Сын ярла

Глава 9 АЛЬВСЕНЫ Апрель 856 г. Бильрест-фьорд

Всякий раз ругались братья Альвсены, когда вспоминали ту достопамятную ночку, после которой их перепуганные коровы дали так мало молока, что, по выражению Бьярни Альвсена, вряд ли хватило бы и кошке! Да что ругались — Бьярни чуть было не проткнул мечом не вовремя подвернувшегося под руку Хрольва, хорошо старший брат, Скьольд, вовремя отвел лезвие. Три овцы отдал Альвсенам отец Фриддлейва Свейн Копитель Коров, а Фриддлейву хорошо досталось крепкой ясеневой палкой — долго гуляла она по его плечам. Уже после, в лагере, Фриддлейв сорвал зло на Дирмунде Заике — это ведь его был план, что так подвел «Медведей». Поколотил Фриддлейв Заику такой же крепкой палкой. Бил да приговаривал: не стоит недооценивать противников, вот тебе за это, вот! Утомившись, бросил измочаленную палку, ушел. А Заика, плача, смывал снегом идущую из носу кровь. Вот так наказал его Фриддлейв, хотя, если разобраться, не так уж и виноват был Заика, это Хельги слишком уж хитер оказался: ну, с секирой, можно сказать, повезло ему, а вот с дальним лесом он хорошо придумал, ловко провел дружка своего Харальда — накинул тот ночью веревку на шею спокойно дежурившего у костра малыша Снорри — тихо все прошло, удачно, парень даже не пикнул, — осторожненько подтянул, глянул… и не знал дальше, ругаться или смеяться: поймал вместо худенького тела Снорри обернутое тряпками соломенное чучело! Хотел было уж опрометью нестись к Фриддлейву, да понял — не успеет, эта ночь последней считалась, а до того никак не выкрасть Снорри было, уж так загонял всех Ингви, заплутал по лесам, не поленился даже и за Ерунд-озеро сползать, к хутору Курид, а Харальд с Бьорном, как два идиота, конечно же, за ним следом поперлись, бешеной-то касатке десять дегров — не крюк. Бьорн-то не очень расстроился — у него на хуторе родичи имелись, а вот Харальд — да, обиделся поначалу на дружков своих, Ингви и Хельги. Потом, правда, плюнул, ну их в горы, смеяться только что потом будут, сволочи. Они и смеялись, да так, что в доме молодых воинов Эгиля дрожала крыша.

— Сижу я себе спокойно на дереве, — отпивая из крынки холодное молоко, рассказывал Ингви Рыжий Червь. — Смотрю, где ж наш Харальд? Потом вижу — вот он, внизу, ползет-ползет, змей, ага, и веревку — ап! Ловко метнул, ничего не скажешь — прямо на шею Снорри… то есть это он думал, что Снорри, а когда увидал, кого изловил вместо Снорри… Ой, ну и рожа у него была, парни!

— Да ладно, — надулся Харальд Бочонок. — Смотри вон, от молока не лопни.

Все молодые парни, члены воинской общины — фелаги, — Хельги, Фриддлейв, Снорри, Хрольв Приблуда и прочие — в очередной раз вспоминали подробности недавней игры. Кроме уморительных россказней Ингви, бывшим «Медведям» особенно нравился рассказ Хельги о том, где и как он обнаружил секиру Эгиля.

— Так, говоришь, никаких звуков не издал Фриддлейв? — смеясь, обычно переспрашивал кто-то. — Зачем же ты тогда в уборную ходил, а, Фриддлейв?

Фриддлейв угрюмо отмалчивался — а что ему было говорить-то? Проиграл и проиграл — настоящий викинг должен уметь проигрывать. И Фриддлейв умел, да только вот отношения его с Хельги — и без того не особо сердечные — вконец испортились, хотя, видят боги, Хельги и пытался помириться с Красавчиком, да тот не шел навстречу: больно уж горд оказался. Ну, да и пес с ним! На сердитых воду возят. Предчувствовал Хельги, что придется ему еще столкнуться с Фриддлейвом, — хоть и проиграл сейчас тот, однако многие в младшей дружине его поддерживают и слушаются беспрекословно. «Змеиный Язык» — такое прозвище появилось было у сына Сигурда ярла, и он догадывался, кто его пустил в оборот. Не самое плохое прозвище, если учесть что Змей — «Орм» — одно из любимейших носовых украшений, венчавших форштевни боевых ладей викингов. Змея — символ мудрости. Правда, не очень-то прижилось прозвище, другое через несколько лет возникло, ну, да то и другая история…

Хельги улыбнулся, прислушиваясь, как шумят снаружи деревья. Словно бы кто-то тихонько перебирал струны арфы. Никогда раньше не замечал в себе Хельги склонности к музыке. Теперь же все время в голове крутились какие-то мелодии, а волшебные скальдические строки слагались будто сами собой. Надо же. И откуда у него прорезалось вдруг это умение?

Эгиль Спокойный На Веслах вместе с Велундом гостил сегодня в усадьбе Сигурда ярла и обещал вернуться лишь к утру. Потому и весело было в доме — о чем только не переговорили: в который раз уже об игре, потом перемыли косточки жадюгам Альвсенам — тут даже Фриддлейв улыбнулся, — ну, конечно, зашел разговор и о девках, а как же без них-то? Сначала так просто болтали: кто, где да с кем; потом перешли на более конкретные темы.

