Своё никому не отдам

Глава 9. Больше, чем кажется

В дверь светёлки постучали. Гриша перестал заглядывать через Наташкино плечо и отошел на полшага.

— Кто там? Заходи!

Дверь, скрипнув, приотворилась и в неё протиснулся Селим:

— Тут артельщик плотницкий пришёл. Говорит, что звали его.

— Верно говорит. Проводи его сюда, и сам приходи. Только князя Федота кликни. Он тоже надобен.

Кондрат вошел неуверенно, держа в руках шапку:

— Здравствовать тебе, царевич-воевода.

— И тебе не хворать, Кондратий-плотник. Шапку свою на колышек повесь, да садись сюда, где свет лучше падает.

Мужик, похоже, опасался гнева наместника и губернатора в одном лице, которого недавно прямо в глаза поносил. Так что вёл он себя, словно прибитый и выглядел жалко. Селим сел на лавку у стены, а князь, тоже прибежавший на зов, тяжело дыша, встал в дальнем чуть затенённом углу. Его, видать, от любимой гимнастики оторвали, вот он и не успокоился ещё.

— Карту понимаешь?

— А чего же не понимать. Рисунок такой, на котором веси и дороги показаны, — с каким-то даже облегчением ответил гость. Сообразил, видать, что не на расправу его позвали.

— Тогда смотри. Тут Ендрик наш показан. Вот здесь в скалах на северо-востоке страшные неудобья. От моря к берегу подобраться никак не выходит, а то и живота лишиться недолго на каменьях. С суши сыскали путь для одних коз пригодный, а лучшего в тех местах отродясь не бывало. Однако чтобы пособить батюшке в трудах его ратных, потребно мне, чтобы грузы оттуда стало можно вывозить. И, кроме как по мостам, кои навести ещё нужно, никак иначе это не получится. Тут тебе и овраги будут и склоны на любой вкус. Скалу рвать — пороха у нас нет, потому придётся тебе со своей артелью на сваях или иных скрепах (сам разберёшься, не мне тебе указывать) всю дорогу собрать из брёвен.

— Ох, царевич! Тут ведь чай одними моими артельными не управиться будет.

— Капральство сапёрное за тобой последует. В него как раз рекрутов набрали и людей там нынче вдвое против обычного. С ними и кашевар прибудет. Да и ты собери, кого знаешь из мастеровых. Про оплату и гвозди со скобами с князем Федотом говорить станешь, да со слугой его Селимом Ахмедычем.

А пока, Наталья, давай сюда картинки. Смотри Кондрат! Вот так пути ладят внутри угольных шахт. Кладут два бруса, а по ним корыто катают на колёсах. В тех колёсах изнутри расширение сделано, ребордой зовётся, чтобы повозка вбок не съезжала. Так телеги и колёса к ним — то не твоя забота. А вот расстояние между брусьями нужно выдержать точно. Три локтя.

— Ну, коли не надо сплошного настила из брёвен собирать, то это легче, — Кондрат посветлел лицом. — Опять же смотря, сколько быков-срубов вязать. Но, с другой стороны, ежели скоб вдосталь будет, то оно и не так долго получится, — Кондрат озадачен, однако жаловаться на многодельность предстоящих трудов не забывает.

Но это он рановато затеял — Федот лишнего ни за что не заплатит, а до разговора о цене пока далеко. Сперва следует разобраться с объёмом работ, и Гриша добывает на свет свои прикидки — кое-что на местности он успел зарисовать, кое-что — замерить. А уже завтра ему, на этот раз сухим путём, вести к селитряной долине плутонг разведчиков. Будут новобранцы учиться планы местности снимать, да не где-нибудь, а на будущей трассе.

Бубнящий тем временем о грядущих трудах Кондратий, не чуя окорота, совсем разухарился, и затею с дорогой охаял совсем:

— И это, царевич, не станет служить твоя реборда. Обломается скоро. Или всё колесо нужно из железа ковать, али лить из бронзы, аки пушку.

— Таких колёс нам не выделать, — вдруг вымолвил Федот. Хотя, если маленькие, вот такие, — он показал в обхват пальцев, то, наверное, получится.

Посмотрел на опечаленное лицо царевича, и продолжил:

— Поспрошаю я кузнецов, и на пушкарском дворе разузнаю.

— А маленькие колёса брус станут проминать, — вдруг встряла Наталья. — Ну, помнишь, Гриш, чем меньше площадь, тем больше давление. Ой, — смутилась она, поймав на себе взгляд плотника. — Извините, дядя Кондратий.

