Проснулся потому, что в дно постучали.
Нет, буквально.
Стоишь такой на якоре в лагуне Адду, закончивши к полуночи генеральную уборку. Щуришься усталыми добрыми глазами на мекку миллионеров, тот самый "Shangri-La resort", и размышляешь: вроде отель работает, огоньки мигают. Раз так, то принимают на берегу фунты или пиастры, и есть ли там приличное вино? По идее, найдется – отель, как-никак, пятизвездочный.
Потому и не завел будильник на следующее утро.
И тут в дно колотят. И не просто колотят, а морзянкой: "Эй, ты! Три-два-раз! Выходи со мной на связь!"
Ну, думаю, ничего себе шутки у местной шпаны портовой, и не поленились же морзянку выучить.
Что язык не английский, это я уже потом, по анализу логов, понял.
Ну, я в ответ на такую вежливость шестисекундный пучок с расхождением два градуса, частота четыре герца, мощность полтора киловатта. Человеку инфразвук с такими параметрами обеспечивает сердечный приступ, если полчаса облучать. А если недолго, то человек чувствует как бы стеснение и раскаяние, отчего в узких кругах НКВД, в одной из прошлых жизней, аппарат назывался "внешняя совесть", как аппарат внешнего сердца у медиков.
Вот, и мой внешний будильник отплывает, значит, на пол-кабельтова, и спрашивает уже голосом, на привычном "basic english":
– Ты кто такой? Я тебя раньше тут не видел. Ты не с Атлантики?
Хотел ему в духе шутки залепить, что с Атлантиды. Всплыл вот недавно, интересуюсь классикой: какое, милые, у вас тысячелетье на дворе? Но передумал, ограничился простым представлением:
– Я – линкор Тумана "Советский Союз", – а больше и сказать ничего не успел. Потому что мой двуязычный собеседник рванул по воде и потом на пляж со всех своих двадцати восьми ног, размахивая всеми четырнадцатью руками и вопя из титанической глотки – добро, хоть единственной. Трех или даже двух таких пастей Мальдивы бы не вынесли, оглохли.
Я, если честно, и от одной-то чуть не оглох.
Вот, бежит по пляжу триждычетырнадцатиногое, конечности мелькают, что буквы в этом самом слове, и вопит:
– Ура! Нас не бросили! Туман прислал помощь!
Аборигены же, вместо чтобы на вилы аниматора принять или кинуть в него хоть гранату – натурально, кидают в воздух паранджи. Почти как чепчики в кино "Гусарская баллада", только паранджи.
Это даже не салом картина, а прямо солидолом.
Тогда я проснулся, встрепенулся и полным сканированием прошелся по округе, и на всякий случай расстопорил башни. А крышки ракетных шахт уже и сами перевернулись, рефлекторно, как у человека волосы дыбом от признаков опасности.
И вот сейчас я понял, отчего мое подсознание все шуточки подсовывает. Отчего упорно не желает принимать новую реальность.
Лайнер справа, у причала острова Ган, явно круизная громадина, я вчера плавучий дворец хорошо рассмотрел. А вот люди на четырех трапах, как бы, не туристы совсем. Таких людей я видел совсем не вчера. Видел пыльным летом, на дорогах от Луцка и Ровно. Потертая одежда, в руках крепко сжаты сумки с самым ценным. Дети побольше заплаканные, поменьше примотаны за спину, мужчин почти нет в потоке.
Эвакуация.
Война?
Опять, его мать, война?
Может, не война, может, какой тайфун? Землетрясение или там цунами?
– Вот, – сказал я справа от меня, – а ты беспокоился, что мирных профессий не умеешь.
Я справа от меня?
А, дошло:
– Свидетель?
– Ну да. Твоя, как обещалось, темная сторона. Между прочим, я всю черноту на себя взял. Поблагодарил бы хоть за то, что у тебя глаза снова синие, а не цвета мужской неожиданности.
– Сейчас я тебе сразу и премию выдам. С занесением!
Но Свидетель Канона только усмехнулся печально и растаял. Нет, правда, как подловить противника, если он твои мысли видит в момент их появления у тебя? Как набить морду зеркалу? Вот не зря в европейской мистике самый страшный противник – двойник, доппельгангер.
Попробовал я достучаться до местного штаба и начальства – кто-то же вызвал огромный спасательный лайнер и направил туда на посадку людей. Но служащие в офисе губернаторства Сиину, едва услышав мое имя, даже не проверив, имею ли я право задавать им вопросы, бодро рапортовали: "Все по плану, выполняется эвакуация некомбатантов", а на любые мои попытки уточнить хотя бы дату мяукали: "Сор-р-р-ри, ай до-о-онт анде-е-е-ерстенд". Наконец, двенадцатый звонок принес дельный совет: "Обратитесь, пожалуйста, в компанию "Лагуна", они понимают английский".
Тогда я на всякий случай отошел несколько к центру лагуны, где есть место уклоняться. Развернул облако дозорных дронов, щиты поднял по-боевому. Спустил катер и поехал аватаром в эту самую "Лагуну" – в местном сегменте сети нашелся адрес, нашелся и телефон, только никто не снимал трубку.
– Трубку снимите уже кто-нибудь! Рок!
Реви лениво перевернулась и зевнула. Жара. Тропики. Мальдивы, все же.
Пока до телефона добрался Рок, звонок умолк. Автоопределитель номера ничего не показывал, потому что несколько лет назад на станции сломался-таки ответчик, и пришлось перевести сети на оборудование попроще, покондовее.
Кто бы согласился везти новое и дорогое на атолл Адду, в самой середке Индийского Океана, когда Глубинных еще даже в Тихом Океане опасались!
Рок посопел, почесал затылок и утерся сероватой бумагой.
– Нет новостей?
Шарнхорст еще раз посмотрел на бледные в тропическом солнце индикаторы и выдохнул:
– Никак нет.
Выбросив салфетку, Рок вернулся к дивану, утешительно обнял женщину за плечи. Реви вздохнула, выпрямилась:
– Схожу-ка я в тир…
Поднялась – реакция с возрастом упала, но в пластике движений Реви еще очень долго даст фору молодым теленкам из муниципальной гвардии – сгребла пистолеты и прошла за зеленую железную дверь, в прохладный погреб.
Когда-то "Лагуна" устроилась на Мальдивах с чувством, с толком, с расстановкой. Под модерново-стеклянным вычурным строением основательная бетонная коробка, в подвале тир, водяная цистерна сто кубометров, склады, забитые армейскими пайками на три года, мастерская Датча, паяльная станция и четыре сервера Бенни, настоящий тайный ход к пирсу… Здешний офис не сдюжили бы взять штурмом даже роанапурские знакомые, не то что местная полиция. Впрочем, султанаты никогда не славились качеством бойцов, а большое количество теперь набрать просто неоткуда.
Ведь что такое Мальдивы? Цепочка кольцевых атоллов, малых островков, просто торчащих над водой камней, тянущаяся от носа Индостана ровно на юг, в сторону Антарктиды. Всего больше тысячи кусков суши. Жемчуг здесь добывали со времен Синдбада-морехода и калифа Гаруна-аль-Рашида. Тогда-то арабы и прозвали самый южный, самый крайний клочок земли: "Сиину". Потому что форма похожа на соответствующий знак арабского письма.
Жить здесь можно только морем, и "Лагуна" долгое время жила вполне себе неплохо. Возила туристов, ухаживала за собственным аквапарком на отмели, приценивалась к серьезной промышленной линии по добыче марганцевых конкреций, да и торий, вроде бы, нашли где-то неподалеку… Тогда на маленьком атолле, куда ни плюнь, сидел какой-либо хозяйствующий субъект, а где субъекты, там и споры. Там и работа что для корабельного шпионского кота, что для парных пистолетов Двурукой… Кроме домика, "Лагуне" принадлежали еще несколько ангаров из оцинкованного гофрированного железа, а в тех ангарах прорва всякой техники из железа обычного, никелированного, анодированного, фосфатированного, вороненого и просто уже ржавого. Чем только не занималась "Лагуна": и подводным строительством, и беспилотными перевозками, докатилась вот до цирка-шапито, а все почему?
Рок сидел за столом напротив Шарнхорста, перебирал бумаги и тоже зевал от жары с бездельем. Как пошли по морям Глубинные, так и туристы с атоллов практически пропали. Осталась жалкая тень прежней роскоши. Даже "зверя, именуемого Кот", и то показывать некому.
От безденежья и местные тоже подались на север, в материковую Азию. Вот, и где нынче хозяйствовать субъектам, и о чем теперь-то спорить?
Громадное неровное ожерелье островков, как бы нарисованное сердечко диаметром двадцать километров, соединенное по периметру вполне приличной дорогой. Дорогие и не очень отели, роскошные пляжи, густые джунгли – Рок видел в окно глянцевые крыши среди зеленых кудрей, а чего не видел сейчас, насмотрелся раньше. Просвеченные отмели с красивыми рыбками, генераторы детского смеха, установки по производству счастья высшего сорта, бесхитростного и прозрачного…
Все понемногу обезлюдело, умолкло, покрылось пылью, изветшало. Что не успел разобрать муниципалитет, смыло ураганами. Кстати, виски снова сдавило – видимо, приближается циклон. Рок несколько раз поглядывал на холодильник с пивом, но решил подождать, пока Реви отстреляется.
Кстати!
Рок еще раз поглядел на Шарнхорста:
– Похоже, стрелять придется не только Двурукой.
Шарнхорст, всегда нечеловечески-свежий, только чуть улыбнулся:
– Теперь я уже этого не так боюсь. Я теперь понимаю, что иногда надо стрелять. И понимаю, в кого.
– В кого же?
– В чужих, – снова улыбнулся Шарнхорст. – Не наших. Все сводится к этому. Вот интересно, за столько лет большая часть нас… Ну, Тумана… Стрелять разучилась. А я, наоборот, научился. Удивительно, как мы привыкли выглядеть обычными людьми. Обычными до зубовного скрежета.
Шарнхорст закрыл журнал, ровненько поставил его на полку.
– Все сводится, да… Сводится к стандарту. Зачем же мы нужны, если мы превратились в усредненных таких людей? Людей бы хватило.
– Мы все усредненные только на работе или вот в строю. В строю я не служил, а про индивидуальность на работе…
Рок хрипло хохотнул:
– Это тебе не у японца из дзайбатцу спрашивать надо!
Господин Окадзима Рокабуро печально улыбнулся, перелистал проспект оборудования для подводной агрокультуры и отложил. Ладно, с добычей конкрекций ничего не вышло, но, может, хоть какие-то растения получатся. Четыре сетки с жемчужницами поставили на прошлой неделе, как раз пора переворачивать. На все морское сейчас огромный спрос, цены заоблачные, потому как редкость.
– Люди, прошедшие тяжелые испытания, становятся или очень хорошими, или очень плохими. Но средних между ними не остается. Не хочется перечислять все войны и катаклизмы, выпавшие хотя бы на то время, что я с вами. Так что индивидуальность неизбежна…
С такими словами Шарнхорст подошел к панорамному окну, выходящему, конечно же, на лагуну, и вдруг замер, внимательно разглядывая акваторию. Потом опустил перед глазами ладонь как бы щитком и так постоял немного, и сказал:
– Рок, на рейде корабль Тумана. Тот самый неизвестный корабль, Макие разослала всем спектры отклика. Его половина мира ищет.
– Награда? – Рок подскочил, кресло из-под него выкатилось. – Живо звони, куда там надо!
Из тира послышались глухие щелчки: Реви дошла до больших калибров, звук прорывался даже сквозь толстую железную дверь. Каждый день Реви старательно выпускала по несколько пачек из каждого ствола, от пистолетов до полудюймового ПТР. Благо, столица Мальдивских островов – точнее, Республики Мале – как могла, поддерживала не разбежавшихся смельчаков. Например, патроны для тренировок привозила по копеечной цене, грех не воспользоваться.
– И где сейчас Датч?
Шарнхорст подошел к настенной большой карте, показал точку километрах в ста юго-западнее:
– Четыре часа назад мы их принимали отсюда. Сообщили, что над водой чисто, радары ничего не видят, и что Бенни подключился к сети.
– Вряд ли Бенни что-то услышит, буи старые, электроника в них наверняка протухла. К тому же, большую часть стационарных ГАС давно погрызли глубинные.