— Говорят, в гости к Альвсенам приехали девчонки с дальней усадьбы Рекина ярла, — вполголоса заметил Ингви Рыжий Червь… и вызвал настоящую бурю!

— Девчонки с дальней усадьбы?! — разом переспросили все.

— Ну да, оттуда, — важно подтвердил Ингви.

— К этим жадюгам Альвсенам?!

— Да не может быть!

— С чего б это ездить к ним этим девкам, что им, своих парней мало?

— Ну нет, врешь ты все, Ингви.

— Да не вру, клянусь молотом Тора! — Ингви Рыжий Червь уселся на ложе и хлопнул себя ладонями по коленкам. — Просто вы мне не даете дальше сказать.

— Так говори же.

— Так вот. — Ингви многозначительно обвел взглядом заинтересованно притихших парней. — Есть у Альвсенов родичи в тех усадьбах, не со стороны самих братьев родичи, а по жене Скьольда, старшего брата, Смельди Грачихи, она ж сама из тех мест. Как вы знаете, овец у Альвсенов много, и еще они несколько пар прикупили, — да вот беда, женщины их да рабыни прясть шерсть не успевают, да и ткать тоже — уж больно много шерсти у Альвсенов.

— Да, шерсти у них много.

— И не только шерсти.

— Ну и вот, решилась-таки Грачиха: третьего дня съездила да привезла погостить своих родичей — трех девок, их наш раб Трэль Навозник видал, как ехали на двух телегах, говорит, красивые.

— Кто, телеги красивые?

— Девки, тролль ты лесной!

— Ну, положим, для Навозника любые девки красивые…

— А за тролля можно и по ушам схлопотать!

— Тихо вы, не ругайтесь, я ж не все еще сказал! — Ингви погрозил усыпанным веснушками кулаком особо ретивым и продолжил рассказ, при этом несколько отвлекся от девчонок, зачем-то перейдя к подробнейшей характеристике Смельди Грачихи, жены старшего брата, Скьольда, имевшего весьма красноречивое прозвище — Жадюга. Надо сказать, что и жена его Смельди тоже отличалась этим ценным качеством, и еще было неизвестно, у кого оно проявлялось ярче. Всем памятен был случай, когда Грачиха сгноила в бочках почти всю весеннюю рыбу, не желая тратиться на соль, — этой тухлятиной потом неделю несло по всему заливу. А еще ходили упорные слухи, что на воротах усадьбы братьев всегда сидит раб, высматривающий возможных гостей, и как только кого высмотрит — сразу кричит, а Смельди пинками гоняет рабынь, чтоб побыстрее прятали всю еду, оставив только засохшие корки. Тем гостей и потчует, угодливо улыбаясь да жалуясь на плохие времена.

— Ты о девках говори, про Смельди мы и так знаем, — нетерпеливо перебил Приблуда Хрольв, и многие одобрительно поддакнули ему.

— Да я и говорю, — обиделся Ингви. — Говорю, что Смельди Грачиха день-деньской заставляет своих родственниц прясть — для того их и позвала в гости, так что те на двор только и выходят, а сами знаете, какая в доме Альвсенов грязища — пыль, копоть, шерсть в воздухе летает, еще и пот в глаза — попробуй-ка поверти веретено без остановки. — Рыжий Червь вдруг улыбнулся и многозначительно поднял вверх палец. — В общем, ночью приезжие девчонки бегают иногда смыть пыль к водопаду! — торжественно сообщил он. — Трэль Навозник их там самолично видел.

Сообщение это произвело фурор. Честно сказать, изматывающий вроде бы режим и бесконечные тренировки были не так уж и тяжелы для молодых закаленных организмов. Да, по утрам у всех ломило кости и казалось, что уже и не встать, однако уже к первой же утренней пробежке по лесу усталость и боль исчезали куда-то бесследно и не показывались в течение всего дня, чтобы навалиться потом, под утро.

Идея быстренько сбегать к водопаду посмотреть на девчонок была немедленно высказана сразу несколькими, остальные одобрительно закивали. Правда, имелся один нюанс: без разрешения Эгиля никто и никогда не должен был покидать лагерь в течение всего обучения, в связи с чем возникали две проблемы:

1) Чтобы никто их не увидел, кроме, может быть, самих девчонок.

2) Чтобы никто не проговорился.

В общем-то, обе проблемы были вполне решаемы. Встал вопрос — кто пойдет? Хотелось, конечно, всем, но также все понимали: идти таким скопом — загубить дело и напугать девчонок. Решили — по очереди, по пять человек. Кинули жребий — кому первым? Кроме Ингви, выбор пал на Харальда Бочонка, Хрольва, Фриддлейва и Хельги. По предложению последнего было решено безо всякого жребия взять с собой малыша Снорри — уж его-то девчонки явно не испугаются. Снорри аж глазами захлопал от радостного удивления — никогда еще он не принимал участия в подобном предприятии. Ну что ж… Надо же когда-то начинать.

Они покинули лагерь, напутствуемые скабрезными шутками, от которых уши малыша Снорри сделались пунцовыми, словно только что сваренный рак. Стоявший ночную стражу — как раз была его очередь — Дирмунд Заика проводил исчезнувшую в лесу процессию откровенно завистливым взглядом, прислонил к дереву короткое копье и, тяжело вздохнув, задумался о несправедливости жизни. Вот так всегда: как часовым — так Заика, а как по девочкам — так Хельги и Фриддлейв, даже Приблуде сегодня повезло! Приблуда улыбался, аж рот до ушей растянув. Еще бы: немного в Бильрест-фьорде развлечений найдется.

