Кит бортовую информацию. — Примерно…

— Вот это клёво! Легче легкого. А самолет большой?

— Ну… раз в три больше этого геоскафа.

— Ага… (Это дурацкое «ага» покоробило Кита, и он твердо решил покончить с ним в ближайшем будущем). У вас есть багаж?

— Есть.

— Мне нужен чемодан побольше, — с видом девчонки, предвкушающей классное приключение, потребовала Анна.

— Есть. Мамин, — сказал Кит…

…и пораженный молнией-откровением, впал в ступор.

Анна спросила еще что-то. Он не ответил. В ушах у него шумело, а крыша сползала.

— Что с тобой?! — всполошилась сестрёнка.

— …Ничего. Голова немного кружится, — бессознательно соврал Кит.

Только не голова у него закружилась, а само Время закружилось вокруг него, как торнадо, и… что? Замкнулось в петлю!

Так вот как пассажир-«заяц» проник в лайнер, чуть не развалив его и не свалив с небес, если бы не Кит! Это была она, Анна, бывшая великая и ужасная Спящая Охотница.

И в ту самую минуту Всё Началось! Причины — в будущем, а следствия — в прошлом. И наоборот!

— Тебе не хорошо, Никита? — всполошился тут и сам дедушка Вольф.

Анна решительно шагнула к братишке, обхватила его голову теплыми, добрыми руками прикрыла уши… И только ей известным, древним способом Охотников-За-Мирами, поймала и исправила весь покорёженный, внутренний мир братца Кита.

— Ничего. Наверно, укачало… Спасибо, сестрёнка, — сказал Кит. — Послушай… Я не знаю как это… Но Жорж сядет тебе на хвост.

— Жорж? Какой Жорж? И у меня нет хвоста, я не рептилия, — отпустив брата, шепотом проговорила наивная Анна.

Она почувствовала особую тайну.

— Князь Георгий. Он откуда-то узнает о твоем плане. Выследит. Стрелять в тебя будет.

— Фиг с ним, — снова покоробила «сестренка» слух Кита, и он сам поклялся себе больше никогда не говорить «фигассе» и всё такое. — Ничего он не выследит. Просто пойдет за тобой по проходу, чтобы прикрыть в арьергарде. Я бы на его месте тоже так сделала.

— Ну, ты поосторожней там, у нас… Береги себя, — только и нашелся, что сказать Кит.

— Прорвемся, клянусь, — успокоила его «сестрёнка».

Да Кит и сам не сомневался, что она прорвётся…

Минуту спустя Кит пришел в себя. И был готов к новому путешествию. К свиданию с княжной. Всегда готов.

Только не был готов к тому, что от него снова потребовал дедушка Вольф. А именно — немедленно уничтожить сторожевики Председателя.

— Там что, команда есть? Ну, экипаж… — спросил Кит, чувствуя ниже сердца какое-то мутное и гнусное болото.

— По одному пилоту на геоскаф, — доложил капитан Вольф.

— Не могу…

— Прости, братишка. В Берлине ты замочил роту эсэсовцев и еще много кого, — напомнила Анна, вдруг ставшая в эту минуту чем-то похожей на маркшейдера Вольфа. — Коллектив лучших фашистских учёных… Один даже выдвигался на Нобелевскую премию… Хорошо, что до станции метро не достал. Там простые жители Берлина от обстрела спасались.

— Но эти даже не могут ответить. Драка не на равных, — искренне продавливал Кит тему благородства.

— А когда капитан Дмитрий Кравцов отдал за тебя жизнь, ты мог ответить врагу? — обезоружил его дедушка Вольф. — Это война, внук. И эта война только начинается. Если ты их не уничтожишь сейчас, они вызовут подкрепление и нападут на меня. Последствия для будущего и прошлого непредсказуемы… Одно гарантирую — много жертв и в прошлом, и в будущем. А эти пилоты — может, и хорошие ребята, но они приняли присягу воевать за Председателя. Им простится там… если не успеют натворить что-нибудь… как это у вас говорится… покруче, да? Например, безнаказанно разбомбить какой-нибудь город в далеком прошлом. Мохенджо Даро, к примеру. Как Хиросиму… Я правильно произнес название этого города в Японии?

Всего-то и нужно было — приложить левую, разрушительную руку к двум проводам, тянувшимся к северному и южному «полюсам» волшебного шара.

Маркшейдер Вольф с гордостью сообщил, что это «дистанционное оружие» подарил ему сам Никола Тесла.

Александр Македонский, стоявший тут на подхвате, что-то веско сказал.

— Его высочество завидует тебе, Никита, — почти с романтическим немецким пафосом перевел Вольф.

— Нечего завидовать, — огрызнулся Кит… и нашел последний способ, как бы увильнуть и переложить ответственность на кого-нибудь другого: — Я свою силу не контролирую. — Он помахал левой своей рукой, как чужой. — А вдруг и «Лебедь» того… грохну ненароком. Вместе с князем… И большим, и маленьким… Там еще Евсеичи. Механик… Прислуга еще. Женщина, между прочим.

Детей на борту Кит не припомнил… а Лизу поостерегся упомнить.

— Продумано и учтено, — был готов и к такому ходу дедушка Вольф. — Я установил на «Лебеде» приемник энергии, который можно назвать «громоотводом». — И указав на разрушительную руку праправнука, добавил внушительно: — Из того же материала, что и твой браслет.

Деваться было некуда.

Глядя на своего предка — прямого и острого умом, холодного и уверенного в себе, как тот же громоотвод, готовый принять удар любой молнии, — Кит вдруг подумал: вот такие уверенные в себе гении и создавали когда-то атомную бомбу, ломая голову над высокой физикой расщепления ядра и не беря в голову, кто и куда эту их смертоносную болванку сбросит… И вдруг почувствовал себя виноватым за весь свой род… и даже за всё человечество!

— Прости, — услышал Кит совершенно неузнаваемый голос «сестренки».

Он повернулся к ней и не поверил не только своим, но и ее глазам: в них стояли настоящие слезы. И сквозь сапфирики слез так и искрили ее жгучие угольки.

— За что?! — опешил Кит.

— Не знаю… За то, что тебе, наверно, сейчас ужасно и больно на душе, да? — проговорила она тихо. — За весь этот мир. Мы когда-то приложили руку к тому, что в нем произошло… Мы, Охотники За Мирами.

— Еще минута высоких сантиментов — и мы рискуем потерять выстроенную анфиладу, — сдерживая гнев, тихо констатировал Вольф. — Её перекосит! Никита, делай выбор. Или — мы. Или — нас.

И вдруг заговорил принц Александр, который тут, несмотря на то, что был самим Александром Македонским, всё ошивался на вторых ролях, в подпевке.

И говорил удивительно долго — секунды четыре.

— Аннушка, переведи, — взмолился Вольф. — А то мне, злодею, внучёк, чего доброго, не поверит.

— Его высочество сказали, что, если ты… упираешься, как осёл, — проговорила Анна, не вкладывая в перевод ни йоты эмоций, — то у тебя должна быть очень веская причина пожертвовать своим дедом и великим делом.

— Правда, определение «великий» стояло при другом слове, — скромно уточнил Вольф, — по суть верна. Принц всё понял без перевода, глядя на тебя, дорогой внук.

— Да я, вообще, пофигист. Мне, вообще, по фигу! — разозлился Кит…

Тут-то наблюдательный принц и всунул ему в руку концы проводов, тянувшихся к полюсам шара.

Кит взялся за них, не успев остыть. И всё произошло в один миг. Бронзовые «оливки» вспыхнули и распались искорками.

— Двумя врагами меньше, — удовлетворенно кивнул Вольф. — Они даже ничего не успели почувствовать.

Зато Кит успел почувствовать — будто из него вынули все внутренности, а на их место стали заливать тяжелый ледяной свинец.

— Лучше бы не говорили, — пробормотал Кит, сглатывая тошноту.

А Вольф шумно и очень часто захлопал в ладоши. Но это были не аплодисменты внуку, который одним махом — даже без всякого маха! — уничтожил два сторожевых геоскафа… Просто дед отвлекал его от всяких угрызений совести.

— Время! Время! У нас его с гулькин нос! — покрикивал он. — Аннушка, готовься. Пока князя Георгия отвлекли вспышки, ныряй. Включаю защиту! Открываю шлюз!

Было мановение руки фокусника. Никаких старинных кнопок и рычагов!

И по чудодейственному мановению руки фокусника в стене стала раскрываться большая — в человеческий рост — диафрагма.

— Никаких кнопок! — с гордостью заметил Вольф. — Фотоэлементы. У вас позаимствовал технологию дистанционного управления.

