Глава 27 А какой это свет?

— Привет, па! Вот уж не верил я… — Гриша остановился. От сухости во рту язык перестал подчиняться.

— Была у меня мысль, что ты всё разгадаешь, так что правильно, что в смерть мою не верил, — Иван Данилович, стоящий в ногах, было первое, что Гриша увидел, открыв глаза.

Теперь справа в поле зрения показалось ещё и мамино лицо. Видимо это её руки вставили ему в рот мокрую тряпицу, и сразу сделалось легче. Но говорить было по-прежнему неудобно, поэтому от объяснений насчёт того, что он подумал, будто уже на том свете, пришлось воздержаться. А потом и совсем передумал. Ощущение, что тело его долго было неподвижным и закостенело, сделалось настолько явственным, что внутри зашевелилась тревога.

— Сейчас Наталку твою позовут, — это уже мамин голос. А папа, улыбнувшись на прощание, вышел. Кажется, в шкаф.

Вот и звук быстрых шагов послышался. Наташка, она так ходит. И слышно, как выпроваживает маму.

— Я уж думала, ты совсем решил не возвращаться из страны зелёных холмов, — в глазах любимой стоят слёзы, но действия её быстры и точны. Чувствуется, как сильные, но нежные руки осторожно передвигают его конечности, отчего жизнь возвращается в тело, истосковавшееся по движениям. Будто кровушка побежала по жилочкам.

— Сама тебя шевелю, боюсь, поломают другие. Места ведь живого нет, одни раны да переломы. Ладно, синяки хоть проходят. Ну да коли прокинулся, далее дело быстрее на поправку пойдёт. Кишки целы остались, а иные места зарастут.

Вернувшиеся чувства отозвались зудом в разных местах, однако повязки снимались и слышался запах крепкого курного вина, которым лапушка протирала потерявшие чувствительность места. Вот уже и шея обрела подвижность под напором мягкой настойчивости. Удалось осмотреться и даже понять, что с ним случилось. Рука и нога в лубке. На груди тугая повязка — не иначе — рёбрам досталось.

Ну вот и сесть получилось, с помощью, конечно. Повязка на груди стала меньше давить, и попить удалось и несколько ложек жидкой размазни его съесть заставили. Тут и приметил, что в помощниках у жены двое стрельцов, причём лица их знакомы. Один у пушкарского двора караул нёс, а второй хвастался полировкой внутренней поверхности новенького ствола.

— Волнуются стрельцы. Они как прознали, что бояре царя убили — пошли в город резать всех до седьмого колена. Насилу образумила их, такие они недоверчивые у нас, Гришенька, — Наташка, конечно, шутит сейчас, но когда представил себе её перед толпой разъяренных краснокафтанников с бердышами и с пищалями, на которых дымятся фитили, стало страшно. — А Фрол с Северьяном сказали, что знакомы с тобой и меня государыней назвали, да на колени бухнулись и попросили благословения, отчего другие образумились. Сошлись на том, что присмотрят стрельцы за тем, как царя лечат, а до той поры они спать будут стоя и фитилей на ружьях своих не погасят.

— Фрол, скажи мужам достойным, что могут они уже отдохнуть. Мол, передумал государь помирать, — а что ещё сделаешь? Выбранный ироничный тон — лучшее средство для того, чтобы не дать тревоге взять верх над чувствами. — А кто ещё встревоженность в ту пору проявил?

— Флотские экипажи, ясное дело. Тоже пришли за кровушкой боярской, командиров своих повязав. Ну уж их я на пристани встретила со стрелецким полковником да сотниками, и назад поворотила. С ними-то рядом куда как спокойнее было, не то что с Кикинского полка воспитанниками, рындами обряженными.

— То есть стрельцы командиров своих не арестовывали? — проявляющаяся картинка бунта выглядит все ярче и красочней и детали её всё более и более увлекают просыпающийся Гришин разум.

— Арестовывали. Они ведь тоже боярами считаются. Только отпустили их, прощения испросили и уж с ними во главе пошли на подмогу Кикинскому полку князя Ростоцкого отбивать.

