Таркин

22. ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ

ИМПЕРАТОР, ВЕЙДЕР И ТАРКИН — вновь образованный темный триумвират Империи — встретились наедине в зале наверху башни. Император сидел в своем привычном кресле, Таркин расположился за столом напротив. Вейдер продолжал стоять, как обычно поступал в присутствии учителя. Со времени атаки на конвой прошло три недели, большую часть которых Таркин посвятил допросам захваченных в плен заговорщиков и их сообщников, при некоторой помощи со стороны Вейдера и специалистов ИСБ. В процессе расследования никто не умер, хотя впоследствии всех тайно казнили. ИСБ выступала за то, чтобы устроить из их казни публичный спектакль, но Император в конце концов отверг эту идею, хотя бы затем, чтобы не делать из мятежников мучеников. Подробности смерти Рансита тоже стали тщательно охраняемой тайной, даже среди руководства разведки. Но большинство поняли намек: ни звание, ни должность не гарантировали привилегий или освобождения от ответственности.

Незаменимых не существовало.

— Ясно, что он чувствовал себя обделенным, — объяснял Таркин Императору. — Сначала он вынужден был разочаровать своих бывших агентов на Антаре-4 из-за ссоры между Военной разведкой и ИСБ, а потом лишился должности командира Сторожевой базы, что воспринял как понижение за недовольство действиями Империи на спутнике готалов.

— Значит, заговор начался с него? — спросил Император.

— В некотором смысле, — кивнул Таркин. — Ему сообщали по тайным каналам о попытках заговорщиков добыть запрещенное вооружение, конфискованную технику сепаратистов и глушители связи. Однако когда он узнал, что потенциальные покупатели — бывшие агенты Республиканской разведки, он упростил им доступ к имперским складам и арсеналам.

— С работниками складов и мусорщиками, которые снабжали заговорщиков, уже покончено, — заметил Вейдер. — Так же как и с несколькими учеными с Дальней базы, нарушившими условия подписки о неразглашении.

— Мы также определили, — продолжал Таркин, дождавшись, когда Вейдер договорит, — что их корабль был собран на верфях в секторе Баджик, которыми совместно владели и управляли синдикат «Тенлосс» и нижестоящие члены синдиката «Краймора». Кроме них, наши агенты обнаружили две тайные базы в других местах Внешнего Кольца, давно заброшенные. Однако нам удалось выяснить местонахождение некоторых причастных и ликвидировать их.

— Хорошо, — кивнул Император. — Пусть это послужит уроком для всех. — Прищурившись, он посмотрел на Таркина. — Включая того, кому, судя по всему, удалось сбежать.

— «Охотник за головами» нашли на Кристофсисе, — сообщил Таркин, невольно занимая оборонительную позицию.

— Вы уверены, что этот истребитель принадлежал Теллеру? — спросил Вейдер.

— Там повсюду его генетические отпечатки, — ответил Таркин.

— Столь опытный офицер разведки, как Теллер, не стал бы просто бросать корабль, а тем более оставлять свои отпечатки, — заметил Вейдер и после некоторой паузы добавил: — Фактически он оставил нам свою визитную карточку.

— Залег на дно, — сказал Таркин.

Вейдер пристально посмотрел на него:

— Вы сами верите в это не больше, чем я.

— Пожалуй, — вздохнул Таркин. — Остается вопрос, кто финансировал корабль, дроидов и прочую технику. Есть свидетельства, что Рансит сыграл свою роль в выделении средств из тайного бюджета Флотской разведслужбы, но расследование продолжается. К этому могут быть причастны и другие.

Император раздраженно махнул рукой:

— Кто собрал вместе тех злоумышленников? Рансит?

— Нет, к этому он не имеет отношения, — ответил Таркин. — Похоже, идея исходила от Ноттса или Теллера, или, возможно, они с самого начала действовали сообща. Но Рансит мог предоставить имена тех, кто находился в списках разыскиваемых ИСБ за подстрекательство к мятежу или саботаж. Этим вполне может объясняться, каким образом членом их ячейки стал инженер мон-каламари, хотя, возможно, Артоз работал на Дальней базе, когда Теллер был там главой службы безопасности. Именно благодаря мон-каламари они так легко управлялись с «Гиблым Шипом» и знали путь следования конвоя.

