Глава четырнадцатая
Наверное, она должна была что-то почувствовать с самого начала. В происходящем, в самом воздухе Суса, дрожавшем над тротуарами и проспектами масляной от жары плёнкой, почувствовать то, что подсказало бы – опасность близка. Но не почувствовала ничего. Она боялась, конечно, но она давно боялась, наверное, с самого их бегства из Мадины. Даже очень боялась после того, как, сидя за столиком в «Аль Мусаид» вместе с Джайдой, узнала того чёрного парня и поняла – за ними следят. Тогда она решилась быть с Таонгой, с Салахом, с кем угодно, в ужасе от перспективы оказаться сейчас одной.
Пока они сидели за столиком вдвоём (заказав чайничек сладкого мятного чая и успев его приговорить), Замиль сходила в туалет и успела по пути сама посмотреть на того парня, хотя все сомнения отпали. Да, это тот, кто был тогда в пансионе у Таонги. Возвращаясь к столику, Замиль боролась с постыдным желанием втянуть голову в плечи, чтобы стать невидимой. Глупо, конечно – ведь тот уже успел прекрасно их рассмотреть и, наверное, передать все данные куда надо. Она ощутила, что, хотя только что побывала в туалете, живот подводит опять, и выругалась. Ну же, не время праздновать труса, Замиль! По крайней мере здесь, при всём народе, он ничего тебе не сделает.
– Таонга написала, – встретила её сосредоточенная Джайда, протягивая наладонник, – сказала, что мы должны увидеться с ней. Съездить, куда она скажет, а потом вернуться вместе на «Грифон».
Замиль молча кивнула и подняла руку, подзывая официанта. Когда они выходили из кофейни, она не утерпела и оглянулась, почти уверенная, что тот парень следует за ними, но нет – он не поднялся из-за своего столика. Зато вытащил свой наладонник и начал что-то в нём набирать.
– Kors i røven[1], – пробормотала Замиль себе под нос, и Джайда обернулась.
– Что ты сказала?
– Неважно. Слушай, нам придётся быть осторожными.
И они, раскрыв дверь кофейни, нырнули в пронизанную гудками машин и разноязыкими выкриками жару.
Замиль по-детски надеялась, что всё будет очень быстро – раз, и Таонга им скажет, куда ехать, они тут же одна нога здесь, другая там смотаются, а потом укроются в тесном, но всё-таки надёжном кубрике «Грифона». Ничего плохого просто не успеет случиться.
В детстве подружка сказала ей, что если очень быстро сунуть палец в кипящий суп, то не успеешь обжечься. Замиль попробовала, и мать потом неделю мазала ей ожоги мазью, требуя, чтобы она при этом не хныкала от боли, так как сама виновата.
Впрочем, в этот раз и быстро не получилось. Им надо было увидеться с Таонгой, обязательно, а та долго не могла назвать место, видимо, сама ожидая чего-то. Они кружили по улицам возле порта, истекая потом и томясь от страха, Замиль скрежетала зубами и требовала у Джайды проверять наладонник каждые пять минут. Но ничего не было, и она тихо, но яростно ругалась под нос по-датски, по-арабски и по-итальянски.
Прошло более часа, пока Таонга, наконец, отписалась – встречаемся на остановке в начале улицы Кэруан, вместе едем по адресу, который она даст. Идти туда, ни на что не отвлекаться, ни с кем незнакомым не заговаривать. До остановки было чуть более километра – слишком близко, чтобы брать такси, даже если бы у неё были лишние деньги. Но достаточно далеко по залитым шумом и гудками автомобилей улицам, где приходилось кусать губы на светофорах, яростно подгоняя цвета.
Когда они добрались до условленного места, то увидели, что Таонга уже ждёт их, меряя шагами небольшую площадку вокруг пластикового сооружения.