Артельщик сделал строгое лицо, он окорачивать девку неразумную не стал. Наоборот, от себя прибавил к её словам:

— Колесо потребно обычное брать от телеги, а чтобы оно с бруса не сошло, давайте я к нему изнутри второй брус положу, на четыре пальца выше. И оба их в один паз на поперечине врублю. Хотя, тогда чашка внизу получится и вода туда зальётся. Через год всю дорогу гниль возьмёт.

Толкаясь головами царевич, плотник и "служанка" принялись черкаться угольком по положенной на стол белёной доске, придумывая, как удержать колёса на пути, и чтобы при этом конструкция не копила в себе влагу от выпадающих осадков.

— Погодьте, — теперь Федот завладел "инструментом". — Кто телегу везти будет? То есть, хоть лошадью тянуть, хоть руками толкать, но идти-то между брусьями придётся. Стало быть, на каждом мосту придётся делать узкий пол во всю его длину. Вот он и станет выше брусьев, чтобы колёса внутрь не скатывались. А наружу их уже ось не пустит.

Нарисовали, исправили, снова улучшили — вроде, заиграла затея. Однако стенания Кондратия не прекратились. Тут же он вспомнил, что выдержанного материала у него в достатке нет, да и тот ещё распилить нужно, или обтесать. Так что пришлось Грише, мысленно зажмурившись, отдать припасы корабельного леса, что готовился для флотских нужд, и пообещать обеспечить перевозку. Разговор затягивался и дело дошло уже до пересчитывания суммарной длинны имевшихся хлыстов и количества потребного крепежа.

Гриша отошёл к окну. Нет, перекрывать свет своим корпусом он не стал (большой уже, чтобы осознавать последствия своих действий) держался в простенке и поглядывал на то, что творится на дворе. До него дошло, какой муравейник он решился разворошить. Но пробы образцов, что провёл мастер, изучая доставленные с северо-востока мешки, сомнений не оставлял — чистится эта селитра, и порох из неё выйдет обычный, средних кондиций. Тот самый, без которого сейчас рысские армии страдают от искусных сельджукских бомбардиров, отвечая одним выстрелом на пять. Он принял решение, и сделает то, что считает должным. За что потом и ответит полной мерой. Как взрослый. Потому что отец признал его дееспособным, то есть отвечающим за дела свои. И за бездействие.

Вернулся к столу, где некоторое время прекрасно обходились и без него:

— Дядя Кондратий! Дорогу потянем прямо от лесных складов. Путь я укажу. По гребням холмов поведём, и по ней же всё для стройки станем привозить. После очистки селитры от силы десятая часть остаётся от того, что выкопали, а пороху нужно очень много. Если не проянуть брусовый путь на всю дистанцию, то зимой на санях сколь надо навозим, а как весной дороги раскиснут, так и встанет мельница.

— Так Гриш! — артельщик совершенно забылся в пылу обсуждения. — Весной-то в паводок и наши деревянные дороги поплыть могут.

— Говорит же Гриц-бебе, по гребням холмов пути поведём, — Селим вмешался. — Кто их оттуда смоет?

— Ахмедыч, ты же сельжджук, стало быть — басурманин, — не сдаётся упертый плотник. — Откуда знаешь, что не смоет?

— Живу я здесь.

— А! Ну, тогда, верно говоришь.

— Спокойно! Селим, Федот! А ну садитесь и считайте, хватит ли леса, чтобы весь путь вытянуть, — Наташка скорее всех сообразила, что затеял царевич. Встала, подошла к буфету, налила братину стоялого мёда и с поклоном поднесла плотнику.

Тот хлебнул, и передал Грише. Потом и Селим с Федотом сделали по глотку, а девушке досталось уже совсем немного. Ритуал этот — ещё не побратимство. Даже не товарищество, однако, ниточку доверия уже знаменует.

***

— Вот, Кондрат тебе метр. Это франы выдумали заместо наших локтей да вершков, да пальцев. И с бриттскими ярдами, футами и дюймами путаться больше не надо, — Гриша подал старому плотнику размеченную рейку. — Тысяча метров — километр. Тоже ни вёрст тебе не надо, ни миль. А если для мелких предметов, то миллиметр — тысячная доля того же метра. Наши три локтя — это в аккурат и есть, метр с половиной. Вот по такому шаблону всю дорогу я и проверю. Держи.

Царевич только что вернулся с просеки, маршрут которой выверил сам. Прокладывал он его так, чтобы ни в низину, ни на склон дорога не попадала. Кажется, это называется "водораздел" То есть линия границы бассейнов рек. Хотя рек на Ендрике нет совсем. Здесь сплошные ручьи, по которым от устья на лодке подняться можно не более чем на пару километров, а потом сядешь на мель или упрёшься во что-нибудь.

