Там за горизонтом

Глава 3

Поздравляю всех моих читателей с праздником Победы! Пока мы помним — сила с нами!

3.

— Вот скажи мне, твое благородие, куда ты золото тащить собрался? В Омске красные, в Тобольске красные, в Усть-Таре, Ванька-коромысло со своей бандой промышляет, на востоке у Кораблино, говорят Отец Григорий банду держит, за старую веру воюет, так куда ты податься-то решил. Тем более с таким грузом.

— Тебе не все равно?

— Был бы так, я б тебя и не спрашивал. А иначе глядишь, ежели, что дельное подскажешь, так может и я туда отправлюсь? А там глядишь и тебе, что-то обломится.

Мой собеседник насупился, о чем-то задумавшись, а после произнес.

— Если поторопиться до Обской губы можно достаточно спокойно доехать.

— Полторы тысячи верст? А дальше куда в Финляндию, еще больше двух тысяч. В одиночку? А ты значит, наивный чукотский юноша, который до сих пор верит в сказки? Ты не проедешь и половины. Во-первых, потому, что в одиночку сделать это, просто невозможно, а, во-вторых, тебя просто или ограбят и прибьют, или просто сожрут в дороге.

— Под Самарово*, можно проводника нанять из местных. Уже не один, а за золото, кто угодно подряд возьмет.

— Нет ты точно ушибленный на всю голову. Ты с печки в детстве не падал? Ханты, и при Империи грабежом не гнушались, а уж сейчас, сам ихний бог велел этим заниматься, когда власти фактически нет никакой, не полиции, ни жандармов не осталось. Да тебя, просто тюкнут по темечку, и под лед спустят. А твое золотишко себе оставят. Они такие блестяшки очень уважают.

— Ну или Китай. Осторожно произнес пленник.

Я пожал плечами.

— Это еще куда ни шло, но опять же, ты по-китайски хоть пару слов сможешь произнести. Учти, ни французского, ни английского там не знают. А в их иероглифах, черт ногу сломит. Их там больше двадцати тысяч, а кто знает хотя бы три тысячи, считается уважаемым и образованным человеком, с которым нужно считаться. Ты сколько знаешь? И потом, ладно допускаю, что Омск ты как-то по темноте еще проскочишь. С Павлодаром конечно сложнее, потому как город по обеим берегам раскинулся, но в принципе и по степи нетрудно объехать, или еще что-то придумать, но вот уже за Семипалатинском и тем более Усть-Каменогорском, я даже не представляю, что тебя ждет. Ведь киргизы они же кочевники, априори бандиты. А уж в районе озера Зайсан, так и вообще, исконно их территория. Не это не тот путь. Что-то ты темнишь парень.

— Восток? — вполголоса предположил пленник.

— Ты мне догадки не строй. Просто обскажи свой путь, а там мы вместе подумаем, стоит ли туда переться, или лучше здесь все переждать.

— Ничего я не скажу.

— Вот это ты зря. — С этими словами я склонился к полу и поднял с него лежащее у печи полешко. После чего стал демонстративно высекать из него тоненькие щепочки. Каждую из них поднимая к своему лицу, слегка поправляя и приговаривая.

— Вот если эти щепочки сунуть под ноготок, как ты думаешь, сколько я их потрачу, прежде чем ты будешь петь как соловей, и вспомнишь даже свое босоногое детство, и то как прятался от розог отца за разбитую любимую его чашку. И даже, как гадил под себя в еще более раннем возрасте. Трех хватит, или стоит еще парочку добавить?

— Ты, не посмеешь!

— С чего это? Тебе значит можно расстреливать ни в чем не повинных солдатиков, а я не посмею?

— Я никого не расстреливал!

— А кто же тогда за пулеметом-то сидел, пока твой напарник еще живых добивал? А после палубу своего пароходика от трупов освобождал?

— Откуда⁈… — Испуганно воскликнул пленник и осекся на полуслове.

