Свет в конце тоннеля (СИ)

Глава 8 Царевна-лягушка

— Господи, Лысая… Который час? Мне кажется, я вообще не спал. Что, не помогла таблетка? Ладно, давай башку мне на колени. Ложись на спину, глаза закрой. Сначала разомнём виски… На них, если верить тому китайскому жулику, самые активные точки, в которых жизненная энергия должна циркулировать. А у тебя, видать, она в гвоздях застревает. Да расслабь ты шею! С таким зажимом чёрта с два тебя попустит. Давай разомну. Вот, так-то лучше. И плечи твёрдые, как камень. Что ты так напряглась? Нет между нами агрорадиуса, прими как факт и успокойся. Ты же сама к этому стремилась, ползла, скрежеща зубами, до кровавых слёз над собой издевалась — а теперь боишься. Что? Куда ты пальцем тычешь? Пацан? К нему ты стремилась? Выходит, я тут как бы случайно, просто на пути оказался? Ну и ладно, подумаешь. И вовсе-то не обидно даже. Ни капельки. Как башка, отпускает? Что, ещё потискать? Без проблем, мне не сложно. Но располосовали тебя мама не горюй. Шрам на шраме, и черепушка вся, как лунная поверхность, в рытвинах и вмятинах. А вот здесь что? Как будто пластина в кость вставлена, такие чёткие края… Да не дёргайся, не буду я трогать. Хреново с тобой обошлись, факт. Понять бы ещё, кто и зачем. Слушай, Лысая, а ты всегда была лысая, или это тоже последствия гвоздей в башке? Не скажешь? Ну и ладно. Загадочная ты дама. Глаза эти синие… Отродясь ни у кого не видал таких глаз, а вам с пацаном как будто из одного ящика выдали. Прошла голова? Вижу, легче стало. Всё, можешь забирать свою тыкву. Что? Не хочешь? Ну, ладно, лежи так, если тебе легче. Буду гладить по лысине и за ушком чесать. Ах, да, за ушком нельзя, там гвозди. Не буду, значит, чесать. А что ты лысая — это ничего. Тебе даже идёт. Форма черепа удачная. Хотя мне всё равно интересно — ты от природы кто? Блондинка? Брюнетка? Рыжая? Но этого ты мне тоже не скажешь, верно? Необщительная ты барышня. Не верю, что не можешь. Не хочешь просто. Когда тебе что-то нужно, не затрудняешься донести мысль, хоть бы даже и жестами. Что? Что ты мне пальцами показываешь? Скачет? Кто скачет? Куда? Не понимаю тебя. Лошадь? Причём тут лошадь? А, чёрт, ну да. Я же так и не рассказал, что с моим приятелем в Монголии случилось. Вот, об этом и говорю: объяснилась же, когда захотела? Пусть и на пальцах. Нет, я не в претензии, у всех свои тараканы. Береги свои секреты, на здоровье. А та история… Ну, она, в общем, так себе кончилась. Точно хочешь услышать? Я просто пацана не хотел расстраивать. В общем, однажды мой товарищ приехал получать товар, который пришёл из-за ленточки. Горный лагерь, перевалочная база. Туда он приехал на УАЗике, это машина такая. Но дальше кончилось даже то, что в тех краях считается дорогой. Горные тропы, никакой автомобиль не пройдёт. Ему, в общем, и не надо было. Забрал товар, погрузился, рассчитался, собирался уже ехать, — и тут «тагнуулын ерөнхий газар», местная контрразведка, устроила козью морду. По делу, если честно. То, что мы там завозили, шло транзитом в Китай, китайцам это не нравилось, они попросили посодействовать, а такому большому соседу не отказывают. Делать нечего. Как ни боялся мой приятель лошадей, монгольской спецслужбы он боялся всяко больше. Так что удирал вместе со всеми — верхом. Через горный перевал, зимой, ночью, не зная дороги… А поскольку наездник из него, разумеется, был никакой, то от спутников отстал. Заплутал, свернул не туда, потерялся. Как назло, началась метель.

