Глава 6 ВОЛК Ноябрь 855 г. Бильрест-фьорд

Тогда разъярился

Дух богомерзкий,

Житель потемков…

«Беовульф»


Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как узколицый друид Конхобар стал членом рода Сигурда ярла. Сам обряд посвящения — вступление левой ногой в специально содранную кожу с левой ноги кобылы — занял не так много времени, больше ушло на согласование: каждый ли член рода был согласен усыновить безродного ирландца? Конечно же, большинство отнеслось к нему с подозрением, и вряд ли бы узколицый так быстро стал родичем, если б не помощь и покровительство Гудрун. Он ей нравился — узколицый знал почему — и тем пользовался — никогда не проходил молча мимо хозяйки, все время заговаривал о чем-то, правда, надо сказать, без излишней настойчивости, ненавязчиво. Гудрун подобные ухаживания нравились — еще б не понравились сорокалетней женщине живые воспоминания о бурной любви, да если еще принять во внимание болезнь мужа… Постепенно Конхобар стал в усадьбе незаменимым, чего, надо сказать, и добивался, сперва — помня указания друида Форгайла Коэла, а затем и сам стал находить в своем положении массу выгод. Всегда вежлив, выдержан — не чета прочим грубиянам, — ирландец как должное принял на себя обязанности управителя усадьбы, а Гудрун была и рада такому помощнику — все сделает так, как сказано, четко и вовремя, да к тому же, как становилось уж совсем худо Сигурду — лежал в лежку, — самолично заваривала ему сон-траву Гудрун и, дождавшись, когда муж уснет, шла в амбар, где дожидался ее ирландец. Не злоупотребляла подобными встречами Гудрун — умна была, хитра, коварна — знала: немного уже осталось Сигурду земных дней, а уж там как повезет: кто будет владеть усадьбой — она, всем известная хозяйка Гудрун, или этот неумелый щенок, Хельги. Да, по законам вроде бы — Хельги, но жизнь есть жизнь, она посильнее законов будет, Гудрун это хорошо знала.


Два десятка дойных коров — часть принадлежащего Сигурду стада — жевали сено в дальнем сарае под присмотром Трэля Навозника, черноволосого, темноглазого, смуглого — увидишь такого, сразу скажешь: раб, нидинг, слуга, — именно так описывались рабы в древних сагах. Сарай стоял почти впритык к лесу, где шумели, качая ветками, темные голубоватые ели и росшие на холмах корявые сосны вздымали к небу вершины, покрытые жесткими иглами. В противоположной стороне, за еле видневшейся усадьбой братьев Альвсенов, широкой оранжевой полосой плавилось в море закатное солнце. Несколько рыбацких лодок — маленьких, издали похожих на жуков, деловито перебирающих лапами, — пользуясь хорошей погодой, покачивались на волнах Радужного ручья. Ловили сельдь, и всем работы хватало. Чьи были лодки — Сигурда или Альвсенов, — с усадьбы было не разглядеть, да Трэля Навозника, честно говоря, это мало интересовало. Он лежал на копне сена, подстелив старый, выцветший плащ. Отломив соломину, сунул в уголок рта, развалился, положив под голову руки, наслаждаясь редкими минутами покоя, закрыл глаза, представив далекое детство: теплое перламутровое море, оливковые рощи и огромный город с белыми стенами и золотыми, сверкающими на солнце воротами. Гавань, полную кораблей, самых разных, от узких рыбачьих фелюк до огромных военных дромонов, вооруженных неугасимым огнем, горящим даже в воде. Рынок, многоголосый, разноязыкий, полный пряных запахов; огромный — кажется, до самого неба, купол храма Святой Софии. Колокольный звон медленно плыл над городом, поднимаясь в синее, как цветы незабудки, небо. Где-то в оливковой роще выл волк… Волк?