— Оттуда. Видел я как ты с каким-то полковником здесь геройствовал по осени. Как, кстати Николай Сергеевич, поживает. Что же ты один-то приехал, царскую кеазну грабить?

— Погиб он, как раз перед уходом из Муромцево и погиб, в сражении с какой-то бандой.

— Туда и дорога. Царствия небесного не желаю. Собаке — собачья смерть. И ты туда же отправишься, будь уверен.

— Ты меня убьешь?

— Я похож на идиота? А если нет, то оставлять за спиной своего врага, это что не идиотизм? Поэтому подумай и вспомни латынь: Memento mori, — задумайся о смерти. Так это звучит? То есть хорошенько полумай, очисти свою душу и будь готов к адскому пламени, и тому, что будешь суйствовать лежа на сковородках, или на чем там тебя жарить будут. Ну вот видишь.

— Тогда зачем я буду тут перед тобой распинаться, если конец все равно один.

— А вот тут ты не прав. Конец не один, один — итог этого конца. Можно просто получить пулю в лоб и тихо спокойно уйти в вечность, а можно перед смертью хорошенько помучиться. А после оставлю тебя где-нибудь у дерева и кровушки вокруг расплескаю. Волки и доделают все. И на мне греха не будет, и ты с миром отойдешь. А заодно и невинные души покомишь. Волки они ведь неразумные, как дети, на них греха нет, просто кушать хотят. Как тебе такая перспектива. Что ты выберешь, для себя?

— И чем ты тогда отличаешься от меня?

— Ну в общем-то и не чем, если не считать того, что среди убитых тобой солдатиков, был мой единокровный братец. Так, что здесь просто месть, или долг, который платежом красен. Поэтому давай не будем о грустном, а займемся делом.

Честно говоря, рассказывая парню все эти страсти, я сам внутри дрожал как осиновый лист, даже не представлял, что смогу исполнить хотя бы десятую долю угроз. Но похоже все-таки смог убедить собеседника в том, что остановлюсь в какой-то момент и не стану делать то, о чем рассказывал. Пристрелить я его действительно собирался, именно из-за того, что он мог выжить и когда-нибудь наши пути пересеклись бы. Врага нельзя оставлять за спиной, я понял это уже давно. Поэтому именно в этом я не сомневался. Но на счет пыток… Честно говоря думаю, что не решился бы на это, а вот напугать мужчинку, который был не намного старше меня, было приятно.

Первым делом я начал разбирать лежащие на столе бумаги, которые вытащил из карманов парня. Привлекли внимание два документа. Паспорт, принадлежащий Владимиру Сергеевичу Корченкину, потомственному дворянину, уроженцу Омской области. И «Служебная книжка красноармейца» выданная на имя Конюхова Потапа Поликарповича, уроженца села Маковское Саратовской губернии.

— Это ты у нас теперь сторону сменил, красноармейцем заделался? А золото значит в штаб РККА, решил отвезти? Круто! И сказать-то нечего. Кстати о золоте. Ты сколько его брать собирался. В этом-то можешь признаться, сейчас-то какая разница?

— Пять ящиков. — вполголоса произнес парень.

Я в ответ расхохотался.

— Ну ты юморист. Ну подумай сам. Даже в Императорской армии общий вес предметов ноши русского солдата, составлял по форме 1882 года 69 фунтов и 87 золотников, что в современных мерах составляет чуть больше двадцати восьми килограммов. Ты же собрался тащить на себе двадцать пять пудов. То есть четыреста килограммов во Французских мерах. Как ты это собирался делать.

— Так сани же, лошадь. — несколько удивленно произнес он.

— А если лошадь сдохнет? Мало ли, заболеет, или шальная пуля. Сам впряжешься?

— Ну не знаю. Наверное, взял бы сколько смог. А что прикажешь?

— Ну ладно, взял ты тридцать, пусть тридцать пять килограммов золота, и попер на своем горбу. Так?