Открылось окно прямо в ад. Магма слепила и жгла подземным огнем — густым, вязким, плавленым, текучим, напоминающимповерхность Солнца… Если только не думать, что это была преисподняя.

— Пока, братишка!

Анна подошла к Киту. Такого братца, ослепленного адской магмой, она воздушно обняла, жгуче поцеловала в щеку.

— Увидимся у тебя.

— Будь, как дома, — тупо пробормотал Кит.

— Еще как буду! — задорно пообещала-пригрозила сестренка.

А потом она легко разбежалась, оторвалась от земли… то есть от пола рубки управления — и чудесной ласточкой, несгораемым стрижом, раскинув руки, вошла в пике — прямо в магму! И пропала в ослепительном огне!

— Красота! — восхитился Вольф. — Теперь твой выход, внук!

Когда Кит, отвернувшись от пекла, прослезился и справился с ослеплением, он увидел перед собой всплывший из-под пола постамент с… чем?! Со знакомым до боли дивайсом!

— Заводи пластинку сам, — была команда. — Ты уже умеешь.

Пластинка напомнила Киту о белке в колесе. Смириться, что ли, навсегда с ролью белки?

Принц Александр шагнул к соратнику по войне-борьбе со вселенским Злом, как всегда властно и крепко приобнял, дохнул в ноздри Кита ароматом бескрайних, завоеванных им в будущем прошлом просторов, пожелал помощи языческих богов — Зевса и почему-то Гермеса.

Кит заметил краем взора, как дедушка Вольф снисходительно поморщился.

— Ставь пластинку. Нашего времени — уже совсем на донышке.

Кит поставил. Завел. Опустил иглу. Ту самую. Типа, волшебную. Выкованную одноногим прапрадедом… Все сделал без чувств, как отстойный киборг старой модели.

— А вот теперь Ангела-хранителя в дорожку — сказал дедушка Вольф. — С Богом! Хоть и не крещеный ты…

Обнимать внука и целовать его, отправляя далеко — в его родное неведомое, — он, как истинный немец, даже не собирался. Только перекрестил — на дорожку. Движение его могущественной руки, увиденное Никитой уже из тормозящего времени, было очень плавным, весомым, поистине торжественным — по-настоящему священным. Кит вдруг впервые в жизни подумал, что крестное знамение, оберегающее человеческую душу во Вселенной, таким и должно быть — грозно проникающим в реальность не из времени, а из Вечности.

Он даже сказал «спасибо» деду. Но, наверно, поздно.

— Рад тебя видеть.

— Я тоже.

Кит огляделся. Пижонский, аристократический кабинет князя Георгия, он же капитанская каюта «Лебедя», выглядел безупречно. Все дорогие и изысканные штучки-дрючки — настольные бронзовые часы с императором Наполеоном при сабле и его конем под ним, бивень любимого мамонта и все такое — были на месте. Даже модель «Лебедя» в огромной стеклянной колбе — и та сверкала новизной.

— Как новенький, — заценил Кит.

— Кто бы знал, что маркшейдер Вольф раскается и станет нашим союзником, — признательно заметил князь Георгий.

Однако же князь сказал о дедушке Вольфе так, будто собственноручно проводил его вербовку. Сам он в своем новеньком мундире и немыслимой адмиральской фуражке с кокардой в виде лебедя, грациозно раскинувшего крылья, выглядел так, как и полагалось выглядеть славному адмиралу при Трафальгаре, Саламине, Синопе и прочих великих морских сражениях в Истории Человечества.

— Ага, — искренне согласился Кит.

— Он сказал, что удастся отправить тебя, минуя сороковые годы. Самую большую войну… При случае выскажи ему мое признание за вооружение. О таком я даже не мечтал.

— Дед знает, что делать.

— Кто?!

Кит спохватился. И ужаснулся.

— Мороз… — нашелся он. — Он же как Дед Мороз. Вот подарил тебе новенький геоскаф. На Новый Год.

Князь уже заводил пластинку на своем экземпляре граммофона времени. И от удивления весь замедлился, будто уже поддался трансформациям времени.

— Подарок соответствует перспективам нового, одна тысяча восемнадцатого года от Рождества Христова, — аристократически высокомерно, но все же искренне признал он. — По крайней мере, компенсирует… Мне нечем ответить. Признаю.

Старая пластинка завертелась.

— Будь осторожен, Никита, — предупредил князь. — Эта ведьма идет по твоему следу. Но теперь у меня есть вооружение.

— Она — человек! — не сдержался Кит. — У нее есть душа. И она… она тоже будет на нашей стороне.

— Милые сказки моей доброй сестрёнки, — величественно, как памятник великому полководцу, усмехнулся князь Георгий и опустил иглу. — С Богом, соратник! Я тебя прикрою.

Из замедленного времени Кит мог вглядываться в замиравшего по ту сторону реки времени князя, смотреть в его благородные глаза и с острой болью осознавать — вот перед ним стоит друг, готовый отдать за него жизнь, соратник, брат девчонки, которую он, Кит… да-да-да! И одновременно — в эту эпоху — главный враг! Личный враг. Практически кровник! Удивительная штука — жизнь!

Тьма! Дикий холод, мгновенно пробирающий до костей! Запах кислой, гниющей древесины, керосина и мазута.

Добро пожаловать в черную полынью восемнадцатого года!.. Выплыть отсюда поскорее.

— Слава Богу! Кит, заводи пластинку. Я тебя прикрою.

Голос княжны Лизы. Рядом. Во тьме. Но такой голос, от которого мерзнет не позвоночник, а само сердце.

— Лиза… — Взрываешься весь от одного имени. — Здравствуй хоть…

— Здравствуй, Киток родной!

Ничего себе, придумала нежности!

Порывистое, во тьме прошлого, пожатие руки, порывистый чмок в щеку… Дуновение уже родного старинного парфюма — какая-то княжеская, нежненькая роза-мимоза… Первая в жизни Кита вспышка ностальгии, которую он даже не заметил… Нет, надо здесь задержаться — растопить всю эту чертову тьму, растопить весь этот холод. Он же может, он на всё способен!

— Лиз…

— Милый! — Такое слово, а родной голос такой тревожный и нетерпеливый. — Не стой столбом! Скорее заводи и убирайся отсюда! Они же выслеживают тебя. Они наверняка видели свечение контура. Сейчас, наверно, попрут на нас.

Такое дурацкое слово в устах княжны — «попрут».

— Кто попрёт? Да я их всех…

Пока она говорила, Кит сориентировался в обстановке, хотя еще не успел привыкнуть к мраку и не видел ни зги.

Здесь, несомненно, был тот самый сарай на той самой почерневшей от былых времен даче, где их с князем уже один раз позорно накрыли. Не могли найти места побезопасней!.. Значит, не могли — технология не позволяла: анфилада времени проходила через те же точки прибытия.

Ночь… Зимняя ночь — возможно и наверняка как раз после того яркого зимнего дня… та самая ночь, когда его собирались утопить в черной полынье… только чуть позже чудесного спасения… после того, как его коммуникатор чудесным образом помог им с князем удрать с Софийской набережной в Москве… Секундой позже.

Кит невольно схватился за карман на груди, как за сердце, — коммуникатор был на месте.

Снаружи послышался злобный, напирающий на душу хруст снега.

Порыв воздуха, дуновение духов…

— Стойте! — звонкий, властный и бесстрашный голосок княжны, подавшейся к открытой двери сарая. — Еще шаг — и я буду стрелять! — И такой же звонкий и властный приказ ему, Никите: — Заводи же! Убирайся отсюда живо!

Граммофон, надо полагать, стоял где-то рядом… И вот незадача, Кит его не видел… И вообще, не мог он бросить княжну в опасности!

— Лиз… Подожди чуть-чуть… Я их всех…

Снег наружи мутно белел в ночи. Значит, княжна стояла и прикрывала его не в дверях, а разумно встав у косяка… Но ему-то можно! Ему все тут нипочем!

Он и вышел из сарая, как Терминатор, который уже «бэк».

— Эй, чуваки! Вы бы все валили отсюда на хрен, а?

— Боже! Что ты делаешь?!

Такого рывка Кит никак не ожидал. Княжна схватила его за плечо, дернула назад, так что Кит едва не упал на спину.

Бах! Бах! Выстрелы-удары в ночи… Вскрик княжны, падающей навзничь… на хрустящий снег… Отчаянный стон…

— Ники-и-ита! Уходи-и-и!

Ярость! Настоящая ярость рождается не в сердце, не в душе, не в желудке, который в этот миг сжимается, как боксерский кулак. И уж точно — не в голове, не в жалкой и жидковатой толпе нейронов-крокозябр. Настоящая ярость рождается где-то вовне и очень глубоко внизу — может быть, в самом аду. А ты просто, как вулкан Везувий, пропускаешь сквозь себя адский гейзер магмы, подпирающей снизу и вырывающейся из огромного, жгучего, испепеляющего все живое океана ярости.