Раб открыл глаза, перевернулся на живот и, выйдя из теплого, пахнущего навозом, коровника прислушался, вглядываясь в черный лес, начинающийся сразу за невысокой оградой, сложенной из круглых камней. Именно здесь, в лесу, похоже, и выл волк. Трэль поежился. Что стоит хищнику перемахнуть через ограду? Конечно, через закрытую дверь в коровник ему не пройти. А если через сеновал? Запросто проберется. А до дома отсюда далековато — пока прибежит помощь, волки спокойно пару коров сожрут и его, Трэля, в придачу. Навозник вздрогнул, услышав, как зашуршало на сеновале сено. Прислушался. На всякий случай взял в руки увесистый посох. Впрочем, что против стаи посох? Так, игрушка.

Соскочившая с сеновала черная тень стремительно бросилась прямо на Трэля. Тот отбросил посох и широко расставил руки: огромный, черной масти пес размером с теленка, поскуливая, принялся лизать щеки раба, и тот щекотал собаку за ухом, запуская руки в косматую шерсть.

— Айн, хороший мой Айн, — шепотом приговаривал Трэль. — Как я рад, что ты пришел!

Могуч, космат и страшен с виду был Айн, правда, изрядно ленив, и это качество сводило почти на нет все его остальные достоинства. Особенно летом, на верхних лугах, пес предпочитал целыми днями валяться в кустах, укрывшись от солнца, и лишь иногда лаял на отбившихся от стада коров. Впрочем, с волком он бы справился. С одним волком. А вдруг их там стая? Ведь волки никогда не рыщут в одиночку. Может, все-таки добежать до усадьбы, позвать на помощь? Нет, там одни насмешки посыплются, да еще и тумаков получишь. Скажут — Трэль Навозник так же глуп, труслив и ленив, как и его пес. Да и пока он бегает, вдруг волчина и вправду проберется в коровник? Поди потом доказывай, что ты не особо и виноват. Навозник почесал левую лопатку и передернул плечами. Кожа на его спине была покрыта шрамами, не так давно оставленными кнутом хозяйки Гудрун, — с неделю назад заснул-таки, проглядел, как орел унес овцу из выпущенной на последнюю траву отары. Вот тогда-то, после наказания, и отправили Трэля в дальний сарай, с глаз подальше, — коровы не овцы, орел не унесет, вот, правда, волки… Так волков никогда и не было поблизости от усадьбы. Не было… Да вот ведь, заразы, взялись откуда-то. А может, и вправду какой-нибудь одинокий волк, приблудный? Вон, что-то не воет больше. Ладно, что будет, то и будет. Зарыться вместе с Айном в солому да поспать — все больше толку. А если и порешит ночью волк корову — так что, к побоям привыкать, что ли?


В урочище, что меж горами и усадьбой Сигурда ярла, всегда, даже в самый светлый день, а тем более сейчас, ноябрьским вечером, было неуютно и сумрачно. Свет заходящего солнца с трудом проникал сквозь темные мохнатые лапы елей, окончательно пропадая в кустах можжевельника и жимолости. Прямо через лес вела неширокая тропка к хутору Свейна Копителя Коров, по обе стороны от нее громоздилась непролазная чащоба, с кучами бурелома и колючим малинником. Многочисленные звериные тропы терялись в черном лесу, впрочем, и они встречались лишь изредка — дичи здесь было мало.

Огромный волк с темной, почти черной, шерстью, остервенело рыча, рыл лапами землю. По виду это был редкостный экземпляр: повадками он чем-то напоминал сбежавшую от человека собаку, но передвигался бесшумно и мягко, словно рысь. По хребту его, от кончика хвоста до загривка, тянулась неширокая полоска светлой шерсти — светлой, конечно, на общем серо-черном фоне. Длинная косматая шерсть зверя, темная по бокам, к брюху светлела, приобретая тот коричневато-желтый цвет, что скорее свойственен шакалам, а не волкам. Мускулистые лапы заканчивались желтыми когтями, вообще же, встань волк на дыбы, его пасть оказалась бы вровень с лицом самого высокого человека, — не слабый был зверь, и не просто было достать такого охотникам, если б они и задались такой целью. Впрочем, в черном лесу не бывало охотников — не было дичи.