– Наконец-то, – она не посчитала нужным поздороваться и сразу заговорила по-итальянски, проигнорировав мучительную гримасу на лице Джайды, – садимся здесь на автобус и едем до остановки «Крепость Рибат – один». Там напротив входа есть кальянная «Дахла». Нас ждёт человек, которому мы отдадим наладонники, он даст нам в ответ другие трубки, документы и деньги. Потом в порт. Всё просто.
– Таонга, я не всё поняла, – напряженно сказала Джайда до того, как Замиль успела откликнуться, – ты можешь повторить по-арабски?
– Я объясню, – Замиль успокоительно сжала её ладонь, – почему на автобусе, а не на такси? Будет в два раза быстрее.
– Такси вызываются через приложение, Салах считает, что раз за нами следят, то и это отследить могут, – Таонга пожала плечами, – мне кажется, он перестраховывается… казалось раньше, но только его поймали прямо на улице и подстрелили, а вы видели того парня в кафе…
– Кстати, – Замиль нехорошо усмехнулась, – парня из твоего пансиона, между прочим. Ты, может, объяснишь, кто это? Или его комнату не прослушивала?
Таонга ответила враждебным взглядом, но потом опустила глаза, вновь подняла их и, к удивлению Замиль, сказала примирительным тоном:
– Я не знаю, кто он был. У меня останавливались разные люди. Торговцы, мелкие мафиози, шпики. Чаще было безопаснее не знать, кто это, я и не спрашивала. Сейчас не время ссориться, Замиль. Давай сначала выберемся отсюда – обе.
Замиль пожала плечами и коротко кивнула.
– Наш автобус идёт, – Джайда махнула рукой, – мы же до крепости Рибат? Давайте сядем в заднюю часть автобуса, будет проще выходить.
Им не оказалось проще выйти с задней площадки даже несмотря на большие прозрачные двери. Уже через пару остановок автобус набился под завязку. Люди заходили и заходили, и Замиль почувствовала, как её страх, несколько улёгшийся после встречи с Таонгой, снова шевелится где-то ниже сердца. Она инстинктивно ненавидела толпу, любую, как и места, из которых не могла немедленно сбежать, а сейчас их придавили к заднему стеклу, и она едва могла повернуться так, чтобы видеть и Джайду, и Таонгу. Малийка по-прежнему сжимала её руку, их ладони вспотели, но Замиль уже не понимала, от жары или тревоги. Неужели по такой жаре к Рибату едет столько народу? И почему этот Амин не выбрал местечка поуединённее? Её глаза тревожно метались по лицам – в основном, мужчины, и не так много магрибцев, как можно было бы ожидать в самом сердце Суса. Зато хватает загорелых – мавританцы, малийцы, жители Чада и Аллах ведает кто. Внезапно её сердце ёкнуло и тревожно бухнуло куда-то вниз – на темнокожей руке, сжимавшей поручень, она увидела чёрный перстень на мизинце. Знак Ордена Верных, причём не рядовых его членов. Так, спокойно, спокойно, они тоже могут пользоваться транспортом, ничего необычного в этой встрече нет.
Замиль отвернулась к окну, инстинктивно стараясь спрятать лицо, и до неё долетели обрывки фраз, брошенных на северо-тунисском диалекте:
– Там они и собираются, мунафики… говорят, и сегодня, как в Аль Джазире… Марсала…
Несмотря на липкую жару, она почувствовала, как по коже пробежал мороз. Скосила глаза, но прямо перед ней, едва не упираясь локтем ей в бок, стоял плечистый бербер в серой джеббе рядом с закутанной по ключицы женщиной. Говорящие были за ними, и она видела только чью-то голову в куфие, но не понимала, один ли это из тех, кого она слышала. И где тот мужчина с орденским кольцом на пальце?