— Ну наверное…

— Для взрослого мужчины, почти предельный груз, но вполне допускаю. Хотя очень в этом сомневаюсь, хотя бы потому, что золотом сыт не будешь. Я вон банку пробовал укусить, для смеха, так ты морщился, а сам бы, что делал, слитки облизывал. Ну ладно допустим ты все-таки как-то исхитрился и дотащил этот вес до цивилизованных стран. А дальше?

— Сдал бы в какой-нибудь банк.

— Ты уверен? Вот представь. Я — Швейцарский банкир, приходит ко мне какой-то оборванец без рода без племени, Конюхов Потап Поликарповаич, и предлагает мне тридцать пять килограммов золота в слитках Российской империи с клеймом пропавшей казны, этой самой империи. Как ты думаешь, что будет дальше?

Мой визави, тут же смутился представляя последствия. Убить бы может и не убили, но без золота точно бы оставили. И ведь никому не пожалуешься. Это здесь он до недавнего времени был дворянин и офицер, а там он просто бродяга. Я же решил окончательно его добить.

— Хорошо путь не банк, а какой-нибудь достаточно честный ростовщик. Хотя где такого найти я просто не представляю. Ну ладно нашелся такой и предложил выкупить у тебя все золото за половину цены. А куда деваться? Кушать-то хочется, отдашь еще и в ножки поклонишься. Я не буду говорить, что половина банкнот может оказаться фальшивыми, но даже если не так, из расчета четыре доллара за грамм получается…- я прикинул в уме сумму, но мичман привыкший рассчитывать и не такие задачки в уме выдал мне ответ много раньше.

— Сто сорок тысяч долларов.

— Вот, видишь, к этому я и веду. И стоило ли тащить через несколько границ кучу золота, когда среди ценностей имеется вполне реальная валюта. Хоть Британские Фунты-Стерлингов, которые сейчас в цене, и будут в цене еще лет двадцать, хоть доллары США, которые будут ликвидны еще лет сто, хоть те же французские франки. Честно говоря, так себе валюта, но так или иначе гораздо лучше, чем золото. Да и бумагу-то тащить всяко легче.

— Да сколько той бумаги утащить можно?

— «Я тебе сейчас скажу один умный вещь, ты только не обижайся!» — Вспомнил я когда-то виденный фильм и постарался произнести цитату с некоторым акцентом. Хотя, судя по удивленному лицу ее не поняли. Ну да, он же не смотрел Мимино. Тем не менее я продолжил.

— Сколько унесешь, говоришь? А ты знаешь, что один миллион долларов, в сотенных купюрах, тех самых что находятся в подвале, весит всего десять килограммов. Фунты-стерлингов, чуть побольше, у них, несколько иной размер, и соответственно вес. Но с другой стороны тот же Фунт-стерлингов, стоит почти в пять раз дороже доллара США. Франки я не считаю, это так фантики, хотя как то слышал, что за один франк дают почти сорок тысяч советских рублей. Не бог весь что, но… Сейчас во Франции такая инфляция, что скоро ими можно будет оклеивать нужники. О Германских марках речь вообще не идет. Впрочем, их здесь, по-моему, и нет.

— Не может быть.

— Можешь не верить, но это действительно так и есть. Вот и подумай. Ты собирался тащить через всю Россию двадцать пять пудов золота, которые в итоге смог бы сдать самое многое на сумму в сто сорок тысяч, а допустим я, взяв с собой тридцать килограммов денег вполне спокойно вывезу за границу три миллиона. Это если брать долларами, а если фунтами, то почти в пять раз больше. Как тебе такой финт ушами? И у меня не будет никаких проблем ни с обменом, ни с чем иным. Я вполне смогу в любой момент ими расплатиться. Пусть не на Российской территории, но за ее пределами, без проблем. К тому же там вполне можно их и легализовать, особенно если не показывать сразу все, а тратить понемногу.