Вот и превратился Никита в такой яростный вулкан Везувий.

— А-а-а! Козлы долбаные! — заорал он во тьму внешнюю…

…и сделал то всего-ничего — просто выбросил вперед левую руку.

Изысканный веер плазменных разрядов испепелил и уничтожил ночь. Всё и всех в ней!

Снег взорвался жгучим паром-кипятком, дохнув в лицо, как жаркая и влажная львиная пасть. Взлетели вверх метра на три вспыхнувшие шинелями тела. Жуткие крики!

Вспыхнула и взорвалась всеми стеклами дача, крыша рухнула-провалилась вниз. Вспыхнули адскими факелами — от корней до крон — сосны. Вспыхнул и тут же осыпался черной золою периметр забора… Там, за ним, в панике разбегались те, кому в тот миг Судной Ночи повезло не сгореть заживо!

Теперь всё стало видно, как в день конца света.

— Что ты сделала, дура! — уже не сквозь ярость, а сквозь плач, магмой рванувшийся в горло из души, заорал Кит, падая на колени перед лежавшей на снегу княжной. — Меня же пули не берут!

А что она такого сделала?! Просто прикрыла собой Кита, как когда-то это сделал неизвестный капитан Кравцов, Царствие ему Небесное!

Теперь всё было видно в свете горевших и трещавших вселенскими факелами сосен. На рыжей лётной куртке княжны Лизы было видно пулевое отверстие. Прямо напротив сердца… Нет, немного выше! Слава Богу, кажется, выше!

Княжна порывисто, но мелко дышала… Пар жизни выходил из нее маленькими толчками.

— Ничего, Никитушка, ничего, — прошептала она. — Уходи скорее… Музыку нашу ставь… Всё равно же… Так ведь куда лучше, чем от чахотки… в изгнании… или от тифа… глупое пророчество…

— Нет! Нет! Слышишь, я тебя спасу! — кричал Кит во всё горло, будто княжна была уже далеко, невозможно далеко от него…

…уезжала на том волшебном поезде времени, а он, брошенный и одинокий, оставался на пустом ночном перроне, в адском свете сгоравшего дотла мира.

Глаза княжны сверкнули, как самые далекие звезды.

— Ты ее уже разбудил? — спросила она стихавшим голосом.

Врать! Врать! Он же поклялся врать!

— Нет еще… Но я сделаю это. Клянусь! Я знаю как!

У него голос сел — то ли от крика, то ли от холода. Но холода он сейчас не чувствовал — адский жар палил ему щёки.

— Я тоже знаю, — улыбнувшись сквозь боль, прошептала княжна.

Она собрала все свои силы. Она подняла руку и обняла Кита за шею. И пригнула к себе. Это было очень трудно — на лбу у нее засверкали капельки пота…

Глаза ее так и светились в эту минуту, как вечные звезды, до которых лететь миллион световых лет, но душою-то — всего один миг.

— Ты должен сделать так, — дохнула она ему в глаза уходившим теплом. — Просто сначала полюби ее… а потом…

Она будто приподнялась сама, взлетела над мёрзлой землею и эпохой — сделать главное… простое и главное…

Просто губы. Очень теплые, мягкие, родные губы… Как свои собственные, только еще роднее… Дыхание, входящее в тебя всего, в твою душу… Пробуждающее навсегда… Язык, нежно, робко и сильно прикасающийся к твоим губам, к твоему, такому пугливому в первый раз языку… И просто родной запах — за него отдать жизнь так же легко, как бабочкой-подёнкой влететь в радостный огонь вечно горящей свечи…

Когда-то так же, но не так — по-сестрински утренне — в берлинском подземелье будила его к жизни Анна, вдыхала в него жизнь, но еще — не любовь.

Кит, казалось, сам взлетел над черной и обожженной, чужой землей… А княжна Лиза потеряла сознание и упала на снег.

— Нет! Не уходи, слышишь!

Соображать, а не истерить — вот, что надо было теперь!

Кит огляделся. Граммофон отсвечивал в сарае красивыми, но равнодушными латунными деталями. Ну и что — сейчас ввалиться в самолет к маме с умирающей княжной Лизой на руках? Что из этого будет? Ступор экипажа, смерть чужака на борту, обмороки мамы и разборки со спецслужбами. На всю оставшуюся жизнь, как у дедушки Вольфа.

Коммуникатор — вечеринка Дума — папа всё устроит… Вот единственный путь! Папа сможет помочь. Папа может!

Колени уже онемели от холода мертвой земли… а щеки и мозги горели-полыхали. Кит, чуть не отрывая карман, выдернул из него коммуникатор… включил его… Мелькнул бельмом треснутый экранчик и погас… Зарядка кончилась! Он мог починить всё, что угодно, но не способен был ни во что вдохнуть настоящую жизнь… И что теперь оставалось, как не смерть под горящими соснами!

— Господи Бог! Если Ты есть, ну, помоги же, помоги!.. А то я тут тоже сдохну! Вот сдохну — и всё! — твердо пообещал Кит. — Никуда не пойду!

Удар ослепительной молнии в двух шагах.

Звон в ушах.

Кто это?! Архангел?

Чего захотел!

Просто девочка Аня… Сестрёнка в топике и с голым пупком… Ей что адский жар, что адский холод — всё нипочем. Огляделась.

— Ничего себе, пикничёк-шашлычок! Что за хрень тут у тебя? А, братишка?

Кит уже не мог выдохнуть никакого крика спасения. Горло только хрипело и сипело, как сломанный граммофон. Его трясло.

— Я засекла плазменный всплеск разрушителя. У тебя тут гора трупов, между прочим… Что пошло не так?

— Лиза ранена… — выдохнул Кит и вытолкнул из горла еще одно слово, острое, как рыбья кость: — Умрёт. Она так умрёт…

В глазах у него разливались синие и сиреневые круги — и это был отнюдь не контур временного перехода.

Анна вспышкой-всплеском надвинулась на него — оказалась так же, как и он, на коленях — на мерзлой, чужой земле. Пронзила душу вишневыми огоньками. Она могла и умела быть разной. Тысяча характеров были заложены в нее. Она выбирала самый нужный в эту минуту.

— Да, братишка, плохо… А кто-то в будущем говорил, что ты — бесчувственный. Врал. — Она вгляделась в смертельную точку на лётной куртке княжны Лизы. — Сквозное ранение. Верхняя доля левого лёгкого. Здравоохранение в восемнадцатом году не соответствует стандартам. Она умрёт.

— Нет! — гаркнул Кит из последних сил во всесильное ухо сестрёнки. — Вытащи нас! К папе! Он придумает!

Огненно-вишневый взгляд сестрёнки — в душу навылет.

— У нас будут неприятности, братишка.

— Хрен с ними!

— Большие неприятности…

— Да по фигу мне, слышишь! Вытащи нас отсюда, прошу!

Вишенки-угольки загорелись ярче.

— Ты ее любишь? — спросила Анна так тихо, как могла бы спросить только княжна «Ты меня любишь?», если бы…

— Да! Да! Да! — заорал Кит, убивая всю эту страшную, чужую ночь.

— Классно! — радостно и вдохновенно, даже с завистью оценила Анна. — Я этому тоже когда-нибудь научусь… Ты сможешь ее поднять?

— Да!

— Не ори, братишка. Береги силы.

Княжна Лиза была сейчас старше его на два года, выше и мудрее минимум на полголовы. Но как он легко поднял ее на руках! Как свою собственную душу. Только — душу с чудесной, волнистой прической и старинным ароматом розы-мимозы… Куда легче поднял с мёрзлой, мёртвой земли, чем тогда — после аварии мотоцикла-трансформера!

Сестрёнка Анна обхватила его сзади жестко — как клешнями заводского подъёмника. Наверно, нарочно так — без нежностей.

— Готов?

— Всегда готов!

Перед тем, как губчатая сеть кокона обволокла их и сделалась непроглядно плотной, в памяти Кита запечатлелась картинка Нового, Одна Тысяча Восемнадцатого Года от Рождества Христова — пылающие, осыпающиеся искрами исполинских бенгальских огней кроны сосен, горящий шалаш старинной дачи… скрюченные на твёрдой и мёрзлой земле тела тех, кто нападал и стрелял… Кисло-прогорклый запах гибели людей и всего мира.

— Сделай вдох и задержи дыхание. Закрой глаза. Я уплотню пространство.

Кит зажмурился.