— А он-то откуда тут взялся?

— Барками пришел и в Рыбачьем затоне выгрузился. Думал, что в столице все друг друга перебьют, а тут он со своими полками порядок наведёт, ну и сядет на трон. А только побили его войско, пока флот со франами управлялся.

— Ещё и франы? Им-то что понадобилось? И почему заморский приказ не упредил?

— Так все полагали, будто франы на галлов готовились напасть, но уже когда в море вышли, сменили курс и отклонились к югу. Прошли Китовым Полем и мимо Трынов-острова прямиком к столице заспешили. Скампавеи, что на острове том стояли, бросились вдогон, но настигли их уже на подходе к заливу. А тут галеасы с дальнобойками их поджидали, и давай гвоздить. По Гряде Карасиков через цепь вышек сигнал скорее франов досюда дошёл, вот и успели подготовиться. Сзаду как раз Ласточка и десяток скампавей тревожат. А от берега батареи калёными ядрами привечают и те же галеасы из соточек дальнобойных борта дырявят, не подходя под франский пушечный выстрел.

Так что поворотил этот флот к северу и убежал. Думается мне, они к столице шли, хотели, смутой воспользоваться и разбродом, а только не вышло по-ихнему. В том смысле, что кроме как здесь, во дворце, да рядом с ним, нигде баталий не случилось. Князя Ростоцкого стрельнули ещё до начала сражения, а воеводы его побоялись сечу зачинать — видели сколь против них силы собралось.

Зато Ростоц-остров франы взяли. Как-то прослышали, что князь войска оттуда увёл.

Вот так, радостно щебеча и врачуя раны, Наташка и поведала вкратце о том, что случилось за время Гришиного беспамятства. А потом убежала, оставив его в кресле, одетого, в основном, в повязки. Стрельцы тоже вышли, видя, что государь, утомлённый, словно весь день косил, задремал. Слышал ещё, что маменька вернулась.

— Не могу я смотреть, когда Наташка тебя ворочает, да протирает, да раны твои обнажает, чтобы мази новые нанести, — вздохнула она. — Притомился ты, сыночек. Отдыхай. А я рядом побуду.


***


Следующее пробуждение прошло легче. Тело сразу отозвалось и задвигалось. Не было чувства окаменения. Ночь. Свеча. Наташка спит в кроватке, расположенной рядом с его креслом. Раньше тут стол стоял. Ха, и сейчас стоит. Матрас как раз поверх столешницы положен. А любимая сразу встрепенулась и выскользнула из под одеяла. Словно взгляд почувствовала. Дала попить — менее повреждённой рукой даже удалось поддержать чашку. И нога, что не в лубке, на пол опёрлась. Поёрзал сам. Почти счастье.

Потом супруга оделась, за чем наблюдать было тревожно и приятно. Явно, жизнь возвращалась к нему. Однако шаловливые мысли пришлось оставить — были вызваны из-за дверей два дюжих матроса, с помощью которых Гришу заново "перепеленали". Сил, вроде как прибавилось, и хватило даже на то, чтобы спросить, почему не стрельцы теперь здесь.

— Не одни они служить тебе хотят, государь, — ответил коренастый крепыш. — Флоту тоже знать, что не помер ты, радостно. Так что, выздоравливай батюшка, а мы ужо похлопочем, чтобы не безобразили тут всякие.

Забавно было слышать такое обращение от человека, по возрасту годного в отцы.

Утром пришла маменька, а потом и папенька выбрался из шкафа.

— Молодец сынок, что передумал помирать.

— А ты, пошто прячешься-то? Садился бы снова на трон, а то я, похоже, лишнего начудил. Не по мне венец царский оказался.

— Не сказал бы я, что не по тебе. Случись в моё правление нынешняя смута, кто знает, чем бы завершилась? Что сам ты, что Наташенька, за краткий срок столь любви сыскали в людях и пробудили в них такие надежды на скорые перемены к лучшему, каких, судя по летописям, отродясь не бывало. Так что затеи свои чем скорее проводить станешь, тем сильнее тебе будут помогать и поддерживать. Нынче девки валом повалили на Ендрик в учебный полк Тыртовский на связисток готовиться. Там, понимаешь, женихов кругом много, кормят, поят, одевают и, как на службу поступать, так ещё и избу сапёры срубят — считай, приданое от твоей милости. Кто ж выдаст такого государя?!