Пленник поник. Я тоже слегка помолчал, потом вновь обратил внимание на бумаги. Остальные бумажки в общем-то ничего особенного в себе не несли. Разве что одна из них являлась очередной справкой, гласящей о том, что красноармеец Конюхов П. П. за проявленное мужество и героизм, направляется на побывку домой в Саратовскую губернию на срок с четырнадцатого января по двенадцатое февраля 1920 года. Справка была снабжена несколькими грозными печатями и подписями, среди которых я обнаружил автограф самого Троцкого. В памяти тут же возникло знание о том, что пока он считается доблестным командиром, и одним из создателей Красной армии. Это после его обвинят во всех грехах, и опустят на голову ледоруб, а пока он герой. Заодно пришло в голову, что если мне удастся сохранить эту бумагу, то лет через «надцать» ее волне можно будет выставить на какой-нибудь аукцион, и неплохо заработать на этом автографе.

— А где-сам-то Конюхов? — спросил я своего пленника. Тот молча отвернулся в сторону. — Понятненько. Лес рубят щепки летят? Тебе типа нужнее. Вопросов нет. Я вот тоже думаю, что нужнее мне, и потому считаю, что у тебя не должно быть возражений по этому поводу, так?

Еще несколько листков бумаги являлись продовольственными талонами на хлеб, табачные изделия. И среди них затесалась еще одна на сахар, масло, крупы и макароны, но с надписью «детская».

— Ты уже и детей грабишь? Ну вообще не ожидал от тебя. А еще дворянин!

— Что бы ты понимал, во дворянстве, быдло деревенское! — Выплюнул мой пленник. — Сам-то небось мальчиком на побегушках рос при ком-то, потому и выучился хоть чему-то!

— Ну это ты зря. Хотя вот глянь сюда, может тебе, что скажет этот документ?

С этими словами я достал из внутреннего кармана тубус, извлек из него грамоту и развернув, поднес к лицу мужчины. Выждав пару минут, убрал пергамент в сторону и спросил.

— Ну как уверился? У самого-то есть, хоть что-то подобное? или только паспорт который уже давно не действителен. То-то же. Тут еще разобраться надо, кто из нас быдло, а кто голубых кровей!

Все эти бумаги лежащие на столе, были в общем нужными в дороге вещами, правда последняя карточка, детская, буквально жгла мне руки. Вначале хотелось просто бросить ее в печь, но подумав, решил оставить. Лучше, если будет такая возможность, отдать какой-нибудь семье, наверняка кто-то встретится на моем пути. Да и вообще, наверное, будет правильным примкнуть к каким-то беженцами, и хотя бы часть пути держаться неподалеку от них.

Красноармейская книжка и все талоны были завернуты в тонкую тряпицу, и положены во внутренний карман полушубка. Я конечно понимаю, что красная армия использовала для своих солдат шинели, и на этом можно было здорово погореть. Но, все же, в полушубке было теплее. Вряд ли в железнодорожных вагонах сейчас топят, да и не хотел я выдавать себя непонятно за кого. Тем более, что не собирался брать с собою оружия. Точнее сказать винтовку, просто потому что даже не представлял, как отправляются на сейчас побывку воины красной армии. С винтовкой или безоружно. И на этом можно было крупно залететь. Но и отказываться от даже таких документов было глупо. В крайнем случае, попытаюсь сослаться на ранение и на то, что допустим исполнял обязанности шофера, и потому винтовка мне была не положена. А уж если кто-то вздумает проверить, то я уж наверняка на любой местной колымаге прокачусь. Даже на жестянке Лиззи, с ее хитро выдуманным управлением. Хотя судя по всему, кроме той самой жестянки, ничего иного сейчас и не встретишь.

Продовольственные талоны тоже вполне пойдут в дело, не мне, так попутчикам. Но задерживаться здесь все же не стоит. Хоть я и собирался пересидеть здесь крещенские морозы, но похоже придется выходить пораньше. В бумагах обозначена побывка с середины января до почти середины февраля. Глядишь где-то могут и оказаться нужными, а сегодня как раз был второй день отпуска этого красноармейца, упокой господь его душу, и засиживаться надолго в избушке не стоило. Была все-таки некая надежда выдать себя за него, и хотя бы в начале пути проскочить красные кордоны.