— Но о боевой станции они не знали, — сказал Император.

— Нет, мой повелитель, — подтвердил Таркин. — О некоем имперском проекте в системе Джеонозис известно многим, но мобильной боевой станции ничто не угрожает.

Император сплел пальцы и долго молчал.

— Я над этим подумаю.

— Конечно, мой повелитель, — кивнул Таркин. — Для Рансита план заключался лишь в том, чтобы позволить заговорщикам атаковать несколько имперских баз. Он пообещал им Кариду, но в его намерения вовсе не входило допустить, чтобы они обстреляли имперскую академию. По сути, он пытался предать их еще раньше, выведя из строя «Гиблый Шип» в системе Нуана, но мятежникам удалось бежать.

— Какой смысл был мятежникам атаковать академию?

— Нападение стало бы намеком для потенциальных новобранцев, — объяснил Таркин. — Но естественно, главной их целью все это время оставался конвой. Они рассчитывали, что Рансит пойдет на все, чтобы отвести от себя любые подозрения, как это было во время Войн клонов. Отсюда и все перемещения и переброски кораблей. Мы подозреваем, что у заговорщиков имелся также небольшой перечень второстепенных целей и они следили за передвижениями кораблей, которые совершал Рансит. Когда он, сам того не желая, реализовал их надежду на то, что конвой с грузом для боевой станции останется относительно беззащитным, они приняли решение.

Таркин замолчал, увидев едва заметную улыбку на губах Императора. Знал ли он с самого начала о планах Рансита и мятежников? Не стали ли события последних недель всего лишь проверкой способностей Таркина раскрыть заговор и успешно работать совместно с Вейдером?

— Помимо того, что Рансит планировал предать двоих, с которыми вместе работал во время Войн клонов, — продолжал Таркин, — он перехитрил камеры наблюдения Флотской разведслужбы, а также сумел одурачить как заместителя директора Айсона, так и вице-адмирала Скрида.

— Возможно, мне все же следовало присвоить ему звание моффа, — с неприкрытым сарказмом заметил Император. — Он мог сделать выдающуюся карьеру, если бы его не погубили собственные амбиции.

— Мой повелитель, — натянуто улыбнулся Таркин, — тот факт, что вы сочли разумным повысить меня, явно поспособствовал его планам. Так сказать, сравнять счет.

— Разве это не ирония судьбы, — кивнул Император, — что его попытки повысить собственный статус в итоге пошли на пользу столь многим его мнимым соперникам?

И это действительно было так. Флотская разведслужба вновь вошла в состав Военной разведки, а полковник Вульф Юларен занял место Рансита в должности заместителя директора; Харус Айсон был переведен в Убикто-рат, адмирал Тенант стал главой Объединенного командования, Мотти, Тагге и остальные тоже удостоились подобного продвижения по службе... Главным облегчением для Таркина стало повышение Юларена, поскольку он опасался, что Император может назначить на бывшую должность Рансита его самого.

— Нам нужно укрепить свою власть над Внешними системами, — продолжал Император. — И за это будете отвечать вы, мофф Таркин. Или мне следует сказать — гранд-мофф Таркин?

Таркин удивленно уставился на него:

— Гранд-мофф?

— Первый во всей Империи. — Император развел худыми руками. — Разве не вы предложили создать над-сектора и управление надсекторами как средство усиления нашей власти?

— Да, мой повелитель.

— В таком случае ваше желание исполнилось. Внешнее Кольцо полностью ваше — и вместе с ним, гранд-мофф Таркин, весь проект мобильной боевой станции.

Таркин поднялся с кресла и низко поклонился, искренне демонстрируя покорность:

— Я вас не подведу.

Подняв взгляд, он увидел, что Император подался вперед в кресле.

— На вас ляжет огромная ответственность, — сказал Император, растягивая слова. — Ибо, как только боевая станция начнет работать в полную силу, вы станете обладать самым могущественным оружием во всей Галактике.