Автобус тряхнуло на повороте, она покачнулась, держась за поручень вдоль окна, послышались недовольные выклики, гудок клаксона, снова тихий гул голосов. Один из них произнёс слово «проповедник». Или ей показалось? Скосив глаза на Таонгу, Замиль поняла, что та тоже почувствовала что-то неладное, её и без того большие глаза были сейчас как будто на пол-лица. Она прижалась к стеклу в безнадёжной попытке показаться незаметной. Замиль хотела окликнуть её, просто чтобы почувствовать себя увереннее, но не решалась подать голос. Внезапно ей показалось, что она одна в полной врагов комнате, и сейчас все пальцы укажут на неё. Сердце подпрыгнуло и заколотилось, Замиль сжала зубы, подавляя желание отчаянно рвануться к дверям, хоть бы и по головам остальных, и выскочить из автобуса, как из ловушки, на полном ходу.
– Ты что, Замиль? – услышала она сбоку шёпот Джайды. – Тебе плохо? Здесь душно.
«Ещё выкрикни моё имя, дура!» – яростно подумала Замиль и резко наступила той на ногу. Джайда тихо охнула и, видимо, что-то поняв, замолчала. Автобус подъезжал в район старой Мадины.
Часть пассажиров вышла на первой остановке у крепости Рибат на углу, на площадке стало чуть свободнее, и Замиль смогла приблизиться к Таонге.
– Ты видела? Слышала? – прошептала она. – Неужели это орденские братья? Зачем они сюда едут и…
– Ш-ш-ш-ш, – Таонга резко оборвала её, – на следующей выходим и сразу за мной. И Джайду держи. Не отставайте.
Замиль до этого видела район Рибата только мельком. Сейчас, вывалившись наконец из автобуса, где, к величайшему её облегчению, никто не обратил на них внимания, она невольно начала оглядываться по сторонам с тревожным любопытством.
Район был хорош. Крепость, главная башня которой, казалось, притягивала обжигающий свет и излучала его обратно ещё более жгучим, не изменилась за десятилетия, в которые был построен новый Халифат. Но вокруг раскинулись выполненные в той же светлой песчаной гамме дома, где узорчатые балконы сверкали, словно золотыми зубами, тарелками спутниковых антенн, а под ними перемигивались вывески кофеен, эмблема парикмахерского салона, кальянная с затенённой и наверняка охлаждаемой напольными климатизаторами террасой. Замиль ничуть не удивили дорогие японские или южноафриканские автомобили, припаркованные на другой стороне площади, напротив крепости. Случайных людей здесь не бывает, сразу видно. Но… если это так, что, черт возьми, делают здесь эти?
– Это люди Ордена, – Таонга, тоже осматривавшаяся, словно озвучила её мысли, – они не просто так сюда ехали.
– Думаешь… – начала Замиль, но та не дала ей окончить:
– Неважно, раз мы уже здесь. Идём, мы должны встретиться с Амином или его человеком в «Дахле», это кальянная, я проверила по карте. Вроде как это напротив второго входа в крепость.
Да, но только туда же направилось большинство людей, вышедших из автобуса, и Замиль, проследив за ними глазами, с тревогой увидела, что они направляются к мечети на углу, возле которой уже стояло несколько машин с громкоговорителями и грузовичок, над открытой платформой которого реяло знамя Ордена.
– Таонга, мне это совсем не нравится… – начала она, но, к её удивлению, откликнулась Джайда.
– Если бы они хотели с нами что-то сделать, сделали бы это в автобусе. Думаю, они не знают, кого ищут. Не бойся, Замиль, идём за Таонгой, всё будет хорошо.
Чтобы дойти да кальянной «Дахла», им нужно было пересечь площадь как раз напротив мечети, где, казалось, с каждым мигом увеличивалась толпа. Замиль видела, как косятся на орденских братьев (а уже не было сомнений, что это они) собирающиеся люди, до её слуха доносились отдельные фразы, звучавшие из громкоговорителя. Она невольно сбавила шаг, стараясь их расслышать чётче.
– Идём, идём быстрее, – подтолкнула её Таонга, а Джайда только крепче сжала её пальцы.
– …и собираются они здесь, и предаются… из-за моря… – долетали до неё фразы.
– Почему они собрались именно здесь? – Таонга шла быстро, и Замиль старалась не отставать.
