А вы знаете, каково это – отнять жизнь? Ко всем моим немалочисленным грехам, что я сотворил в этой жизни, прибавился еще этот, пожалуй, самый страшный. «У меня не было выбора – выбор есть всегда». Эти две фразы метались от виска к виску в моей и без того больной голове, и я мучил сам себя, раздираемый противоречивыми понятиями добра-зла.
Мы сидели на кухне, Морис поддерживал меня как мог – он никогда не был сторонником убийства, Элиас же злился и ругал меня за слабохарактерность.
-Аднер, хватит быть тряпкой! – Голосил он раздраженно (до сегодняшнего дня он как-то еще сдерживался). – Уже неделю ноешь… Ты, можно сказать, совершил благородное дело!
-А ты убивал?! – Защищаясь, огрызнулся я.
Уже по выражению его лица я понял, что задал глупый вопрос.
-Конечно! Кто по-твоему делает всю грязную работу?! И, видишь, ем, сплю, смеюсь, живу… Ты думаешь, я какой-то дегенерат?! Не ради же удовольствия я это делаю. И ты – не ради удовольствия… Хотя в твоем случае я бы посмаковал, медленно выкручивая позвонки Мэлвина.
-Элиас. – С укором в голосе остановил его Морис.
-Что?! – Ему даже стало весело. – Знаешь, Джоэл, его тощее тельце в черном пластиковом пакете уже начало разлагаться. Точно. Забыли. Ага?
Но я боялся даже спать с выключенным светом. Холод мертвого тела в моих руках был еще таким осязаемым, что каждый раз я намывал их с особым усердием, будто бы мог хоть что-то исправить и вычеркнуть эту смерть из своей совести.
Ночь. Я закрыл глаза в двенадцатом часу – это было грессийское время, и мне нравилось жить по нему. Долго ворочаясь, я все никак не мог уснуть, мысли лезли как тараканы, копошились, пытаясь добить меня окончательно. Я не помню, как задремал, но страшный напев, в начале тонкий, как ниточка, затем все усиливавшийся, разбудил меня вновь. Я прислушивался, холодея внутри от страха:
«Я тот, кто верит в чудеса,
Хоть сам я родом не из сказки,
Раскрашу пеплом небеса,
Пускай в глазах блестит слеза,
Я так хотел любви и ласки…»
В комнате было тихо. Я даже вышел за дверь, там тоже никого не было. Странная песня вновь зазвучала в моей голове, и голос, исполнявший ее, был мне знаком.
-Мэлвин? – Прошептал я, сам себе не веря.
-Как поживаешь, младенец? – Песня прервалась, и я услышал его – ЕГО – в этом не могло быть ошибки. Мои внутренности будто бы покрылись льдом, меня пробрала вязкая дрожь.
Понимая, что, скорее всего, я попросту сошел с ума, я спросил:
-Где ты? …
-Где я? – Насмешливый тон Мэлвина отозвался эхом. – Похоже, в твоей голове.
-Но я убил тебя! Убил!!!
-А ну-ка подойди к зеркалу…
Я, как завороженный, оцепенело поплелся в ванную. Включил свет.
Я действительно слетел с катушек. Или призраки существовали на самом деле.
Отражение было не моим. Черные как воронье перо волосы, бледная, почти мертвенная кожа, необычайно синие глаза…
Я заорал так громко, как орут в фильмах ужаса в самых ужасных сценах. Отражение в зеркале орало вместе со мной, но не менялось. Я выбежал в коридор, инстинктивно, в панике, бросился прочь, споткнулся на лестнице, кувырком пролетел вниз и растянулся у самых ног Элиаса – он выбежал из своей комнаты на крик, сверху уже спускался Морис.