Ночь стояла удивительно тихая, безветренная. Застряв в черных вершинах сосен, ярко серебрилась луна, заливая все вокруг призрачным колдовским светом. Такого же цвета трава, первая, едва вылезшая, мягко стелилась под ногами. Где-то за дорогой, в чаще, тоскливо завыл волк.

— А хорошо бы было устроить на них облаву, — кивнув в сторону воя, тихо сказал красавчик Фриддлейв.

Это была хорошая идея, и Хельги пожалел, что выдвинул ее не он, а Фриддлейв. Красавчик имел все шансы стать лидером, чего, понятное дело, не меньше, а может, и больше хотел и Хельги.

Когда потянулись слева верхние луга, Ингви Рыжий Червь предложил позвать Трэля Навозника, чтоб тот показал точно, где он там кого видел.

— Обойдемся и без Навозника, — сухо возразил Хельги.

Фриддлейв промолчал, и Хельги понял: если что-то пойдет не так, Красавчик обязательно вспомнит эти его слова и не замедлит высказаться в пользу Рыжего Червя, мол, тот дело предлагал, да этот Хельги Змеиный Язык, как всегда, все испортил. Так ли на самом деле думал красавчик Фриддлейв или нет, сказать было трудно — скорее всего, вились в его голове подобные мысли, как не виться, если реальных претендентов на роль вожака молодых, пожалуй, только двое — он и сын Сигурда ярла. Надо же — сама судьба свела их сейчас выпавшим жребием, волей-неволей приходилось действовать единой командой.

Водопад показался неожиданно: блеснул из-за холма серебром, загудел, перекрывая шум подбиравшихся почти к самому берегу елей. Слева от водопада, через лес, темнела усадьба Альвсенов. Тишина стояла вокруг, лишь иногда за сараями глухо брехали собаки.

— А правду говорят, что есть такие селения, где аж целых два десятка домов? — неожиданно шепотом поинтересовался Снорри.

Фриддлейв хмыкнул, а Ингви Рыжий Червь пояснил, что еще и не такие есть — домов в полсотни!

— Полсотни! — ахнул Снорри. Потом шмыгнул носом, недоверчиво покачав головой: — Разве столько бывает? Наверное, врут люди.

— Хватит болтать! Смотрите.

Фриддлейв показал на тропинку, что вела от усадьбы к мосткам на берегу ручья, у самого водопада. Около мостков, справа и слева, темнели заросли ивы. Кажется, слева, в кустах, что-то шевельнулось. Нет, показалось. Хельги потряс головой и вместе с другими спрятался за деревьями: на тропинке показались вышедшие из лесу девчонки. Трое, как и говорил Ингви. Шли весело, переговариваясь и смеясь, в одних тонких туниках — ночь выдалась теплая. Одна темноволосая, длинная, другая рыжая, а третья… Третья — настоящая красавица. Лица, правда, не разглядеть, но Хельги чувствовал — красавица! А как серебрились в свете луны ее длинные, распущенные по плечам волосы! Нет, Сельма, конечно, лучше, но…

Смеясь, девчонки по очереди потрогали ногами воду в ручье и дружно сбросили туники. Харальд Бочонок цинично прищелкнул языком, а примолкший Снорри забыл все свои вопросы.

Впрочем, нагие приезжие нимфы не очень-то долго позволили любоваться собой: поднимая тучи брызг и радостно визжа, с разбегу бросились в воду.

— С ума сошли! — ахнул Приблуда. — Холодина же!

— Пожалуй, пора запускать Снорри, — деловито предложил Ингви Рыжий Червь.

— Давай, давай, Снорри, раздевайся, — поддержал его Фриддлейв. — Да побыстрее, что ты там копаешься? Подплывешь к девчонкам, скажешь, что с соседнего хутора, мол, и друзья твои на том берегу купаются, ну, дальше сам сообразишь, не маленький. Да не дрожи ты, уж тебя-то они точно не испугаются.

— Они-то не испугаются, а я? — снимая рубаху, прошептал Снорри. — Штаны-то хоть оставьте.

— Как хочешь, — пожал плечами Фриддлейв. — Хочешь обратно мокрым идти, пожалуйста, лезь в штанах в ручей.

Пройдя по берегу до кустов, Снорри бесшумно погрузился в холодную воду и быстро поплыл к девчонкам. Ивовые заросли слева от мостков снова шевельнулись. Хельги покрутил головой. Интересно — ветра вроде бы нет. А, это, наверное, Трэль Навозник, бросив стадо, спустился с верхних лугов, подсматривает, мать его за ногу! Надо б его за такие дела вздуть как следует.

Снорри между тем уже подплывал к девчонкам, и те, судя по всему, его не очень-то испугались. Вылезли на берег, быстро оделись. О чем-то заговорили, засмеялись, засмеялся и Снорри, показал рукой на лес — мол, там дружбаны сидят, дожидаются, познакомиться хотят аж до страсти.

— А сколько их там? — с интересом поглядывая на Снорри, спросила одна из девчонок, длинная.