Солнце стояло почти в зените и всё: площадь под их ногами, крепость справа от них и вереница домов слева – разогрелось, как противни в духовке. Как ни была Замиль привычна к жаре, но сейчас ощущала, как задыхается, нижняя рубаха промокла от пота.
– Шайтан их ведает, – Таонга тоже тяжело дышала, но заставляла себя не сбавлять шаг. – Здесь собираются… богатые люди, из старых… Салах говорил… может, поэтому.
Кальянная с вывеской «Дахла», оформленной в марокканских цветах, располагалась напротив двухуровневого паркинга, и Замиль не была очень удивлена, увидев, какие машины стояли с краю.
На входе гостей встречал привратник, одетый как берберский воин, сжимавший в руках бутафорский меч по пояс длиной. На его бородатом лице отражалось беспокойство, и он явно прислушивался к происходящему на площади, хотя отсюда голоса собравшихся напротив мечети казались далёким гулом моря.
– Нас сюда пустят? – тревожно спросила Джайда, озвучив опасения самой Замиль, но Таонга решительно кивнула.
– Амин написал – в третью ложу, так сказать человеку на входе. Должны пустить.
Когда они стояли прямо напротив входа, дверь, очевидно декорированная под сказку об Али-Бабе, бесшумно отъехала вбок, и показались двое мужчин средних лет в кремовых рубахах-джеббах дорогого покроя. Один из них крутил в руках украшенный золотой монограммой портсигар.
– …они возле мечети Сиди Саида, – продолжал он, обращаясь к спутнику, – я бы посмотрел, потому что в эти дни…
Остаток фразы Замиль не расслышала, но поняла, что скопление орденских братьев на площади не осталось без внимания и богатеньких посетителей кальянной. Она посмотрела на Джайду, та ответила ей серьёзным, сосредоточенным взглядом, а Таонга тем временем бросила привратнику задыхающимся от быстрой ходьбы по жаре голосом:
– У нас встреча с сайидом[2] из третьей ложи!
На какой-то миг у Замиль мелькнула безумная мысль, что тот ответит: ничего не знаю, проваливайте отсюда, и им действительно не останется ничего, кроме как, развернувшись, опрометью бежать на автобус к порту. Но тот только кивнул и, нажав какую-то кнопку, помешал начавшимся было закрываться дверям соединиться.
Одна за другой три женщины вошли внутрь, и двери закрылись за ними, оставляя снаружи жару и раскалённый свет. Кальянная «Дахла» изнутри представляла собой небольшое помещение, разделённое шторками на малые отсеки, видимо, их и называли странным словом «ложа». Слышен был тихий гул невидимых климатиков, прохладный воздух на контрасте с едкой жарой площади казался бодрящим душем, и Замиль жадно вдыхала его, точно пила и не могла напиться.
Здесь, очевидно, курили шишу, но терпкий запах табака был слабым, скорее, дразнящим, чем раздражающим – очевидно, помимо климатиков, работала вытяжка. Пока Замиль оглядывалась вокруг, примечая не-магрибский характер интерьера и осознав вдруг, что из динамика тихо звучала музыка на французском, мужчина средних лет, одетый в служебный костюм, словно работник банка, выскользнул откуда-то им навстречу.
– Салам алейкум! Я так полагаю, аль-сайидат[3] пришли на встречу с господином Зайналом? – мягко спросил он, делая приглашающий жест рукой.
Замиль напряженно посмотрела на Таонгу – названное имя она слышала впервые, та тоже выглядела немного растерянной, но вдохнула и осторожно проговорила на островном диалекте мушатари:
– Нас ждёт господин в третьей ложе.
Мужчина только кивнул и показал рукой на полуприкрытую занавеской кабинку слева от них. Даже отсюда Замиль могла видеть ноги сидевшего там мужчины в дорогих туфлях. Это тот, кого они должны встретить? Найек, хотя бы всё прошло быстро – передать ему проклятые наладонники, взять деньги и остальное и сваливать. Насколько ей было неуютно на площади перед мечетью со стоявшими напротив орденскими автомобилями, настолько же не на месте она чувствовала себя тут, в этом очевидном местечке для толстосумов. Они выглядели здесь лишними, все трое, и она даже не сомневалась, что, если бы важный гость не распорядился соответственно, их бы и на порог никто не пустил.