Трасса прошла немного западней череды поместий и только потом отклонилась к востоку. Так тут рельеф указал. Чтобы будущее полотно дороги не включало в себя слишком много спусков и подъёмов, макушки холмов немножко прокапывают, а вынутый грунт перевозят в ложбины. По брусовой дороге это много легче, чем в телегах, идущих по земле. Вернее, телеги по брусовке и идут, причём и спереди и сзади у каждой стоят большие колёса, что с задней оси — плавность изгибов пути такова, что поворотливость экипажу не требуется, а двадцать пять пудов одной лошадью везти легко.

Прокладка же ведётся с той скоростью, с которой из брёвен пилятся брусья. Для оплаты найма множества работников Гриша просаживает губернскую казну, что оставил ему боярин Чухнин и жесткими приказами гонит на работы солдат регулярного полка. Повинности казённых крестьян тоже отрабатываются здесь, да и стрельцов он частенько использует для осуществления этой затеи.

А какой смысл считаться с расходами, если по любому выходит — одержи сельджуки верх над их царством, и Аскер-эфенди вернётся сюда полноправным хозяином. Высадится, а потом задавит численностью, да и, что уж лукавить, выучкой войск. Не так велико сопротивление, которое возможно организовать имеющимися на Ендрике силами. Поэтому производство пороха — задача первостепенная. Так что, темп строительства радует. Больше, чем по километру в день добавляется пути, а в сложных местах сотни работников загодя готовят опоры мостов и подъёмы со спусками. Иногда кажется, что все, кто способен держать в руках инструмент, заняты прокладкой дороги к селитряному месторождению.

***

Пришли вести, что основные сражения идут сейчас на Гочкисе. А ещё на Клявере и на Бутурлине. Эти острова куда как крупнее Ендрика и народу на них проживает не в пример больше. Сельджуки высадили там сильные армии, и теснят рысские полки. А тут ещё со сбором ополчения промешкали из-за страды, да пока собрали стрельцов, неприятель успел захватить и порты, и некоторые городки. Флоты мешают подвозить подкрепления, что обеим сторонам доставляет неудобство, поэтому в морских сражениях грохочут пушки и клубы порохового дыма смешиваются с утренними и вечерними туманами.

Так что до здешних хлопот просто никому нет дела. Появляются в виду острова корабли, однако к берегам не подходят. Раз в неделю галера забегает со столичного острова, привозит новости, письма. Капитан её всегда грузит, сколько войдет, ржи и овса, накопленных в казённых амбарах с прошлого урожая. Но сколько туда войдет!? Быстрый боевой кораблик — не пузатый торговец. Поэтому запасы тают медленно, а тут ещё новый оброк подвозят из ближних весей, и создается впечатление, будто склады просто неспособны оскудеть.

Приказчик, что мельницу пороховую соблюдает, пожаловался на плохое качество селитры. Мол, на её очистку много сил уходит, и годного получается не больше четверти от того, что привозят. Помаленьку пока доставляют, мешков по пять в день, пока брусовая дорога до конца не готова.

И тут Гриша сообразил, что готовить этот компонент пороха лучше рядом с местом добычи — незачем возить в такую даль то, что потом уйдёт в отвалы. С приказчиком договорился, что пошлёт он человека знающего, а в помощь ему плутонг солдат из крепости отправил.

А тогда уже прапорщик Тыртов прибыл. У него сейчас почти тысяча человек под рукой, а на самом деле только прислуга орудийная, да часовые в крепости — остальные по всей дороге раскиданы, и неведомо когда вернутся. Случись набег хоть и тех же чурсайцев, так некем их встретить.

Потом дьячок явился, что приходные книги ведёт, доложил, что денег в сундуках на самом дне осталось, а тратит их царевич так, будто из колодца бездонного черпает. А ведь даже с людей торговых нынче прибытку нет — какие могут быть обороты, если купцы в залив не приходят?! Так что только с городских мастеровых ещё и собирается, но это такие крохи, что только на кормёжку дворни может хватить, да и то не досыта. А ещё надо на жалование солдатское, да их, дьяков не позабыть своей милостью, а то ведь они совсем оголодают.

***

Вечером Гриша попросил Наталку разобраться в том, как тут у них деньги приходят и уходят, и объяснить ему, неразумному, что со всем этим делать. А самому царевичу недосуг. Ему в голову иная мысль клюнула — про пушки. Ведь сельджуки именно орудийной пальбой больше всего рыссов посекли. И корабли в морских баталиях тоже расстреливают друг друга нещадно. Так что, пока строительство дороги идёт своим чередом, ему стоит заглянуть в стрелецкую слободу на пушкарский двор и потолковать там со знающими людьми.