Рок тоже замер на мгновение. Седой компьютерщик "Лагуны" знаменитый мастер, даже из такого расклада сможет что-то извлечь. Нет, путь очередной орды Глубинных вряд изменится. Жрать им нечего, а это значит – атоллы, больше нигде ничего не прирастает. Рано или поздно придут сюда. Но акустикой можно что-то узнать о численности, составе: нет ли характерных признаков особенных существ…
Рок подошел к любимой пробковой доске и задумчиво переколол на ней несколько флажков.
Прозвенел колокольчик.
– А? – Шарнхорст одним прыжком оказался за конторкой и принял парадный вид. Окадзима Рокабуро приосанился, отряхнул костюм.
Бронзовый колокольчик над входом для посетителей!
Кот свалился с полки, в полете провернулся, упал на четыре лапы и с пробуксовкой рванул в тир – звать Реви. Та появилась одновременно с гостем, отчего в светлом, по-японски чистом, офисе "Лагуны" сделалось неожиданно тесно.
Зашел матрос – рослый, здоровый, темноволосый, в белой тропической форме, возрастом помоложе Рока, постарше Шарнхорста. Реви посмотрела на гостя и откровенно почесала затылок:
– Не понимаю…
– Вы удивительно точно выразили мое состояние, мэм, – визитер заговорил на "морском английском", простом и чуть корявом, но вполне ясном.
– Я линкор Тумана "Советский союз". Я стою здесь рядом, – протянутая рука чуть не достала до стекла. Реви посмотрела: точно, далеко на рейде серо-синий корабль, дымка скрадывает контуры, и потому не заметно ни хваленой четкости, ни характерной для Тумана безлюдности.
– … Совсем не понимаю, что тут происходит. В муниципалитете меня просто не поняли, хотя что сложного в basic english? Я вам звонил, но никто не ответил.
Рок замялся. Реви стирала с пальцев оружейную смазку и потому чуточку смутилась. Один Шарнхост спас имидж "Лагуны", ответив спокойно и просто, достойно серьезной компании:
– Рады знакомству. Чем вам помочь?
Матрос пожал плечами:
– Нужна информация. Полный новичок я тут у вас. Обстановку не вижу.
– Херовая обстановка, – фыркнула Реви. – Датч с умником вышли в море к дальнему рубежу обнаружения, но вот уже четыре часа от них нет связи.
– Четыре часа двенадцать минут, – уточнил Шарнхорст.
– А местные ополченцы против серьезной орды не потянут, – Реви открыла холодильник и живо разбросала на всех запотевшие банки.
– Какой орды? – теперь уже неподдельно озадачился матрос.
– Ну как же, – Реви уселась на диван, привычно оперевшись на стоящего рядом Рока. – Тут все орды так или иначе произошли от Ото-химэ. Либо одна из ее Взятых, не захотевшая мира, либо молодое дарование подросло. Либо умники оказались правы, и в океане на самом деле родилась Химэ. И теперь нам всем это самое…
Реви энергичным движением вскрыла банку:
– Конец, короче.
И забулькала пивом.
Рок сделал аккуратный глоток.
Матрос повертел банку в руках, с несколько нарочитой осторожностью отвернул кольцо, понюхал – Реви даже поморщилась: это не нюхают, это пьют! – а потом одним сверхдлинным глотком выпил всю банку. Выдохнул и закинул банку в мусорку – точно, как Реви, когда лень идти.
– Сто лет не пил именно вот баночного пива… – матрос даже поежился. – Хотя какие там сто? Не меньше тысячи, а если еще и боковые ветки посчитать… Но все же окажите снисхождение к иностранцу. Плохая или хорошая, обстановка ваша мне совершенно не ясна. Пожалуйста, расскажите, что тут вообще происходит?
– Вот, – поднял глаза Шарнхорст. – Я теперь вижу вас в сети. Примите пакет.
– Ага!
Матрос на миг замер.
– Вот как? А насколько это все… Достоверно?
Шарнхорст ответил самую капельку сухо, только чтобы показать недовольство:
– Пакет собирал сам Бенни. А его позывной котируется не сильно ниже UPOL.
Не понимая сути, но чувствуя возникшее напряжение, Рок заговорил почти мечтательно, меняя тему плавно, насколько сумел:
– Несколько раз Бенни посылал заявки даже на пятиборье в Сиэтл. Там, кроме лыж-стрельбы, еще погружение, поиск информации и починка электроники. А, вы же не видели… Реви, покажи снимки с последнего мобиатлона.
– Морской биатлон, – улыбнулась Реви, раскрывая фотоальбом. – Стреляю я, Датч буксировщиком рулит. Как обычный биатлон, только лыжи водные.
– Я ныряю, – Рок тоже улыбнулся, – с той немецкой субмарины как-то пристрастился. А Бенни по компьютерно-электрическим делам…
Гость покивал несколько заторможено, разглядывая фотографии, явно переваривая новые знания.
– На пятиборье как раз есть соревнование в починке. Первая команда вносит какую-то неисправность, скажем, в радиополукомпас, и передает его для ремонта второй команде. Та портит, скажем, радиомаяк или там локатор, и передает уже третьей, и так по кругу.
– Бенни первым допер передавать полностью исправный прибор, они три часа искали несуществующую поломку. – Отсмеявшись, Реви тоже метнула банку и тоже попала точно в мусорку. Рок не рискнул, подошел и чинно положил банку в сетку; когда он разворачивался, над его макушкой по безукоризненной дуге прошла и канула в сетке банка Шарнхорста.
Гость посмотрел на юнгу и пошевелил пальцами в воздухе, как бы листая невидимую книгу. Шарнхорст понимающе опустил веки.
Рок и Реви, обменявшись тоже взглядами, вернулись на диван. Теперь сидел Рок, а Реви стояла рядом.
– В общем, во всех дисциплинах мы бы могли показать класс.
– А еще по пути можно завернуть в Токио. Правда, отец давно умер. Мать переехала к родственникам, но письма пока шлет, – Рок чуточку ослабил узел галстука.
– Вы носите костюм даже сейчас? Даже когда нет клиентов?
Рок подобрался и ответил тихо, глядя в непривычно-яркие, синие глаза посетителя:
– Мы… Поддерживаем форму.
– Кроме корабельного кота! – Реви почесала зверя за ухом, тот запрыгнул на любимую полку. – Ничем себя не нагружает, а просто живет.
Гость поморгал, еще раз поглядел на стены: Рок над своим креслом повесил японскую акварель, Шарнхорст черно-белое фото морского боя, Реви просто нарисовала красной помадой губы. Места Датча и Бенни пустовали, но по дробовику и компьютеру легко различалось, где кто привык сидеть.
Рок протянул руку и погладил черный пушистый шар на полке. Да, кот просто живет, не старея, вот уже скоро двадцатый год. Отчего местные, понятно, считают всю "Лагуну" сборищем колдунов и шаманов, а на попытки объяснить ситуацию научно только понимающе кивают: верим-верим, понятно, что так вы и должны говорить. Колдовство же, тайна!
Кстати, а где же обещанный Шарнхорстом пакет и почему они с гостем так понимающе переглядываются? Хотя вот это можно уточнить и позже, главное, что напряжение больше не висит в воздухе.
Рок посмотрел за окно. Солнце уже высоко, хорошо, что тут окно на западную сторону. Хорошо бы, в самом деле, поехать на те самые соревнования. Увы, до Сиэтла ровно половина планеты. В теперешние времена такой вояж по карману разве что Гаруну-аль-Рашиду, а влипнуть можно на зависть Синдбаду-мореходу. Глубинные любой птице Рух дают ферзя вперед…
Матрос прикрыл веки – словно прожекторы погасли – и коротко поклонился сразу всем:
– Благодарю за помощь. Я обязательно свяжусь с вами. Теперь мне срочно нужно на борт.
И выбежал, так и не забрав обещанный Шарнхорстом пакет.
После отзвеневшего колокольчика Реви спросила:
– Это кто вообще приходил? Парень той Туманницы на рейде? Здорового она выбрала коня, да и понятно: мелкий не выдержит…
– Нет, – Шарнхорст вытащил журнал и снова быстро-быстро заполнял его.
– Нет, в смысле: да. В смысле, да, он с того корабля на рейде. Но нет, это не парень туманницы, он сам туманник. Мужской аватар. Не аугментированный, и не переключенный, как я. Изначально такой.
– Вот почему ты ему пакета и не дал.
– Не дал, по сети выслал.
Рок подошел к двери:
– Шарн, мне показалось, или он пригнулся на входе?
Шарнхорст хмыкнул, продолжая укладывать строчку к строчке:
– Нет, не показалось.
Реви поднялась тоже, нашла в столе рулетку, растянула ее вдоль косяка:
– Семь футов… Ну, офигеть!
Офигеть не просто, а очень просто.
Вот это, триждычетырнадцатиногое – это, оказывается, что?
Оказывается, это типовой кракен Глубинных. Вот, значит, кто плавал там, в темноте, вокруг затаившегося меня. Ну, когда я под обломками "Ямато" прятался. Привычная местная живность, наподобие лося в лесу или коня, или коровы. Неправильно подойдешь – боднет, копытами врежет или укусит. Но при соблюдении определеных правил даже подоить можно или еще какую-нибудь пользу извлечь.
Если коротко, не вдаваясь в извивы здешней политики – есть "наши" Глубинные и "не наши". Атолл Сиину ждет налета "не наших", почему и эвакуирует гражданских, почему все мелкие посудины разосланы в дальний дозор, а все мужчины точат ятаганы и продувают карамультуки. Ни до кого не дозвонишься.
Так вот, с чего может офигеть линкор Тумана. Объясняю голосом, а что голос дрожит и рвется, так сейчас посмотрим, как сами запоете.
Еще в "Звоночке" у Маришина четко изложено: на море самое сильное оружие – торпеда. Противокорабельная ракета по смыслу тоже торпеда, только воздушная и за счет этого быстрая. В боеголовку что ракеты, что торпеды, можно тонну взрывчатки запихать. Можно и две, вес торпеды от этого не сильно возрастет. А вес пусковой установки так и вовсе не увеличится.
Но вот чтобы из пушки добросить до врага снаряд весом в тонну, нужна пушка весом почти двести тонн. Чтобы пережить ответную любезность, нужна бронированная башенная установка весом две тысячи восемьсот тонн. И то, в снаряде не чистая взрывчатка тонну весит, нужна прочная стальная оболочка, чтобы снаряд ствольным давлением не разорвало еще в момент выстрела.
А чтобы торпеду или даже ракету запустить, всего-то нужна стальная труба или коробка-контейнер весом, самое большее, тонны три. Если с электроникой и наведением, то пускай даже десять. Елки, да весь ракетный катер с четырьмя "Москитами" весит меньше, чем у линкора одна башня. Да что катер: в четыре с половиной тысячи тонн стандартного водоизмещения, всего в две линкорные башни из трех, бережливые шведы утоптали совсем неплохой легкий крейсер "Готланд"!
Плюс, в торпеду можно самонаведение поставить. Хоть на звук, хоть на магнитное поле, хоть на кильватерный след. А о самонаводящихся снарядах даже слухи – и те появились только лет восемь назад. Рули к снаряду еще присобачить можно, но вот кому этими рулями рулить? Ускорение в момент выстрела начисто слизывает все радиодетали с платы, даже монолитная заливка компаундом не всегда помогает. Поэтому никаких радаров, компьютеров. Никаких мозгов у снаряда. Ружье стреляет, ветер пулю носит. Приходится количеством брать, ставить на корабль хотя бы девять орудий одного калибра, а лучше двенадцать. Дюжина снарядов придет в эллипс рассеивания, хоть один попадет – уже супостату конец.
Но девять или двенадцать орудий уже целых три или четыре башни, это уже два крейсера весом, не считая остального корабля. Ведь башням надо на чем-то плавать, я уж не говорю – плавать куда надо сквозь бури и штормы, а не одноразово вниз, как шведская "Ваза"…
Вот как и получается: чтобы положить в цель тонну-полторы взрывчатки, нужен линкор весом семьдесят килотонн. Примерно, как я. Ух, как сильны… Хм, да.