А вышки наблюдения, оповещения и связи носами нарекли и ставят нынче повсюду, на что люди казначею деньги даже несут. Как же не несть-то, когда через них от франов отбились, да от Мидот-острова чурсайцев отогнали — ещё до высадки поспели галеры, а к Поленову только чуток опоздали, но набезобразить разбойникам не дали. Видит народ, куда ты жизнь поворачиваешь и того же желает. Слухи на столичный остров проникают с Ендрика, будто живётся там сытно и не маетно, вот ждут люди построения здесь казарм твоих, да кордонов, да городков.

— Ох, папенька, не от тех ли слухов бояре так встрепенулись, что порешить меня затеяли?

— По всему выходит, что так и есть. А ещё от того, что людей безродных ты стал к себе приближать и давать им поручения, каких я только именитых да знатных удостаивал. Вот и приметили, что мир их рушится буквально на глазах, а почва уходит из-под ног. По всему получалось, будто вот-вот прогонишь ты слуг своих и лишишь их средств к существованию, потому, что не надобны они тебе более.

— Не может быть, чтобы ты, когда гибель свою и Никиты инсценировал, не сумел предположить подобного развития событий, — горько стало Грише и обидно.

— Никто и не собирался ничего инсценировать. Отравили нас с ним, наверное медовухой. Потому что матушка за ужином к ней не прикасалась и никакого недомогания в себе не почуяла. А мы пошли в кабинет, чтобы беседу продолжить и ещё по пути обоим дурно сделалось. Понятно, что от яду, принятого одновременно. Пока не скрутило совсем выпили воды прямо из ведра, что у конюшни стояло, вытошнили и побёгли к его галере — поспешать решили к травнику, что на Вельям-острове проживает. Ведает он и отравы и чем спасать от них.

Гвардейцы тех постов, что по пути встретились, помогли нам добраться до пристани, а то ноги иной раз не держали. А командир корабля собрал лучших гребцов из других экипажей, и пошел, что есть духу куда велели. Мы-то с Никиткой вроде как в бреду уже были, помним как доктор откуда-то взялся и пичкал он нас гадостью невыносимой, что на зубах скрипела. Опамятовались уже на Вельям-острове, вот тут-то братец твой и поведал, что тебя уже венчали на царство — он моложе, потому и оклемался раньше. Выходил нас знахарь, отпоил.

А к берегу мы не в порту пристали — капитан сразу привёз нас к знахарю и галеру чуть не у его порога на песчаную косу вытащил, чтобы штормом её не побило. Там по окрестностям людей негусто живёт, потому и про прибытие наше вести никуда не разошлись. Так вот Никита и предложил мне оставить всё, как вышло, пока мы с ним не оправимся окончательно — долго ещё слабыми оставались. А командир галеры — он ведь тоже Вельяминов, из тех мест родом, родня он нам дальняя — объяснил, кому надо, что не стоит лишнего болтать. Только к маменьке надёжного человека послал — она и приехала за нами ухаживать.

Может, куда какой слушок и просачивался, но мы из тех мест ушли. Есть в родных краях где и корабль спрятать, и самим укрыться. Вот такие дела.

Окончательно выздоровели только после того, как испов прогнали. Никита с галерой на запад ушёл на Фёклин-острове цитадель ставить и дозорную службу налаживать. Полагает, что сумеет в тени оставаться — Никит Вельяминовых в Рыссии много, так что не сразу поймут, что царевич. Ну а я сюда подался. Сижу тихонько, никому не показываюсь.

— Душно небось, в шкафу-то сутками находиться? — Гришу уже тянет в сон и мысль его не слишком чётка.

— В шкафу? — Иван Данилович рассмеялся. — Нет, я у Бори Кикина живу. Отсюда дверь ведёт через тайный проход из дворца за изгородь. Отдохни, сынок. Тебе надо сил набираться.


