На улице (за окном) в небе маячило прикрытое тонким слоем облаков светлое пятно луны. Оконное стекло в комнате чуть вздрагивало от порывов ветра. Я вздохнул, повернул голову. Посмотрел на Лукину. Обнаружил: Иришка уже сбросила с себя кофту, но ещё не сняла платье своей мамы (которое сидело на ней превосходно).
Свет настольной лампы горел у Иришки за спиной — он не освещал её лицо. Но я всё же рассмотрел большие чёрные зрачки в широко открытых глазах моей двоюродной сестры. Почувствовал, что от Лукиной пахло духами и табачным дымом (последствие прогулки в компании Генки Тюляева).
— Что стряслось? — спросил я. — Генка сделал тебе предложение?
Иришка кивнула.
— Да, Гена попросил, чтобы я вступила в школьный театральный кружок, — сообщила Лукина.
Она замолчала. Не сводила глаз с моего лица.
Я зевнул.
— Геннадий сказал, — продолжила Иришка, — что из меня получится хорошая актриса. Гена верит, что до восьмого марта я выучу роль Ульяны Громовой, которую раньше играла Светка Клубничкина. Он говорит, что роль Громовой буквально создана для меня. Геннадий попросил, чтобы я на следующем концерте заменила Клубничкину.
Иришка дёрнула плечами.
Она прикоснулась холодными кончиками пальцев к моей руке, сказала:
— Клубничкина всё равно скоро уйдёт в другую школу. Может, даже до восьмого марта. Будет несправедливо, если ребята из театрального кружка до конца учебного года больше не сыграют ни в одном спектакле. Так Генка считает. Я с ним согласна. Вася, или я не права? Ведь Клубничкина сама виновата, что так случилось. Разве не так?
Лукина накрыла мою руку холодной ладонью.
— Вася, — сказала она, — ты ведь сам мне рассказывал мне об этих… о системах Станиславского и Чехова. Я много о них думала. Честное слово. Решила, что в жизни обе эти системы тоже пригодятся. Ведь мы же часто притворяемся. Как актёры. Вот я и думаю: почему бы не опробовать эти системы в театре? Тем более что появилась такая возможность. Как считаешь?
Я сдержал зевок и процитировал Шекспира:
— Весь мир — театр, а люди в нём актёры.
Иришка тряхнула волосами.
— Вот и я так подумала, — сказала она. — Думаю, что на сцене мне понравится. Может, и мне поаплодируют так же громко, как хлопали сегодня тебе. Во время концерта сегодня я подглядывала в зал. Видела, как вы с Лёшей стояли на сцене. Зрители восхищались вашим выступлением. Вы казались такими… будто бы знаменитостями.
Лукина улыбнулась, спросила:
— Вдруг и у меня так же получится? Чем я хуже Клубничкиной? А ведь даже ей аплодировали!
Иришка вздохнула. Погладила меня по руке.
Она нерешительно улыбнулась и сказала:
— Как думаешь, Вася? Мне согласиться? Генка пообещал, что поможет.
Я услышал в голосе сестры жалобные ноты.
Ухмыльнулся, ответил:
— Соглашайся. Ты ведь и сама этого хочешь.
— Хочу. Но побаиваюсь: вдруг не получится? Тогда Генка решит, что я хуже Клубничкиной.
Я покачал головой — потёрся волосами о наволочку.
Левой ладонью накрыл пальцы Иришкиной руки.
— Сестрёнка, ты не хуже и не лучше Клубничкиной, — сказал я. — Ты другая. Ты — Иришка Лукина, моя двоюродная сестра. Именно так о себе и думай. Никак иначе. Все эти сравнения оставь для неуверенных в себе людей. Пусть они измеряют свою красоту линейкой, взвешивают свой ум на весах. Сестрёнка, новые вызовы и задачи — это прекрасно. Попробуй. Ведь ты же этого хочешь.
— Хочу, — едва слышно ответила Лукина.