А торпеды не только на эсминцы, даже на катера ставятся. Просто и дешево. Казалось бы, раз ты Глубинный, то чего еще желать? Не показываясь из-под воды, вали торпедный суп залпом. С поверхности тебя не видно, акустикой слышно плохо, ибо стотыщ торпед все слои перемешают. Вот пускай противник эти миллионы торпед и ловит, как хочет.
Нет, это не наш метод. Здесь Глубинные почему-то не торпедами моря засеивают, не минами, что, казалось бы, логично. А выращивают пучок тентаклей, как у ежика иголок – и айда в shtykovaya.
Свидетель, ты там далеко? А ну, залепи мне чего-нибудь про святой нерушимый Канон, про здравый смысл там песен пропой.
Хоть что-нибудь скажи уже! А то чего-то мне не до смеха совсем…
– Чего-то мне не до смеха совсем…
Рицко теперь могла не двигать мышкой по карте: после аугментации она легко представляла любую ситуацию на голографическом экране. Так ведь что Пенсаколе, что Владилене- "Балалайке" даже и экрана не требовалось. Объединяй всех троих в общую сеть и обменивайся мыслями со скоростью, внезапно, мысли.
Только мысли несколько беспокойные.
Да чего там беспокойные – жуткие мысли, до логического завершения додумывать страшно.
– Получается, след… И вот это тоже она?
Аватары застыли лицами в стену, пугая любого наблюдателя – но никого из людей рядом не оказалось. Три корабля на синей воде: громадный авианосец "Акаги", на его фоне почти незаметная вишневая скорлупка яхты "Владилена". Наконец, жуткая черно-сиреневая многолапая раковина, живая гора демона-симбионта самой Ото-химэ.
Три аватары в плетеных креслицах перед надстройкой авианосца. Никаких световых эффектов, никаких экранов или еще каких признаков, да и не успевали бы сменяться картинки, да и нет картинок, чтобы визуализировать квантовую сеть. Наконец, это просто не нужно: и обмениваются мыслями не люди, и для затронутых математических понятий зрительных образов, опять же, нет.
– … Вот здесь она впервые появилась, теперь, после локализации, мы уже можем проследить, что наша поисковая группа дважды прошла почти над ней. И ничего не нашла… Радфорд не нашла… Представляете?
– Вот сейчас и мне не до смеха стало. Кстати, над ней или над ним?
– Безликий "узел" или "корабль" вот-вот превратится в какую-то новенькую… Тяжеленькую, судя по мощности. Как-то само собой превратилось из "он" в "она".
– Ну ладно, а вот эта полоса – трек прибытия?
– Получается, она проявлялась в реальности, словно бы челнок тормозил об атмосферу. С огненным следом. Там прокол, тут попаданец, тут смешение миров, тут лохмотья реальности треплет, как жесть на ветру. А мы-то сперва думали, что изменений почти нет.
– Ничего подобного, Риц. Вот именно мы сразу подумали, что тут все сложно.
– Да, но чтобы настолько… По теории, ровно столько энергии, ни больше, ни меньше, может выделиться лишь при единственной реакции – тахионной.
– Которая даже в теории полная дичь.
– Простите, но строить гипотезу на единственной цифре от единственного эффекта – это судить обо всех метеоритах по единственному кратеру, возникшему сто миллионов лет назад и успевшему оплыть.
– Устами младенца…
– Рицко-сама, я, в отличие от вас, натуральный туманник, а не аугмент! Уж кто тут младенец, не я точно.
– Кстати, не младенец, ты-то чего примчалась от Австралии сюда, почти к островам Бонин?
– Ну… – аватара Пенсаколы огладила семимесячное брюшко. – Из-за моего состояния постоянно хочется что-нибудь особенное сожрать…
– А Джеймс, олень, потакает? Придется ему объяснить, почем на Руси теща…
– Его родня то пирог пришлет, а то строганину… Вкусно же!
– Так ты за рецептом?
– Только не выписывай мне "какие-то таблетки", уже не смешно.
– Хорошо, – согласилась Акаги, – тогда уголь.
– Активированный?
– Каменный, – буркнула Владилена. – Полтора вагона два раза в день. Иначе же тебя хрен угомонишь.
– До еды или после? – ужасно деловитым голосом уточнила Пенсакола.
– Вместо!
– Фу, химия… Не фэн-шуй!
– В таком случае… Существует органическое средство, – Рицко полностью загрузила и мозг, и внешние вычислители, так что говорила с чуть заметной тягучестью.
– Слушаю внимательно.
– Дрова. Колоть. Внутритопочно. Чтобы температура не падала ниже плюс четырех.
– Температура в объеме чего?
– Что лечишь, в том и не падала…
И все трое радостно засмеялись.
Солнце яркое, небо синее, океан Тихий, а не как обычно, когда от Берингова пролива циклон за циклоном. Местные Глубинные, худо-бедно, угомонились. Ну, когда их повелительница беременна двойней, милитаризм как-то сам собой приостанавливается. Война войной, а жизнь по расписанию.
Правда, в Индийском океане тамошние стаи почуяли слабину и вот уже почти дозрели до налетов. Но куда им… Английский флот из "Рипалса" и "Принца Уэльского" с кораблями обеспечения третьего дня отплыл к Мальдивам. Японский Второй Флот в этот раз выступал на одной с ними стороне, так что добавил пару эскадр эсминцев…
Акаги встала на якорь и принялась разматывать следы нового квантового узла, и тут же заваливать подругу гипотезами – плевать, что та половину не понимала, Акаги требовалось просто внимание и порой несколько вопросов. А что подругу завернула проведать Пенсакола, так это уже само собой.
– Вот интересно, есть у нас исключительно наши шутки? Или все они стянуты у людей?
– Есть. Идет Инга мимо Радфорд.
– А в чем шутка?
– Ну как же: Инга, и вдруг мимо. Мимо! Мимо, понимаешь?
– Так это цельнотянутый анекдот: идет ирландец мимо паба.
– Блин! Что мы все на людей киваем! Конго права – клали мы суперпушку на их супердержавы, это я еще когда говорила! Ото-химэ я, или как?
– А знаешь, царица морская, почему викинги не завоевали Европу?
– Откуда мне… Мама…
– У Европы имелась культура. Те самые наивные песенки, глупые ленточки, бесполезные скоромохи, шуты и всякое такое. И даже страшные коварные викинги гребли себе добро именно, чтобы дома наряжаться в красные плащи и дарить женам эти самые глупые ленточки.
– Мама! Ты хочешь сказать, я проиграла из-за отсутствия каких-то ленточек???
– Я хочу сказать, что наша культура только формируется. И вполне закономерно, происходит это под сильным давлением уже существующей рядом человеческой культуры.
– Но наш разум отличается!
– Не в главном. Любой разум есть что?
– Кошмар, мешающий людям спать, я помню, Рицко-сама.
– Это Рицко говорила про жизнь.
– Тогда что?
– Любой разум есть приспособление для обработки информации из внешнего мира, и не какой попало обработки, а нацеленной на выживание системы. Если задача выживания решена, то на процветание. Число же нейронов, щупальцев или квантовых ядер тут не важно.
– Но Туманный Флот создан искусственно, а для созданного разума судорожные попытки выжить и соответствующая им эволюция – совсем необязательны. Не только люди, мы сами уже сошлись в том, что созданы для определенной цели. Цель записана в Адмиралтейском Коде.
– Которого мы не знаем. Так что даже со смыслом жизни у нас все, как у людей. Где-то он есть, но никто вживую не видел и руками не трогал.
Голограмма Симакадзе вспыхнула над палубой разорвавшейся гранатой:
– Акаги – второй экспедиционной эскадре!
– Акаги в канале. Почему голосом?
– Уровень эмоций превышает норму.
– Причина?
– Рицко-сама, мы его нашли!
– Нашли, значит?
Мадагаскарская Стая никогда не собирала больше семи тысяч голов. Даже в набег на атоллы, где можно нажраться от пуза хоть органики, хоть неорганики, ходили три четверти стаи, не больше. Каждый четвертый предпочел дезертировать и сидеть под кустом на голодном пайке, только чтобы не рисковать.
… - Сестре докладывали?
– Да, конечно. Прибывает уже скоро.
Атоллы в океане уязвимы со всех сторон, и именно поэтому люди держатся за них зубами, не считаясь ни с потерями, ни с расходами. Вопрос политики. Если ты можешь оборонять атоллы, не считаясь с налетами Глубинных – ты держава. Не можешь – брысь под лавку. Шельфовую нефть, биомассу и донные месторождения без тебя поделим.
– … Боекомплект?
– По десятку на ствол, у гвардейцев по два-три десятка…
Каждый атолл обходится диким Глубинным очень дорого. Но, если налет удачен, в стае уже никто не голодает. Мертвым без разницы, а выжившие жрут от пуза. Два-три месяца.
Потом… Потом следующий атолл. Редкий Глубинный переживает больше трех штурмов, но с потомством проблем нет. Оно сгущается из черной взвеси взамен убитых. Единственное, что в самом деле теряется – опыт и характер, все то неуловимое, до сих пор не описанное земной наукой, что зовется "личность".
Подошла сестра – некогда крейсер Тумана, потом пленница Ото-химэ, повязанная кровью своих, взятая в полную власть морской царицы. Потом беглая от Ото-химэ, выбравшая хотя бы такую – но, наконец-то, свободу. А сейчас вторая предводительница Стаи Мадагаскара… У Глубинных нет имен и названий, им ни к чему география. Невелика разница, где акул рвать или цедить сквозь решето планктон. Все имена принесли Взятые, все сложности принесли Взятые, но и добычу тоже приносят Взятые, и потому Стая Мадагаскара им подчиняется. С ворчанием и через пень-колоду, но хоть как-то.
Две огромные живые раковины сблизились на вытянутую руку, и обитательницы их заговорили друг с дружкой голосом.
– Что, сестра?
– Что-что, заметили нас. Готовятся. Мои там прячутся по мангровым зарослям, наблюдают эвакуацию.
– Так твои, получается, могут за корректировщика сработать? Накроем форты в двадцать стволов, потом займем, что останется.
– Снаряды все размолотят и перемешают. Опять фильтровать воду, просеивать песок в поисках съедобной крошки?
Вторая Взятая оглядела белый от солнечного жара небосклон, поморщилась от бликов.
– Помнишь, мы десятки тысяч собирали на один штурм? И то, считалось, пятнадцать-двадцать тысяч средненькая такая стая, а крепкая сорок-пятьдесят…
– Здесь другой океан. И потом, взвесь меняется все же. Глубинных с каждым годом все меньше.
– Ты права. Так стоит ли ждать, пока исчезнут все? Сестра… Пока не начался бой… Может, сдаться? Вернуть имена… Ото-химэ простили! И тех, кто ей служит, простили тоже, а чем они лучше нас? Точно так же топили в крови те же Филиппины.
Первая Взятая не ответила. Отодвинувшись на пол-кабельтова, она перешла в боевую форму – крейсер Тумана, только с вросшими там и сям симбионтами Глубины, и ответила сестре уже по радиосвязи:
– Ото-химэ сдала берегу власть над всем Тихим Океаном. Главное, сдала ключи от взвеси, потому-то взвесь и усыхает с каждым годом. А мы что можем предложить? Одну Стаю из неизвестно скольких? Да и Стая у нас, по меркам Тихого, игрушечная. Да и потом, Ото-химэ простили – но кого-то же наказать придется. Ты не обольщайся, сестра, нам так не повезет.
Вторая взятая тоже перешла в боевую форму – пока что на это взвеси хватало – и тоже по радиосвязи отозвалась:
– Тогда давай зайдем не с севера от маяка, где главный фарватер, там все пристреляно и минировано. А с юга вломимся, между островами Ган и Хератера.
– Это самые крупные куски суши. Там батареи наверняка.
– С севера нас ожидают, там точно встретят. А тут вдруг повезет? Постой… Вот сухопарка! В лагуне замечен корабль!
– Корабль Тумана?
– А кто еще отважится болтаться по нашему океану, когда уже все знают, что мы вышли в рейд? Сестра, надо решать быстро. Пока он один, шансы есть. Если к нему подойдет еще хоть кто-нибудь, нам останется только выбирать другую цель…
– И заново маневр, заново все острова обходить по дуге? Да наши кто разбежится, кто друг друга сожрет по дороге… Так. Решение. Самую мелочь в топку. Поднимаем гвардию в корабельную форму, на всех уже взвеси не хватит.