***


Вставать и ковылять с костыликом Гриша начал на третий день, а потом дела пошли на поправку значительно веселее. Папенька появлялся из шкафа по утрам, когда Наталья была занята государственными делами, а маменька проводила с сыном много времени каждый день, оставляя ночь в распоряжение невестки, "низкое" происхождение которой перестало иметь для неё значение после того, как третий ребёнок подряд устроил личную жизнь, демонстрируя полное презрение к традициям. Старший только пока ни с кем не соединил своей судьбы — как-никак престолонаследник… в недавнем прошлом.


***


Скампавея под парусами скользит по глади моря. Вёсла сложены под банками и не занятый работою экипаж радуется хорошей погоде и теплу, сидя ближе к кормовой надстройке. Молчат морячки, делают вид, что дремлют, а сами прислушиваются к разговорам, что ведут пассажиры — государь с государыней. Они нынче на Ендрик едут, дела у них там. Юный мичман — командир корабля — надутый от гордости словно индюк — пытался поначалу лихо покрикивать, распоряжаясь, чтобы что-то потянуть или потравить, но помаленьку успокоился и перестал суетиться.

Эскорта у них нет. Кто в этих водах посмеет напасть на боевую единицу, вооружённую двумя длинноствольными пушками? Да, калибр этих орудий невелик, зато снаряд пролетает целую милю меньше, чем за четыре удара сердца. Хотя, если по-новому, как нынче повелось, то семьсот метров в секунду — вот такая скорость достигается на дульном срезе. Двухметровые нарезные стволы из прекрасной рысской стали позволяют уверенно попадать и за четыре, и за пять километров, а масляный гидравлический демпфер спасает корпус не слишком большого корабля от потрясений при пальбе. Даже линейный корабль бриттской постройки пожалеет, что связался с этой кусачей крошкой.

Но вряд ли такая встреча возможна, потому что с сигнальной башни, которую они миновали час назад, оповещения о чужих военных кораблях в водах Рыссии не было. Это надёжно в округе километров на триста — дальше цепь вышек пока недостаточно густа, чтобы перекрыть все опасные направления. Это — дело времени.

— Гриш! Почему ты Тычкова помиловал? — вопрос сей задал Агапий. Он тоже здесь.

— Смерть его бесполезна, а желание отомстить — буде таковое имеется, обернётся государству нашему великой пользой. Он теперь на Сейвал-острове воеводой станет. Коли захочет собрать силу, то крепко ему придётся потрудиться, чтобы денег скопить на замыслы свои. Промысел китобойный наладить, прибыток с него суметь извлечь.

Ты вот сын боярский, знаешь ли почему без вашего сословия мне никак не обойтись?

— Потому что за всеми не уследишь один, всем разом не скомандуешь. Вот и получилось… ха! Удачно ты спросил. Ведь для каждого места господин назначен государевыми пожалованиями. За порядком следить, лодырей подгонять и чтобы против супостата силу собрать было легко.

— Верно, говоришь, Агапий. Да вот беда — мир вокруг нас поменялся, а господа-бояре наши держатся старых обычаев. Мне с их земель не дружины на стругах надобны, а деньги на снабжение флота и постройку сильных кораблей. На содержание тех же сигнальных башен. А по обычаю они службой должны отрабатывать — невместно им подати платить.

Те бояре, что полки регулярные содержат, гавани обороняют и за городами присматривают — от них хоть польза какая-то есть. Но, пока остаётся за мной право отозвать грамоту на кормление — они неспокойны. Им не жаль откупиться от службы деньгами, но тогда сами-то они и не нужны государству. Станут только оброк собирать, с казной делиться, да жрать. Ну, может рекрутов в войско дадут. Так чтобы оброк собрать или рекрутов у меня приказы есть. Без надобности эти люди — приказ оброчный лучше них справится с этим делом, да и людской недаром свой хлеб жует.

Армейских, да флотских ещё батюшка мой стал на довольствие переводить, да на жалование, а кормления новые выдавать прекратил. Вот с этого момента и возникла напряжённость на рысской земле. Особенно старые роды забеспокоились, у которых за заслуги предков земли огромные, а обязанностей — только в думе бородой потрясти.