Таркин перевел взгляд с Императора на Вейдера и обратно:

— Вряд ли мне придется им воспользоваться, мой повелитель.

Учитывая, что Император создал титул гранд-моффа специально для Таркина, для того это стало не столько повышением в звании, сколько возвышением в глазах остальных. Так или иначе, из этого не делалось никакой тайны, за исключением всего, что касалось руководства строительством боевой станции, и пока он в течение двух недель после встречи с Императором и Вейдером оставался в галактической столице, его чествовали и поздравляли везде, где бы он ни появлялся.

Он дал пространные интервью ведущим средствам массовой информации по всему Ядру, объявив о своем намерении отправиться в путешествие по основным системам Внешнего Кольца, начиная со своей родной Эриаду. Никто из интервьюеров не расспрашивал его о том, где он провел последние три года, и никто не упомянул Антар-4. Казалось, будто послевоенные события, случившиеся на спутнике готалов, стали древней историей — или мифологией. Недавние атаки на базы во Внешнем и Среднем Кольце, так же, как и ходившие по Голосети видеозаписи, сочли частью имперского плана по искоренению ячеек мятежников.

Цитировались слова Таркина:

«Фактором, во многом приведшим к поражению Республики, стала на самом деле не война, но необузданный эгоизм. Свойственное начатому нашими предками политическому процессу стремление к самообогащению в течение долгих веков лишь росло и ширилось, в конечном счете развратив и ослабив политическое руководство. Достаточно вспомнить корыстные цели планет Ядра, неустанно эксплуатировавших Внешние системы ради ресурсов, сами Внешние системы, которые разрушило изнутри пренебрежительное отношение к контрабанде и рабству, тщеславных членов Сената, которых интересовал лишь собственный статус и возможность обогатиться.

Причина, по которой наш Император сумел преодолеть все невзгоды, которыми сопровождались последние годы Республики, и остаться у руля во время катастрофической войны, охватившей всю Галактику, заключается в том, что его никогда не интересовало ни собственное положение, ни самовосхваление. Напротив, он приложил все усилия, чтобы объединить Галактику и обеспечить благосостояние множества населяющих ее народов. Теперь же, после того как введено управление секторами и надсекторами, у нас появилась уникальная возможность отплатить долг Императору за его десятилетия бескорыстного служения, сняв с его плеч часть бремени. Разделив Галактику на регионы, мы на самом деле достигаем отсутствовавшего прежде единства; если раньше мы служили различным интересам, то теперь служим одному властителю и одной цели — создать сплоченную Галактику, где процветает каждый. Впервые за тысячу поколений наши губернаторы секторов будут трудиться во имя того, чтобы сделать жизнь лучше не только на Корусанте и планетах Ядра, но и в звездных системах, составляющих каждый сектор, — обеспечивая безопасность космических путей, поддерживая открытую и доступную связь, гарантируя надлежащее взимание налогов и направление их на совершенствование инфраструктуры. Точно так же Сенат будет состоять из тех, кого заботит не собственное богатство, но лучшая жизнь на планетах, которые они представляют.

Подобный смелый взгляд в будущее требует не только совместных усилий тех, кто обладает безупречной репутацией и опытом справедливого правления, но и обширных вооруженных сил, задача которых заключается в поддержке соблюдения законов, необходимых для обеспечения галактической гармонии. Кому-то может показаться, что введение всеобщих законов и повсеместное развертывание тяжеловооруженных войск — шаг к галактической диктатуре, но подобные действия предпринимаются лишь с целью защиты от вторжений, рабства, эксплуатации или подстрекательств к мятежу, а также соответствующего наказания виновных. Считайте наши новые войска не незваными гостями, вмешивающимися в чужие дела, но стражами, защищающими умиротворенную и процветающую Галактику, какой видит ее Император».

В прессе эти слова называли «доктриной Таркина», и ряд комментаторов высказывал мнение, что, возможно, ему суждено стать новым голосом Империи.