Что же делал волчара здесь, в этом гиблом месте? Неужели вырывал из мерзлой земли чьи-то полусгнившие трупы, вместо того чтобы насытить утробу свежей живой кровью?

А, похоже, что так!

Рядом с волком, под елями, валялись два больших кувшина, покрытые желтовато-коричневой прошлогодней хвоей. Вокруг них волк и рыл землю могучими лапами. Вот на миг остановился, услыхав собачий лай, повернул жуткую морду, прислушался. И снова заработал лапами, вырывая закопанные в землю полусгнившие трупы. Вырыв, есть почему-то не стал, лишь разбросал части тел лапами да завыл, подняв морду к низкому небу, тоскливо, безнадежно, злобно.

Быстро темнело. Темно-серые, под масть зверя, тучи заволокли небо, пошел дождь, редкий, противный и нудный. Трэль Навозник зарылся в сено и уснул, притянув к себе Айна. Где-то далеко, за священной рощей, в ответ на зов из урочища внезапно завыли волки.

Огромный зверь опустил морду, прислушиваясь к вою. Ноздри его раздулись, из раскрытой пасти стекала на землю желтая тягучая слюна. Некоторое время волк принюхивался, оставаясь на месте и словно бы раздумывая, а затем, прижав уши, помчался на зов собратьев длинными мощными прыжками.

Он обнаружил их сразу, как только пересек дорогу. Небольшая стая — с десяток особей — подозрительно обступила чужака. Это были еще довольно молодые звери, средь них лишь пара трехлеток. Голенастые, словно подростки, и уже успевшие отощать, видно, серым не очень-то везло с добычей в последнее время. В глазах их стояла тоска, шерсть потускнела, поблекла, на тощих лапах веревками выделялись жилы. Сгрудившись позади вожака, серые, поджав хвосты, с надеждой взирали на могучего новичка. А тот принюхивался к вожаку — старому, много повидавшему зверю, с порванным левым ухом и покрытой шрамами мордой. Видно, когда-то это был настоящий боец, но старость и невезение доконали его: шерсть свалялась, из кончика хвоста торчал репейник. Но глаза… глаза горели прежним боевым задором! Чужаку, видно, не понравились эти глаза, ибо, только взглянув в них, он сразу совершил мощный прыжок, словно знал — остальные не будут вмешиваться, а двух вожаков на одну стаю — много. Старый волк ждал этого — резко отпрыгнул в сторону, зарычал, показывая клыки, желтые, давно уже не видевшие живого мяса. Промахнувшийся чужак быстро развернулся, ощерился, ожидая ответа. И старый прыгнул! Серой молнией — откуда и силы взялись? — метнулся влево и, резко притормозив передними лапами, вытянул шею вправо. Клацнул зубами, раскровянил-таки пришельцу плечо — еще немного, добрался бы и до шеи, и тогда кто знает, как обернулась бы схватка. Старый вожак горделиво обернулся, ища глазами поддержки своих. Лучше б он этого не делал!

Темно-серый рванулся вперед, распластался на брюхе и, извернувшись, впился сопернику в горло. Старый вожак захрипел, забил лапами, стараясь расцарапать противника когтями, — тщетно: темно-серый оказался сильнее, злее, нахальнее, и старый волк повалился на седой мох с перегрызенной шеей. Он быстро слабел, и темно-серый, рыча, рвал его на куски, еще живого. Летели в кусты кровавые ошметки, и вся стая — несколько самок и волчата-подростки, — поджав хвосты, следила за новым вожаком. Тот наконец насытился, повел из стороны в сторону ощеренной окровавленной мордой. Волки подошли ближе, молча склонили головы, подставив холки. Темно-серый торжествующе завыл, и вся стая поддержала его, пожрав поверженного вожака. Теперь у них был новый вожак — молодой, сильный, злобный.