— Че… четверо… Не считая меня, — отозвался тот.

— Что-то больно уж много, — стрельнув глазами, хохотнула рыжая и предложила, неожиданно подойдя сзади: — А может, он врет все? Давайте выбросим-ка его обратно в ручей!

— Не надо в ручей, — всполошился Снорри. — Не надо! Не на…

Все-таки девчонки его окунули. Вынырнув, Снорри выбрался на берег, обиженно отфыркался, громко обозвал девок дурами и заявил, что сейчас вообще уйдет восвояси.

— Ну, это если мы тебя отпустим, — под общий хохот тут же сообщила рыжая. — Ну ладно, зови давай своих друганов. Пускай к ивам плывут, да только не очень торопятся, мы хоть причешемся. И смотри, чтоб не увидал никто. Давай, давай, плыви, не подсматривай!

— Больно надо, — отмахнулся Снорри, чем вызвал новый приступ веселья.

Одна из девчонок — та самая, с серебряными волосами, что так понравилась Хельги, — оставив подруг, отошла за ивы, к ручью.

— Куда ж ты, Эрна? — закричали вслед те.

Эрна лишь отмахнулась: на хуторах парни неторопливые, пока появятся эти деревенские ухажеры, лучше еще раз окунуться — водица, правда, холодна, да ночь теплая. Когда еще тетка Грачиха с усадьбы выпустит!

Харальд с Ингви и Фриддлейвом уже подходили к девчонкам, а Хельги, зайдя за ивы, не отрывал глаз от Эрны. Как здорово та плыла! Быстро, ловко, с явно видимым удовольствием. Хельги не смог бы сказать, куда из его сердца делась в этот миг Сельма, да, скорее всего, никуда не делась, просто… Просто тут было нечто иное, вон и Фриддлейв тоже вроде бы словно всех своих девок забыл. Забыл… А вот кто-то явно не забыл! Хельги четко разглядел, как из густого кустарника слева от мостков отделилась вдруг быстрая черная тень, бесшумно ныряя в воду. А не за Эрной ли поплыл неведомый злодей? Что злодей — Хельги ни секунды не сомневался, с чего бы хорошему-то человеку прятаться? Они вон ведь не прячутся… Гм… В смысле — прячутся, но не ото всех. Ладно, посмотрим, кто там такой…

Хельги скинул тунику и нырнул. Ледяная вода обожгла тело. Вынырнув, юноша принялся яростно работать руками. С шеи его на тонкой цепочке свисал амулет — золотое изображение Мьельнира, волшебного молота Тора… Да, так и есть! Кто-то быстро плыл к беспечной купальщице. Интересно, с какими целями? Девчонка ведь не одна, с подругами, да и усадьба близко. Хоть и скрыта за лесом, да ведь стоит только крикнуть… Если, конечно, успеет. А что? Подплыть прямо под девчонку, дернуть за ногу, чуть-чуть притопить, потом вытащить на берег и пять минут делай с ней все, что хочешь, если и выживет — так все равно ничего помнить не будет. Покуда там подруги прочухают, тем более они, кажется, и впрямь увлеклись новым знакомством. Что ж, их понять можно: надоест каждый день веретена крутить, не норны же, в самом-то деле! А потом — и вовсе выкинуть в ручей, сама утонула, и поделом, кто ж в этакой воде купается?

Эх, жаль, меч остался на берегу! Впрочем, а зачем меч? Ведь можно же сделать с неведомым злодеем то, что он хочет сделать с девушкой. Нет, не изнасиловать его, конечно, а так же — чуть притопить… Вон он как раз погружается глубже. Рыжая шевелюра, мощное мускулистое тело, мокрая бородища — ха, так это же Бьярни, младший из братьев Альвсенов! Надо же… Тогда он точно не оставит девчонку в живых. После, когда найдут труп, запросто свалит все на нидингов, тех, кто якобы покушался и на его коров. О, боги! Да на них же, молодых, и свалит все свои гнусности Бьярни: коров чуть не угнали, почему б и не лишить чести девчонку? Поди потом попробуй докажи что другое на тинге!

Не раздумывая больше, Хельги поднырнул под уходившего в глубину Бьярни и с силой дернул его вниз, обхватив ноги… И как только шею его сдавили короткие пальцы Бьярни, сообразил: какой же он идиот. Не Бьярни идиот, он, Хельги, сын Сигурда ярла. Ну, ясно же было с самого начала: таился от людей младший Альвсен, еще б ему не таиться, коли такое задумал, а значит, можно было просто вынырнуть, заорать, напугав и его, и эту девчонку, Эрну. Бьярни тут же б и ретировался, не совсем же круглый дурак, хоть и прозвали его Бьярни Тупой Котел — это оттого, что башка его круглая уж больно на котел похожа…

Однако и силища же в руках этого рыжего тролля! Хельги почувствовал, что еще немного, и он навеки останется здесь, на дне ручья. Уперся в дно, поднимая песок, изловчился, выкрутил голову и изо всех сил укусил Бьярни за руку, еле видную в сбаламученной, почти черной воде. Тот дернулся, и Хельги молнией вылетел на поверхность, жадно хватая воздух, словно вытащенная из воды рыба.

Девчонка, Эрна, обернулась, увидела Хельги, закричала. Тот не стал ничего объяснять, лишь выбрался на берег, подтянул мокрые штаны и улыбнулся, увидев, как спешит к нему все компания.