Таркин постоянно встречался с сенаторами, представлявшими звездные системы, над которыми он теперь имел власть. Большинство, похоже, вздохнуло с облегчением, узнав, что теперь они подотчетны ему, а не Императору или Правящему совету, но он ясно дал понять каждому, что не потерпит подстрекательств к бунту или антиимперской пропаганды и не намерен проявлять ни малейшей жалости к ослушавшимся.

Кроме того, Таркин встретился с Объединенным командованием армии и флота, а также с директорами и высшими офицерами разведывательных служб. С их помощью он сменил большую часть ключевого персонала на Дальней базе, а также откорректировал графики поставок и пути конвоев. Он также санкционировал переаттестацию всех ученых и специалистов, установив новые требования как к режиму секретности, так и к безопасности, и распорядился, чтобы никакие конвои не отправлялись без надлежащей охраны. К немалому недовольству бесчисленных обитателей систем вдоль транспортных путей, он ограничил доступ к Голосети, предоставив его лишь службам Империи. Население этих планет восприняло его действия как начало завоевания Империей Внешнего Кольца.

В системе Джеонозис он ввел правила, ограничивавшие контакт работников — как подрядчиков и вольнонаемных, так и рабов — с остальной Галактикой. Отпуска были отменены, а связь любого рода строго контролировалась. Он усилил Сторожевую базу и перевалочные станции, а также направил патрульные флотилии в ближайшие системы и послал своих самых доверенных офицеров на поиски пиратов и контрабандистов, приказав уничтожать их на месте.

В дополнение к своей новой должности он разработал серо-зеленую форму с широким поясом и стоячим воротником; на груди кителя красовались четыре кодовых цилиндра и обозначавший звание знак из двенадцати разноцветных квадратов — шести синих над двумя тройками красных и золотых. При любых контактах с Императором его именовали гранд-моффом, но в обычном общении с военными за ним сохранилось почетное звание губернатора.

Завершив свои дела на Корусанте, Таркин отправился из Ядра в сектор Большая Сесвенна на борту «Исполнительницы», ставшей теперь его личным кораблем. «Это самое меньшее, чем Империя может компенсировать утрату „Гиблого Шипа“», — сказал Император, передавая ему звездный разрушитель. Помимо тысяч военных и специалистов, составивших экипаж огромного корабля, он получил личную охрану из тридцати двух штурмовиков, сопровождавших его повсюду, куда бы он ни направлялся, — по крайней мере, когда он им это позволял.

По прибытии на имперском челноке в космопорт Фелар его приветствовали радостные толпы, представители прессы и военный оркестр. В столице Эриаду он посетил родных и старых друзей, а также дал новые интервью. Местный губернатор, оказавшийся его родственником, вручил ему ключи от города и устроил парад в его честь. Во время пребывания в своем бывшем доме он позировал скульптору, которому поручили создать статую для установки на главной городской площади.

Прежде чем покинуть родную планету, Таркину оставалось совершить лишь одну, последнюю миссию, и ему с некоторым трудом удалось убедить свой отряд телохранителей, что он должен в одиночку предпринять нечто вроде личного паломничества. Штурмовикам это не понравилось, ибо их долгом было защищать его, но они все же уступили, поскольку он собирался побывать на земле предков. Не считаясь с тем, что его могли подстерегать наемные убийцы, Таркин не стал делать тайну из своего путешествия и утром отправился на плато на старом аэроспидере, которым уже много лет не пользовался никто из обитателей семейного имения. Едва покинув пределы столицы Эриаду, он позволил себе расслабиться, вспоминая ежегодные путешествия на плато, которые совершал в юности. Даже его одежда напоминала ту, что он носил в те годы, и больше подходила охотнику или следопыту, чем имперскому гранд-моффу.

Когда после нескольких часов неровного полета перед Таркином появилось плато и окружавшая его вулканическая местность, он почувствовал себя так, как не чувствовал никогда прежде, ибо всегда носил эти места в своем сердце, куда бы ни забрасывала его судьба. Другие обвиняли его в бессердечии и бездушии, но это была неправда — просто душа его всегда пребывала здесь, в девственных краях его родного мира. Привязанность, которую он испытывал к этим местам, была из тех, что свойственна не любителям природы, а скорее тем, кто научился ее покорять. И он намеревался оставить здесь все таким, каким оно было всегда, — и животных, и буйную растительность, в качестве напоминания о власти, которую он над ними имел.