Мужчина, который, как видно, ждал их, скорее всего слышал голоса за занавеской, но даже не пошевелился, Замиль однако видела, как плывёт по его кабинке дымок шиши. Встретивший их управитель сделал им знак следовать за ним, подошёл к кабинке, тронул висящий сбоку шнур, и она услышала его почтительный голос:
– Mon seigneur, женщины, о которых вы говорили, ждут вас.
– Женщины? – услышала она приглушенный голос и узнала знакомый ей манерный выговор – так говорили тунисцы из высших слоёв общества, которым специально ставили считавшееся изысканным произношение, близкое к фусха, чтобы они отличались от всякой черни. – Сколько их?
– Три, mon seigneur,
– Пусть войдут.
Мужчина задёрнул занавеску, повернулся к ним и сдержанно, но вполне почтительно сделал приглашающий жест.
Таонга вошла первой, Замиль и Джайда скользнули под покрывало следом.
Огороженная комната была выдержана в магрибском стиле: два диванчика друг напротив друга, очень низкий столик, на котором стояла шиша, рядом круглый столик на одной витой ножке. Мужчина, державший в руке трубку от шиши, скользнул по ним равнодушным взглядам и, бросив «Салам», указал на диванчик напротив него. Таонга сразу же присела, подобрав своё широкое бело-синее платье, Замиль заколебалась. Им втроём едва хватит места всем вместе, да и мужчина не выглядел как радушный гость. Изучая их из-под густых бровей, он поднёс трубку от шиши к губам, падавший откуда-то сверху рассеянный свет преломился на золотой печатке, охватывавшей его мизинец.
– Мавританец решил послать сразу весь гарем? – с усмешкой произнёс он всё с тем же великосветским выговором.
– Так получилось, сайиди, – Таонга говорила медленно, точно подбирая слова, и конечно, на мушатари – говоре Острова, – Са… мой мужчина ранен, и мы очень обеспокоены. Мы видели сегодня человека, который похож на шпика Орденских братьев.
– Он следовал за вами? – мужчина говорил явно поставленным, лениво-равнодушным голосом, но что-то в его позе заставило Замиль понять – его обеспокоила новость.
– Нет, – Таонга качнула головой, – но рядом с нами ехали другие. Мы думаем, что это орденские братья. Мы очень боялись, что они нас узнают, но они вышли напротив мечети и…
– Какой мечети? – прервал её мужчина.
– На углу, – Замиль заговорила раньше, чем Таонга успела ответить, – я слышала, как её называют мечеть Сиди Саида. Там сейчас их большое собрание, не то проповедь – стоят машины, флаги, громкоговорители.
– Merde, – процедил мужчина, и она увидела, как его пальцы стиснули ободок шиши, – крикливые обезьяны. Только их здесь и не хватало. Ладно, тем больше причин не тянуть. Показывайте, что принесли.
Таонга потянулась к сумочке и вытащила из неё наладонник.
– Это Салаха, – тихо сказала она, – он велел отдать тебе его, сайиди. В обмен на… на всё, что полагается.
Мужчина изучал содержимое наладонника долго, его пальцы танцевали по экрану, золотые перстни поблёскивали, как тлеющие в костре угольки. Он, кажется, совсем забыл про свою шишу, так ни разу и не затянувшись. Наконец он поднял голову, и одновременно где-то за шёлковой перегородкой их «ложи» послышались голоса. Слов было не разобрать, но Замиль показалось, что звучали они встревоженно.
– Беру, – сказал мужчина, его голос изменился, теперь он был уже не вальяжно-презрительным, а сухо-деловым, – по оговорённой цене.
Таонга кивнула, подобравшись.
– Наличными, всю сумму сразу, и документы тоже, – сказала она, и Замиль увидела, как по лицу мужчины пробежала презрительная гримаса.