— Приятная встреча, ребята, — расхохотался Хельги, размазывая по плечам песок. Все думал о Бьярни — и куда тот все-таки делся? Спрятался под мостками? Или вынырнул дальше, вверх по течению? Погруженный в тревожные мысли, Хельги даже не слышал, как Снорри представил его:

— А это еще один наш друг, только он сперва потерялся…

Потеряться-то Хельги не потерялся, но зато вот потерял кое-что: золотой молоточек Мьельнир, висевший на шее. Так и сгинул он, видно, в холодной воде ручья во время борьбы с Бьярни.

И снова на мостках послышался смех и не умолкал теперь почти до самого утра. Он растекался по всей поверхности озера, достигая самых глухих его уголков. Хельги нараспев читал сочиняемые на ходу висы, всякие грустные (любовные) и смешные. Это занятие ему нравилось, а ребята поглядывали на него удивленно — ну надо же, что ж он раньше-то таил, что такое может?

Выбравшись из воды у дальнего берега, Бьярни Альвсен обернулся на смех и с яростью сплюнул. В руке он держал маленький золотой амулет — Мьельнир, колдовской молот Тора.

— Узнаю, — злобно шептал Бьярни. — Узнаю. Найду. Убью.

Над водопадом, над усадьбой и хутором, над верхними лугами, покрытыми молодой ярко-зеленой травой, над всем Бильрест-фьордом медленно загоралось утро.

— И здесь не п-п-повезло, — злобно буркнул Дирмунд Заика, узнав от Хрольва Приблуды о скором отъезде девчонок с усадьбы Альвсенов. Весть эту Приблуда услыхал случайно от пастухов с верхних лугов, а тем сказали слуги из усадьбы. Сердце Хельги дрогнуло: ну надо же, ведь только познакомились! Даже поцеловаться и то толком не успели, не говоря уже о чем-то большем, да и было ли бы оно, это большее? Вряд ли. Понятие девичьей чести было для здешнего народа отнюдь не пустым словом, она высоко ценилась среди женихов из приличных семей, а именно такие и нужны были девчонкам. Но все-таки жаль, что они так быстро уехали.

Занятия в лагере подходили к концу, каждый теперь стал взрослее, искуснее, ответственнее, даже малыш Снорри. Два ярко выраженных лидера обозначились в молодой дружине: Красавчик Фриддлейв и Хельги, сын Сигурда ярла. Фриддлейв — умен, отважен, честен, но и несколько высокомерен, задирист — это многим не нравилось. Хельги — «свой парень», такой же, как все, но в беге, борьбе, сражении на мечах и секирах — гораздо лучше всех, даже, пожалуй, и лучше Фриддлейва — ведь у того не было такого учителя, как Велунд, хотя и Эгиль Спокойный На Веслах был в чем-то очень даже неплох. Полные боевых упражнений дни Хельги полностью принадлежали именно ему, а вот вечера и — часто — ночи — Велунду. Старый кузнец много чего знал и делился этим знанием с Хельги, которого любил, как собственного сына. Именно Велунд учил Хельги навыкам борьбы без оружия — а иначе, кто знает, вырвался ли бы Хельги из медвежьих объятий младшего Альвсена? Именно Велунд учил Хельги рунам, учил связной речи, учил высокому искусству скальдов.

Склонив седую голову, Велунд внимательно смотрел на Хельги. Тот сидел напротив кузнеца на узкой лавке и украшал рунами ясеневую рукоять секиры, недавно выкованной Велундом.

— Словом можно убить не хуже, чем этой секирой, — наставительно произнес кузнец, и Хельги усмехнулся: кто бы спорил? — Учись владеть словом так же, как мечом, — продолжал Велунд. — Ибо бывают случаи, когда меч твой, копье и секира окажутся вдруг бесполезными. Никогда не давай выводить себя из терпения, следи за своими словами и не менее внимательно следи за словами других, помни: враг многое может узнать из неосторожно произнесенного слова.

Хельги вздрогнул, услыхав эти слова, и его волнение не укрылось от Велунда. Ни о чем не спросив, старый кузнец продолжал обучение:

Велунд замолк, давая возможность ученику осмыслить сказанное. Хельги сильно изменился за год: стал выше ростом, раздался в плечах, на верхней губе и подбородке появился пушок, правда, лицо его оставалось с виду таким же детским, как и физиономия малыша Снорри. Детским, если не смотреть в глаза — взгляд Хельги был даже не юношеским, это был взгляд взрослого, много чего повидавшего человека. И один только Велунд догадывался почему…

Заике неожиданно повезло: хозяйка Гудрун вызвала его из лагеря через узколицего Конхобара Ирландца, управителя домом. Зачем он понадобился Гудрун — об этом Заика мог только гадать, впрочем, Ирландец просветил его еще на подходе к усадьбе.

— Это я посоветовал хозяйке вызвать тебя, — тихо сказал он, останавливаясь на узком мосточке через Радужный ручей. Слева от них шумел водопад, справа высились скалы. В синих водах залива отражалось утреннее желтое солнце. — Гудрун пошлет тебя в усадьбу Альвсенов, — продолжал Конхобар, и Дирмунд вздрогнул: слишком уж памятна была ему та ночка, когда в коровник неожиданно ворвались Альвсены. Одни боги знают, чего стоило тогда Фриддлейву не допустить кровопролития: младший из братьев, рыжебородый Бьярни по прозвищу Тупой Котел, так дико вращал над головою секирой, словно берсерк, выбежавший из дальних лесов покрушить черепа. Разговор шел в основном только со старшим братом, Скьольдом, — тот хоть и прозван был Жадиной, однако понимал еще слова, а более того — свою непосредственную выгоду.