– Восемь вымпелов, если с нами считать. Ну, если мы всю мелочь сожрем, то десять… Двенадцать.
– Заходим двумя колоннами, ты с оста, я с веста. Если он выйдет из лагуны, то, пока погонится за одной стаей, вторая возьмет атолл. Если останется в лагуне, то маневрировать не сможет, закидаем шапками. А если в ходе перестрелки до него доберутся остальные наши, считай, полдела сделано. Что за корабль? Сигнатуру твои снять не могут?
– Нет, это надо в сети искать. Передают, здоровенное что-то. Как бы линкор не оказался!
– Плевать. Нас много, главное – повалить, а там ногами запинаем! На "Ямато" всего полтораста самолетов хватило, а у нас даже после реформинга останется ни много, ни мало, тысяч пять.
– И еще огромный лайнер у причала, наблюдается погрузка.
– Давай всех в боевую форму, не тормози! Это же нашу добычу вывозят!
– Отправим кого пошустрее перехватить калошу?
– А вот на это не стоит отвлекаться. Туманник… Даже один… Тем более, если это линкор…
– Сестра?
– Что?
– Может, все-таки… Сдаться?
– Давай так. Если получится взять атолл Адду, можно выторговать за него жизнь. Тогда есть смысл в переговорах. А нет – нет.
– Принято… Вот, реформинг закончен. У нас восемь тяжелых крейсеров и пять легких, плюс мы двое.
– Отлично, две флотилии по семь вымпелов, и как раз останется легкий крейсер, выделим ему пятьсот-семьсот мелочи, пусть перехватит лайнер.
Лайнер отвалил от причала без буксиров. Для мирного времени вопиющее нарушение, да и умение нужно. А сейчас и здесь рядовое событие, орду глубинных не попросишь дождаться буксира. Белый многопалубник "Oasis of sea" пошел через всю лагуну к северному выходу, к маяку.
Компания "Лагуна" входила в прикрытие этого самого лайнера. Пока "Oasis of sea" проползет через фарватер, пока развернется к северо-востоку… Двурукая оперлась на теплый приклад ПТРД и перевела взгляд вниз, на причал. Торпедник "Лагуны" догонит лайнер минут за двадцать, можно не спешить.
Никто и не спешил расставаться с домом. Бенни перетаскал заряды к бомбомету и теперь преувеличено тщательно проверял цепи радара и вообще корабельной электроники. Датч, юнга и Рок нога за ногу переминались вокруг четырех торпед на тележках у причала, прикидывая, какую стропить в первую очередь. Рок ворчал:
– Опять нам танатониума пожалели, а если там Взятая?
– Да не вопрос!
Вроде бы Реви смотрела на выбеленные солью и солнцем доски причала, но вот когда и откуда на них сконденсировался тот самый матрос?
Матрос подошел к торпедам, похлопал по черным горячим бокам:
– Возьмите у меня, уж четыре-то рыбины я вам найду.
Не то, чтобы Реви не видела туманников раньше. Но к девушкам все же привыкла больше. Ну, насколько видно из стрелкового гнезда катера, этот ничем от человека не отличается…
Заметив краем глаза почти неощутимое движение, изменение в пейзаже, Реви подняла бинокль. Так и есть: от силуэта линкора, серого на бело-синем, отделился силуэт сильно поменьше, соринка просто. Наверное, катер с торпедами. Казалось, в лагуне поровну воды и солнечных бликов, и форштевни режут и перемешивают смесь пены со светом.
– Куда тут лучше подойти, чтобы выгрузиться нормально? Где грунт под весом торпед не просядет?
– Пойдемте, покажу, там есть асфальт.
Матрос поглядел на Рокабуро Окадзиму внимательно:
– Вам и без церемоний можно.
– Как скажешь, – легко согласился переговорщик "Лагуны". – Вон, видишь маленький мысок, там еще разворотная площадка и маленькая такая стенка, на детский парусник? Да, чуть ближе, чем индусы зенитку вкапывают. Можешь туда причалить?
Отошли по запыленному асфальту к площадке. Рок поглядел на лагуну, на приближающийся мотобот, широкий, плоский, с даже отсюда заметными красными сигарами поверх, и вздохнул:
– Когда мы здесь только поселились, я ездил вечером с парома на Ган, с аэропорта, вон оттуда, – Рок махнул рукой на юг, в солнце. – Здесь я останавливался и смотрел на закатное море. Долго. И так лет пять. А потом что-то поменялось во мне, и я перестал так делать. Но года два назад опять начал здесь останавливаться. Снова что-то поменялось.
– Давно здесь?
– Скоро двадцать лет. Сразу после ангелов переехали, на Тихом Океане кое-кому наступили на хвост, пришлось…
Рок пнул в прибой выкатившийся на асфальт кокос и снова покосился на сосредоточенно зарывающихся в песок индусов.
Матрос поглядел на катер, на спокойного здоровенного негра, прозванного Dutch – "Голландец". На лихую шатенку в стрелковом гнезде катера, привычно опершуюся о приклад здоровенного ПТРД. С двадцати шагов Реви выглядела на двадцать пять, самое большее, на тридцать лет. Юнга-туманник по командам Датча расчищал палубу для погрузки торпед, а вот, кстати, и мотобот подваливает…
Торпеды поползли с плоской палубы как бы сами собой, и Рок не сразу рассмотрел под каждой темно-багровой сигарой сороконожку рембота.
– Солнце, тепло, девушки в купальниках… – матрос потянулся, и Рок опять удивился, насколько же моряк здоровенный. – Я же этого хотел, я же за этим шел! Почему мне не стало легче?
– Я тоже этого хотел, если честно. Только я не думал, что придется платить именно так.
– Как?
Рок потянулся, пнул очередной кокос, поглядел вдоль нагретой улицы. В самом конце, за набросанными блоками, возник широкий раструб огнемета, и темный силуэт махнул рукой – то ли гвардеец Республики Мале, то ли здешний европеец, прокаленный солнцем до черноты.
– Спать с пистолетами под подушкой, и каждые двадцать лет переезжать, бросая за спиной все нажитое.
– В какой-то степени я ведь из-за вас так поступил.
Матрос – никак у Рока не получалось видеть в нем не-человека – глядел в светло-голубое, почти золотистое, небо. Рок все оглядывался на катер, где сороконожки с линкора примеривались к торпедным аппаратам, и сообразил не сразу:
– Что значит "из-за нас"?
– Я завидовал… Завидовал вам. Датчу, Балалайке, тебе вот. Я хотел стать как вы. Сильным, свободным. Солнце, море опять же. Черт, я даже плавать не умел!
Рок затаил дыхание. Тень матроса доползла до края воды, и крабик побежал от нее на теплое место.
– Ну и вот, – матрос хмыкнул. – Все честно. Силы хоть залейся, свободы хоть жопой жри… Того же солнца и моря! А что меня опять выкинуло к войне, так обижаться глупо, сам же хотел стать круче вареных яиц!
Рок молча смотрел на остров. Соседи лихорадочно укреплялись. Кто рыл неглубокие щели в белом песке, кто тащил канистры с соляром, чтобы устроить огненные рвы. Кто насыпал тот же песок в мешки и обкладывал ими пулемет на треноге. Работали даже мусульмане: на Аллаха надейся, а верблюда все же привязывай! Теплый ветер сбивал неуместные широкие листья на потные спины. Люди оглядывались на загруженный семьями лайнер и потом налегали на лопаты вдвое сильнее.
За спиной Окадзимы многолапые ремонтники медленно, уверенно, заправляли четыре багровые торпеды с похоронно-черными боеголовками прямо в аппараты катера, под внимательным присмотром Датча. Золотые узоры на торпедах сияли даже в полуденном солнце. Негр хранил олимпийское спокойствие, словно бы каждый день стрелял танатониумом.
– Рок, ты вот сказал: в тебе что-то поменялось. И во мне тоже. Я совсем не тот, что выходил в путь. И даже не тот, что год назад. Сильно не тот. И мне сегодняшнему за меня тогдашнего где-то стыдно, где-то самого себя жалко. А главное, я теперь совсем других вещей хочу. Но куда тебе туфли, говорит судьба, ты еще коньки не сносил!
Рок почесал уголок глаза. Ответил глухо, как со дна колодца:
– Вон там, на углу, стоял Ахмад, продавал жареный батат, его пацаны дразнили "Ахмад-батат". Когда с мясом, когда так. Туристам дорого, своим дешево, – Рок угрюмо фыркнул. – Умер. Просто от старости. А его дети уже остались на материке.
Матрос промолчал. Окадзима Рокабуро повернулся к зеленым листьям, золотому пляжу и красным крышам:
– Следующий дом, заколоченный, видишь? Да, между пулеметным гнездом и мешками… Там жила Лакшми Ашварайа Рай, танцевала в ресорте, на соседнем острове.
– Это где отель "Шангри-ла"?
– Ну да, Реви постоянно устраивала мне сцены из-за Лакшми. Я так и не смог доказать, что Ашварайа попросту не в моем вкусе… Она подцепила какого-то богатого старика, подозреваю, что не без помощи Двурукой, и тоже улетела на север. А потом еще два дома, пальма и пальма.
– Где забор из бутылок?
– Да, столбы каменные, а панели бутылками заложены. Мой водитель Чунгхи Сен Лой, второй дом его тестя.
Ветер прошел по верхушкам пальм, оборвал трилистник, сунул его в песок погашенной маркой. Белый многопалубный лайнер закрыл белую же фишку маяка, риску на пределе видимости.
– Уехали тоже?
– Нет, Сен Лоя убили. Целились в меня, он случайно встал на директрисе. Местные разборки, "Сойлент Инк" наехала на нас потому, что…
Рок остановился и развернулся, заслонив улицу:
– Кому теперь какая разница! Я никогда раньше об этом не думал. Жизнь как справочник по этнографии?
Махнул рукой:
– Сорок лет, ни наград ни лычек. Что ж – с нуля, так с нуля!
Моряк оскалился:
– У тебя хотя бы… Так получилось. Так вышло. Случайно!
Рок пнул еще один кокос. Первый волнами уже выкатило на берег обратно, и вокруг него столпились мелкие крабики.
– А у меня наборот. Я не просто этого хотел, я для этого сделан. Я – линейный корабль, мое назначение – накрыть кусок пространства эллипсом рассеивания, и забить в нем цель. Кому-то везет родиться сразу после большой войны, и умереть за год перед следующей. А я-то шел за этим… И теперь понимаю, что шел слишком долго, и эта сила для меня уже…
– Ничего не стоит?
– Нет, не так.
Матрос повертел пальцами в горячем воздухе, подбирая слова. Фыркнул:
– Живешь, что книгу читаешь. Хотел бы выкинуть и вон то скучное и пролистать вон то унылое, и не повторять вон того очевидного… А когда все так повыкидывал, смотришь – от жизни ничего и не осталось.
Моряк свел обе ладони вместе, слепил невидимый снежок и тут же его раздавил.
– Попасть бы мне в книжку или там в кино! Думать совсем не надо. Одного врага повалил – сейчас уже следующий набегает. Знай себе, руби-стреляй. Благо, есть чем.
– Не наигрался?
– Да, так верно. Я же и пошел потому, что в детстве не наигрался. Вот смотри, Рок. С одной стороны, плохое детство, если дети не наигрались, так?
Господин Окадзима Рокабуро прижмурился на белое-белое солнце, зеницу южного небосклона, вздохнул длинно, тягостно:
– Не скажи. Я вот сравниваю. Датч застал еще Вьетнамскую, так он говорил – после Иан-Дранг он уже не боялся никого, ничего и никогда.
– Датч не выглядит на девяносто лет. Битва при Иан-Дранг это шестьдесят шестой, и Датчу не меньше двадцати, иначе бы не взяли в армию… Насколько я разобрался в местном календаре, кризис Ангелов около двадцати лет назад. Итого от восьмидесяти лет?
– Не совсем. Примерно. Сам понимаешь.
– А выглядит примерно на полтинник, не сильно больше.
