Таможня не дает

Аборигены

Мама мне рассказывала, как папа сделал запруду возле дома. Наш дом сложенный из готовых щитов, скрепленных болтами к вбитым в землю железным сваям. Короче как говорит папа трех комнатное бунгало. Рядом с домом стоит три ветрогона, еще папа в первый же год пристроил сарайку, и все это снесло взрывной волной, когда папа рванул заложенную взрывчатку, что бы не копать бассейн вручную. Долго потом мама вспоминала ему этот взрыв.

Теперь всегда была в доме вода и рыба и мне разрешали в этом пруду купаться чуть ли не с годовалого возраста. Папа спускал воду и ходил по пруду собирал рыбу, а я ползал за ним на четвереньках и то же пытался эту рыбу ловить.

Вот между нашим прудом и кромкой леса и расположилось полчище, двух войск, бабаев и слоняр. Между собой войска разделяла воздушная дорожка сантиметров тридцати. Ни те, ни другие не пересекали ее, и была она, прямя, как струна от нашего дома до леса. Вокруг дома у нас были нарыты подземные ходы, один из них уходил под речку и вёл в лес, можно было бы им и воспользоваться, но с той стороны реки стояли те, же самые и точно так, же не смешиваясь между собой.

— Чё им надо? Как они умудрились подкрасться так много и так близко их же не меньше тысячи. Маша пулемёты готовь, я подготовлю мины.

Пока папа готовился подключить мины расположенные на поле, а мама готовила пулемёты к стрельбе, я решил не мешать им и выйти во двор. Собственно, почему бы и нет. Нападать они не собирались, просто стояли и ждали. Когда я вышел на крыльцо слева стоящие бабаи подняли правые руки, только теперь я смог разглядеть что за конструкция имелась у них на руке. Это были не щитки, это были клещи вот этими клещами они и начали щёлкать, а слоняры начали притопывать ногами. На крыльцо вылетел папа с автоматом.

— И чё долго они так будут, может им музыку врубить? А ну ка Ванька марш в дом и не вздумай без команды что-либо делать.

Две команды разных существ, которых при всём желании не назовёшь одним видом, стояли рядом, не проявляя агрессии, друг к другу. Не далее как позавчера я был свидетелем их крутой разборки между собой.

Папа ходил из комнаты, в комнату проверяя диспозицию и тихо себе под нос, рассказывая, что он думает обо всём этом мире.

— Денеб вашу маму.

— Вася молча, давай, пожалуйста, молча. Слушай, может, пока они не нападают, мы поедим, я обед сготовила?

— Ты обед сготовила? Когда успела? А что давай поедим, Ваня пошли кушать.

— Я не хочу я пойду лучше погуляю.

— Сперва еда потом гулянье. Марш за стол.

Собственно папа никогда от своих слов не отказывался, раз сказал, есть, потом гулять значит, так оно и будет. Я быстро проглотил обед, чмокнул маму в щечку и выскочил из-за стола.

— Второй пистолет возьми и снаряди еще запасных обойм.

Во дворе перед домом всё по-прежнему эти два войска продолжали стоять, увидев меня, слоняры затопали, а бабаи защелкали своими клешнями.

За мной следом на крыльцо вышел папа, на плече у него сидел лопотун Обжора, мы с папой решили его так назвать. На шее у папы висел автомат Калашникова со спаренными рожками. Папа всегда по два рожка снаряжает, скрепляет их вместе скотчем.

— Что делать будем? Может их всех загасить? Мин маловато. Знал бы раньше, штук бы двести прикопал.

Мы стояли на крыльце и обсуждали военные действия против двух армий общей численностью полторы две тысячи. Расстояние до ближайших рядов слоняр и бабаев было метров двадцать. Они стояли и слушали, как мы обсуждаем, каким видом оружия с этими пришельцами лучше разобраться. Противостояние длилось минут пятнадцать. После того как папа дошел до напалма и птурсов.

После слов папиных о закидывании их гранатами. Слоняры и бабаи чётко через левое плечо развернулись и пошли в лес.

— И что бы это значило? — В окно выглянула мама, в руках автомат, — Куда это они? Воевать значит не будем? Ну, тогда мойте руки и идите я блинчики постряпала.

— Когда это она успела?

Через два дня камеры показали активность бабаев в нашем лесу. Наконец можно было хорошо разглядеть их. Это такие двуногие черные как негры. Папа, почему то их называл черножопыми, хотя черные они были все целиком. Ноги как у кузнечиков сгибались назад. Передние конечности, сложно их назвать руками, были тоже очень мощными с двумя очень большими пальцами, они ими могли перекусывать толстые палки и еще были четыре пальчика очень маленькие. Морды были, в самом деле, больше на кузнечиков похожие рот у них был поперек. Две мощные челюсти кусали, а вот когда кусать не надо было, они раздвигались, и внутри был слегка раздвоенный язык, а вот зубов не было. Похоже, пищу, они перемалывали костяными наростами, которые располагались на нёбе волнообразно и на нижней третьей челюсти. Нос у них был, но это все лишь два отверстия, изнутри заросшие чем то, толи волосами толи соплями. Глаза без век, вернее оно вроде, как и было, только одно и с боку. Сам глаз был без зрачка. Папа хотел их так, и называть черножопыми, но тут вмешалась мама. Что бы избежать конфликта, который в будущем будет возможен, как только они узнают перевод их названия. Тогда папа решил оставить моё название. Теперь мы так их и называли бабаями. Для меня хоть какой-то смысл обрело это слово. А то мама меня маленького часто пугала этим бабаем, а кто он и что сама толком объяснить не могла.

— Долго это не может продолжаться, ни в лес, ни куда, они же тут шастают как у себя дома.

— Пап они ведь и так вроде у себя.

— Да всё это понятно, нам то, что делать?