Лето уже окончилось. Ветры прохладны настолько, что влажным своим дыханием заставляют людей одеваться в длинные кафтаны. Дождики смочили землю обильно, отчего она теперь противно чавкает под сапогами. Листья на деревьях пожелтели и обвисли, намокнув. Уныло всё и на улице немноголюдно. Кто может — сидит сейчас дома и топит печку.

Пушкарский двор невелик, и никакого оживления тут не чувствуется. Из сарая справа доносятся звуки. Туда и прошел. Тут стрелец, если судить по одежде, перекладывает с места на место ядра — чугунные и каменные.

— Здравствовать тебе, — снял шапку и поклонился. — Григорий я, Иванов сын. Нынче тут на острове губернатором служу. Вопросы хочу поспрашивать, а чтобы разговор легче шёл, прими от меня мёда хмельного, стоялого.

Этот приём начала почтительного разговора нравится царевичу больше иных. Он хорошо запомнил разговор в карете с Наташкиным батюшкой. Речь тогда шла об иерархии, и о тех проблемах, что вызывает стремление людей возвыситься. Так вот, он нынче сюда не величие своё тешить пришёл, с занимаемым положением связанное. Ему нужно услышать слово весомое человека сведущего. Потому место своё он сразу определяет, будто ученик пришёл к мастеру совета просить.

— И тебе здравствовать, царевич. Петр я, сын Акинфиев. Пойдём в хату. Хозяйка моя нам чего надо к мёду подаст, да и теплее там.

Войдя, перекрестился на образа. Про себя отметил, что не только у стрельцов, но и у казаков хоть одна икона в доме есть всегда, а вот у мужиков-землепашцев — это когда как. Ну да, воины о покровительстве святого-защитника пекутся всегда, а крестьяне больше на труды свои надеются.

Поклонился хозяюшке, и присел за стол.

— Артиллерийское воздействие, как я приметил, более всего неприятеля удручает. Потому все битвы на суше вокруг артиллерийских позиций происходят. Редуты штурмуют, орудия захватывают. Вот и хочу я выведать у тебя, а не получится ли так сделать, чтобы палить удавалось чаще, если пушки заряжать не спереду, а сзаду?

— Хех! Конечно, частая пальба супостата шибко озадачит, потому что потерь нанесёт не в пример больше. А если выстрел готовить не выбегая вперёд орудия, чтобы ствол пробанить и заряд в него забить, то и прислуга сохранней будет. Вот только как ты пушке казённик затворишь, чтобы его не оторвало при выстреле. Ведь давит пороховыми газами страшно, бывает и сплошной металл не выдерживает. Разрывает стволы, и не редко.

Опять же, если даже как сейчас, со среза дульного заряжая палить без передыху, то пушка нагревается так, что, иной раз, картуз полыхает при зарядке и прибойник из рук вырывает.

— А вот глянь, Пётр Акинфиевичь! Если мы вот таким манером клин сбоку заколотим, а после выстрела встречным ударом его колотушкой выбьем? — Гриша развернул листочек с рисунком.

— Хитро! — старый пушкарь склонился над чертежом. — В линиях, что ли размеры проставлены, али в пальцах?

— Нет, в миллиметрах, — Гриша вытащил линейку и показал для наглядности нанесённые на неё две шкалы.

— Хм! Невелика пушечка. Пожалуй, осилим такую. У меня тут ведь не такая большая печь, как в столице. Обычно я для лафетов скрепы отливаю или по мелочи всякую всячину, а только если бы ещё поменьше сделать для пробы пушечку, то вернее бы вышло.

Гриша молча исправил размеры, деля их пополам. Ну и пусть двадцать пять миллиметров — это почти то же, что и в стрелецких пищалях. Тут надо сначала принцип проверить.

— А ствол я тогда от пищали перекую, железный, — словно прочитав его мысли продолжил Пётр. — Нет, длину не уменьшай, тут и прибавить можно. Чай не из бронзы лить стану, вытяну на наковальне. Ты мне лучше скажи, не вывалится ли пу… ядро из дула, когда мы его сзаду протолкнём? Опять же картуз с порохом назад упасть должен, поскольку орудие поднято и то же ядро назад выкатиться норовит, заряд выталкивая.

Кто бы что ни подумал, но вопросы эти Гриша очень надеялся услышать. Он достал следующий листок и расправил его на столешнице.