– Ты будешь учить меня, как ведутся дела? – бросил он, нащупывая одной рукой что-то лежавшее за подушкой.
Нашарив, он вытащил кожаную сумку, из тех, что кладутся на соседнее сидение автомобиля – даже в рассеянном свете Замиль оценила работу. Дорогая сумка для дорогой машины. Мужчина, чьё имя им так и оставалось неизвестным, раскрыл сумку, и в этот миг из-за занавески опять послышались голоса, и теперь уже в них звучала открытая тревога. Качнулась занавеска, и в открывшемся проёме опять появился встретивший их на входе мужчина.
– Mon seigneur, плохие новости, – заговорил он, даже не извинившись за вторжение, и Замиль ясно услышала, как его поставленный, подражавший аристократическому, выговор сменился на обычную речь жителя Суса, – на площади беспорядки, фитна. Там слышны были взрывы, и теперь они направляются к нам, и машины, и люди…
– Кто направляется? – их собеседник моментально подобрался, Замиль увидела, как он закрыл сумку. – Сколько их?
– Не знаю, один наш господин видел их, они кричали оскорбления, а потом прозвучали выстрелы. Боюсь, что они направляются к «Дахле», как будто кто-то направил.
При этом его взгляд невольно скользнул по Замиль и двум другим женщинам, сидящим на диванчике. Она напряглась, чувствуя, что сейчас решается всё.
– Мы здесь ни при чём, – поспешно заговорила сбоку от неё Таонга, но мужчины не обратили внимания.
Их собеседник вскочил, тут же отбросив шишу, наладонник Салаха исчез в кармане его просторной рубахи.
– Мы так не договаривались, вы должны отдать нам… – начала было Таонга, но тут её слова прервал грохот, смешанный со звоном бьющегося стекла, контрапунктом завизжали люди и взвыла сирена сигнализации.
Мужчина, уже стоявший на ногах, рванулся в сторону, но Джайда, так и не присевшая за весь их разговор, вдруг выбросила ногу, и тот, споткнувшись, рухнул вниз.
– Хватай сумку, сумку хватай! – словно некая сила подбросила Замиль с места.
Сквозь распахнутую занавеску на них пахнуло гарью, где-то неотрывно кричал человек, не то от страха, не то от боли, а опрокинутый Джайдой мужчина яростно ругался по-французски. Наклонившись, Джайда схватилась за его сумку:
– Деньги, сайид, нам нужны эти деньги! – выкрикнула она, но привставший наконец мужчина с размаху двинул её кулаком по лицу, и девушка вскрикнула.
Замиль, выскочившая следом, краем глаза видела, как мигает освещение в кальянной, слышала треск, подозрительно напоминавший звуки пламени, но у неё не оставалось времени отвлекаться на это. Увидев, что мужчина приподнялся, снова схватившись за свою сумку, она с размаху двинула его пяткой под колено, и он с воем согнулся. Уроки Тони не прошли даром, мелькнула мысль у неё в голове, когда она резким движением вырвала кожаную сумку из его ослабевшей руки и повернулась к выпрыгнувшей из-за столика Таонге.
– Бежим!
Откуда-то метнулась тень, и она узнала распорядителя «Дахлы».
– Они швыряют камни в окна! – истерично завопил он. – Хотят таранить машиной! Кричат, что здесь…
Остаток его фразы потонул в лязге и звоне – выглядело так, что какая-то машина всё же врезалась в окно.
– Бежим, бежим! – Замиль почувствовала на своём плече руку Таонги, но сама тем временем лихорадочно нашаривала наладонник. Чем он ей сейчас-то может пригодиться? Под руки подвернулся «тычок».
Кто-то схватил её за плечо, и она поняла, что это их неудачливый покупатель успел оправиться от боли.
– К машине! – прохрипел он, непонятно к кому обращаясь, и в следующий миг Замиль услышала такой пронзительный звон, что ей показалось, у неё сейчас лопнут барабанные перепонки.