— Понятно это, — Агапий вздохнул. — Трудно старое ломать. Вот как бы сразу по-правильному всё сделано было!

— Оно и было правильно сделано в то время, когда образовалось. Корабли были медлительны и не очень надёжны. Железо стоило столько, что нож трём-четырём поколениям служил. Вместо плуга пахали сохой, а ей намного меньше успеешь — тяжелее её протаскивать. А успех войны решался в сшибке молодецкой, или абордажной схватке на море — борт о борт.

Ныне же парусники куда как ходки, а уж когда брусовку пустили, так и по суше сообщаться стало веселее. Гвозди тоже в обиход вошли и те же ножи стали лучше, и больше их. Про плуги и говорить не стану. А ещё изменилось оружие. Оно сделалось сложнее и характер военных действий поменялся. И потребовать с каждого боярина по нарезной дальнобойной пушке я могу только деньгами. То есть частью собранного ими оброка. Но опять же тот оброк я и сам могу собрать и без них — учтут землепашцев приказские и положенное стребуют.

Большие перемены произошли в жизни всех и изменили они отношения между людьми. Раньше всяк больше для своих нужд вещицы сам выделывал и тем пользовался, а сейчас продают и покупают с каждым днём всё больше. По лесам прячась ни стекла в окно не вставишь, ни как поле верно удобрить не узнаешь — уже не так выгодно прятаться стало, да и земли присмотрены.

А государство наше осталось старым и у этих новых отношений в ногах путается. Одним словом, боярство себя изживает, однако мне, как есть я рысской земли хозяин, негоже людей распоряжаться способных имения лишать и заслуги их забывать, а следует отыскать им достойные дела.

Они ведь ценны как распорядители. Вот пускай и распоряжаются. Найдётся применение мужам разумным. Ну а уж если кому дело будет не по нраву, али не управится — я ж не нянька им, сопли подтирать.

Тут, понимаешь, боярин Волков, говорят, устроился на Ендрике в рыбацком поселении за порядком надзирать и дела наладил хорошо. Да так ему это по сердцу пришлось, что он грамоту жалованную на своё разорённое в войну Бутурлинское кормление обратно вернул в служилый приказ, а сам жалованием доволен. Вот и надобно поглядеть, что там к чему и насколько это ладно. Коли ладно — так ведь пахаря или молотобойца не поставишь за околотком надзирать, непривычен он большим-то хозяйством командовать. Бояре скорее с этим совладают. И можно будет околотки повсюду учинять.

— А как воровать станут? — это уже голос из "зала".

Гриша вздохнул:

— Может и станут. Понять бы, у кого. Всё, что в околотке имеется — оно вроде как околоточного и есть — всем ведь распоряжается. А ты кто таков, вопросы такие задавать?

— Капрал Егоров, Ваше Величество.

— Так вот, Егоров, не ясновидец я. Пробовать надо, да поглядывать, что выходит. Господин мичман, а что, матросы от иноземного слова "капрал" языки не ломают?

— Бывает и карпалом назовут и нарвалом, а то и вовсе забудут и старшиной окликнут.

Гриша достал книжечку и записал в неё новую мысль. Поднял взор — десятки взглядов.

— Вы чего, братцы. Коли вопрос какой, так задавайте.

— Нам бы про перемены понять. Какие будут, и когда?

— Как с Ендрика воротимся, так и начну дорогу строить до Порт-о-Крабса. Городок у кузниц Зимы Агеича и Казармы тамошние первыми со столицей соединим, а дальше вот по карте смотрите, — он вытащил из сумы складку. — Только не порвите.

Когда бы денег хватило, то и на Гочкисе бы сразу начали.

— Так ты, государь, расписок ещё напечатай, как на Ендрике делал. Они там до сих пор в ходу, и в других местах их принимают, даже потрёпанные.