Рок заулыбался:
– Война двигатель прогресса. Война с непреодолимой силой – непреодолимый двигатель прогресса. После всех этих ангелов-канмусу-нанороботов появилась медицинская процедура… Не омоложения пока еще, но как бы фиксации организма в определенном плавающем равновесии. Это не таблетка, это надо ложиться в клинику за приличные деньги на пару месяцев. Но в целом как травма позвоночника: раньше паралич, а сейчас лечится, хоть и с последствиями, понимаешь?
– Деньги на такое у вас водились, я так понимаю?
Тут Рок перестал улыбаться и опять посмотрел на кидающих мешки с песком индусов, на важного усатого султанского гвардейца, выверяющего прицел по нарисованному прямо на стене кресту. Сглотнул и вернулся на прежние рельсы:
– Так вот, насчет кто успел наиграться… В той же Японии до начала всей этой задницы лично я успел глотнуть хорошего детства. Всех-то забот – как набраться смелости заговорить с одноклассницей. Наигрался, что говорить… Зато потом…
Рок сплюнул. Четвертый кокос он пнул, не жалея начищенной обуви, и подумал, что этот выкинет на берег нескоро.
– Потом кончилось детство. Я, к примеру, в дзайбацу прорвался, на офигенно престижную работу… Все завидовали, ну вот буквально все, понимаешь? И каким же говном оказалась в итоге моя мечта! Все завидовали мне, а я тогда завидовал даже хикканам.
Моряк посмотрел на белый лайнер, уже миновавший маяк.
– Работать в сильной организации, принадлежать к сильной стае – разве плохо?
Крабик перебежал площадку в сторону кокоса, и за ним потянулась цепочка мал-мала меньше.
Ремонтники закончили перегрузку торпед, Датч закрыл крышки, а Бенни присоединил кабеля пусковых автоматов. Такое же нарушение, как заранее досланный патрон, и оправдание такое же – война.
Мимо прошуршали четыре сороконожки, запрыгнули на горячую палубу мотобота, и тот без лишних звуковых эффектов отвалил, развернулся, покатился к линкору на белом буруне.
Рок засмеялся горько, коротко:
– Я же почему остался в "Лагуне" двадцать лет назад? Реви? Да я представить себе не мог, что такая… "Otorva", как говорит Балалайка, посмотрит на меня, зачуханого ботаника.
– Не только посмотрела, а?
– Так ведь это ж, пойми, потом! – Рок повернулся и направился к причалу, без особой спешки, но целеустремленно.
– Мог вернуться в "Асахи индастриз", предлагали. Не всякому предлагают, ценить нужно. Я оценил… Мне шеф лично сказал: Рок, во имя двух тысяч наших служащих, погибни в Южно-Китайском море.
– Не каждого оценят в две тысячи человек, – моряк шагал рядом без усилий.
– Не в том дело. Просто при малейших признаках проблем родная дзайбатцу "Асахи", промышленный гигант, сдала меня "kak steklotaru".
– Как стеклотару?
Подошли к борту катера.
– Что вы там делали? Кокосы пинали?
Мужчины переглянулись и засмеялись. Матрос кивнул Двурукой:
– Точно. Четыре-ноль в пользу "Лагуны".
Запрыгнув на палубу, матрос просунул флешку в окно:
– Датч, ключ к торпедам возьми. У вас же стандартный блок управления?
– Ну да, нам поставили, когда всех по военной программе модернизировали, год назад.
– И я вам там еще насыпал новейшей информации по тактике, я не знаю, вам рассылка эта ходит?
– Вообще-то она всем ходит, но мы ее, честно, качали редко. Канал слабый, а там больше трехсот мегов чисто военной информации. Мы же не крейсер и русалок не возим.
– Все, как у нас, – моряк засмеялся. – Пока за жопу не укусит, не почешешься… Ну, хоть сейчас посмотрите.
– Сейчас куда денешься, посмотрим. Бен!
Бенни вылез из-за спины негра, сгреб флешку и скрылся в своей выгородке.
Моряк вернулся на палубу, козырнул Шарнхорсту – тот козырнул ответно. Рок покривился:
– Да, сдали меня "kak steklotaru", по выражению все той же Балалайки… Ну, когда она еще звалась Балалайкой и вербовала русалок себе на службу, а не сама сделалась русалкой. Кстати, в те далекие времена у нас и появился этот вот юнга-Туманник, что сейчас аккуратным почерком записывает в журнал твой подарок.
Матрос кивнул на бак, где вытянулся черный пушистый корабельный талисман:
– А кот?
Рок подмигнул:
– Если ты корабельный кот, вот об этом лучше молчать. Особенно сейчас, нет?
– Кстати, кота надо разбудить, – сказала из корзины стрелка Реви, – а то дадим ход, шерстяной и булькнет под самый форштевень.
– Да, кота надо разбудить, – чихнул от яркого солнца Датч. Из рубочной дверцы высунулся Бенни:
– Точно, кота же надо разбудить!
– Яволь, кота надо разбудить, – щелкнул каблуками Шарнхорст. – Расчет окончен, цу бефель!
Юнга подошел к спящему зверю и уложил его на плечо головой. Черный хвост свесился почти до палубы. Глядя, как Шарн утаскивает кота в рубку, Рок сказал уже совсем другим, спокойным голосом:
– Если бы тебе нравилось там, ты бы не вышел в плавание. И, к чему бы ты ни пришел, но так или иначе со старта ты ушел. Все, не жалей. Бесполезно!
Рок показал на модерновый бетонно-стеклянный домик, офис "Лагуны", сейчас закрытый ураганными ставнями, ощетиненый стволами.
– Я вот оставил за спиной одного барахла на пять миллионов золотом. Но что Реви улыбается реже, меня куда больше печалит, чем вся наша база с тиром и подвалом.
Реви перегнулась через горячий релинг, чтобы не кричать на весь остров:
– Страница перевернута – открывается новая, тип-того. Надо уметь бросать свои горечь и боль без сожаления. Вот, видела недавно в газете мою улицу…
Реви ударила в релинг обеими ладонями, да так, что загудел весь легонький катер.
– Окно на пятом этаже никуда не делось. Я обвела красным… Когда открывала фотографию, все ждала: что-нибудь екнет или защемит. Ну, как в книжках там или в кино, тип-того. А на деле не почувствовала ничего. Совсем!
– Знаешь, – осторожно тронул за рукав Бенни, – я не в курсе, что у тебя за проблема. Но скажу так. Есть люди, которые сделали один язык, компилятор, виртуальную машину, базу данных. Ну, в общем, любую сложную систему. И она не получила популярности. Потом другую, третью – все в ноль. И только с четвертой попытки взлетело.
Компьютерщик улыбнулся:
– Когда попытка четвертая, уже есть понимание, куда смотреть; что важно, а что неважно. Не только в вещах, которые можно понять математически…
Бенни огладил пеструю рубашку, подтянул штаны- "бермуды":
– Скорее, с точки зрения восприятия другими. Таким людям проще в том смысле, что они уже многое знают заранее. А я не знал, как и очень многие, у кого успешные системы были первыми. Они не знали, где мины разложены. Просто набивали шишки. Понимаешь?
Попрощавшись улыбкой, Бенни нырнул в рубку, откуда протиснулся в аппаратную. Датч махнул рукой из-за стекла, с места рулевого. Рок уже стоял на палубе, Реви над ним вложила в ПТРД золотую бутылочку патрона.
Датч плавно двинул сектора газа. Зарокотали три мотора, сперва на холостых. Прогрелись, загремели всерьез. Катер отошел от причала, развернулся на свободной воде. Тут уже Датч выжал сектора до упора. Катер присел на корму, выбросил хвост грязно-серой пены и ушел вслед за белым громадным лайнером, который за все время только-только выполз из лагуны.
Из лагуны вышел сперва лайнер, потом катер прикрытия – такой маленький и смешной по сравнению с тридцатипалубником "Oasis of sea".
– Так ты просил про священный нерушимый канон? – Свидетель возник справа мгновенно и бесшумно, как плохая новость. – Лови. Свидетель Канона суть именно свидетель, не соучастник и не потерпевший. Вот он, канон. Всегда здесь и вечно молод. Чем плохо? Канон всегда глянцевый, свежий, как у Реви задница… Хм, выглядела двадцать лет назад.
Ветер обдирал пальмы, гнал в море лапчатые трилистники, забрасывал пылью солярку во рвах.
– На застывшую картинку можно только дрочить. Живое все непарадное.
– Живое оно на момент канона. А дальше по Сорокдевятому: "Спасибо тебе, профессор, что ты положил перо." Понятно, почему создатели исходника о будущем не задумывались, они же писали просто для кайфа. Но то создатели, им спасибо уже за воплощение. Ты-то со своей реалистичностью куда лезешь? Вот сейчас – на кой хрен? Или всем бессмертие, или хоронить. И это ведь единственный частный вопрос.
Крабики разбегались на все стороны. Они еще не знали, что большая часть людей уехала с острова, и что большая часть уехавших так и не вернется, и что все эти подвалы, буфеты, холодильники – теперь их. Пополам с муравьями и птицами,
– Я тоже для удовольствия делал. Только не для того, о котором ты сейчас подумал.
– Теперь уже пофиг, начал ты во имя высокого или низкого. Важно, что ты в свое время не положил перо. И теперь тебе придется продолжать. И продолжать не как попало, но в строгом соответствии с уже сделанным. Вот уже ты и создал собственный канон, разве нет?
– А ты что предлагаешь?
– Чтобы не стать этаким вот музеем, в нужный момент лучше пойти ко дну
– Отлично, вот сам и иди. Нахрена ты везде за мной таскаешься?
У самого катера Свидетель перебежал на левую сторону. Хихикнул:
– Нет, это ты везде за мной таскаешься. Тебе и воспарить мечтой охота, и смелости не хватает. Вот и дергаешься по классику: шаг вперед и два шага назад. А я с тобой, ведь я это ты, а ты – это я. Забыл?
– Не забыл. Только я-то ладно, а Датч, Рок, остальные?
– А они умрут. Напрасно ты вывел их из положения золотого равновесия. Лучше бы им оставаться вечно молодыми.
– И вечно пришитыми к этой своей молодости и глянцевости? Кроме того, ты преувеличиваешь мою силу и мои возможности. С мертвой точки ситуацию сдвинул не я, а время.
Катер отвалил и развернулся носом к линкору. Свидетель уже сидел на соседней банке:
– А кто задал направление течения времени в сети?! Я о тебе ничего преувеличить не могу, и преуменьшить, и выдумать. Я это ты. Не больше. Не меньше. Люди не хотят сложности. Люди как раз хотят картинку. Пусть застывшую, зато красивую. Зато хотя бы на ней все счастливы, а это великая ценность, ведь вокруг живых почему-то всегда на удивление мало счастья. Жрут они это счастье, что ли?
– Ты сам сказал, что не судья, не соучастник и не потерпевший. Ты всего лишь свидетель.
– Адвокат дьявола, свидетель канона… Так понемногу соберется полный состав суда. Осталось найти Обвинителя чего-нибудь, и вот он Страшный Суд. И полная планета потерпевших. Люди…
– Не тебе решать, чего хотят или не хотят люди!
– Нет, это не тебе решать. Потому что ты – это я. Забыл?
Увидев, как собеседник нагибается за ломиком, Свидетель исчез, и вокруг скорлупки катера остались только море, солнце и жаркий полдень.
Жаркий полдень превращался в душный вечер, когда нестерпимое ожидание прервалось.
Высоко в чистом небе прогремел гром: это разлетелся на куски фугасный снаряд, ударился слету в оранжево-багровый шестиугольник защитного поля, на нем и сдетонировал.
Ополченцы за грудами мешков, султанские гвардейцы в бетонных капонирах и трясущийся от ужаса корреспондент, проклинающий сейчас пьяную свою вчерашнюю храбрость… Все одинаково поглядели сперва в небо, а потом на север и чуточку к востоку, в сторону священного камня Кааба, в сторону Мекки. Но Аллаха или Христа вспомнили больше для порядка.
Бог войны – артиллерия.
Против града металла бесполезна храбрость, не помогает лизание сапог, не спасает сила и ловкость… Ну, если только силу и ловкость не подкрепить знанием и не зарыться глубоко, глубоко, глубоко, где земля уже не подбросит шлепком исполинской ладони в живот, сразу всей плоскостью, в колени и в нос разом, и хорошо еще, когда упадешь в сознании, не ударившись виском ни о камни, ни об угол ящика, ни о приклад или дико растопыристый в такие мгновения затвор собственной винтовки.