Ехал, доверившись ненавистной твари — лошади — и только на неё и надеясь. А потом она поскользнулась и сломала ногу. И приятель мой с неё навернулся и тоже сломал ногу. И вот лежит в снегу на горной тропе лошадь, рядом с ней сидит в сугробе человек. Лошади, очевидно, конец, потому что перелом для них приговор, да и у человека шансы так себе. Сидит, замерзает, понимает, что конец пришёл. И вдруг припомнил, что читал про древний монгольский способ выжить. Достал нож, разрезал лошади живот и залез внутрь. Ну да, противно, мокро, гадко, липко — но тепло. И вот лежит он, греется и слушает, как бьётся над ухом лошадиное сердце. Он как-то удачно ей живот вскрыл, она ещё долго живой оставалась. Лежит и думает: «Зря я лошадей боялся. Надо было людей». И в этом я с ним полностью согласен. Что? Чем дело кончилось? Ну, раз он мне эту историю рассказал, то нашли его раньше, чем он замёрз. Спасло лошадиное брюхо. Ты что, плачешь, что ли? Лошадку жалко? Жалко, факт. Надо же, я и представить не мог тебя плачущей. Имидж у тебя такой, знаешь… Несентиментальный. Но ты поплачь, поплачь, я никому не скажу. Иногда надо.

— Вам пора, — донеслось из-за двери. — Выключите, пожалуйста, свет. Я проведу вас на совет.

— Ты бы хоть представился, — сказал Ингвар, душераздирающе зевая. — А то как-то неловко даже.

— Вам не нужно знать моё имя.

— Ладно, буду звать тебя «Эй, ты». Эй, ты, мы готовы. Гашу лампочку.

— Идите за мной, я буду вас направлять. Пол ровный, потолки высокие, где будет нужно пригнуться или переступить порог, я вас предупрежу.

— Чёрт, как же я ненавижу темноту и подземелья! Ладно, пошли. Сделаем это быстро.

— Много вас тут? — спросил Ингвар. — Судя по акустике, помещение небольшое. И нафига был этот обыск?

— Нас столько, сколько должно быть, — ответил голос из темноты. — Мы просмотрели ваши вещи, чтобы получить представление, с кем имеем дело. Для этого нам пришлось перенести их в светлое помещение. Извините за долгое ожидание.

— Какая откровенность. Представляться, как я понимаю, вы тоже не будете?

— Чем меньше вы о нас знаете, тем лучше. Мы отчётливо понимаем свою уязвимость перед внешним миром и пришельцами из него.

— Так выведите нас на ту сторону, и на этом всё закончится. Мы пойдём своим путём, а вы останетесь жрать наши припасы. Нет, я не в претензии, ещё моя бабуля говорила: «Если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте». Но весь этот зловещий цирк уже начинает раздражать.

— К сожалению, у нас появились основания сомневаться в чистоте ваших намерений. Думаю, ваши цели отличаются от заявленных. Боюсь, что мы не можем вас просто отпустить.

— И что же вас навело на такие мысли?

— Карта. Мы нашли в ваших вещах карту.

— Ну да, надо же нам как-то ориентироваться? Карта обычно помогает.

— На вашей карте есть отметки. Вы можете сказать, что именно обозначено?

— Не все из них сделаны мной. Я забрал эту карту у другого человека.

— Нас интересует одна из них. Она указывает на объект, расположенный здесь. Подписана «Убежище 13» и ниже цифры.

— О, так оно здесь? Кружок захватил половину горной гряды.

— Значит, это ваша пометка?

— Не совсем. Её сделала одна девушка, на другой карте, весьма неточной. С неё на эту пометки перенёс ещё один человек, а уже у него я её забрал. Так что — нет, они сделаны не моей рукой, но я примерно в курсе контекста. Уточнять расположение мне в голову не пришло, потому что незачем.

— То есть вы утверждаете, что это совпадение? Ваша странная компания с картой, где помечено расположение Убежища, с кодом от его двери, оказывается у его порога, и мы должны поверить, что вы просто мимо проходили?