Таркин совершил несколько кругов над плато, наблюдая за стадами мигрирующих животных. День стоял солнечный и ясный, и он мог во всех подробностях видеть открывающийся перед ним пейзаж. Наконец он посадил древнюю машину в саванне, рядом с каменным холмом, на который собирался подняться, и отправился в путь пешком, заправив штанины в высокие сапоги и затянув на запястьях рукава легкой рубашки, чтобы защититься от полчищ жалящих насекомых. Добравшись до холма, он начал карабкаться по камням, перепрыгивая через расщелины и цепляясь пальцами рук и ног. Холм выглядел намного более одиноким без стаи его хранителей-вирмоков, но оставался священным местом — благодаря тому, что сумел здесь совершить юный Уилхафф.

Когда Таркин добрался до вершины, он тяжело дышал. Над камнями дул горячий ветер, от обсидианового озера у подножия Шипа отражался ослепительный свет. Таркин подумал было вскарабкаться на колонну, но понял, что теперь ему вполне достаточно постоять у ее основания, наслаждаясь воспоминаниями. Он провел так несколько часов, подобно вирмоку растянувшись на теплых камнях и не обращая внимания на жажду, и ушел, лишь когда начало темнеть, осторожно спускаясь среди камней, что оказалось несколько труднее, чем подъем. Стоило лишь поскользнуться, сделать неверный шаг или споткнуться...

Вновь оказавшись среди высокой травы, он двинулся назад по собственным следам, а затем, словно избегая скрытых среди стеблей препятствий, начал перемещаться зигзагами, приближаясь к аэроспидеру и уединенной лесной поляне позади него. Шорох его ног по траве смешивался с жужжанием и гудением насекомых, но ничто больше не нарушало тишину, кроме его собственного дыхания и едва слышного эха его шагов. Его отделяло от аэроспидера около пятидесяти метров, когда позади послышался треск ломающихся ветвей и удивленный возглас угодившего в ловушку человека.

Довольный собой, Таркин остановился, повернулся и направился к яме, которую сам выкопал много лет назад.

— Привет, Уилхафф, — сказал кто-то из высокой травы слева от него, прежде чем он успел дойти до ямы.

Из травы поднялся Джова — постаревший и сморщенный, с задубевшей кожей, но все еще полный энергии для своего возраста. Казалось, тридцать проведенных на Гиблом плато лет не причинили ему особого вреда. Раздвигая траву саванны загрубевшими руками, он двинулся навстречу Таркину, протягивая ему изящный бластер.

— Он его выронил, когда свалился в яму, — сказал старик. — «Вестар», кажется?

Кивнув, Таркин взял бластер, поставил на предохранитель и заткнул за пояс.

— Где его спидер, дядя?

Джова показал узловатым пальцем на восток:

— За деревьями. Я думал, он последует за тобой по склону холма, но он остался внизу, устроив себе небольшое гнездо в траве, а потом пошел по твоим следам, когда ты спустился и направился к кораблю.

Подойдя вместе к яме, они увидели на глубине около четырех метров Теллера, слегка оглушенного неожиданным падением. Когда их головы появились над краем, тот, прищурившись, поднял взгляд. К счастью для Теллера, когда-то торчавшие на дне ямы заостренные колья превратились в труху. Падение, однако, что-то повредило в его камуфляжном костюме, и он то сливался с трухой, то становился видимым невооруженным глазом.

— Я сделал все, чтобы облегчить вашу задачу, капитан, — сказал Таркин, назвав Теллера по званию, которое тот получил во время Войн клонов. — Я даже оставил своих штурмовиков в столице Эриаду.

— Весьма великодушно с вашей стороны, губернатор, — или мне теперь следует называть вас гранд-моффом? — Теллер попытался подняться на ноги, но тут же поморщился от боли и снова сел, разглядывая явно сломанную лодыжку. — Я знал, что вы идете по моему следу, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — но это неважно. Куда важнее, что я все-таки сумел до вас добраться.