Заложило уши. Ухнуло вниз…

— Дыши…

Несколько мгновений беспамятства… потом сердце будто вдавилось железной гирей в диафрагму. Потом поднялось и снова потеплело, став невесомым средоточием жизни.

— Это разве здесь?! — удивленно дохнула в ухо всемогущая сестренка. — Тут какие-то мертвяки… как не родные…

Кит распахнул глаза.

Они висели над лазурной, подсвеченной водной гладью. Это был бассейн на участке, около коттеджа Дума… А с берега на них глазели оцепеневшие мертвецы…

— Зомби. Тридцать или пятьдесят километров от Москвы… — доложил обстановку Кит. — Они не опасны. Потом объясню. Надо домой. В город.

— Там у тебя не было временного прохода, — заметила Анна. — Тебе придется показать дорогу.

— Я покажу! Поднимись повыше — и лети прямо на свет большого города… кажется, на восток, — сориентировался Кит. — Только быстрее, пожалуйста!

Взлетели ракетой класса земля-земля — так что пораженные зомби, наверно, свернули себе шеи. Взяли курс на Москву.

— Прямо! Прямо!.. Теперь левее… на северо-восток! — прокладывал его Кит.

Он ощущал себя компьютерным курсором, движущимся по картам Яндекса или Гугла… Теперь пора было дать «увеличение».

— Хорошо бы у твоего папы хоть одно окно было открыто, — подумала сестрёнка вслух о возможном препятствии.

Все окна оказались закрытыми. У папы горел свет, но прямо к нему вломиться не решились. Одним выдохом-дуновением Анна выплавила-испарила стекло в окне комнаты Кита — они влетели внутрь… И только Кит опустил княжну на свою постель, как сразу, еще не достигнув пола, засучил ногами, побежав по воздуху.

— Ты прямо как щеночек! — хохотнула сестрёнка, найдя в своей старой памяти итальянскую картинку: как она подняла с земли маленького, лохматого, черного щенка, а он попытался удрать от нее…

И так же, как того щенка, отпустила братишку.

Кит рванулся к папе… Только у двери его комнаты сдержался, сжал волю в кулак — папу не пугать, доложить четко и ясно.

Он открыл дверь — и увидел, что папа уже идет ему навстречу, видно, услышав шум.

— Быстро ты… — начал он.

— Папа! — твердо сказал Кит, всем телом перебарывая стук зубов. — Лиза ранена! Очень-Нужна-Помощь!

Чем Кит особо гордился в папе — тем, что папа умел ничему не удивляться и не задавать всяких дурацких вопросов.

— Показывай! — сразу приказал он, выпихивая сына из комнаты. — Эти князья такие князья… Одни хлопоты с ними.

Он ничуть не удивился и тогда, когда увидел в комнате сына не только раненую и бесчувственную княжну, уложенную на его постель, но и бодрую, нордическую коротко стриженую блондинку с огненно-вишневыми глазами.

Они даже поздоровались, как здороваются два старых партнера по бизнесу на спешной деловой встрече.

Кит благоразумно решил, что пока ничего лишнего объяснять не надо.

Анна повторила про сквозное пулевое отверстие… и к удивлению, Кита, добавила нечто такое, что…

— К сожалению, Андрей Николаевич, я не способна восстанавливать биологические структуры. Только реплицировать и транслировать пространственно-временные кластеры с любой массой.

— Угу, — кивнул папа Андрей, даже брови не приподняв.

Он будто глаз не мог оторвать от княжны.

— Нужно срочно в Склиф, — выдал он правильную мысль вслух. — Вот чёрт… Бензина уже нет, машину заправлять надо… На такси не повезешь!

— Это далеко? — деловито спросила Анна.

— Не доезжая Садового Кольца… — сказал папа и спохватился: — Километров шесть всего.

— Я доставлю вас туда секунд за пять, — прикинула Анна. — Устроит?

Наконец-то, папа приподнял бровь… Потом поднял взгляд… заметил, что в окне нет стекла… Сказал «угу»… И вдруг лицо его просветлело! Прямо засветилось! Кит затаил дыхание: папа нашел решение.

— Сейчас! Ждите!

Он выскочил из комнаты, через двадцать секунд вернулся с ваткой… На всю комнату дохнуло нашатыркой.

Папа осторожно приподнял голову княжны, поднёс ватку к ее носу. Княжна вздрогнула, очнулась… тихо застонала.

— Смотрите на меня, княжна! — очень громко, чеканя каждое слово, произнес папа Андрей. — Слушайте меня внимательно! Вы меня слышите?

— Слышу, — шевельнула бледными губами княжна. — А где…

— Здесь я, здесь, — придвинулся Кит, ощутив сердцем новый ожог. — Ты слушай!

— Вы во времени Никиты! Сейчас мы вас спасём! Мы отвезем вас в больницу Склифосовского… В ваше время она называлась Шереметевской.

Княжна что-то прошептала совсем неслышно.

— Что?! — подались к ней все трое.

— Я знаю эту больницу, — слабо улыбнулась княжна. — Курсы сестер милосердия.

— Прекрасно! — поддержал ее папа Андрей. — Только сейчас другой век! У вас ранение. Это значит, что с вами будут иметь дело не только врачи, но и полиция. Огнестрельное ранение без полиции не обойдётся. Вы понимаете?

— Да… как же… полиция обязательно должна всё знать… — мучительно улыбнулась княжна Лиза.

— Прекрасно! Я вас нашел около парка Сокольники. У железной дороги. Повторите, если есть силы.

Княжна собралась с силами, тихо повторила.

— Вы не знаете, не помните, кто в вас стрелял. Вы-Вообще-Ничего-Не-Помните. Кто вы, как туда попали, где живете, где ваши родные… Не-Помните-Ничего. У вас шок. Сможете изобразить?

— Я играла… в пансионных постановках…

— Прекрасно! Больше ничего не говорите, — продолжал чеканить папа. — Берегите силы. Когда вас подлечат, мы найдем способ вытащить вас отсюда. Помните одно: тут о вас есть кому позаботиться. Вас не бросят.

— Я знаю, — улыбнулась княжна.

Она поискала глазами Кита… и нашла вместе с ним еще и нордическую блондинку, пододвинувшуюся вплотную к братишке. Тень растерянности мелькнула в ее глазах. Сердце у Кита сжалось…

— Ты ее разбудил? — вдруг снова просветлев взглядом, спросила княжна.

— Ну да… — шепотом откликнулся Кит.

— Я знала… Она такая красивая.

— Княжна, вас просят не тратить силы, — хирургически жестко предупредила Анна.

Кит не смог сдержать в себе вулканического напора правды.

— Лиз, она мне сестра! Сестрёнка, понимаешь! Ну, не совсем родная… но сестрёнка. Аней зовут!

Всё! Он проговорился… сказал то, что поклялся хранить в строжайшей тайне. Он знал, что теперь точно будут неприятности — неизвестно только, в каком веке.

…Вот и папа впервые замер, как столб, от такого откровения небес… Хотя по дальнейшему движению бровей и лукаво дернувшемуся левому уголку губ, легко было догадаться, что он тут же нашел самую простую версию, самое житейское объяснение убойного признания его сынка.

— Неужели?! — В глазах княжны вовсе не таким уж далеким огоньком сверкнула жизнь. — Тогда мне надо выжить!

— Кто бы сомневался, — потерянно буркнул Никита.

— Для лета вы слишком тепло одеты, — снова подал веский голос папа. — Слишком странно! Давайте попробуем хоть от куртки вас освободить…

С величайшей осторожностью, как новорожденную бабочку из кожуры-кокона, высвободили княжну из тяжелой лётной куртки с меховым воротником. Свитер с высоким горлом тоже смотрелся не по сезону, но тут уж делать было нечего… Княжна постанывала, но мужественно терпела.

— Берите ее на руки и поворачивайтесь к окну, — круто скомандовала Анна папе Андрею.

— А я… — Кит испугался, что его оставят одного.

Одному ему сейчас было оставаться — хоть вешайся сразу…

Папа, уже успевший бережно взять княжну на руки, и Анна посмотрели на него, словно печально раздумывая, избавляться от этого балласта или все-таки взять с собой…

— А можно? — тихо взмолилась княжна.

— Так. Тогда впереди вы, Андрей Николаевич, потом Никита, — сухо, но не сердито решила Анна на радость Киту. — Я попробую поднять этот дурацкий паровозик. Но если грохнемся с высоты ста метров, не обижайтесь…

Все вздрогнули.

— Шучу, — как-то очень к месту хихикнула Анна и тут же построжала. — Стройтесь! Кит, держись за папу крепче, вспоминай детство. Андрей Николаевич, задавайте направление.