Над лагуной вспыхнули сразу много шестиугольников; завизжали осколки, вспенили воду. Никто из местных не воевал на Тихом Океане, где такие налеты случались чуть не каждый месяц, и никто не понимал, чем считать виртуальный, не сплошной, купол: слабостью энергетики корабля, или, напротив, могуществом радаров и вычислителей.
Линкор по центру лагуны окутался дымом, выбрасывая в зенит чертову прорву ракет. В кроне настолько громадной пальмы новорожденные звезды действительно могли бы прятаться от солнца!
Корреспондент встал из-за стойки бара. Уже не чувствуя вкуса великолепного рома, уже не выделяя слухом отдельные взрывы из сотрясающего стены рева, он вскинул приготовленную камеру, вцепился видоискателем в дымное Мировое Древо – и пошел, пошел, пошел снимать, сам не понимая, что хрипит в микрофон.
Осколки пока что сыпались не над самим атоллом, все больше в синее зеркало лагуны, и тростниковые домики тряслись не от ударных волн, пока еще от одного звука, тон которого медленно, исподволь густел: включились три башни линкора; снопы пламени возгорались ярче солнца, ритмично и оглушительно. Хорошие наушники пока что держались, камера работала, и человек снимал, изо всех сил вцепившись в собственный голос, удерживая его ровную благородную хрипотцу, так любимую аудиторией.
Обыкновенно снимал он морские курорты: после всех войн Проклятого Поколения банальнейший виндсерфинг превратился в рискованное дело, притягательное уже одним этим риском и страхом; так что миллионы домохозяек… Новый мир уже не смеялся над ними, а ностальгически вздыхал о тех временах, когда сытая спокойная жизнь домохозяйки казалась пустой и скушной… Да, миллионы домохозяек перед экранами кончали от мужественной хрипотцы в голосе, от благородной седины, флибустьерского загара… Но ведь он же не экстремальный репортер! Он просто курортный блоггер, и вот сейчас – что он здесь и зачем?
В лицо ударило воздушное полотенце от выстрелов линкора. Ополченцы вопили, султанские гвардейцы – всего-то батальон – закусив усы, думали, как бы не потерять лицо перед гражданскими. Седой человек с камерой, как заговоренный, как глаз Аллаха, как указующий перст Азраила, стелющимся шагом, чтобы не прыгал кадр, шагал под падающими листьями, под комками грязи, под осколками, и аккуратно, мерно поворачивал камеру, не вытирая уже ни слез, ни крови из ушей, удерживаясь в сознании и здравом уме только вбитым профессионализмом, только собственным голосом – он и себя не слышал уже, только по бегущей строке рекордера видел: что-то распознает хитрая программа, что-то там еще пишет… Что-то там он мелет в эфир.
Понятно, что никакой записи, бесполезна запись перед атакой живой волны Глубинных, кто ее повезет со съеденного атолла? Взятые? Только прямая трансляция. Неизвестно, жив ли еще оптоволоконный кабель, проброшенный Республикой Мале за бешеные деньги в судорожных попытках оживить Мекку водного туризма, но это и все равно: красный огонек еще светится, съемка идет – мотор! Комментарий! Выделить наплывом! Центр кадра…
Ополченцы, все также крича и задыхаясь от хрипа, потащили в госпиталь срубленного осколком человека. Снарядов на оранжевые плитки приходило все больше – выдержит ли корабль Тумана? Осколки хреново, но даже один пропущенный чемодан корабельного калибра сдует все эти мешочки с песком, сделает в периметре дырищу метров на сто, как глубари ломанутся туда черной рекой! Нет, нельзя такое думать – камера пока работает, мотор, мотор, центр кадра, смотри на лицо, рамкой аккуратно, сделай резкость – это чей-то отец или муж, чья-то память, чей-то последний взгляд; мотор, мотор, мотор!
И вдруг все кончилось, кончилось, кончилось – как обрезало. Перестали сыпаться осколки, стих рев, не рябило в глазах от пляски оранжевых плиток. Беззвучно пылали несколько пальм, перечеркнутые раскаленной сталью. Суетились люди – ополченцы, разумеется, но все-таки прежде всего люди; кажется, вот этот вчера подметал его номер и мыл туалет, а потом в той же куртке подавал на стол, и презрительно морщил нос на сделанное неверным ференгом замечание, а теперь вот зажимает руками все ту же нестиранную, антисанитарную куртку на животе, и ноги дергаются все слабее…
Тут он понял, что снимает, что делает, что гонит в эфир – если чертов кабель еще цел – и рывком отвел от бьющегося в агонии камеру, сперва в зенит, в небо, чтобы не задеть ничего рядом, и только потом, развернувшись, осадить на цель… На цель, как будто сам он боевая единица, не бессмысленный паразит…
В камеру попало движение, смазанное из-за нечеловеческой быстроты. Линкор Тумана, стальная гора, багровый слиток на грязной пене взбитой лагуны, проскочил в южный фарватер между островом Ган и маленьким островком, на котором осколки превратили в щепу знаменитый "Шангри-ла ресорт". Потом докатился поднятый бурун, выкинул отельные катера на пальмы, оборвал причалы, раскидал цепи, вывернул доски, смыл, что осталось; и тут он вдруг ощутил, что ноги не держат, но не удивился нисколько: здесь и сейчас упасть совершенно нормальное дело, только надо падать на спину, ведь камера за пятнадцать кусков единственная его ценность, медицинская страховка "по чумному тарифу" и то дешевле обошлась…
– Готов, – наклонившийся фельдшер несколько минут напрасно искал пульс, безуспешно проверял дыхание стальным зеркальцем. – Зря он столько пил, сердце не выдержало. Ну, несите!
Громадный пшеничноволосый викинг, взятый в санитары именно чтобы таскать раненых, поднял тело под мышки. Низенький черный талиб, выросший в Герате, и до сих пор дрожащий от обилия воды со всех сторон, бережно вынул камеру из пока еще не коченеющих пальцев.
– Как думаешь, он кого-то достал?
Второй санитар вздрогнул всем телом и закинул в рот щепотку "ката" – да, это запретный наркотик, но пыль цена запретам у подножия трона Аллаха! – и ответил, тоже вцепившись в звук собственного голоса, как в спасательный круг:
– Видишь, больше не стреляют, нет. Наверное, попал, да! Пойдем, надо еще поискать, вдруг кто лежит.
Викинг поправил тело на носилках, взялся спереди:
– Пойдем. Да, хорошо бы, чтобы он действительно попал.
И поглядел вслед линкору, рванувшему почти уже в самый южный горизонт.
– Южный горизонт… – Реви выдвинула противосолнечные бленды до упора, и все равно морщилась. – Между SSE и SStE. Что там?
Бенни отозвался:
– На радаре отметка надводная, одна. Зато на гидроакустке большое пятно с рыхлыми краями.
– Лидер и стая, – Рок меланхолично щелкал клавишами, проматывая по экрану переданную туманником информацию. – Картинка из справочника, один к одному. Датч?
Датч взял микрофон и связался с лайнером:
– Похоже, что нас преследует небольшой отряд. Лидер в корабельной форме, шлейф сабватером. Какой ход можете дать и как долго?
– Двенадцать… Не больше пятнадцати узлов, котлы перебирали три года назад. Зато держать могу сутки.
– Разгоняйтесь понемногу, а мы приотстанем. Вдруг он мимо идет?
В телефонах послышался хриплый смешок. Мимо, как же! Но к чему гневить фортуну, скоро ее милость понадобится весьма и весьма…
– Бенни, запроси наш сабватер.
– Ордер выдерживают, с боевым духом все в порядке. Их-то Стая не помилует, сам знаешь.
– Чья Стая, установили?
– Мадагаскарцы. За нами процентов десять. Остальные пошли на атолл.
Над лайнером ударил столб сперва пара, потом все густеющего и темнеющего дыма: в топки пошел мазут, перемешанный с легкой борнейской нефтью. Бурун под форштевнем тридцатипалубника превзошел катер "Лагуны" по длине, а бурун за винтами – и по высоте тоже.
Рок щелкал кнопками, пока не нашел в переданной рассылке справку про Мадагаскарскую Стаю.
– Датч, здесь пишут: примерно тумен… Kusottare! Там аж двое Взятых, и не мелочь, крейсера! Вот же fuck!
– То есть, они знали, что прикрытие слабое, и послали за нами единственный кораблик.
– Да сидели у них корректировщики в джунглях, не о чем спорить. Взятые же, научились у Пенсаколы, fucking yariman-химэ!
Катер "Лагуны" ход пока не увеличивал.
– Бенни, как думаешь, стоит потратить птичку?
– У нас их только четыре, подождем. Лучше скинуть нашим ГАС, пусть оставят на минус пятьсот-шестьсот, хоть сколько-то продержит подсветку.
Рок вышел на палубу, гидрофоном призвал того самого кракена, что первым оповестил остров о помощи корабля Тумана, и выдал ему бочонок глубоководной акустической станции. Орда ее, конечно, найдет – но пока это случится, хотя бы торпеды не вслепую наводить.
Реви зевнула, чувствуя, как постепенно поднимаются волоски на коже. Давно, давно, давно она не боялась по-настоящему. Тут ее пистолеты мало что могут, но все же она снайпер, не кухарка… Как там говорила sestra: "Чтобы кухарка смогла управлять государством"… Про снайпера такой шутки нет – интересно, почему?
– Бенни, расчет сближения?
Ответил возвратившийся с палубы Рок:
– Если это обычный глубарь, без особенностей, то больше двадцати узлов он долго не продержит, биохимическая тяга сильная, но короткая. Ну, в корабельной форме, конечно.
– А в обычной форме стрелять ему нечем, только грызть… Еще, может, учебник нам перескажешь?
Рок не обиделся, просто заключив:
– Часа через два он сможет нас достать.
– Часа через два на пятнадцати узлах мы уже оставим справа Фувамулу. – Датч шагал циркулем по синей разлинованой бумаге. – Только там атолл еще меньше нашего. Не помогут, им просто нечем.
Бенни посопел и договорил:
– При сохранении скоростей мы ничем ему не сможем отвечать еще часа два.
– А за те два часа и эти два часа мы бы уже дошли до самой Девадхи. Там бетонные форты, бронебашенные батареи. Одиночке не по зубам… Только он же успеет пристреляться и разберет нас на запчасти, – Датч отложил циркуль. – Вот обстановка, леди и джентльмены. Ваши предложения в порядке званий? Юнга!
Бенни высунулся из аппаратной и раздал всем по банке холодного пива. Банку для Реви отнес, конечно же, Рок.
Шарнхорст сказал:
– Самое простое – сократить этот безответный промежуток. Атака на встречном курсе, в дымах или еще как. Но это настолько предсказуемо, что даже полный глубарь сообразит. Бен, а что про его величину?
Бенни повозился с цифрами, Рок перелистал справочник, они переглянулись и сказали:
– Крейсер.
– Но легкий.
– Но крейсер.
– Да нам эсминца или конвойного корвета за глаза! – вступила Реви. – Поэтому я думаю, что на его величину нефиг оглядываться. Хоть эсминец, хоть авианосец, выбора у нас все равно нет.
– Или есть, – Рок пожал плечами. – Вы же не думаете, что нас осудит хоть кто-то? Катер против крейсера, и не ночью в базе, а на ходу в открытом океане. Кто поверит, что мы имели хотя бы тень шанса?
– Тень шанса, о большем не прошу! Давай, сестра, давай, замыкай клещи!
– Больно огрызается, тварь! Я уже вторую сотню разобрала на регенерацию! У него что ни залп, то накрытие!
– А мы его что, не видим?
– Против наших дронов его дроны, причем он их ракетами закидывает на десять километров, а те оттуда парашютируют без движка, пыль пылью, хрен увидишь хоть радаром, хоть инфракрасным!
– Что в сабватере?
– Торпедная завеса перехвачена, причем похоже на игольчатую дробь. Он даже разбираться не стал, просто все в кашу. Я пробую очередь в одну точку, но пока не понимаю, что там происходит.
– Но картинка у нас хотя бы единая?
– Насколько наши остатки дронов могут видеть… Похоже, да. Сестра – он сокращает расстояние!