— У вас было множество возможностей до меня добраться. Почему не тогда, когда мы были в воздухе? И почему с обычным ручным бластером, а не со снайперской винтовкой?

— Я хотел посмотреть вам в глаза, прежде чем убить.

— Вполне предсказуемо, капитан, — едва заметно улыбнулся Таркин. — И столь же бесполезно.

— Что ж, этот представитель ископаемых, вероятно, все равно меня прикончил бы, прежде чем я успел бы выстрелить, — усмехнулся Теллер.

— Вы абсолютно правы, — добродушно заметил Джова.

Они с Таркином отошли от ямы. Джова утоптал траву мозолистыми ногами, и они сели друг напротив друга.

— Тебя удивило мое появление, дед? — спросил Таркин.

Джова покачал безволосой, коричневой, словно орех, головой.

— Я знал, что ты рано или поздно вернешься. Мне пришлось обновить некоторые из твоих старых ловушек. Тебе повезло, что ты вспомнил, где именно их выкопал. — Он широко улыбнулся. — Хотя вряд ли тут дело в везении.

Таркин огляделся вокруг:

— Я помню те времена так, словно они были вчера.

Джова глубокомысленно кивнул:

— Я пытался быть в курсе твоей карьеры. Но уже года три или четыре почти ничего о тебе не читал и не слышал.

— Дела Империи, — пояснил Таркин, предпочитая более не распространяться. — Но все то, чего мне удалось добиться, — твоя заслуга как моего наставника. Обязательно напишу об этом в своих мемуарах.

— Меня вовсе ни к чему как-то выделять, — пренебрежительно махнул рукой Джова. — Предпочитаю вести жизнь призрака.

— Призрака плато?

— Почему бы и нет?

Поднявшись на ноги, Таркин вернулся к краю ямы:

— Как ваша лодыжка, капитан? Наверное, распухла?

Ему вполне хватило гневного взгляда Теллера.

— Стоит ли напоминать вам, что мы сражались по одну сторону во время Войн клонов? — сказал Таркин. — Мы сражались за то, чтобы не допустить раскола Галактики, и достигли своей цели. Но если для меня та война осталась позади, вы, похоже, продолжаете ее вести. Хотите, чтобы Галактика снова раскололась?

— Для вас она не осталась позади, — возразил Теллер. — Та война была всего лишь прелюдией к войне, которая всегда была на уме у Императора. Покорение сепаратистов стало лишь тренировкой перед покорением Галактики. Да вы и сами всегда это знали. А теперь вы намерены раздавить противника, прежде чем у него появится шанс организоваться.

— Это называется умиротворением, капитан.

— Это правление силой страха. Вы не просто требуете подчинения — вы творите зло.

— В таком случае зло — наше орудие.

Теллер пристально посмотрел на него:

— Что превращает человека в чудовище, Таркин?

— Чудовище? Это с какой стороны взглянуть. Скажу только одно — именно это плато сделало меня таким, какой я есть.

— Что строит Империя у Джеонозиса? — после некоторой паузы спросил Теллер.

Таркин изобразил легкую улыбку:

— Увы, капитан, вам не положено этого знать. Но я готов заключить с вами сделку. Уверен, вам не так-то просто будет выбраться из ловушки, в которую вы свалились, учитывая глубину ямы и вашу сломанную лодыжку. Но если вам это все же удастся, вы найдете свой бластер — прямо тут, на краю. — Он сделал вид, будто кладет оружие на землю. — Самые опасные хищники Гиблого плато появятся только к ночи. Они вас почуют, и... что ж, достаточно сказать, что вряд ли вам захочется долго тут задерживаться. Конечно, если даже вам удастся выбраться, до края плато путь неблизкий. — Подумав, Таркин добавил: — Скажу Джове, чтобы поставил ваш спидер у подножия плато. Если сумеете покинуть Эриаду живым, найдите меня, и я еще раз подумаю о том, что я говорил насчет Джеонозиса.

— Таркин, вы умрете страшной смертью, поскольку ничего иного не заслуживаете. Чем больше вы пытаетесь заставить других играть по своим правилам, тем больше они будут бунтовать. Я не единственный.