— Что я должен д-д-делать у Альвсенов? — спросил Заика, не показывая виду, что изрядно напуган.

— Ты скажешь им о Хельги, сыне Сигурда, — оглянувшись, пояснил Конхобар. — Братья должны знать: в случае смерти Сигурда ярла — а она не за горами — их главный соперник на усадьбу вовсе не Гудрун, как они думают, а этот молодой щенок, Хельги.

«Он и мой ближайший соперник, — усмехнулся про себя Заика. — И не только по усадьбе Сигурда».

Дирмунду внезапно вспомнилась Сельма, дочка Торкеля бонда, как приезжала она прошлым летом в усадьбу: высокая, красивая, с длинной светлой косой, кожа у нее была белая, словно морская пена. Дирмунд тогда пытался заговорить с девушкой, та что-то отвечала, Заика не слышал что, будучи не в силах оторвать взгляд от этих глаз, темно-голубых, бездонных, глубоких, как воды фьорда.

— Ты в точности исполнишь все, что попросит тебя хозяйка Гудрун. — Ирландец посмотрел прямо в глаза Заике, — ну и взгляд у него, аж мурашки по коже! — За это я тоже помогу тебе кое в чем. — Конхобар улыбнулся. — Тебе ведь нравится дочка Торкеля из Снольди-Хольма?

Откуда? Откуда он узнал? Проследил, иль сказал кто?

— Не волнуйся так, Дирмунд, ты ж вовсе не дурак, — засмеялся Ирландец. — И не смотри на меня такими глазами. Помни, сказал: помогу — значит, помогу. Не стой же изваянием, иди в усадьбу.

— Значит, Хельги… — тихо протянул Скьольд, старший из братьев Альвсенов. — Значит, Хельги.

— Кто такой этот Хельги? — встал младший, буйнобородый Бьярни. — А, тот желторотик, сын Сигурда! Да я с ним одним пальцем справлюсь! — Бьярни громко захохотал.

— Э, не торопись. — Скьольд недоверчиво посмотрел на Дирмунда Заику, что сидел перед ним тихо, словно амбарная мышь. — Ты, парень, часом, не хочешь ли нас подставить?

Заика побелел, представив, что с ним могут сейчас сделать Альвсены.

— Ну, убьем мы этого Хельги — и что скажут все люди в Бильрест-фьорде? — обернувшись к младшему брату, продолжал Скьольд.

— Что скажут в Бильрест-фьорде? — эхом повторил тот и вопросительно уставился на брата.

— А то и скажут: Альвсены специально его убили, чтобы в будущем завладеть усадьбой Сигурда. Вот как скажут! — Скьольд с размаху ухнул кулаком по столу.

— Так вы т-т-тайно, — вздрогнув от удара, осмелился посоветовать Заика.

— «Т-т-тайно»! — передразнил его старший Альвсен, светлая, щеголевато заплетенная в две косички борода его задрожала от гнева. — А что, считаешь, в Бильрест-фьорде одни дураки живут? Не догадаются?

Спавший с лица Заика попытался было улизнуть, да не тут-то было: Бьярни крепко схватил его за шиворот и, приподняв над лавкой, встряхнул так, что клацнули зубы:

— Ну, длинноносый, готовься отправиться в Нифлхейм.

Старший Альвсен едва успел вырвать кинжал из руки братца. Воспользовавшись этим, Дирмунд Заика освободился от мощной хватки Бьярни и в страхе забился под лавку.

— А ну вылезай, червь! — с угрозой произнесли братья. Бьярни потянулся к копью.

— С-с-стойте, с-с-стойте, — встав на ноги, замахал руками Дирмунд. — Я п-п-придумал, что вввам делать, п-п-придумал.

— Придумал бы лучше, как тебе сейчас в живых остаться! — поднимая копье, гулко захохотал младший братец.

— Постой-ка, Бьярни. — Скьольд придержал копье за древко и обратился к Заике: — Ну, говори, что ты там придумал?

— Н-надо в-в-вызвать Хельги н-на бой, в-вязаться в какой-нибудь спор, чтобы он… ну, в-вроде как в-в-вас оскорбил бы где-нибудь н-на людях.

Скьольд задумчиво почесал бороду. Хоть и прозывали его Скупой На Еду (а в просторечье — Жадиной), мозги у него были в полном порядке, в отличие от младшего братца.

— Оскорбил, говоришь? Угу… Где только вот у нас людное место?

— Да хоть на рыбном причале напротив усадьбы Сигурда, — неожиданно подсказал Бьярни. — Там всегда народишко трется.

Скьольд с удивлением посмотрел на брата — не ожидал от него подобной быстроты мысли.

— Ладно. — Жадина положил мощную длань на дрожащее плечо Заики. — Задумка неплохая. Только смотри не проговорись, червь! — Он красноречиво поднес огромный, поросший рыжими волосами кулак к самому носу Дирмунда.