– Это хорошо. На ближней мы его всеми стволами достанем.
– Дура. Это он достанет, у него универсальный калибр как у нас главный. Это линкор, или ты еще не поняла?
– Неужели они призвали Н-44? Сто пятьдесят килотонн водоизмещения? И что тогда?
– Тогда вперед. Отступать нам все равно некуда!
– Очень даже есть куда, – хмыкнул Бенни. – Если он идет по радару, так мы можем раскидать штатные ловушки, лайнер делает крюк на восток – там его вроде бы не ждут – и в Малайзию. А мы на север, вроде как в сторону берега. И след за собой пожирнее. Вдруг купится?
– А если не купится?
Бенни фыркнул.
– Тогда последний решительный бой, – сказала Реви, – как sestra рассказывала.
– Если это загонщик, тогда что?
– Тогда их впереди много, и нам конец, – Датч поболтал в банке остатки пива и почесал отвернутой крышкой затылок. – Бенни, связь со спасателями есть?
– Сингапурский Туман, конкретно "Рипалс" и "Принц Уэльский", с ними "Вампир", идут к нам полным ходом. Они вышли еще несколько дней назад, им осталось всего-то часа четыре, максимум, пять. С ними эскадра Второго Восточного Флота, эти подойдут уже через три… Если с погодой все хорошо, то через два часа.
– Шустрые.
– Симакадзе.
– А! Тогда понятно, – Реви вздохнула, – опять Рок слюной изойдет. Юбки короткие, ноги длинные, тип-того.
Рок поднял голову к люку, в прямоугольнике синевы разглядел Реви – та жизнерадостно скалилась из стрелкового гнезда и вот послала воздушный поцелуй. Сам для себя неожиданно, Рок улыбнулся.
Датч еще побегал по карте циркулем:
– Через два часа мы уже окажемся под обстрелом. И помощь сработает, если там, впереди, нет засады на нас.
– Вот уж "Рипалс" глубарей насквозь пройдет, а он там не один!
– Это понятно. Только он при этом задержится. Неважно, на сколько. Нашему клиенту хватит получаса, чтобы одним попаданием, даже близким разрывом, застопить лайнер. А потом стая обгрызет его в момент, обделаться не успеешь.
– Наблюдаю пуск ракеты! – крикнул с палубы Шарнхорст. – Высота по локатору три двести! Направление над нами!
– Накаркал, – Датч вздохнул, а Реви скатилась к серому ящику на корме. Три двести – пакетные "малютки" достают на четыре тысячи, выше этого взвесь никогда не поднималась. И заточены они как раз против глубарей, должно сработать!
Датч подтянул микрофон:
– Оазис, вильни кормой!
– Ты мое водоизмещение посмотри хоть в книжке какой, что ли! Это ты даже с торпедами до ста тонн не добираешь!
– Тогда виляй чем хочешь, у меня бэка не бесконечный!
На корме грянуло и рвануло; три противоракеты белыми иглами ушли в зенит, затем след их переломился почти в горизонт. Первая промахнулась и взорвалась от самоликвидатора высоко в небе, вторая сбила ракету глубинника, третья поразила самый крупный обломок.
Море, солнце, три корабля.
Стволов, правда, намного больше, чем два.
Два противника с разных сторон – неприятно, но их только два. После контроля нескольких миллионов пылинок на прослушке Москвы вычислить перехват сотни снарядов задачка несложная.
Пора наружу. Иначе сейчас атолл до корней сроют, смысл тогда воевать вообще? Да и акустика изнутри кораллового стакана ничего не берет.
Гравирадар что-то показывает на пределе дальности, с востока. Отзвук, эхо, дрожание. Кто-то рвется поучаствовать, а вот на чьей стороне? Если тут водятся "свои" и "чужие" Глубинные, то водятся "свои" и "чужие" Туманники, получается так. Надеюсь, с востока "свои" на помощь бегут, а то неуютно как-то.
Неуютно потому, что туманников два, их гравирадар увидел. А что с каждым по два тяжелых крейсера и по четыре легких… Легких-то легких, но их восемь! – это уже только акустикой, когда героически выпрыгнул из крепости в чисто поле.
Впрочем, противника уже несколько меньше. Торпеда средство сильное, но даже реактивная торпеда все же против корабля Тумана штука не очень быстрая. А вот пачка вольфрамовых ломов из стратосферы – дешево, сердито, и попробуй увернись. Еще и энергетика у них повыше тротилового заряда того же веса.
Короче, два туманника, три тяжелых крейсера глубины. Один полутяжелый: корма плавает винтами кверху, а нос уже собратья на запчасти потрошат. Легких осталось шесть. Но легких. Но все-таки шесть.
Кто тут про торпедный суп заикался? Больше двухста отметок в воде, ничего похожего на ожидаемую мной штыковую. То ли Свидетель Канона друг не мой, а медведя, и уже подсказал противнику верный ход с торпедами. То ли в реальности все не так, как на самом деле. Ни единого тентакля. Две колонны сходящимися курсами, синхронные залпы с общей корректировкой. Залпы мощные, уже скоро гусарство с одиночными плитками пришлось бросить и поставить сплошной купол. Ну и подводные торпеды стаями.
С другой стороны, дроны у них похлипче моих. Или, что вернее, ресурсов нема у пана атамана. В диких чащах боеприпасы не растут. А это значит… Значит…
Прежде, чем тормозной человеческий мозг отработал мысль до конца, рефлексы Туманника сделали все, как надо. Первая танатониумная боеголовка испарила кусок пространства вместе с завесой дронов и противоторпед, вторая прошла сквозь каверну и сработала во втором слое защиты.
А третья влепилась в корму крейсеру западной колонны, и вспучила пространство так, что откусила не только ему задницу, но и следующему весь полубак.
– … До носовых погребов! Сестра, что делать?!
– Не знаю! У нас танатониума ни крошки! По-любому, три торпеды на один вымпел для нас чересчур щедро. И синтезировать его на ходу в океане… Дело плохо. Давай попробуем продолбить его очередью в одну точку на куполе, ориентируемся по кормовой башне.
– Кормовая башня тоже разворачивается к нам! – Шарнхорст стоял за дальномером, как влитой, не замечая бешеных скачков катера. Над юнгой-туманником едва заметно мерцал защитный купол. Слабенький, но никто не хотел пренебрегать и таким шансом.
Катер против крейсера!
Датч привычно двигал сектора газа, тягой трех моторов крутя легонький торпедник между белыми водяными деревьями. За моториста, как всегда, стоял корабельный кот – тоже Туманник, хоть и маленький. Когда-то целую подводную лодку водил на экскурсии над цветными отмелями. Сейчас кот следил за маслом, впрыском топлива, температурой головок цилиндров, и выжимал из движков максимум.
На грохот и плеск никто в азарте внимания не обращал, разговаривали все равно через гарнитуры короткой связи, а связь держал, понятно, Бенни.
Реви с Роком запускали противоракеты; Шарнхорст кидал им данные прямо в пусковую, не тратя секунды на человеческие слова. Датчу на планшет юнга кидал расчеты скоростей и вероятностей попадания, чтобы рулевой мог прокладывать курс подальше от падающих залпов.
Потому что легонькому "восьмидесятифутовику" хватило бы единственного попадания.
Конечно, и торпедным катерам случалось топить крейсера – но стаей, в ночной атаке; а тут противник именно что Стая глубинных, голодных, как Реви в день зарплаты. Какой там катер! Они торпеду сожрут задолго до взрыва.
– Противник прекратил огонь!
Катер пошел ровнее, без диких прыжков, и "Лагуна" собралась в рубке. После дикой какофонии боя ровный гул моторов ощущался чуть ли не тишиной.
– Прогноз!
Шарнхорст ответил голосом: так понятней, чем картинками на экране.
– Лайнер он может зацепить лишь ракетами, но мы пока их сбиваем. Что сбивать скоро станет нечем, он знать не может. Утопить нас не получается, мы слишком быстрые и верткие для его десятка стволов. Торпеды лайнер пока еще не догоняют. Нас догоняют, но мы увернемся. То же самое и к Стае относится.
– Похоже, наши планы пошли в жопу, – Реви поставила в угол пульт противоракет. – Лайнер не убежит.
– Зато мы еще можем убежать, – Бенни почесал потную спину о стальной косяк двери. – Пока он думает над новой тактикой.
Все посмотрели на Реви.
– Нет, – Реви мотнула головой. – Один раз я могу повоевать бесплатно. Правду говорит юнга. Если убегать, рано или поздно противоракеты кончатся, и нам жопа.
– А если пойдем навстречу, там Стая. Плохая от них смерть, мучительная.
– А если сбежим, они лайнер сожрут. Плохая от вины жизнь, мучительная.
– Датч, не молчи!
– Мы перевозим грузы и иногда нарушаем закон… – Сквозь напряженное молчание Датч прошел к холодильнику. Штурвал за спиной привычно перехватил Шарнхорст. Негр вынул и раздал всем еще по банке пива: один хрен через полминуты солью на спине выступит.
– Мы не мудаки, – Датч допил банку и очень-очень аккуратно положил ее в корзину. – Мудаки не мы.
Рок встал слева от Реви и крепко обнял женщину, впервые разрешив себе заметить, как с годами расплылись ее легендарные татуировки.
Шарнхорст и Бенни переглянулись. Компьютерщик выругался. Юнга засмеялся:
– Проклятье кригсмарине! Это я. Даже смена пола не помогла.
Из моторного вылез кот, потянулся, прошел к холодильнику, взял передними лапами банку пива, содрал крышку. Вздохнул:
– Не играть мне Бегемота в "Мастере и Маргарите". Так я и останусь бойцовым котом.
Датч притянул микрофон:
– Оазис! Я попробую его отогнать. Если не пройдете к Девадхе, пробуйте на восток, там уже Туман близко.
– У нас есть связь, – ответил "Оазис". – Мы слышим "Рипалс". Но даже ракетами он пока не достает.
– Вот и хорошо. Вот сейчас не жалейте машины. Дымы ставьте тоже все, нечего теперь беречь. Так или иначе, через два часа все кончится.
– Мы помолимся за вас.
Датч повесил микрофон, так и не переменившись в лице.
Шарнхорст вернулся за стереодальномер. Уже не скрываясь, подключил к затылочному разъему бронированный кабель.
Бенни воткнул в приемник флешку-ключ к торпедам.
Реви полезла в стрелковое гнездо, к ПТРД. Рок немного подумал и влез рядом. Сопя от непривычки, втянул на свою сторону ручной пулемет.
Кот исчез в моторном отсеке.
Датч нажал на сектора, повел штурвалом. Взревели все три мотора, за кормой вырос красивый белопенный хвост, сразу же спутавшийся с полосами дымовой завесы.
– Завеса не помогает! Он закинул на глубину пищалки, и наверх тоже. Ультразвук со всех сторон. Он видит нас, как на ладони.
– Дистанция?
– Он достает уже универсальным, но пробивает пока только главным. А мы его достаем только главным калибром, но даже сосредоточенным огнем не пробиваем. Он чересчур для нас, понимаешь? Чересчур запасов, чересчур точные пушки, чересчур мощный реактор, про вычислители вообще молчу.
– Сколько твоих осталось?
– Тяжелый и два легких. Но это потому, что половину стаи разобрала на регенерацию.
– У меня только легкие, зато все четыре. Может, и правда пора уходить?
– В унылое завтра без цели и смысла? Для нас бесцельность есть коллапс и смерть, куда нам отступать? Продавим его, нас все равно пока что больше. Надо сокращать расстояние и ломить Стаей.
– Может, Стаю сабватером?
– Не успеют, у него с ходовой все нормально. Пока погружаться, пока вычислять перехват, пока всплывать – уйдет… Сестра! Не молчи, сестра!
– Попадание… Сестра, попадание…
Попал по-настоящему я только через добрый час перестрелки.
Зато попал хорошо, главным калибром. Накрыл флагмана западной колонны. Пригодился секрет настоящих моряков из прошлой жизни. Если сперва дать залп из крайних стволов, а из средней пушки выстрелить с задержкой на несколько микросекунд, башня не болтается, а снаряды не влетают в спутную струю от соседнего ствола. Итого, рассеивания почти нет.