Гриша поискал глазами Наталью, рассчитывая встретиться с ней удивлёнными взорами, а не вышло. У него за спиной отодвинув чехол с орудия, благоверная в компании мичмана занималась обсуждением вопросов о некоторых особенностях конструкции устройства гашения отдачи. Оставить это просто так не было никакой возможности.

— Простите господа военные моряки, что болтовнёй своей не дал вам отдохнуть, — с этими словами юноша повернулся в другую сторону, и, словно продолжая фразу, произнёс: — давайте люлькой назовём эту часть противовеса, — он в пушкарские вопросы слёту вникает, ближе они ему, чем государственные.


***


Собраться на Ендрике Гриша придумал потому, что здесь, кажется, ему помогают даже стены. К тому же Тыртов тут — по-сути основатель нового войска, не просто воевода, а командир целого учебного гарнизона. А ещё ведь и службы наблюдения, оповещения и связи вдохновитель и организатор. И Кондратий-артельщик, ныне — капитан интендантский. Боярин Волков, которого Гриша совсем недавно, кажется, отправил проследить за порядком среди рыбацких деревушек, организовавший в Плисовой бухте крепкий околоток в духе то ли гарнизона, то ли артели, то ли усадьбы рачительного хозяина, и отказавшегося от кормления на Бутурлине после того, как сам устроился здесь с великим для себя удобством.

Кажется, сам дух острова пропитан стремлением устроить что-то с неким вывертом на новый лад. И люди здесь выглядят спокойными и уверенными, что слышно и манере разговора, и даже в позе чувствуется.

Федотка прибыл из очередного гарнизонного городка, что возводится под его приглядом для базирования патрульных бригов на северо-восточной окраине их группы островов. Под его руку флот и переходит по мере того, как государь эскадру за эскадрой направляет на перевооружение, а потом — по разбросанным в разных местах гаваням.

Не всех Гриша знает и, пока люди сходятся, знакомится с ними и ненароком слушает поистине крамольные рассуждения, коими собравшиеся обмениваются:

— С Ростоц-острова франов сбивать не станем. Пусть моряки наши учатся корабли перехватывать и конвои. И стрельбы учебные боевыми снарядами ведут по сопротивляющемуся неприятелю. Воюющая армия крепчает, а скучающая по гарнизонам баклуши бьёт и одни хлопоты доставляет, — вот такую мысль высказал флотский командор, которого пригласил сюда Никита. Так никто на это не зашикал, не замахал руками.


***


— Други мои, милостивые государи. Так уж случилось, что думу боярскую частью побили, а частью членов её служить заставили от столицы вдали. А одному мне со всей Рыссией не справиться и уж коли стали вы мне сподвижниками, поведаю о том, к чему стремлюсь и остальных направить пытаюсь.

Люди давно приметили, что вместе удаётся сделать то, что поодиночке не получается. С той поры и собираются родами или деревнями, дружинами или полками. И чем лучше наставляют их или принуждают, тем сильнее сообщество, тем зажиточней. Потому руководство, хоть на подворье, хоть на поле брани, всегда приходилось исполнять людям разумным, за что заслуженно пользовались они и почётом и достатком.

Чем больше людей объединяли свои усилия, тем больше и руководителей требовалось, а потом и руководителей руководителей, и ещё выше. Так сложилось государство, где бояре служили губернатору, а он — государю, тех губернаторов или наместников поставивших. Одновременно требовался и иной служилый люд, чтобы и людей сосчитать, и пушки вовремя отлить, и оброк собрать. Бояре дружинников своих на боры посылали, да пахарей перенимали, когда те уйти пытались из-под податей.

С той поры жизнь сильно изменилась и усложнилась из-за того, что напридумывали люди новинок — инструментов, оружия, способов делать вещи разные. А у нас в Рыссии уклад государственный всё ещё опирается на старые обычаи. Это противоречие мы и начали устранять, всяк на свой лад и на своём месте, разумом заменяя приверженность традициям. И это оказалось верно — пушками, что придумали стрелецкие мастера, да кузнецы умелые, отогнали мы уже испов, и франов образумили. Вот и вывод сразу ясен — верно деяли и дальше надо так.