Правда имелась еще одна, и, пожалуй, самая важная проблема — деньги. Перед походом думал остановиться на долларах, а сейчас в процессе разговора вдруг понял, что гораздо выгоднее брать фунты-стерлингов. При практически том же весе, они давали вчетверо большую выгоду, чем доллары, и насколько я помнил, до самого начала, а то и конца Великой Отечественной войны, были в цене. Это потом уже на арену вышли доллары, которые их заменили, а пока основной мировой валютой являются как раз фунты. Да и потому в том же Константинополе, сейчас находится эскадра Антанты, и Британия играет в ней немалую роль. Так подумать, можно и в Англию эвакуироваться, а там фунты, как раз к месту придутся. Вот только стоило мне спуститься вниз, как меня постигло разочарование. Во-первых, британские фунты хоть и имелись в наличии, но в основном мелкого достоинства не более десятифунтового номинала. А еще среди них имелись некие облигации стоимостью в десять шиллингов, и было совершено не понятно, как всем этим расплачиваться, и стоит ли вообще брать с собой.

Поразмыслив над этим, решил, что одна упаковка на текущие расходы мне не помешает. Уж если фунт мировая валюта, значит и расплатиться ею в том же Константинополе или Средиземноморье, будет вполне реально, а вот для долгосрочных «инвестиций» лучше запастись все-таки долларами. Правда слишком большой вес, брать не хотелось. Точнее говоря, как раз наоборот, хотелось взять всего и побольше, вот только мое нынешнее состояние, и возраст, не позволяли тащить на себе даже те тридцать килограмм, если я конечно не собираюсь окочуриться под их весом, по дороге.

К тому же, нужно было в первую очередь запастись продуктами питания. Как бы это было не прискорбно, а «кушать хочется всегда» и если деньги еще как-то можно заработать, то с питанием все гораздо хуже. Одно то, что в моем кармане лежат карточки на хлеб и все остальное, говорит о многом. Поэтому после тяжких раздумий, я остановился на том, чтобы взять с собою не больше десяти килограммов дополнительного веса, основную же массу выделить именно на продукты питания. В конце концов, насколько я помнил, с началом Великой Депрессии, множество американцев отправились работать в Советский Союз, и пусть не все, но большая часть их вернулась назад в уже к 1935 году. Думаю, под это дело можно будет посетить это место еще раз, хотя вряд ли получится. Ведь я же не могу утверждать, что отправившись сюда, буду работать в этих краях. И далеко не факт, что мне позволят прокатиться по стране, по окончанию контракта. Да и на границе, тоже досмотрят.

Поэтому стоит рассчитывать только на то, что смогу вывезти из страны именно сейчас. Очень надеясь на то, что мне в итоге попадутся на глаза, хотя бы пятидесятифунтовые банкноты, я тщательно перебирал всю имеющуюся здесь валюту и в какой-то момент, обнаружил доллары гораздо большего номинала. С цифрой пятьсот указанной на банкноте. И это меня очень обрадовало. Радостный я выбрался из подвала, и в этот момент, обратил внимание на своего пленника. Перевязанный с ног до головы, он чувствовал себя явно не в своей тарелке, что было в общем-то немудрено, особенно учитывая то что конечности затекли и вскоре должно начаться отмирание тканей из-за отсутствия кровообращения. Да и похоже отчаянно хотел в туалет, и терпел изо всех сил.

Развязывать или оставлять его в живых я не собирался, впрочем, и просто мучить пленника, тоже не входило в мои планы, поэтому я решил, что гораздо проще будет его пристрелить именно сейчас, а уж позже заняться своими делами. Поэтому, слегка ослабив на его ногах путы, предложил ему прогуляться до нужника, разумеется в сопровождении.

— А то напрудишь сейчас в штанишки, и будешь пятном мокрым щеголять. Да и запашок тоже не слишком приятный. Давай шуруй, а там посмотрим, что дальше делать.