Стая обнаглевших от безнаказанности волков под предводительством нового вожака принялась рыскать по окрестностям Бильрест-фьорда. Резали прямо в загонах овец, не брезговали и нападениями на одиноких путников, а однажды чуть не загрызли младшего брата Фриддлейва, хорошо сам Фриддлейв вовремя оказался поблизости, а то бы…

Много раз выходили на охоту мужчины из усадьбы Сигурда ярла, да и не только они — и все без толку. Уж такой вожак оказался у стаи — играючи обходил самые хитроумные ловушки, а о засадах, казалось, знал или даже предвидел их заранее. Словно бы издевался над охотниками. Многие из них видели его: огромный, темно-серой масти зверь с черными, пылающими огнем Муспельхейма глазами.

Когда волки загрызли очередного теленка, терпение Сигурда иссякло. В облаву были посланы все, включая Хельги и узколицего Конхобара, недавно принятого в род.

У дальнего коровника, недалеко от усадьбы, прямо перед сеновалом вырыли глубокую яму, утыкали кольями с обожженными на огне остриями. Слева и справа от коровника, а также и спереди располагались точно такие же ямы, так что меж ними оставалась лишь узкая тропка, по которой только и должен был загонять скот ленивый раб Трэль Навозник. Ветви росших позади сарая деревьев крепко-накрепко переплелись между собой — так что если б и захотели волки, бежать им было бы некуда — один путь: в яму. Не в одну, так в другую. В соседнем овине сидели несколько человек с копьями — добить хищников, если те вдруг попытаются выпрыгнуть. Хоть и маловероятно это, но бывали случаи, лучше уж побеспокоиться заранее.

Навозник лишь скептически усмехался про себя — знал: вряд ли пожалуют волки при таком скопище народу. Что ж они, совсем идиоты, что ли?

А волк все-таки пришел! Не в самую ночь, уже под утро, когда стирается тонкая грань между сном и явью. Явился один, не подставляя стаю. Прошмыгнул меж кустов в коровник невесомой темно-серой тенью. Подняв уши, залаял Айн и тут же, захрипев, упал с прокушенным горлом. Кровь выливалась на свежевыпавший снег мелкими упругими толчками, несчастный пес, умирая, судорожно сучил ногами. По лицу Навозника Трэля текли слезы. Никого и никогда не любил он здесь, в усадьбе, а вот к собаке привязался. Теперь и этого был лишен.

Молнией метнулся волк — огромный, темно-серый, со светлой полоской по всему хребту до хвоста, — пролетел над оградой, прополз под кустами на брюхе, извернулся и исчез — словно в воду канул. Кинулись искать, махнули уже было рукой, да Трэль Навозник заглянул с испугу на сеновал — там и обнаружил зверя. Огромные черные глаза, совсем непохожие на волчьи, сверкали лютой злобой и ненавистью. С широко раскрытой, источающей трупный смрад пасти медленно стекала слюна, могучие когти царапали дерево перекрытий.

Издав утробное рычание, свирепый хищник прыгнул на тщедушного раба, раздирая когтями грудь. Трэль изо всех сил сжал руками косматую волчью шею, чувствуя, как капает прямо на лицо горячая слюна.

Держать! Только б удержать зверя до прихода подмоги. А острые клыки хищника приближались все ближе, и в черных глазах зверя, казалось, стояла злобная усмешка.

Нет… Не удержать. Уж слишком неравны силы. Огромный свирепый хищник и недокормленный мальчишка-раб. Конечно, жизнь раба — не такое уж счастье, но подобная жуткая смерть… Нет! Нет! Нет!