Я заметил, как она нерешительно улыбнулась.
— Тогда вперёд, сестрёнка. Иди на сцену. Только прими совет: не будь Клубничкиной. Света Клубничкина — плохая роль. Играй Ульяну Громову и прочих персонажей пьес. Но только на сцене — не в жизни. В жизни будь сама собой. Потому что именно тебя выбрал Генка Тюляев. Помни об этом. Ему не нужна другая — ему нужна ты. Пусть другие тебе подражают. Оригинал всегда лучше копии.
Лукина дёрнула плечом, фыркнула.
— Вот ещё. Я и не собиралась Светке подражать.
Иришка выдержала секундную паузу и добавила:
— Потому что Клубничкина дура.
Иришка шумно вздохнула.
— Завтра же скажу Генке, что попробую…
— Не пробуй, сестрёнка, — поправил я. — Сделай.
— Ладно, — согласилась Лукина. — Скажу Геннадию, что поучаствую в пьесе. Это будет интересно.
Иришка снова посмотрела мне в глаза.
— Проверю обе системы, — сказала она. — Узнаю, какая мне больше понравится: система Станиславского или система Чехова. Надеюсь, что утру Тюляеву нос. Потому что он плохо отозвался о подходе к актёрскому мастерству Михаила Чехова. Назвал его систему ненадёжной. Но я-то понимаю: Генка говорил это потому, что Михаил Чехов преподавал за границей.
Лукина встала с кровати, поправила платье.
— Спасибо, братишка, — сказала она. — Ты мне очень помог. Как и всегда.
Она улыбнулась и пожелала мне спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сестрёнка, — ответил я.
Иришка шагнула к шкафу. Снова замерла.
— Мы с Генкой сегодня поцеловались, — едва слышно сообщила она.
Взглянула на меня и уточнила:
— Это Генка меня поцеловал. В губы. Когда мы прощались около подъезда.
Лукина затаила дыхание.
— Тебе понравилось? — спросил я.
Иришка дёрнула плечом.
— Не знаю. Я толком ничего не поняла.
— В следующий раз разберёшься, — сказал я.
Заметил, как моя сестра кивнула и мечтательно улыбнулась.
— Наверное, — сказала она. — В следующий раз обязательно разберусь.
Утром в четверг двадцать четвёртого февраля главной темой разговоров учеников десятого «Б» класса стало возвращение нашей классной руководительницы.
Разговоры о том, что в Новосибирске Лидия Николаевна вышла замуж, стихли после рассказов Черепанова. Лёша посоветовал одноклассникам «не молоть ерунду». Он в общих чертах пересказал услышанную нами от самой Лидии Николаевны историю о её замужестве и об «ошибочной» похоронке.
Уже на следующей перемене эта история перекочевала из нашего класса в другие. К Черепанову (как к главному эксперту по истории семьи Некрасовых) подходили ученик десятого «А» и одиннадцатых классов, забрасывали его уточняющими вопросами.
На перемене после урока физики я заглянул в спортзал, где у десятого «А» завершился урок физкультуры. В тренерской комнате я застал Илью Муромца. Принёс ему извинения за украденный нож. В качестве компенсации вручил Илье Фёдорову добытый во время стычки с Романом Шипулей трофей — сказал, что для нарезки хлеба «выкидуха» вполне сгодится.
Иванов от моего подношения не отказался. Он пару раз опробовал работу механизма самодельного выкидного ножа. Особого восторга по поводу моего подарка физрук не выказал (хотя и бросил нож на полку рядом с блестящими кубками). Хмурый Илья Фёдорович посмотрел на меня и заявил, что одной только «выкидухой» я за свой проступок не рассчитаюсь.
Затем Физрук будто бы неохотно похвалил моё вчерашнее выступление. Поинтересовался, приму ли я участие в концерте в честь Международного женского дня.
Он выслушал мой ответ, кивнул.
Иванов указал на меня пальцем и заявил:
— С тебя песня, Пиняев. Посвятишь её моей жене. Договорились?