Заика от всего сердца возблагодарил богов, когда ему наконец удалось покинуть усадьбу. Да и то, младший Альвсен нагнал его уже у дороги.

— Есть разговор, — зачем-то оглядываясь на ворота, тихо произнес он.

Дирмунд вопросительно поднял глаза. Бьярни снова оглянулся и вытащил из-за пазухи небольшой предмет в виде золотого молоточка — Мьелнира:

— Случайно не знаешь чей?

Заика присмотрелся. Изящная золотая вещь, украшенная рунами. Похоже, подобная была у Хельги.

— Опять этот Хельги! — злобно ощерился Бьярни. — Так точно его?

— П-п-по крайней мере, очень п-п-похожа, — пожал плечами Заика.

Полные серебристой рыбой лодки покачивались на волнах у причала. По причалу сновали люди, в основном, конечно, с усадьбы Сигурда, но была лодка и из Снольди-Хольма, приплыли за солью. Молодежь весело перекликалась, отгоняя обнаглевших чаек, рабы деловито таскали рыбу в больших плетеных корзинах. Шумел невдалеке радужный водопад, в спокойных водах фьорда отражалось лазоревое небо с медленно двигающимися по нему белыми, как морская пена, облаками.

Хельги с друзьями — Ингви и малышом Снорри — тоже спустился с усадьбы к причалу, якобы сильно интересовало его, где сейчас снуют треска да пикша, на самом-то деле — просто хотелось повидать Сельму. Ну неужели же она не приехала, не воспользовалась такой возможностью? Хотя вполне могла и не приехать, если задержалась в гостях на Ерунд-озере, у тетки своей, Курид. Еще когда вышли из усадьбы, Хельги все выглядывал — не мелькнет ли где светлая коса? И вот наконец увидел. Вернее, сначала услышал.

Сельма сидела на скамейке, перед самым причалом, и что-то со смехом рассказывала сестрице Еффинде. Та громко смеялась.

Когда подошли ближе, Хельги тоже повысил голос. Сельма обернулась — на губах ее на миг заиграла улыбка. Заиграла и тут же погасла. И в самом деле: открыто, при всех, улыбаться кому-то — не очень-то скромно для юной девушки, потом пойдут пересуды, кому улыбнулась, да как, чего и не было придумают, особенно долгими зимними вечерами. Подойдя ближе, Хельги почтительно поздоровался, не сводя глаз с девушки. Та выглядела как истинная красавица — примоднилась в дорогу: синее плиссированное платье из заморской ткани, красно-коричневый сарафан с орнаментом, заколотый двумя бронзовыми застежками-фибулами с причудливым рисунком. К одной из фибул на тонкой цепочке были привешен большой ключ, видимо, от амбара — немалый знак почтения для юной девушки. На висках поблескивали кольца, ожерелье из темного янтаря красиво оттеняло белизну кожи. Для кого нарядилась?

Увидев сына Сигурда, Сельма приветливо кивнула — хотела б, наверное, и поцеловать, да и Хельги не прочь бы был заключить девчонку в объятия — но ведь люди кругом! Что подумают? Даже вдвоем пройтись рядом — и то дело такое, молвой людской осуждаемое, после таких прогулок один выход — сватов засылать, да побыстрее, пока родичи девушки не схватились за колья. А уж чтоб поцеловать… Нет, было и такое, вон хоть не так давно, у кузницы — но там другое дело, там место отдаленное, тихое, безлюдное. Да и ночь на дворе была…

— Смотрите-ка, кто пожаловал! — показывая пальцем на быстро приближающуюся лодку, громко вскрикнул Снорри. — Никак Бьярни Тупой Котелок? И что тут ему понадобилось?

— Здоровья и милости богов всем родичам Сигурда ярла, — вспрыгивая на причал, приветствовал собравшихся Бьярни, тряхнув буйной бородищей цвета ржавого железа. Волосы его спереди были заплетены в две щегольские косички, зеленая туника перепоясана золоченым поясом, на плечах — ярко-красный дорогой плащ, заколотый серебряной фибулой с изображением лани.

— И ты будь здоров, славный Бьярни, сын Альва, сына Эйрика, — так же почтительно ответила Еффинда. Подойдя ближе, Бьярни неуклюже поклонился и шмыгнул носом: видно, жалел, что к Еффинде уже успел посвататься Рюрик Ютландец, молодой и удачливый конунг.

— Наш кнорр уходит завтра поутру в Скирингсаль, — пояснил Бьярни. — Вот я и заехал спросить — не нужно ли чего Сигурду, или хозяйке Гудрун… или тебе, прекрасная Еффинда?

Еффинда засмеялась. Улыбнулась и Сельма. Бьярни повернулся к Хельги.

— Говорят, некоторые шастают ночами по чужим коровникам, — сплюнув, произнес он таким тоном, за которым неизбежно следует хорошая драка.

Хельги вздрогнул и покраснел. Этого, похоже, и добивается Бьярни — драки, — за тем и приплыл. Ждет, подлый нидинг, когда Хельги не выдержит.

— Если б я пришел в коровник раньше — ух, и не поздоровилось бы кой-кому, клянусь Тором, — продолжал насмехаться Бьярни. — Да так и будет, клянусь!

Все на причале замолкли и смотрели на Хельги — как поведет себя сын Сигурда ярла? Кинется на обидчика — и тем самым нарушит обычай гостеприимства? Или смолчит, спустит обиду?