— Вряд ли вы первый, кто предрекает мне гибель, капитан, и я со всей определенностью могу предсказать вам столь же ужасную смерть. Ибо вы сидите в глубокой яме, покалеченный, и именно там я намерен держать других подобных вам.

— В таком случае, — одними глазами улыбнулся Таркин, — если я сумею сбежать, то сумеют и остальные.

Таркин посмотрел на него в ответ:

— Интересная аналогия. Посмотрим, как она воплотится в реальной жизни. А пока что — прощайте, капитан.

Когда Таркин вернулся к Джове, тот поднялся, показывая небритым подбородком в сторону ямы:

— Хоть у него и сломана лодыжка, он, похоже, вполне способен сбежать. Хочешь, чтобы я за ним последил? Может, даже кое о чем ему намекнуть, чтобы увеличить его шансы?

Таркин поскреб щеку:

— Что ж, это может быть интересно. Тебе решать.

— А если он сумеет уйти с плато целым и невредимым и доберется до спидера?

Таркин задумался.

— Зная, что он, по сути, на свободе — буду начеку.

— Хорошая стратегия, — улыбнувшись, кивнул Джова. — Мы еще не настолько стары, чтобы не научиться новым трюкам.

Космическая мобильная боевая станция парила на стационарной орбите над уединенным и негостеприимным Джеонозисом посреди скопища дроидов, грузовых кораблей и транспортов под охраной четырех звездных разрушителей и вдвое большего количества фрегатов. Глядя на нее изнутри системы или даже из астероидного пояса, еще больше изолировавшего планету от космических путей сообщения, можно было подумать, что у ярко освещенной планеты появился еще один маленький спутник. Все еще юной сферической станции только предстояло обрести черты, по которым ее станут узнавать спустя десятилетие. Оправа для фокусирующей линзы сверхлазера в ее северном полушарии напоминала металлическую воронку, кваданиевый корпус походил на мозаику из прямоугольных пластин, так что можно было заглянуть чуть ли не в самое сердце колоссальной конструкции. Лабиринт сооружений на ее поверхности и идущий вдоль экватора желоб пока оставались лишь в фантазиях.

Ко времени прибытия Таркина, завершившего свое путешествие по системам Внешнего Кольца, уже были установлены некоторые компоненты гипердвигателя, но станция была еще далеко не готова к прыжку в гиперпространство. Тем не менее работа над комплексом ее досветовых двигателей уже была завершена, и они готовились к испытаниям — хотя бы для проверки, насколько выдерживает сфера.

Руководившие проектом ученые и инженеры устроили Таркину продолжавшуюся неделю экскурсию но законченным частям станции, и все же он не увидел и половины. Его проводники показали ему из машины на репульсорах места, где предстояло установить генераторы защитного поля и лучей захвата, изложили свои планы по размещению трехсоттысячного персонала и экипажа, описали расположение орудий, причальных платформ и оборонительных башен, которые должны были усеять ее серую оболочку.

Таркин пребывал в зените славы. Если на мостике звездного разрушителя он чувствовал себя как дома, то здесь он ощущал себя в центре внимания. Станция казалась ему бескрайним неисследованным технологическим ландшафтом, неизвестным миром, ожидавшим его одобрения и его власти.

Хотя большая часть строительных работ велась в условиях малой силы тяжести, всенаправленные бустеры обеспечивали нормальную гравитацию в большой кабине у самой поверхности, где планировалось оборудовать главный мостик с выделенными рабочими местами для Таркина и прочих офицеров, зал для совещаний с круглым столом, пульт для связи по Голосети с Императором и ряды больших иллюминаторов. Именно там, в обществе проектировщиков станции и специалистов, Таркин отдал приказ запустить досветовые двигатели.

По сфере словно пробежала легкая дрожь — хотя Таркину показалось, что это могло быть лишь следствие охватившего его возбуждения, какого он не испытывал со времен своей юности. А затем станция медленно, с почти мучительной неповоротливостью, начала покидать стационарную орбиту, пока наконец не превзошла скорость вращения планеты, выйдя из тени Джеонозиса в открытый космос.