Больше времени смыкался, обволакивал их таинственный защитный кокон, чем занял их полёт по прямой траектории до больницы Склифосовского. При посадке пришлось делать хитроумный вираж, чтобы не попасть в поле зрения камер видеонаблюдения, которые Анна засекла на подлёте каким-нибудь сорок шестым чувством. Хорошо, что стояла ночь и шумного флэшмоба по поводу прилета НЛО и высадки из него странной компании, разочаровавшей бы любого уфолога, удалось избежать.

Папа с княжной Лизой на руках сразу помчался в приемное отделение, успев только оглядеться и велев детишкам подождать его не на ночной улице, а внутри, на банкеточке, в безжизненном и холодном свете, всегда царящем в любом приемной отделении любой больницы.

— Если спросят, скажете, что просто гуляли в парке… Ночь теплая, кайфовали, родитель был при вас… А тут вот эта беда, — додумывал он на ходу «легенду» для сына и его чудо-сестрёнки.

Пока сидели на тощей банкетке у серой стены, Кит молчал и боялся поднять глаза на сестрёнку… Если бы она спросила, он бы честно признался, что еще не справился со стрессом и ему хреново — всего трясёт, озноб у него, несмотря на теплую летнюю ночь, случившуюся неделей раньше его благополучного — хотелось бы надеяться — возвращения из Греции вместе с целой и невредимой, пусть и слегка напуганной мамой.

Сестрёнка чутко молчала, не мешая своему какому-никакому, но всё ж таки крутому братишке брать себя в руки.

Папа появился минут через десять. Радостный, но очень озабоченный, судя по бровям, сошедшимся журавлиным клином.

— Успели! — доложил он. — Врачи сказали, что угрозы жизни нет.

Кита бросило в жар. В глазах поплыли круги.

— Я еще останусь тут, — сказал папа. — У нас немного времени. Скоро приедут менты.

— Кто, простите? — полюбопытствовала Анна.

— Полиция, — наконец, смог прорваться в реальность Никита.

— А вам, наверно, лучше уйти, — посоветовал папа. — Не надо им на глаза попадаться… Давайте вас провожу до проспекта. И вернусь.

Вышли наружу, пошли по пустому пространству заднего двора.

— Ты за ним присмотришь, дочка?

Кит опешил: это папа так дальновидно и прозорливо обратился к Анне.

— Лег-ко! — с лукавством пообещала сестрёнка. — Но я честно признаюсь: нашу степень родства можно установить только по инвертированным генам в двадцать второй хромосоме — больше ни у одного рода на Земле таких генов нет.

— Па! Короче, ты должен знать, — рванулся Кит вперед, на передний край, а то тут, и вправду, с ним, как со щенком обращались, честное слово. — Дед… ну, Вольф теперь на нашей стороне!

— Слава Тебе, Господи! — Папа весь распрямился… и перекрестился. — Значит, наш родственный разговор по душам не пропал даром.

Не хотелось разочаровывать папу.

— Типа того. Только теперь надо спрятать Анну в нашем времени. На нее охотится Председатель. Она умеет собирать миры.

— Ну, об этом я уже догадался, что с сегодняшнего дня она — самый нужный человек во Вселенной, — как бы в шутку, но на самом деле всерьёз сказал папа. — А вовсе не мы с тобой…

И обратившись к Анне, так лазерно-плазменно сверкнул глазами, что и сама Охотница могла бы позавидовать.

— Раз вы сынку моему сестрёнка…

— Лучше на «ты», Андрей Николаевич, — вежливо так перебила Анна папу Андрея.

— Раз ты сестрёнка, значит, решай — может, тебя совсем удочерить?

У Кита даже дыхание перехватило от такого поворота! Папа был в ударе!

— Мне бы тут год с небольшим тихо пересидеть, — выдала смущенный вид сестрёнка. — Но я не против. Я уже лет двести как круглая сирота… Если Кит не против.

Кит, вообще, чуть в обморок не свалился. А папе — хоть бы хны.

— Сынок, ты не против?

— Не-а, — то ли ответил, то ли поперхнулся Кит.

— Только тебе придется потесниться, сынок.

Кит теперь ясно слышал, как в глубине папиной души клокотал ацкий хохоток: папа уже кайф ловил, воображая, как они огорошат маму и какие чудеса-фокусы ей покажут, если она упрётся — да, пора было и ее брать в игру. Перетерпит пару обмороков, а потом, глядишь, привыкнет…

— У меня кресло раскладывается. А вот сестрёнке твою комнату отдадим. Ты не против?

— Не-а, — беспомощно и безоглядно откликнулся Кит.

— Раз она миры собирает, ей надо места побольше.

— Братишка, успокойся, — ткнула Анна Кита в бок кулаком. — Папа шутит. Я могу на ночь в чемодан поместиться. Мне там тесно не будет. Я же могу менять массу и объем.

В ее голосе Кит услышал эхо папиного ацкого хохотка.

Тут папа вдруг резко выступил вперед, развернулся — и грозно преградил Анне путь.

— Ну-ка, дочка! Маленький стоп!

Он смотрел на нее в упор. И Кит оробел от папиного взгляда: что-то опять пошло не так!

Он даже крепко взял ее за плечи. Анна не дернулась — сразу покорилась.

— Мы тебя удочерим, как родную! Но только на одном условии, — не шутя, жестко проговорил папа. — Можно удочерить только настоящую. Нельзя удочерить куклу. Если ты сейчас обиделась по-настоящему, прости… Но настоящие девочки в чемодане не складываются. Ты, случайно, не Шрек?

— Она спасла мне жизнь, папа! — только и смог выпалить Кит.

Папа так и пронзил его взглядом: помнишь, сынок, что я тебе говорил про 3D-голограммы и всё такое, о чём я тебя предупреждал?

— Если Шрек — это какой-то киборг, или андроид, — спокойно и немного печально заговорила Анна, — то я знаю, что я не киборг. Просто у меня есть такие гены, какие были когда-то у Адама и Евы… далеко не все, конечно… и еще особая материя тела… У них эта материя была еще более тонкой и подвижной… совершенной… и еще способности, какие мне не снились. Но они почти всё утратили, когда вся их цивилизация совершила ошибку, сделала неправильный выбор… Ну, это теперьназывается изгнанием из рая. Но вся история была куда сложнее…

Что больше подействовало на папу — настоящий человеческий грустный голос или рассказ про Адаму и Еву, сказать было трудно. Но папа задумался.

— Творец Вселенной вдохнул в меня душу, честное слово! — вот так просто и сказала Анна. — Доказать это я ничем не могу. Вы можете только поверить мне или не поверить. Это ваш выбор. Но что правда, то правда — я, наверно, немного странная. Это потому что у меня душа еще несозревшая…

Папа моргнул. Отпустил Анну. Зачесал себе волосы рукой.

— Ну, этот недостаток в наше время легко поправим, — слегка прокашлявшись, сказал он. — Добро пожаловать в семью, дочка…

И легонько прижал ее к себе.

— Спасибо, папа, — уткнувшись папе Андрею в грудь, откликнулась Анна…

…Откликнулась таким сиротским, нищенским голоском, что Киту жутко стало: нет, еще учить и учить сестренку, какой быть! А может, это уже ревность и конкуренция в сердце Кита взыграли — неужто и вправду ему папу с мамой придется делить с ней, с Охотницей-За-Мирами, родственной связью с которой Кит уже привык гордиться. Во всяком случае, первенства он в семье не отдаст — это Кит в эту минуту твердо решил. Комнату отдаст, а «кто в доме хозяин» ни за что не отдаст… а там видно будет.

Папа, тем временем, сильно смутился. Оглянулся опасливо — типа, не появились ли полицейские.

— Ты только меня через неделю при нашей маме так вот сразу «папой» не назови. Ладно? — виновато проговорил он, опасливо глянув и на Кита. — Сама понимаешь…

— Не, пока не понимаю, — честно и без обиды призналась Анна, отстраняясь от папы Андрея. — Кит потом объяснит.

— Ну, мне пора, — заторопился папа сразу по разным причинам, хотя еще недавно была только одна. — Следствию нужен свидетель, который всё запутает.

Он посмотрел на сына и снова спросил с опаской:

— Никитос, ты насколько постарел в этот раз за пределами времени?

Кит сразу понял, о чем речь, прикинул — и сам удивился:

— Да меньше трёх дней мотаемся!

— А повзрослел еще лет на десять, — задумчиво прикинул папа. — Хорошо, что хоть еще не поседел.

— Па… Извините, Андрей Николаевич, — Анна, вмиг научившись этой папиной опаске, остро глянула на Кита. — У нас есть проблема. Мы отклонились от курса. Я могу доставить Кита до самолета, но впихнуть в него… — Она мило так ручками развела. — …ну, ни фига не получится. Точно свалим самолет. У вас граммофон должен быть. А у нас есть еще полчаса в этом времени, чтобы использовать его по назначению…

— Вот эта машина на ходу! — гордо ответил папа. — Стоит в моем кабинете… — И добавил свою фирменную шутку, теперь разделив ее на двоих: — Пользуйтесь, детишки, пока ваш папа жив.