Трэль в отчаянии замотал головой, чувствуя, что еще немного, и острые челюсти зверя сомкнутся на его шее… Он даже закрыл глаза… И челюсти сомкнулись бы, не подоспей вовремя Хельги. С ходу метнул копье — волк уклонился, — подскочив, вытащил из ножен меч. Отпустив бледного раба, чудовищное создание бросилось на Хельги, страшно сверкая глазами. Тот ждал, без страха в душе. Что ему какой-то там волк, когда имеется меч и умение им пользоваться! Улыбаясь, ждал зверя сын Сигурда. Уже в прыжке хищник посмотрел ему прямо в глаза… И вдруг проскочил мимо! Развернулся, выскочил наружу и, одним прыжком перепрыгнув ограду, исчез в лесу. Хельги улыбнулся — ну-ну, беги. Там и ждет тебя яма.

Почти сразу же за оградой, на небольшой поляне, скрытой молодыми елками, около ямы, в которую неминуемо должен был попасть серый ночной гость, с коротким копьем в руках маячила сутулая фигура узколицего ирландца Конхобара. Не очень-то нравилась ему вся эта затея с поимкой волков — ирландец лучше предпочел бы заниматься управлением в доме: милостивая хозяйка Гудрун не так давно поставила его присматривать за рабами и слугами. Уж это дело оказалось Конхобару по душе, хорошее дело. А тут стой вот, жди волка. Все остальные вон давно уже ушли спать, а его, Конхобара, смена как раз под самое утро вышла. Хорошо хоть луна. Светло.

Ирландец зевнул, стараясь отогнать сон, как вдруг со стороны загона послышались крики и какое-то глухое рычанье.

«Неужели волк?» — с опаской подумал Конхобар и покрепче обхватил копье, утешая себя мыслью, что уж в этом-то месте волку одна дорога — в яму.

Хищник появился внезапно. Выпрыгнул из кустов, огромный, темно-серой масти, помчался прямо на яму… И вдруг остановился перед застывшим, как изваяние, Конхобаром. Повернул голову, взглянул строго. Ирландец ахнул, узнав черный сверкающий взгляд зверя — это был взгляд сгинувшего друида Форгайла. Неужели этот волк и есть волкодлак-оборотень?

— Да, это я, Конхобар, — сами собой образовались в мозгу узколицего огненные слова. — Я не могу… — продолжал волк, скалясь окровавленной пастью. — Не могу много общаться с тобой… Я ухожу, но ты… жди.

— О, мой друид! — Конхобар в страхе упал на колени перед волком. — Будь осторожен — здесь яма! Лишь только там, ближе к кустам, узкий проход. Беги же!

Ничего больше не сказал волк. Поблагодарил младшего друида кивком головы и, осторожно пробравшись по самому краю ямы, прыгнул с обрыва в лес…

— Ушел! — выскочил на поляну Хельги с обнаженным мечом в руке. — Все-таки опять ускользнул.

— Да. Это хитрейший волчище, — как ни в чем не бывало поднялся с земли ирландец. — Проскочил краем, сбив меня с ног. Впрочем, думаю, вряд ли он снова объявится здесь — я хорошо зацепил его копьем.

И правда, с тех пор не появлялись больше волки около усадьбы Сигурда. Хотя доходили смутные слухи, что стая по-прежнему разбойничала в дальних лесах у Ерунд-озера, ну, так то, наверное, была другая стая…

Больше всего славы получил от ночной засады узколицый Конхобар. Его так и звали теперь — Конхобар Избавитель От Волка. Раб Трэль Навозник вновь отведал плетей за тупость, впрочем, ему к этому не привыкать было. А Хельги… Что Хельги? Повод для насмешек был — надо же, упустил-таки волка, — хоть вообще в усадьбу не показывайся. Он и не показывался больше, жил у Велунда.

А огромный волк темно-серой масти по-прежнему творил разбой во главе стаи, а в лунные ночи, насытившись и рычаньем разогнав в стороны волков, выходил на поляну в Черном лесу и выл, подняв морду к звездам. В вое этом слышалась вовсе не злоба, а одна лишь жуткая нечеловеческая тоска.

Загрузка...