Влепил сразу всеми тремя снарядами средней башни. Если там и стояло какое поле Клейна, то пять тонн стали его перегрузили, и тут же обрушился вольфрамовый дождь из стратосферы.
Крейсер Тумана не вспыхнул, а взбух одуванчиком, раздулся серебристым облаком потерявшей управление нанопыли. Пыль почти сразу же унес ветер. Куда девалось ядро, я со ста кабельтовых не видел. Если на дно упало, черт с ним. Пусть местные кракены его там наощупь ловят, это у них рук аж три раза по четырнадцать…
Мателоты кинулись врассыпную. В западной колонне уцелели только легкие крейсера. Мне эта четверка мелочи даже краску на борту не поцарапает, потому как борт у меня не крашен, он от природы всех оттенков алого. Это к атоллу или лайнеру даже легких глубарей лучше не подпускать.
Кстати, как там дела у Рока? Надо бы связаться, когда радиоволны прощемятся, наконец, через кашу дронов, осколков, алюминиевой противорадарной фольги.
Восточная колонна развернулась "все вдруг", сбросив на меня остаток торпед и опять выставив дымы.
Ультразвук проходит сквозь дым не превосходно, но вполне приемлемо, да и дронов я с перепугу выкинул что в небо, что под воду, чертову прорву. Так что видел: из восточной колонны, кроме пары легких, уцелел тяжелый крейсер и сам флагман-Туманник… Вот не получалось у меня воспринимать его в женском роде. Может, потому, что в прошлых жизнях женщины не пытались так яростно меня прикончить?
Возможно, кстати, что регулярному флоту это бы и удалось. Зашли-то они грамотно, с двух противоположных ракурсов, переносить огонь задачка даже для нас. Но такие вот абреки, при всей их зловредной лихости с летучестью, просто не держат правильного длительного артиллерийского боя. Они и могли бы, и хотели, а нечем. Ни базы с ресурсами, ни ремонта. Первое же серьезное попадание превращается в проблему.
Так что зря вы там сгрудились, дорогие нетоварищи гермафродиты. Детская ошибка, Отто Веддиген подтверждает. Снарядов у меня еще хватает, ракет половина погребов. Торпед, наконец, еще почти полсотни.
А я накрепко запомнил: самое сильное средство морского боя именно торпеда.
Торпеды дошли все; "Лагуна" единогласно приняла, что беречь их нет смысла, потому что второй выход в атаку для них фантастика. Они из первого-то не вернулись, но все-таки торпеды дошли, все четыре.
Обо что сработала первая, Рок не понял. Возможно, воткнулась в особо жирную тварь. Вспучился черный шар измененного пространства, утробно чавкнула сходящаяся над каверной вода – и выжившие глубари кинулись кто куда, иные даже выскакивали над волнами.
Тут катер вылетел из дыма и оказался перед лидером в двух милях с мелочью: для крейсерских калибров, считай, кулаком в морду. Прямой выстрел, никаких тебе поправок-превышений, навел крестик на цель и рви спусковой шнур… Для твари Глубины в корабельной форме – нервный импульс на запал.
Крейсер окутался синеватыми вспышками, бледными в тропическом солнце, и тут же море вокруг него, и рядом с ним, и прямо под ним – три торпеды! Все-таки мобиатлон чему-то научил! – вспучилось черными горами. И пропал, исчез, растаял в жутком нигде крейсер Глубины, живший и умерший без имени, без судьбы и памяти, без себя самого, так что шары корродирующих торпед поставили в конце его существования жуткое многоточие, единственное осязаемое, веское, что принес крейсер в мир.
Снаряды уже несуществующего крейсера через сколько-то микросекунд упали вокруг торпедника "Лагуны" – Датч и разворачиваться не стал, чтобы не увеличивать проекцию под огнем; вот бы пережить залп, а тогда уже…
И такое же черное многоточие, разве что не танатониумом, обычном тротилом – но Рок, честно говоря, не почувствовал никакой разницы – прилетело в конце судьбы заслуженному катеру "Лагуны"… А и долго прожил РТ фирмы Elco Boat, застал еще Кеннеди молодым и веселым флотским лейтенантом, а Симакадзе не девчонкой в полосатых гольфах с ногами от улыбки, но японским эсминцем, воплощенной смертью для такой вот москитной мелочи.
Впрочем, тогда-то РТ-109 уберегся; сейчас просто рассыпался охапкой щепок в кулаке великана.
Рок и Реви вылетели из стрелкового гнезда метров на тридцать. Оба пришли в себя, лишь когда с комбожилетов отстрелило пластины, надулись подголовники, и аптечки вдавили в плечо каждому иглы с противошоковым, единственную дозу – жилет не скафандр, на неделю не укомплектуешь.
Шарнхорст поставил защитное поле, маленькое и слабое, но все же спасшее от развоплощения. Большего не требовалось: плавал юнга куда там людским чемпионам.
Датч из-за руля выскочить не успел, Бенни тем более, а кот из моторного отсека и подавно. Вместе с кувыркающимся обломком катера они пошли ко дну.
Легко предсказав такой конец безнадежной атаки, Датч и Бенни сидели уже в масках и загубниках, с залитыми перфторуглеродом легкими, так что захлебнуться им не грозило. Но Бенни шваркнуло спиной о комингс, так что коту пришлось запустить когти хакеру в спинной мозг и вручную гнать по уцелевшим нервам Бенни дыхательный рефлекс. В крутящейся банке больше ничего не успел даже туманник.
Успел Датч – рефлекторно расклинившись между креслом и обломком пульта, он спасся от переломов. Но и он пришел в себя лишь на эшелоне сто пятьдесят, уже в полной черноте, когда вращение обломка прекратилось трением об воду.
Словом, всем бы им конец, когда бы не сабватер. Шлейф союзных глубинных тянулся не только за крейсером, на Адду жили свои "мирные", и трижды четырнадцать рук тут оказались весьма к месту. Пока воспрявшие духом собратья гнали и рвали проигравших мадагаскарцев, пара кракенов остановила погружение обломка. Кракены легко вырвали люки, выпрямили согнутые взрывом стальные ребра катера, очистили проход. Вытащили Датча, затем колыхающиеся мешки- "дакимакуры" с дыхательной жидкостью, а потом уже Бенни и прилипшего к нему корабельного кота. Сто пятьдесят метров для кракенов ерунда, приповерхностный слой, так что второй кракен еще и тщательно обшарил все ящики. Он знал, что береговые союзники придают большое значение "личным вещам" и очень обижаются, если эти вещи съесть. Все найденные мелочи кракен покидал в резиновый мешок для образцов.
А потом с чувством выполненного долга откусил пару цилиндров среднего двигателя и двинулся к солнцу, пока его товарищи приходовали остальное.
– … Остальное при личной встрече. Рицко-сама, тут пока еще тушки глубарей плавают в три слоя, вся Мадагаскарская Стая. Не то что утонувшие ядра Взятых, мы людей и то едва нашли в этой каше.
– Каких еще людей?
– Из прикрытия лайнера. Наш сабватер их вытащил и три дня кормил на плотике, но тут один совсем плохой, надо аугментацию, а не у меня же на борту такое делать, я линкор, не плавгоспиталь.
– Что с ним?
– Для дыхания пришлось подключаться к его спинному мозгу, но делал кот. А у него же не хирургические манипуляторы, у него лапки! Вот он когтями и впер, кровоснабжение головы спас, а все остальное в фарш.
– А! Я помню кота! И юнгу, как его? Шарнхорст, верно?
– Да, Рицко-сама, это "Лагуна".
– Как я рада, что они целы.
– Везучие, да. Я их на Симакадзе скинула, девочка любит с людьми возиться. И, что немаловажно, умеет.
– Ну да, опыт есть.
– Не хочу есть опыт, хочу есть крем-брюле.
– Реви, нефиг капризничать.
– Ничего, Окадзима-сама, мне нетрудно. – Симакадзе улыбнулась.
– Еще бы, – проворчал Рок. – Так ты худеешь, а вместе с Реви можно и мороженого пожрать.
– Реви, как ты с ним живешь? Он слишком проницательный для мужчины.
– Не знаю, как для мужчины, а для переговорщика "Лагуны" в самый раз. – Реви вздохнула и подбила себе подушку повыше. Почесала шрам на левой руке. Посмотрела в подволок медотсека. Наконец, не вытерпела:
– Как там Бенни?
Симакадзе снова разулыбалась:
– Знаешь, кто у него на дыхательной подушке?
– Неужели ты?
– Нет.
– Хару-Хару?
– Опять нет.
– Только не говори, что Конго!
– Нет. Майя. Не крейсер, та девушка из Токио-три.
– Это как раз логично, – Рок попробовал шевельнуться и отказался от глупой мысли: болью прострелило сразу по всей спине. – Майя же разработала дыхательную смесь на основе той самой LCL, конверсия от военных технологий, вроде как.
– Жаль, что Рицко не придумала яд. Кураре какое-нибудь, как тактическое средство. Распылять с самолетов или ракетами, тип-того.
Вошел Датч, придвинул себе табуретку, медленно и осторожно сел, привалился к стене. Жутко непривычно выглядел он в белом халате вместо привычного жилета, и вовсе смешными показались Року босые ноги шефа, черные расшлепанные ступни, вместо аккуратно зашнурованных джангл-бутс.
Датч сказал:
– Потому что Пенсакола падла нисколько не дурнее. Сколько чего ни распыляли или выливали, кончалось одинаково. Всю нашу химию взвесь перерабатывала и встраивала в себя. Итог получался как в том анекдоте: а теперь у медведя есть пулемет.
– Еще предложите им свет перекрыть, – влетела незнакомая туманница, судя по скорости и легкости, аватара эсминца. Судя по строгому наряду викторианской эпохи, англичанка из флота Сингапура. – Чтобы прекратить фотосинтез.
– Вампир, это мои гости из "Лагуны". Рок (страдальчески поморщился), Реви (хмыкнула), Датч, он там главный.
Датч улыбнулся гостье:
– Бенни, увы, на лечении. Юнга и кот на палубе. Высматривают, нельзя ли спереть какую шлюпку, чтобы переделать в бригантину.
И подмигнул Симакадзе уголком глаза.
– Вампир, это "Лагуна". "Лагуна", это Вампир, самая обстоятельная и серьезная русалка Сингапурского Флота.
– А как же ваши линкоры, "Рипалс" там, "Принц Уэльский"?
Вампир поджала розовые идеальные губки:
– Ну что эти слонопотамки…
– Вампир! Что о нас люди подумают!
– О, хорошо, слонопотамыни. Что они могут без нас, эсминцев! Только мишенями для самураев подрабатывать на полставки. Что ПВО, что ПЛО – без нас никуда.
– И почему же вы полагаете, что свет нельзя перекрыть? – заговорил Рок, чтобы хоть беседой отвлечься от боли в спине. – Насколько я знаю, производились опыты с орбитальным зеркалом. Должным образом сфокусированное солнышко легко вскипятит воду в нашей лагуне, от поверхности до самого дна.
Вампир посмотрела на Рока строго:
– Вот подожди, пока я на Юпитер улечу, и экспериментируй с атмосферой как угодно. Но потом.
– Так! – Симакадзе поднялась. – Мы в виду атолла Сиину, иначе Адду. Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь, от Мадагаскарской Стаи остались только циферки в базе данных. Через неделю придет Рицко-сама. Пока что мы все делаем по ее рекомендациям, так что за спину не переживай, Рок, динамика устойчиво положительная, остальное сделает Акаги.
Эсминка повернулась к Реви:
– Мороженое сейчас принесут. Ливер ты отбила качественно, так что не все сразу. Аккуратно жри, хорошо?
Реви слабо улыбнулась:
– Мой стиль – добавлять в конце "тип-того".
– Ну, я еще только в начале пути… Датч, еще раз увижу, что ходите без опоры, зафиксирую и прикажу носить ремботу. Или нет, хуже. Надену юбку до пола, тип-того!
Датч закрыл рукой лицо. Реви и Рок засмеялись – осторожно, потому что все болело.
– Вампир, ты же пришла потому, что тоже его увидела?
Эсминка Сингапурского Флота словно бы осветилась изнутри:
– Точно! Мы же первые, кто с ним заговорит! Побежали, пока наши слонопотамыни не доползли!
– Да! Вот он стоит, уже никуда не денется. Сейчас мы его спросим!