Я кивнул и ответил:
— Сделаю, Илья Фёдорович. Не вопрос.
Иванов чуть сощурил глаза.
— И чтобы в этой песне ты мою Наташку тоже как-нибудь обозвал, — потребовал он. — Пусть там тоже будет что-то такое нелепое… наподобие этой твоей Смуглянки. Ты меня понял?
Илья Фёдорович покачал головой и признался:
— Меня уже трясёт от этой дурацкой клички. Звучит-то как!‥ глупо: Смуглянка. Спасибо тебе, Пиняев. Удружил. Ведь было же у меня нормальное прозвище: Илья Муромец…
Пятым уроком сегодня (вместо занятий литературой) нашему классу поставили немецкий язык. Об этом нас ещё в среду предупредил Максим Григорьевич (он заявил тогда, что с удовольствием недельку отдохнёт от общения с нами).
Обсуждение личной жизни нашей классной руководительницы к тому времени не закончилось — поэтому ученики десятого «Б» встретили классную руководительницу любопытными взглядами.
Мы дружно и радостно прокричали:
— Guten Tag, Лидия Николаевна!
— Guten Tag, liebe Leute! — ответила Лидия Николаевна.
Она улыбнулась и прошла к своему столу.
Я отметил: вчера мне не почудилось — Некрасова действительно выглядела моложе, чем до поездки в Новосибирск. Да и её улыбка мне впервые показалась не просто доброй, а ещё и весёлой.
Весь урок я любовался похорошевшей Лидией Николаевной. Посматривал и на свою сестру Иришку — та заметно волновалась, потому что её позвали на репетицию спектакля: сегодня после уроков.
После звонка Лидия Николаевна задержалась в классе.
Она попросила, чтобы задержался и я.
Лишь только кабинет немецкого языка опустел, как Лидия Николаевна вручила мне деньги: двести рублей, которые я одолжил ей для поездки в Новосибирск.
— Вася, ты меня очень выручил, — сказала она. — Спасибо.
— Не за что, Лидия Николаевна, — ответил я. — Вы прекрасно выглядите. Отдых пошёл вам не пользу.
Я сунул деньги в карман, развернулся, чтобы пойти к выходу.
— Вася, постой, — сказала Некрасова.
Я замер.
Лидия Николаевна стрельнула взглядом в направлении приоткрытой двери. Пару секунд мы слушали доносившиеся из школьного коридора детские голоса.
Затем Некрасова взглянула на меня и сообщила:
— Вася, я… не сказала никому, даже своему мужу. И не скажу. Честное слово.
Она покачала головой.
Я заметил, что её окрашенные хной волосы на фоне окна будто бы приобрели ярко-рыжий оттенок.
Кивнул, произнёс:
— Хорошо.
Лидия Николаевна вздохнула.
Мне показалось, что она вдруг смутилась: у Некрасовой порозовели щёки.
— Вася, — сказала она, — я… понимаю, что мне уже много лет. Не в моём возрасте идти на такое. Но я вспомнила, как ты говорил, что в сорок пять лет жизнь только начинается. Я подумала: будь, что будет. Лучше сейчас, чем никогда. Вася, я решила… что рожу ребёнка. Если получится, конечно. Лёня меня поддержал, хотя я вижу: он за меня переживает.
Лидия Николаевна повела плечом.
— Вася, я к чему это сказала… — произнесла Некрасова.
Она заглянула мне в глаза и чуть смущённо заявила:
— Если у нас с мужем родится мальчик, я обещаю: мы назовём его Василием.
— Что класуха от тебя хотела? — спросил Черепанов.
Во время моего разговора с Лидией Николаевной он дожидался меня в коридоре — теперь сопровождал до кабинета истории.
— Похвалила наше вчерашнее выступление на концерте, — ответил я.
— А мне она почему ничего не сказала? — удивился Алексей.
Я развёл руками и сообщил:
— Понятия не имею.
Черепанов вздохнул.