вспомнил Хельги слова Велунда. И ответил примерно так же, холодно улыбаясь:

Бьярни осекся. Как-то неправильно повел себя сын Сигурда ярла. Не бросился сразу в драку, не оскорбил… но и не смолчал, не снес обиду. Надо бы ему тоже ответить…

А Хельги продолжал, пока младший Альвсен чесал затылок. Сложная виса получилась, красивая, Велунд был бы доволен:

Бьярни лишь досадливо сплюнул — прямо скажем, не силен он был в древнем искусстве скальдов, да и от сына Сигурда не ожидал такой прыти. А тот ведь не умолкал:

Тут Бьярни не выдержал и, зарычав, словно волк, выкрикнул что-то непотребное, на что Хельги лишь невозмутимо пожал плечами, ответив висой — ах, как ловко они получались у него с недавних пор, и какое удовольствие было их сочинять! И кто бы мог раньше подумать, что Хельги такое сможет?

— Это кого ты назвал глупцом? — ощерился Бьярни. Маленькие свинячьи глазки его налились кровью, рука схватилась за меч.

— А разве было сказано, что Бьярни глупец? — хлопнув в ладоши, вдруг громко осведомилась Сельма. — Или ты, Бьярни, хочешь сказать…

— Ничего я не хочу сказать, — угрюмо буркнул Бьярни. — Хотел только спросить, может, что вам в Скирингсале нужно? Ну, вижу, что ничего. Поплыву уж обратно — на пастбище еще заглянуть надо.

Младший Альвсен прыгнул обратно в лодку и, поймав парусами ветер, легко заскользил по волнам.

— Ничего, ничего, щенок, — злобно шептал он. — Мы еще с тобой встретимся.

— А он вовсе не так туп, как про него говорят, — проводив взглядом быстро удаляющуюся лодку, задумчиво произнес Ингви Рыжий Червь. — Мне кажется, Хельги, ты сейчас нажил себе опаснейшего врага…

— Не сейчас, Ингви. — Сын Сигурда покачал головой. — А гораздо раньше. И не одного врага, а целых двух — не забывай о старшем Альвсене, Скьольде.

— Да… — протянул оказавшийся рядом Снорри. — Эти братья — опасные люди, не хотел бы я иметь их врагами. — Он невесело усмехнулся, а потом вдруг схватил Хельги за руку: — Не расстраивайся, помни, уж я-то всегда буду на твоей стороне!

Ингви Рыжий Червь еле сдержался, чтобы не захохотать в голос. Хельги укоризненно посмотрел на него, потом обернулся к Снорри.

— И ты, Снорри, сын Харальда, сына Хакона, всегда будешь желанным воином в моей дружине, — серьезно промолвил он. — И мы будем всегда сражаться вместе, плечом к плечу!

— Вместе. Плечом к плечу, — зачарованно повторил Снорри. В серых глазах его предательски блеснули слезы. Надо же — самый уважаемый для него человек — Хельги, сын Сигурда, — предлагает ему, малышу Снорри, встать под свое боевое знамя, и надо же, Хельги, оказывается, знает его родичей.

— Вас двоих в дружине не маловато ли будет? — обернувшись, осведомился Ингви. — А то и я бы тоже к тебе пошел, Хельги, и толстый Харальд тоже, коли уж ты начал набирать воинов.

— Вы с Харальдом — мои друзья, — просто ответил Хельги и улыбнулся. Хорошую идею, сам не осознавая того, подсказал ему Снорри: почему бы не начать собирать дружину уже сейчас?

Ласково светило солнце, разбегаясь над водопадом разноцветными брызгами радуги, громко кричали чайки, дрались на камнях из-за рыбьих внутренностей, шипели на вырывающих добычу котов, белых, с рыжими пятнами. Снорри подозвал одного, почесал за ушами, — кот замурлыкал, подняв толстый хвост, потерся боком об ноги мальчика.

Хельги чуть поотстал от друзей, свернул к камням, к густым кустам вереска. Шел нарочито медленно, знал — кому надо, заметит…

Уселся на плоский камень, прислушался, услыхав звук чьих-то легких шагов. Чьих-то?

— Сельма! — Вскочив, Хельги схватил девушку за руки. — Ты сегодня такая красивая!

— Только сегодня?

— Ну нет… и вообще…

Сельма рассмеялась.

— Жаль, что ты не можешь остаться, — вздохнул Хельги.

— Отец велел возвратиться к вечеру, — грустно улыбнулась Сельма. — Да и разве могли бы мы с тобой вместе гулять здесь, на виду у всего Бильрест-фьорда?

Ничего не ответил Хельги, только кивнул. Права была Сельма, абсолютно права. Даже провожать ее до лодки — и то не должен был Хельги. Даже то, что они сидели сейчас вместе на камне, — и то было чревато последствиями, такие времена были, такие обычаи.

— Ну, мне пора, Хельги. — Сельма поднялась на ноги. — Прощай.

— Прощай, — прошептал Хельги. Потом не выдержал, у самых кустов нагнал девчонку, обнял, поцеловал…

— Хватит, хватит… — слабо сопротивлялась та. — Вдруг увидит кто?

Она побежала к лодке — легкая, словно воздушная, в развевающемся на ветру сарафане.

— Сельма… — глядя ей вслед, еле слышно шептал Хельги. — Любимая…