Наверное своими словами, я вселил в него некую надежду, и он поднявшись довольно шустро пошел в сторону уборной. Сунув в карман наган я, придерживая его тушку, чтобы тот не упал, вывел его из дома и довел до заднего двора, где была построена уборная, по пути подхватив с поленницы чурбачок, в очередной раз приголубил его по темени. И когда он потерял сознание, оттащил в сторону, и приставив наган вплотную к груди выстрелил. Надеюсь он ничего не почувствовал, потому как был без сознания. Да и мне так было гораздо легче.

Некоторое время, после этого я стоял над его телом и курил, прокручивая в своей голове то, на что сейчас решился. Мне было немного не по себе, хотя я и прекрасно понимал, что отпусти я его и вполне возможно, когда-нибудь наши дороги пересекутся и мне припомнят все, что случилось сегодня. И далеко не факт, что живым останусь именно я, оставлять за спиной живого врага было нельзя.

Бросив в снег окурок, я подошел к саням и внимательно осмотрел, что в них находится. В итоге, вскоре стал обладателем изрядно потертого небольшого чемодана, для надежности укрепленного брезентовыми ремнями, мешка с какой-то одеждой и похоже обувью, и еще одного заплечного мешка с продуктами. Все это, я перетащил в дом, а затем, достал из заначки шкалик с самогоном, и решил накатить стопочку, чтобы успокоиться. После чего проверив запоры и печь, расстелил на топчане свой полушубок и завалился спать. К моему удивлению, уснул едва коснувшись головой изголовья. Правда спокойного сна не получилось. Всю ночь снились какие-то кошмары. Вначале я рубился на ножах с со своим недавним пленником, потом, вдруг оказалось, что сзади подкрался Степка Калинин и тюкнув меня по голове поленом, связывал веревками и приговаривал.

— Туда тебе и дорога ирод! Самое время в проруби искупаться! Крещение, как-никак. — И тащил меня волоком к полынье.

Затем откуда не возьмись появилась супруга из прошлой жизни, и уперев руки в боки воскликнула:

— Что же ты гад даже завещания не оставил? На что, я теперь жить буду?

И тут же бросилась на меня оборачиваясь в волчицу и взвыла так громко, что я проснулся.

Как оказалось, волки действительно присутствовали возле избушки, хорошо, что я проверил засовы, и до меня, как и до лошади, им было не добраться. Правда вдруг вспомнил, что не убрал тело застреленного мичмана, но что-то исправлять было уже поздно. Ближе к рассвету, стая снялась со своего места и унеслась прочь, после того, как я, взобравшись на чердак из слухового окна сумел подстрелить пару особей. Мичмана кстати хоть и порвали, но не сильно, все-таки одежда у него была достаточно плотной, да и связанный он был. Так что в основном обглодали немного голову, ноги и кисти рук, все остальное осталось почти целым.

Первым делом решил похоронить хотя бы то, что осталось. Как быто ни было, а оставлять его просто так не дело. И так корил себя за то, что позволил добраться до него зверью, не по-христиански подобное. Поэтому перетащил труп ближе обрыву, и постарался с помощью пешни, обвалить на него как можно больше земли со склона. Худо-бедно у меня это получилось. Потом вдруг подумал, что мне все равно нужно будет как-то скрывать место тайника, и потому проще всего будет обвалить весь склон. Тем более, что среди оружия обнаружились динамитные шашки, и однажды этот склон уже обвалили, в моем прошлом. Ну а дом можно и сжечь. Чего уж теперь. Перенести-то на другое место и тем самым скрыть тайник, я точно не в силах. Тут же сорвался с места, спустился в подвал, извлек из него шашки и взобравшись наверх, заложил их, по трещинам среди скал прикрыв их от снега мешковиной, заобно и протянул огнепроводной шнур, чтобы на завтра не терять времени на это.

* Самарово — Так раньше именовался Ханты-Мансийск.