Расстались они через несколько часов. Стопочка монет на опыты, оставленных на столе, были последними из тех, которые ещё оставались в распоряжении царевича. Пора наведаться в терема и потрясти дворецкого. Быть того не может, чтобы не имелось в его распоряжении загашничка, оставленного на чёрный день предусмотрительным папенькой. А приближение этого самого черного дня он уже чует — уж больно много денег в дорогу вложил.

***

Карету Васька запряг тройкой. Если кто не обращал внимания, то в пароконной упряжке лошадок ставят по обе стороны одной жерди — дышла, соединённой с поворотной передней осью повозки. Это в здешних местах практикуется редко. Крестьяне обычно владеют только одной лошадкой, которая ставится между двумя жердями — оглоблями. Но если снаружи оглобель ещё по одному животному припрячь, что вот тебе и тройка. Однако на здешних лесных дорогах такой упряжкой проехать тяжело — много тесностей и иных неудобий.

Присмотрелся повнимательней — точно. Оглобли вместо дышла прилажены и колёса как-то не так прилажены, а в чём разница — не понял.

Поехали опять же не туда. Не по обычной дороге, что через стрелецкую слободу, а приняли левее и стали подниматься на возвышенность, за которой стоит пороховая мельница., оставляя справа огороды. А путь здесь езженный и впереди повозка тащится.

Только восползли наверх — остановка. Передний мужик слез с воза и на дороге ковыряется. Васька тоже к нему подошёл, начал помогать. Потом вдвоем повернули телегу и занялись каретой. Выпрягли пристяжных и привязали их сзади одна за другой. Гриша вышел посмотреть и удивился. Телега стояла на брусовой дороге. Вот чем она показалась ему странной! Оси удлинены.

Тем временем его карета, накатив левыми колесами на наклонно положенный брусок, тоже въехала на деревянную дорогу и утвердилась на ней. Потом Васька с возницей убрали подкладки, отложив их тут же в сторонку, вернулись к своим повозкам, и как поехали!

Лошади шли размашистой рысью, а оба экипажа двигались стремительно и плавно, почти как лодка по спокойной воде. Только стальные шины колёс ровно рокотали по поверхности бруса. Справа остались навесы, под которыми выдерживался корабельный лес. Как раз в этом месте над ездоками промелькнули огромные козлы.

"Видимо, брусья здесь грузят на повозки", — подумал Гриц, провожая глазами отъезжающую назад кучу опилок и пильщиков, машущих длинными пилами. Чуть погодя перебрался на козлы. Он достаточно ловок, чтобы проделать это на ходу, не останавливая движения.

— Вась, а что делать, если кто-то навстречу едет?

— Не, до полуночи все должны туда катить. А уж потом до самого обеда — обратно.

Надо же! Уже и график образовался, и мужики телеги свои переделали мигом — удлинили оси.

Слева остался заповедный лес. Его язык как раз здесь почти до самого залива доходит. Потом, время от времени, удавалось между деревьями разглядеть домики крестьянских деревень. Они обычно стоят у воды, то есть у ручьёв, которые гордо именуют речками. Отсюда, с водораздела, по которому проходит дорога, получается не слишком близко. Несколько вёрст… то есть километров. Решил же всех научить по-новому мерить, а сам забывается.

***

До терема докатили быстро. За час с небольшим получилось. Потом кучер свёл экипаж с колеи, запряг пристяжных и через четверть часа Гриц уже был на месте. Надо же, кажется ему тут рады. Во всяком случае, улыбаются не натужно, а приветливо. Сразу забежал к Пелагее на кухню. Получил расстегай и кружку молока. Не парного, но теплого. Хорошо-то как, словно в детство вернулся.

А вот дворецкого велел позвать в папенькин кабинет. Тут уже по-взрослому нужно поговорить.

— Никифор Никонович! Не стану ходить вокруг да около. Деньги мне надобны, и немалые. Чтобы селитру подвозить к пороховой мельнице дорогу строю за казённый счёт, и вот эта самая казна, что Чухнин мне передал, исчерпана. А траты впереди немалые. Так что, пора из тех денег, что на содержание теремов папенькой оставлены, в дело общее вложить. Уж очень худо дела обстоят в царстве нашем с огневым припасом.

— Бог тебе в помощь, царевич. А денег я сейчас принесу. Уж не обессудь, что не много их, ну да сколько есть.

Из двух кожаных кошелей, что принёс старый слуга, один оказался довольно увесистым. Второй тоже солидный, однако, меньше всё-таки. Когда садился в карету, вспомнил, что забыл отдать кучеру расстегай, прихваченный для него. Ну да ладно, он привычный, на козлах пожуёт.