— Вот так всегда, — сказал он. — Жизнь — несправедливая штука.
И тут же воскликнул:
— Кстати! Я только что узнал. Пока ты болтал с классухой.
Лёша улыбнулся.
— Представляешь, — сказал он, — Светка Клубничкина забрала свои документы из школы! Мне об этом пацан из её класса сказал. У них сейчас литература — вон в том кабинете. Говорят, что она в тридцать шестой школе учиться будет. Потому что там лучше преподают иностранные языки. Так Клубничкина подружкам своё решение объяснила…
Я шагал рядом с Черепановым по школьному коридору, слушал его болтовню.
Но думал я не о Клубничкиной, а о словах Лидии Николаевны.
«Эмма, найди мне информацию о Некрасове Василии Леонидовиче, уроженце города Кировозаводск тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения».
«Господин Шульц, точное совпадение всех заданных параметров не обнаружено. Найдено…»
«Стоп, Эмма. Замени в поиске шестьдесят шестой год на шестьдесят седьмой».
«Господин Шульц, точное совпадение всех заданных параметров не обнаружено. Найдено…»
«Стоп, Эмма. Погоди».
Я посмотрел на Черепанова.
— … Галька, её подруга, говорила… — рассказывал Лёша.
«Эмма, найди мне информацию о Некрасовой Василисе Леонидовне, уроженке города Кировозаводск тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения».
«Господин Шульц, я нашла полное совпадение заданных вами параметров поиска на трёх страницах в социальных сетях. Ещё обнаружено двадцать семь источников, где…»
«Страницы в соцсетях принадлежат разным людям, или одной и той же женщине?» — спросил я.
«Одной, — ответила Эмма. — Некрасовой Василисе Леонидовне. Она на всех трёх страницах указала местом своего рождения город Кировозаводск, дату рождения — третье декабря…»
«Кем она работает в две тысячи двадцать шестом году? Это она тоже указала?»
«Василиса Леонидовна сейчас заведует кафедрой иностранных языков в Кировозаводском государственном университете».
После уроков я заглянул в актовый зал, где проходила репетиция школьного театрального кружка. Я уселся в последнем ряду, в отдалении от сцены. Наблюдал за тем, как Иришка по бумаге зачитывала вслух реплики Ульяны Громовой, а Генка и черноволосая Галина поясняли моей двоюродной сестре нюансы доставшейся ей роли.
Я отметил, что театральные актёры выглядели бодрыми и весёлыми. Они не блюли траур по покинувшей их кружок Клубничкиной. Ермолаевы дурачились. Генка Тюляев втолковывал Иришке азы актёрской работы. Галина строила парням глазки, то и дело улыбалась.
Я слушал звучавший на сцене диалог.
— … Мою сестру угнали в рабство в Германию! — сообщила Галина.
Она всплеснула руками — как и всегда после этой реплики.
Иришка, сменившая Клубничкину в роли Ульяны Громовой, тряхнула листами сценария и спросила:
— Кого угнали?
Голос Лукиной прозвучал уверенно, тревожно.
Генка Тюляев расправил плечи, нахмурил брови.
— Немцы вывезли из нашего города уже восемьсот человек, — ответил он. — Я знаю: уже готовы списки ещё на полторы тысячи человек. Наших людей отправляют в рабство!
Галина покачала головой, трагично вздохнула.
— Что будем делать? — спросила она.
— Нужно их освободить! — заявила Иришка.
Лукина решительно взмахнула листами сценария.
Ермолаевы, Галина и Тюляев скрестили взгляды на её лице.
— Ульяна, что ты предлагаешь? — спросил Тюляев.
— Как мы отвлечём немцев? — воскликнул со сцены Сергей Ермолаев (теперь я различал братьев по цвету одежды).
Лукина грозно сощурила глаза, сжала кулаки (чуть смяла края сценария).
— Мы покажем им концерт! — сказала Иришка.