Вдали, к зданию подъехала машина.

— Полиция! — сделал большие глаза папа. — Смывайтесь! Давай, сынок, Ангела тебе хранителя в дорожку! Привет маме… ну, то есть сам знаешь… А тебе, Ань, даже не знаю что пожелать. Сдается мне, что ты сама — ангел какой-нибудь там, из Сил и Господств.

— Пока нет, — серьезно призналась Анна.

— Все равно — с Богом! — легко нашелся ничуть не удивившийся такому откровенному ответу папа.

Те же пять секунд, если не меньше, занял обратный полёт.

— Погоди минутку, дай передохнуть, — попросил Кит, увидев на своей постели оставленную куртку княжны и ощутив немыслимое к ней притяжение.

Сестренка ничего не ответила.

Кит присел на кровать, взял в руки родную куртку. Она была прострелена в двух местах. Спереди и сзади. Чуть выше сердца. Навылет. Но, слава Богу, пахло от нее не смертью, не кровью, а тем старинным, усадебным, княжеским парфюмом — розой-мимозой.

Кит ничего не мог с собой поделать… прижал куртку ко лбу этим самым «навылет» с пятнышком запекшейся крови, почувствовал щекой уютное, нежное прикосновение меха… Краем взора увидел бесформенную кляксу на своей постели… И вздрогнул…

А вдруг все-таки княжна не выживет — ни здесь, в его времени, ни там…

Что с Китом случилось в следующий миг, лучше не описывать. Просто прорвало парня… Сострадание — это тоже такая таинственная, глубинная и безбрежная магма. Душа на ней — как вулкан. Сдерживает и просто дымится белым или потемневшим облачком или, поддавшись напору, пропускает через себя наружу грозный поток. И тогда…

Кит сейчас ничуть не стыдился присутствия сестренки. Ведь даже великий воин Ахилл, не стыдился прилюдно рыдать об убитом друге — Патрокле. И она, Анна, способная объять необъятное, саму Вселенную, сирота планетарного или даже вселенского значения, могла сейчас перенять, может быть, главное, чем обладают земляне попроще, без таких, как у неё, гиперсуперультраспособностей и талантов.

— Тебя одного оставить? — услышал Кит тихий и, очень к месту, не участливый, а деловитый голосок сестренки. — Или тут с тобой посидеть.

Она всё схватывала на лету.

— Как хочешь… — выдавил из себя Кит… и вовремя догадался, что же ей самой нужнее: — Лучше посиди.

Анна присела рядом, прижалась плечом — девочка, способная подпереть плечом планету… способная при угрозе взрыва Солнца или иной вселенской катастрофы создать мир, счастливую копию Земли, и перенести туда всех ее обитателей, спасти их… но, увы, не способная спасти человека от самого себя, от душевной боли — от этой, как уверяют ученые, электрохимической иллюзии, создаваемой… ну, сотней-другой крохотных нейронов-крокозябр… иллюзии, не имеющей никакого физического значения даже в масштабах тридцати кубометров воздуха, заключенных в маленькой комнате.

…Анна осторожно потянула куртку к себе. Кит, удивившись, отпустил ее… и вдруг разом успокоился. Анна поднялась, открыла дверь шкафа и по-хозяйски повесила куртку на вешалку, а потом закрыла дверь.

— Поднимись, — сказала она.

Кит — весь промытый и вычищенный слезами внутри — поднялся с постели вдруг так легко, будто потерял вес.

Такими же уверенными движениями Анна сложила меченые княжеской кровью покрывало и пододеяльник… и тоже убрала их в шкаф. Она уже вела себя в этой комнатке, как в своей, по-хозяйски, и Киту ничуть не было жалко…

— А то сам забудешь убрать… — сказала она как бы про себя. — А мама вдруг увидит. Забеспокоится. Ты не папа, ты не вывернешься.

— Ага, — сказал Кит. — Спасибо.

Анна сверкнула вишневыми угольками глаз, как лайнер в далеком ночном небе — проблесковыми огнями:

— Нам пора, Кит.

— Ага… — И Кит спохватился, снова стал бормотать про опасности, которые грозят самой Анне: — Ты только поосторожней там… Жорж… ну, князь Георгий, он каким-то образом засёк… ну, то есть засечёт твой проход в наше время… Будет догонять. Стрелять в тебя… Я сам видел из самолёта.

— Ничего… — улыбнулась Анна. — Ты же знаешь, что не достанет… Все будет хорошо.

И Кит понял, что сестренке ведомы и самые таинственные тайны пространства и времени.

Сильные, но определенно не мужские руки схватили Кита за плечи и решительно толкнули-двинули вперед, из сиреневой завесы — во мрак и гул.

— Иди на место! Быстро, мальчик!

В первый миг Киту показалось, что толкает его сестрёнка, а что голос какой-то чужой — так она могла подобрать себе любой, подходящий моменту. Вот сейчас такой жесткий и взрослый.

Анна сказала, что он должен уйти в свое время первым, а она — спустя ровно две минуты три секунды и сколько-то там миллионных секунды… и уже без помощи граммофона.

Но на месте Анны за спиной Кита оказалась та самая стюардесса, успевшая набраться мужества. Это она толкала Кита обратно в полутёмный салон, где все пассажиры продолжали тупо сидеть с присосками-масками на лицах, словно в каком-то фантастическом фильме ужасов питали своим дыханием космического монстра, в брюхе которого, по несчастью, очутились.

— Да не упирайся ты! — злобно шипела в спину героическая стюардесса. — Сейчас разгерметизация будет — задохнешься, и я из-за тебя, придурка, погибну. Живо на место и надевай маску!

Судя по тому, что мама встречала его, развернувшись в проход, тем же панически-любящим-страдающим взглядом поверх маски, он, Одиссей времени, вернулся в свой родной мир, в свой родной век спустя не более пары-тройки секунд после того, как упал с небес в мертвецкие подмосковные сугробы восемнадцатого года.

— Не, разгерметизации не будет, — машинально бросил Кит через плечо. — Я починил вам самолет.

Стюардесса ничего не ответила, но почему-то сразу отпустила Кита: может, подумала, что он от шока спятил и теперь сам стал опаснее всякой разгерметизации.

Мама вцепилась в сына, втащила и впихнула его обратно в кресло. Одной рукой она ткнула ему в нос его болтавшуюся, как гадкое медузье щупальце, маску, а другой — приподняла с лица свою.

— Нельзя же так пугать, сынок! — мягко и почти безукоризненно… простите, без укора сказала она. — Ты что?

Вдруг Кита озарило, и он придумал отмазку в папином стиле… К тому же перед мамой-то нечего было стыдиться.

— Ма, да это я от страха чуть не обделался… Ну, и рванул в сортир… А по дороге отпустило.

— Ну, и зашел бы… раз уж пошел, — странно переменилась мама.

Кит и вправду пожалел, что не зашел перед дорожкой.

И тут он вспомнил самое важное… Он посмотрел на пол, под мамины ноги. Точно! Кредитная карточка валялась там. Всё, что он увидел в состоянии клинической смерти, было реальностью. Он успел тогда побывать везде, куда позвала душа.

Кит нагнулся за карточкой, поднял её.

— Ма, потеряла, — сказал он.

Мама так смешно пробулькала «спасибо» в этой дурацкой маске…

Через десять минут экипаж пришел к выводу, что самолету больше ничего не грозит. Тревогу отменили, включили свет. Кит тоже отменил тревогу, решив, что удачно прорвался и на этот раз. Он развалился в кресле включил музыку и стал ловить кайф, думая о самом крутом сувенире, который он сейчас везет в багаже… Самый большой чемодан был мамин, а сестрёнка хвасталась, что может жить в чемодане, значит…

И ловил Кит свой законный суперкайф, пока не похолодел и не схватился за карман. Голограмма-фотография сестренки была там, а коммуникатора не было! Он вынул его дома неделю назад и забыл взять с собой!.. Ну, физически никакого парадокса случиться не могло. Эта масса оставалась в пространстве вселенной — и теперь она, наверно, лишь виртуально соединилась сама с собой, перестав существовать как бы в раздвоенном состоянии.

Коммуникатор ждал Кита дома на его столе, а сам он только помолился, чтобы мама не попросила его, когда сядут, позвонить папе… Впрочем, снова нашлась легкая, а главное, правдивая отмазка — зарядка села… и тут же отвертеться как-нибудь… скорее отпроситься в сортир, опять же.