Властные структуры государства нашего изменять придется мне, есть у меня в этом помощники. А вот, что чем заменить или исправить — про то подсказок ждать буду и от вас, и от всех, кто отчёт о сходке нашей прочтёт. Его размножат потом и разошлют повсюду.

Но власть, как ни крути, мало что решает, потому что ограничена рамками возможного. В её распоряжении лишь то, что собрано пахарями, отковано кузнецами или выловлено рыбаками. И чем этого больше, тем проще отбиться от супостата.

Гриша осмотрелся, перевёл дух и улыбнулся:

— Зря я столько времени рассказывал, что лучше быть сытым и здоровым, чем голодным и больным, — заулыбались и слушатели. — Так что начинаю прямо говорить, чего хочу.

Околотки повсюду создаём с боярами во главе. Выбираем на это хозяйственных и домовитых. Пускай всех к делу пристроят, накормят и поселят без тесноты. Строго наказать, что любая баба, от кого бы она не понесла, должна быть уверена — детей поднимет и нужному мастерству выучит. К боярину Волкову станем новых околоточных посылать для науки.

Обратная сторона всенародной сытости и довольства — начинают лодырничать. Жрать всем охота, а трудиться иные только из под палки способны. Вот этого забывать нельзя и принуждать к труду следует лентяев, а воров и татей изводить на месте, как и раньше деяли. Али прощать до другого раза, коли жалко — то заранее не скажешь.

А ещё оружие в каждом околотке иметь, чтобы от шайки чурсайской отбиться, для чего околоточному в обязанность вменяется мужчин володению оным учить. Не так как настоящих воинов, понятно, чтобы работе не мешать, но всех. И хотя бы раз в год, смотр этому ополчению устраивать.

Над околоточными тоже боярина поставим для надзору и чтобы дрязг между околоточными не допускать. А уж как их называть — это после подуманм. Там уж как сложится, так и сделается. Не видать заранее, а только без такого порядка ни приказы разослать, ни отчёты собрать толком не получится. Понятно, что людского приказа дьяков и оброчного в каждый околоток не пошлёшь, а из губернии они за всеми не уследят.

Деревеньки податью обкладывать — опять же не околоточного надзирателя дело. Много тут пока неясного. Но школы, больницы, торжища в каждом посёлке мы сразу разместить не сможем, а быть им должно.

Для нужд государственных, чтобы оборону наладить, средств потребно много. Тратить их придётся и на приглашение иноземцев. Мастера нам нужны. Что наши хороши — спору нет, но заморские новинки принимать надо быстро, пока не обскакали нас возможные супротивники в том, о чём мы ещё и не ведаем. Заморскому приказу о том указание дано, однако отписывать его главе надобно, где в каких работниках самая большая нужда.

Ещё беда у нас — мастера не любят секретами своими делиться, чтобы без заработку не остаться, если кто тот же товар станет изготавливать. Так вот — если пропитание и одежда у всех одинаковые, жильё имеется, а товар забирают по твёрдой цене и в условленном количестве, то скрывать приёмы работы уже смысла нет. Тогда за выучеников можно хоть чествовать, хоть деньгами поощрять — и знания начнут лучше распространяться, и вещей полезных прибудет.

Главное — не забывать о постоянной переменчивости жизни, не отставать от неё и пользоваться знаниями, что учёные по всему свету собирают, когда открывают что-то ранее неведомое. Потому нужно и академии создавать и университеты, где учить юношей известным наукам и неведомое постигать умами пытливыми.

Ну вот я и обрисовал, что собираюсь с вашей помощью сделать. Теперь пусть выскажутся те, кому поправить в этом что-то надо, или добавить. А после о воровском приказе поговорим — что в нём менять пора. Степан Кузьмич Хлыст нам на сей счёт соображения доложит. Ну а остальные вопросы на листиках прописаны и всем известны. Хватит нам не на один день.

Вот так и завершил Гриша свою программную речь. Хотелось сказать значительно больше, но для первого раза и этого довольно. Нельзя сразу поменять всё. И даже сподвижников надо подготовить к грядущим переменам, а то ведь накуролесят.

Загрузка...