Она торжествующе улыбнулась. Геннадий на сцене на шаг приблизился к моей двоюродной сестре.
Я отметил: сейчас Гена посмотрел на Иришку вовсе не как Олег Кошевой на Ульяну Громову — скорее, как шекспировский Ромео на Джульетту.
— … Правильно! — сказал Тюляев. — Тогда весь немецкий гарнизон соберётся в клубе!‥
Генка взял Иришку за руку, приосанился.
Он выдал длинный монолог.
Я усмехнулся: не припомнил, чтобы Тюляев в этой сцене раньше прикасался к руке Клубничкиной. Хотя я видел эту часть пьесы не однажды — с участием Клубничкиной.
Я скрипнул креслом, скрестил на груди руки. Прислушивался к репликам актёров. Слушал голоса старшеклассников и слышал, как дребезжали от порывов ветра оконные стёкла в актовом зале.
За игрой актёров я следил не без интереса. Уже через четверть часа после начала репетиции я отметил, что Иришка избавилась от скованности в движениях. Теперь Лукина вела себя на сцене согласно роли: стала настоящей советской патриоткой и яростным борцом с немецко-фашистскими оккупантами. Её Ульяна Громова мало чем походила на ту Громову, которую раньше изображала Клубничкина — я посчитал это хорошим признаком.
«Эмма, найди страницу моей двоюродной сестры в любой из социальных сетей, — попросил я. — Ирина Викторовна Лукина. Родилась двадцать пятого декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года в СССР, в городе Кировозаводск».
«Господин Шульц, полное совпадение всех заданных параметров не обнаружено. Но я нашла восемь страниц в социальной сети Фейсбук, владелицами которых значится Ирина Лукина тысяча девятьсот сорок восьмого года…»
«Которая из этих Ирин родилась в Кировозаводске?»
«Господин Шульц, ни в одном из этих случаев нет совпадения по месту рождения».
«Тогда это не Иришкины страницы, — сказал я. — Или есть совпадение по дате рождения?»
«Есть совпадение по году и месяцу рождения».
«Какого числа родилась та Ирина?»
«Седьмого декабря…»
«С прошедшим днём рождения эту Лукину. Но сейчас она меня не интересует».
Я скрестил на груди руки. Смотрел на свою двоюродную сестру, которая расхаживала по сцене. Слушал её не на шутку встревоженный голос, следил за выражением её лица.
«Эмма, месяц назад мы нашли Иришкину страницу, — сказал я. — Тогда она существовала. Поищи информацию о моей сестре иначе. Возьми за основу те же данные, но измени фамилию. Разыщи мне информацию об Ирине Викторовне Тюляевой. Не только в соцсетях. Посмотри на всех сайтах. Что там пишут о Тюляевой в ваших интернетах?»
«Господин Шульц, — ответил голос Эммы, — найдено двести восемьдесят три страницы, где присутствуют все заданные вами для поиска данные. Ещё существуют две тысячи триста две страницы, где…»
«Страницы в Википедии есть?»
«Господин Шульц, есть страница Википедии на русском языке…»
«Замечательно, Эмма. Прочти, что там написали о моей двоюродной сестрёнке».
«Ирина Викторовна Тюляева, — сказала моя виртуальная помощница, — родилась двадцать пятого декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года в городе Кировозаводск, СССР. Советская актриса театра, кино и телевидения, эстрадная певица, композитор, режиссер, сценарист, писатель, народная артистка СССР, Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Василевых, Герой Социалистического Труда. Жена министра внутренних дел СССР Геннадия Юрьевича Тюляева…»
Вечером, перед сном, Иришка снова пришла к моей кровати и спросила:
— Вася, как ты считаешь, есть у меня хоть немного актёрского таланта?
Она дожидалась моего ответа, задержав дыхание. Словно от моего вердикта зависело её будущее.
Я улыбнулся и ответил:
— Ты прирождённая актриса, сестрёнка. Без шуток. Я уверен, что тебя на актёрском поприще ждёт большое будущее.