Посадка прошла нормально, только на выходе из самолета — а выпускали только из передней двери — всех не сажали сразу в автобусы, а стали пропускать через странный большой автобус с тонированными стеклами. При том — по одному… А ещё Кит увидел на взлетно-посадочной полосе две пожарных машины и полдюжины беленьких машинок «скорой помощи».

Кит не удивился. А мама всему удивлялась, бледнела, но ничего не говорила.

И так было с другими пассажирами. Они входили в таинственный автобус такие же удивленные и снова, как в полете, побледневшие, а выходили — через полторы-две минуты — на вид успокоенные, но слегка удрученные.

— Я пойду первой, — шепотом мама. — Выясню, что там. А потом дам знак — ты поймешь, что делать.

Народ впереди стоял молча, ожидая неизвестной участи. Но пока еще никто в темном автобусе не сгинул бесследно.

Когда подошла их очередь, задняя дверь в очередной раз открылась, и вежливый мужчина в сером костюме жестом пригласил маму внутрь. Она сжала руку Кита, отпустила и пошла. Двери за ней закрылись. Неизвестная процедура прошла в штатном режиме: спустя минуту мама вышла из передней двери живая и невредимая. Она улыбнулась подбадривающее, ткнула пальцем себя в сердце и так махнула рукой, будто беззаботно выбросила сердце на взлётную полосу.

Кит не понял. А соображать уже было некогда — пригласили и его.

Внутри освещенный холодным неоновым светом салон напоминал какой-то передвижной исследовательский центр. На стеллажах были компактно выстроены разные приборы, мониторы и всё такое. «Экипаж» состоял из трех человек. Были они, однако, не в белых научных халатах, а в строгих костюмах и при галстуках… Легко было догадаться, что это люди в сером, а не в черном.

Главный обратился к Киту предельно учтиво, по имени-отчеству, не глядя в его паспорт, словно уже знал всех пассажиров по фотографиям, а потом участливым тоном выдал заранее подготовленный текст: мол, Киту, как и другим пассажирам, посчастливилось увидеть в полете неординарное НЛО, но кое-какие детали этого события могут составить государственную тайну и поэтому его, Никиту Андреевича Демидова, человека, хоть и несовершеннолетнего, но несомненно ответственного гражданина Российской Федерации, настоятельно просят дать подписку о неразглашении.

Люди-В-Сером даже изумились тому, с какой радостью Кит откликнулся на это предложение.

Потом у Кита попросили отдать под подписку и обещали вернуть в целости фотоаппарат или мобильник, на которых секретный феномен мог быть запечатлен. Кит, слегка поежившись, признался, что свой мобильник умудрился где-то посеять… И похлопал себя по карманам… И тут же понял смысл маминого жеста: «Отдай им коммуникатор, не жмись! Мы тебе новый купим!»

Люди-В-Сером проверили честность Кита с помощью металлоискателя и рамки и отпустили, пожелав удачи… а ею Кит в тот час и сам мог с кем угодно поделиться.

В обычном аэропортовском автобусе мама даже не спросила про коммуникатор — видно, пожалев сыночка, у которого плохие дяди отняли любимую игрушку. И этому деликатному маминому молчанию Кит тоже был несказанно рад… Радость была подслащена сознанием того, что шикарная фотография летящей в облаках помещичьей усадьбы у него прикопана-таки дома и папе он ее покажет…

Ни одного деньрожденного или новогоднего подарка Кит так трепетно не ожидал в своей жизни, даже в самом далеком, райском детстве, как мамин чемодан у гудящего транспортера выдачи багажа. И когда он появился, Кит метнулся к нему, как тигр из засады — на добычу, схватил, попытался бережно приподнять и… что? Удивился его легкости. То ли сердобольная сестренка что-то сделала с гравитацией, — закралась такая мысль, — то ли выкинула еще в полете, как ненужный балласт, все мамины вещи.

Папа встречал своих путешественников с видом главного действующего лица в мировом заговоре, начавшем осуществляться в эту самую минуту…

Кит, отпустив заветный чемодан, собрал в свои могущественные кулаки всю свою волю и пропустил маму вперед — к папе. Они чудесно обнялись, чмок-чмок и всё такое. «Как долетели? Что-то, Светик, ты бледная…» «Без проблем. Была небольшая турбулентность, потрясло немного — вот и всё». Похоже, мама как суперсознательная гражданка дала самую честную подписку о неразглашении. А Киту, кстати, тоже можно было честно ничего не говорить.

Он сунулся к папе, боднул его по привычке лбом в грудь и вместо «привет» выпалил тихо:

— Как Лиза?

— Всё окей, — сообщил папа всему миру, похлопал сына по спине, и уже только ему одному шепнул в ухо, склонив голову: — Вчера из реанимации в интенсивку перевели. Всё под контролем… Ты знаешь, она жутко запала на клубничный йогурт, лопает паллетами. Завтра сам понесешь.

У Кита ком благодарности горло заткнул, а глаза не слезами, а каким-то теплым клубничным йогуртом заплыли.

— Спасибо, па.

— Вы чего тут при мне шепчетесь? — заметила мама неладное и рассердилась балла на три по двенадцатибальной шкале вулканического гнева Везувия.

— Ничего, Светик, у нас тут маленькое мужское пари было, — как всегда умело вывернулся папа. — Кит проиграл.

Как известно, мужские пари женщинам не интересны, если только не проигрываются семейные денежки. Проигрыш Кита ничем не угрожал семейному бюджету, и мама успокоилась:

— Вот пусть окна вымоет… С мая обещает.

— Ага, ма, как только, так сразу, — радостно и безоговорочно подписался Кит и под этим обязательством.

Папа сам загрузил в багажник мамин чемодан. Он при погрузке приподнял бровь и удивленно посмотрел на Кита. Видно, он тоже отметил несколько бутафорский вес внушительной клади.

Кит первым кинулся на переднее сиденье. Мама не стала оспаривать своего законного места. Она села позади своих мужчин… а потом просто легла на бок и поджала под себя ноги.

— Мальчики, я полежу. Ладно?

Полётные переживания доконали маму Свету.

— Ага, мам! Мы тебя разбудим, если что, — радостно пообещал Кит.

Ему не терпелось еще пошептаться с папой о том, о сём.

Отъехали от Домодедово…

Кит мужественно потерпел несколько минут, ожидая, что мама и вправду заснёт.

Наконец, решил, что пора. Но начал с другого:

— Па, ты чего тогда в замке гвоздём ковырялся?

— А ты откуда знаешь?! — поразился папа.

— Считай, что во сне видел.

— Не хватало, чтоб у тебя еще ясновидение открылось, — недовольно пробурчал папа. — Терпеть не могу все эти экстрасенсорные способности. От лукавого они… Ну, кроме наших, конечно, которые генетически обусловлены… А ты сам сообразить не можешь? Я ж ключи тогда не взял… Мы же в окошечко вылетали, как Маргарита у Булгакова… Пришлось эМЧеэС вызывать, не твой же разрушитель использовать… Из пушки по воробьям!

«Я знаю, что смерти нет», — хотел было сказать Кит, но не решился — пришлось бы рассказать папе, как он умер и был воскрешен…

Уж лучше потом. И он решил перейти к делу.

— Она в чемодане, — горячим шепотом начал он с банальности.

— Спасибо, что дал подсказку зала, — озорно ухмыльнулся папа. — А то я уже думал взять «звонок другу».

— Что будем делать? — не постеснялся Кит признаться в полном отсутствии плана.

Ему было жутко интересно, какую изысканную интригу, наверняка, уже затеял папа. И папа не подвёл.

— Я вот тут думаю. Китон… А не удочерить ли нам заодно и твою прелестную княжну.

— Как это?!

Если бы сейчас вылетела Киту в лицо подушка безопасности — эффекту было бы меньше.

— Ну, мы ж не знаем, когда её удастся отправить, расписания поездов у нас нет, — резонно заметил папа. — Это твой недочет. Ты не раздобыл важные разведданные… Одним словом, сынок, тебе придется смириться с тем, что в твоей комнатке будут некоторое неопределенное время жить-поживать две экзотические девочки. Возможно, одна из них по врожденной скромности предпочтет чемодан, это входит в список ее прав человека… И как ни странно, сынок, сейчас я больше беспокоюсь за тебя, чем за маму. Ее здоровый материнский инстинкт убережет ее от невроза… К тому же она всегда мечтала о дочке, да вот как-то не вышло… Мы справимся. А вот ты… Ты готов стать Большим Братом в этом очаровательном и безумном курятнике?

Кит сидел, как пришибленный пустым мешком. Вот это интрига, так интрига!