Визжали сирены, словно в самом аду включилась сигнализация, лопались где-то стекла, кричали люди, потом раздалась автоматная очередь. Как в замедленном кино Замиль увидела лицо Джайды – из её разбитого носа текла кровь, но губы девушки шевелились, и она указывала пальцем куда-то им за спину.
***
«Все закончилось, жди», – высветилось сообщение с незнакомого номера, и он лишь беспомощно усмехнулся. Кто бы ни писал это, они оба понимали – не закончилось ничего. Но он сидел как на иголках после того, как, листая новости по Аль Джазире и Магрибу, наткнулся на одну с коротким заголовком: «Сус: Погром в кальянной «Дахла».
Понял ли сразу, что там случилось? Говорят, ты иногда чувствуешь такие вещи – но нет. Лишь, скользя глазами по строкам, подумал, что пламя вырывается из отведённого ему очага, и кто знает, не загорится ли весь дом?
«Место, где, как говорят, собирались мунафики и предавались пороку… разврат из-за моря… прозвучали выстрелы… кальянная разгромлена, на месте найдены шесть тел». Чьи это тела? Есть ли там те, о ком я слышал? Его старый знакомец из тунисского университета, который на тёмной стороне Зеркала был известен как «Амин» – скупщик тахриба и всевозможного компромата на больших людей? И если он, допустим, мёртв, то что будет со мной? С Марсалой, c Островом, со всеми нами?
В тот день он не мог работать и, сославшись на мигрень, ушёл домой, раздав остальным указания, что делать до понедельника. Взял с собой наладонник и обе карточки, в том числе ту, с которой говорил с «Амином» и тем неизвестным, который не представился. С ними ли его арестуют? Или – кто знает, может, и ареста не будет, а просто будет машина, крепкие руки, заталкивающие его внутрь, и короткий допрос – вырванные ногти, сломанные пальцы, ожоги от сигарет. Он так боялся, что просто устал бояться.
И потому, придя домой и тупо сидя в кресле, слушая текущую в ванной воду (там плескалась беспечная жена, не подозревавшая, как близко к краю стоят они оба), едва не пропустил сообщение. Опять с неизвестного номера.
– Салам, рафик. Орденские псы сорвались с поводка – но сейчас это только к лучшему. Всё, что мы хотели получить – получили. Теперь мы утопим шакалов в Мадине, а может, и тех, кто им помогал в Сусе. Жди, о тебе ещё вспомнят.
– Это ты, Амин? – набрал он негнущимися пальцами, ощущая, вместо облегчения и страха только пустоту.
– Неважно, кто это. Они промахнулись, решив действовать открыто. Следи за новостями, рафик. Наши пальцы уже на их горле, осталось только их немного сомкнуть. И ты тоже можешь понадобиться. Спасибо за помощь. Мы с тобой ещё свяжемся.
Собеседник вышел из разговора, а в следующую секунду окошко самоуничтожилось. Он только кисло усмехнулся. Что ж, что бы там ни случилось, похоже его всё ещё не убьют. По крайней мере, не сегодня и не завтра. Тяжесть и страх последний дней вытекали из него расплавленным свинцом. Вода по-прежнему лилась в ванной – жена нежилась, и он вдруг подумал, что стоит однажды рассказать ей всё. О том, как он защищал их маленький мирок от тех, кто способен был раздавить его, как таракана. Он том, как сгорал от страха и сомнений, пока она ласкалась рядом в постели и недовольно надувалась, не получив желаемого. О том, какая узкая грань отделяла тихие улочки их Марсалы от волны ярости и насилия, и о том, как легко эту грань пересечь и в будущем. Когда-нибудь, но… не сейчас.
Он услышал голос – жена начала напевать свою любимую песню. Усмехнулся, встал и двинулся в сторону ванной, на ходу расстёгивая рубаху.
[1] Kors i røven (дат.) – крест в заднице, популярное датское ругательство.
[2] Сайид (араб.) – здесь: господин.
[3] Аль-сайидат (араб.) – госпожи.