— К тому же учти, к нам будет наверняка наведываться полиция. И еще какие-нибудь службы, занимающиеся всякими Маугли… Меня уже три раза вызывали, заново расспрашивали. Эта девочка, сам знаешь, на потерявшуюся наркоманку из посёлка Кошкопропащино совсем не похожа.

— Ну, ты скажешь, па! — аж взвился Кит.

Папа Андрей — большой психолог. Он знал, что немного рассердить Кита — значит, привести его в чувство.

— В общем, будь готов, Китон.

— Всегда готов! — выдал Кит условный рефлекс.

— Это радует, — кивнул папа… и оказалось, что у него наготове еще одна интрига: — И еще я думаю, что нам сейчас нужно завернуть на одну тихую, красивую полянку и подышать свежим воздухом.

— Это зачем? — разумеется, не просёк Кит.

— Я же говорю, подышать свежим воздухом… отдышаться после такого нелёгкого полёта. Вон, посмотри, какая мама бледная. Ей обязательно нужен сейчас экологически чистый воздух. У меня тут в кустах прикопано его кубометров двести.

И папа вдруг завернул с шоссе на второстепенную двухрядную трассу, а с нее — прямо на лесную дорогу.

Пока Кит дотумкал только до того, что папа, задумав какой-то особый сюрприз, заранее разведал месторождение свежего воздуха…

Наконец, показалась и полянка — кругленькая такая, зелененькая, симпатичная, залитая солнцем. Папа не стал выезжать на середину, чтобы не портить экологию, а аккуратно развернулся на грунтовой дороге, подал к полянке задом и остановил «Рено», так расхваленный некогда князем Георгием.

— А?.. Что?.. Уже приехали?.. — пробормотала мама, приподнимая голову и продирая глаза.

— Сейчас, Светик. Подожди минутку, — откликнулся папа и дал глазами страшный приказ Киту: «Живо выходи!»

Они выскочили из машины одновременно. И папа сразу обошел ее и встал сзади, у багажника.

— Всё еще тормозишь? — спросил он сына.

— Ну, никак не врублюсь, па, — с радостью признал Кит, предвкушая гвоздь программы.

— Надо показать маме наш фейерверк, пока она еще не пришла в себя, — сказал папа и многозначительно указал пальцем в небо. — Усталость. Незнакомая обстановка. Реакция будет не такой бурной… К тому же на свежем воздухе быстрее придет в себя. А дома это был бы конец света. Дома без «скорой» и «пожарной» не обойдется. Согласен?

— Ага, — только и выговорил Кит.

— Если мы будем вместе с твоей сестрёнкой косить под что-то правдоподобное, мама упрется, и у нас всех будут проблемы. Пора маму брать в команду и приучать к чудесам.

— Пора, — горячо поддержал папину идею Кит.

— Нашатырь я взял, — сказал папа и достал из кармана пузырёк. — На крайний случай, пункт неотложной помощи тут недалеко. Кажется, я всё учёл. Да, сынок?.. Прикинь своим математическим умом. Всё?

— Па! Я просто в шоке, — только и смог, что в очередной раз восхититься своим папой Никита Демидов.

Если папа и не был уникальным сборщиком миров, то все же, без сомнения, его нужно было признать великим и ужасным сборщиком интересной жизни!

— Но смотри, факир, если ее там нет…

Кит выпалил было «ЕСТЬ!», но вдруг как-то замер и привычным образом похолодел под ярким летним солнцем. А что если и вправду нет!

— …весь наш цирк обанкротится, — закончил папа мысль и постучал пальцем по капоту.

Вдруг из-под него донесся странный звук — будто звякнул маленький гонг.

Папа не удивился, а просто заинтересованно склонил голову на бок и спросил сына:

— Это что? «Войдите»? Или «Занято»?

— А давай посмотрим, па, — с замиранием сердца предложил Кит.

Оба вместе вынули чемодан и поставили его посредине поляны.

— Что вы там делаете, мальчики? — донесся из машины сонный, уставший голос мамы.

— Теперь ты будешь ловить! — шепнул папа Киту и крикнул: — Светик, выйди, пожалуйста, на минутку. Подыши. А то бледная очень.

Мама зашевелилась на сиденье, вылезла из машины и нетвердой походкой двинулась к своим мальчикам, щурясь от солнца и безоружно улыбаясь.

— Что вы тут затеяли, мальчики? — немного удивленно, но от усталости смиренно вопросила она, увидев свой большущий чемодан в центре полянки. — У вас вид, как у вокзальных воров, прихвативших чемоданчик. Чего это вы?

— Скажем маме всё, как есть? — громко и как можно более весело спросил папа у Кита.

— Всё, как есть, — утвердил Кит.

— Как на духу?

— Как на духу!

— Фотография у тебя? — уверенно спросил папа.

— У меня, — схватился Кит за грудь.

— Покажи маме.

Кит торжественно вынул голограмму и протянул маме Свете.

Мама Света взяла — и сразу удивилась. Но, как и предполагалось, удивилась не сильно:

— О, какая качественная голограмма! И девочка интересная. Кто это?

— Кит, это должен сказать ты, — твердо скомандовал папа.

— Мама, знаешь, у меня нашлась сестрёнка, — с места в карьер рванул Кит и краем глаза поймал реакцию папы: «Молодца!». — Не совсем, типа, родная, но всё же…

И стал тормозить.

— Что значит «сестрёнка не совсем родная»? Что за термин такой? — недоуменно пробормотала мама, опять же, в соответствии с планом мужчин, не впадая в шок.

Кит понял, что ему больше сказать нечего… и что надо вызывать на помощь баллистическую ракету класса Земля-Вселенная.

— Ань, выходи, а! — позвал он громко…

…и пережил секунду ужаса-ужаса-ужаса, успев представить себе фиаско и убийственную тишину в зале.

Скромный выход напоминал бы появление нелегального мигранта, пробравшегося в чужую страну контрабандой… Наверно, Анна понимала это, хотя, конечно, в каких-то иных, недоступных нашему пониманию образах.

БАХ!

Вспышка сверхновой! Порыв теплого воздуха. Разлетающиеся, как конфетти, по всей поляне мамины шмотки. Маленькая, фантастически красивая радуга… а в ней, стоя на дне распахнувшегося, как волшебная шкатулка, маминого чемодана, восстала она… Словно пеннорожденная Афродита… Но, по счастью, не обнаженная, как на картине Боттичелли, а скромно приодетая в светленький летний сарафанчик с мелким цветочным узором (незабудки и дикие гвоздички) — точно такой же, как у мамы, только на несколько размеров меньше…

Кит мог поклясться, что увидел даже зажившую ссадину на ее коленке.

— Здравствуйте, Светлана Дмитриевна. — Голосок, как тот гонг-колокольчик. — Извините за неожиданное вторжение…

И вдруг она замолкла и умоляюще посмотрела на Кита, зовя его на помощь.

— Мальчики… что это за чудесный фокус такой? — робко спросила мама своих мальчиков, явно не веря своим глазам. — Откуда она…

— Лови! — закричал папа, хотя стоял рядом с мамой…

Но самое удивительное, что успел подхватить маму не он… Десятой долей секунды спустя мама повисла в свежем воздухе лесной полянки над руками так же невесомо воспарившей Охотницы За Мирами.

— Я бы много отдал за то, чтобы вот так носить на руках нашу маму, — невозмутимо заметил папа…

…и протянул дочке Ане пузырёк с нашатыркой.

Кит переглянулся с сестрёнкой. Озорно сверкнули ее вишенки-угольки…

В этот миг Китвнутренним взором увидел всех, всю свою команду — и княжну Лизу, потихоньку оживающую в больнице Склифосовского, и сестренку Аню… как она недавно таилась в мамином чемодане… и князя Георгия, гордо стоящего на капитанском мостике «Лебедя», что курсирует где-то, по волнам белоснежных облаков… и Александра Македонского, пронзающего подземную магму своим полководческим взором.

Картина была такой сверхпространственной и яркой, что Кит испугался: так, сверхчувственно, он видел свою родную вселенную, только когда побывал на том свете… Но здесь ослепительно светило и крепко пригревало летнее солнце, пахло травой и лесом, доносился гул шоссе.

В этом времени, родном веке Кита, дедушка Вольф предрекал ему передышку — на год с небольшим… Вроде как переменку перед новым трудным уроком. Нет уж! Никакой переменки не предвидится, не то, что каникул! И вообще, в войне Добра со Злом перемирий не бывает.

И ОТДЕЛЬНОЕ АВТОРСКОЕ СПАСИБО: Анне и Александре Герасимовым и Алле и Григорию Кравчукам (половина из них — крестники автора) за важные замечания и предложения, которые придали новой истории более изысканную и совершенную огранку…