— Когда вы говорите, звучит действительно подозрительно, — признал Ингвар. — Однако именно так всё и обстоит. Нас не интересует убежище, мы не собираемся здесь задерживаться. Отпустите нас, и мы пойдём дальше. Код, если это он, а не просто телефончик девушка оставила, — у вас теперь есть. Открывайте, пользуйтесь.

— Нет, — возразил голос из темноты, — так не пойдёт. Даже если предположить, что вы говорите правду и действительно не заинтересованы в Убежище сами, вы можете рассказать о нём кому-нибудь. Тогда у обитателей пустошей появится мотив ворваться сюда с фонарями и факелами, разрушив нашу хрупкую жизнь.

— Да что такого ценного там может быть? — удивился Ингвар.

— Мы не знаем. Но очень хотим узнать. Само существование Убежищ — большая тайна, мы узнали о нём случайно, от человека, который туда шёл. Он, как и вы, делал вид, что хочет всего лишь пройти по тоннелю, но нарушил все договорённости, включив свет и сбежав от сопровождающих. Были жертвы. Пока мы разобрались, что случилось, он уже запер за собой двери. Мы больше не повторим этой ошибки.

— И что это означает для нас?

— Мы не можем рисковать. Вы не покинете подземелье.

— Да, как-то не очень всё повернулось, — сказал Ингвар, заново осматривая помещение, в которое их вернули. — Хорошо хоть, лампочку дали включить, не заставили сидеть впотьмах. Но выбраться это нам не поможет: дверь одна, железная, заперта. Допустим, мы её как-то откроем… Но дальше темнота в незнакомых коридорах, где местные ориентируются как у себя в кармане, а у нас забрали всё, включая Дубинал Миротворец и твоё рубило, Лысая. И не надо на меня шипеть! Да, я не дал тебе устроить резню. И правильно сделал. В темноте на ощупь ты бы навоевала… Не надо быть такой кровожадной. Лично я считаю, что всегда лучше договариваться, чем оружием махать. Несмотря на сложную биографию, в душе я человек мирный. Пока меня не вынудят, конечно. В конце концов, не зря я был Просветлённый Сурья, Истинно Постигший Истину! Слышали бы вы мои проповеди о ненасилии!

«Ом, шивайям-шивайям! Возлюбите друг друга! Возлюбили? Тогда возвращайтесь из кустов обратно, продолжим. Расскажу вам про ахимсу — принцип ненасилия. „Не обижай ближнего своего“. Ни человека, ни собаку, ни мышонка, ни лягушку, ни неведому зверушку. Не говоря уже про котиков, за них сразу карму на ось колеса сансары наматывает. Вы спросите меня: „Просветлённый Сурья! Но как же нам удержаться от насилия, если на кого ни посмотри, морда так кирпича и просит?“ Отвечу вам просто: „Просящему — дай!“ Вот там с задних рядов интересуются — какая, нафиг, ахимса, если на тебя гопота, к примеру, наехала или бандюки бизнес отжимают? Я вам так скажу: не путайте терпеливых с терпилами. Как говорил великий Будда, „я учу проявлению всех тех состояний души, которые хороши и не несут зла“. Однажды некий прославленный генерал пришёл к Гаутаме и спросил его так же, как вы спрашиваете меня: „Должен ли я дозволять злодею делать всё, что ему вздумается, и покорно уступать всякому, кто угрожает силой взять принадлежащее мне?“ „С фига ли? — ответил ему Будда. — Хлебало треснет! Вы меня чем слушали вообще? Я вас чему учил? Полному отказу от себя, но не отказу от чего бы то ни было в пользу сил, представляющих зло! У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба. Но тот, кто борется, должен следить, чтобы не сражаться ради своих личных интересов против истины и справедливости“. Так ответил генералу Будда и добавил: „Кто идёт на войну за правое дело, исчерпав все средства к сохранению мира, не заслуживает порицания. Порицаем должен быть тот, кто вызвал войну“. И генерал ушёл, просветлённый. И я повторю вам, маловерные: „Подставь другую щёку“ — это не про ахимсу. Истинно просветлённый незлобив, но ходит с крепкой палкой. Да, вот с этой. Если кто-то попробует обидеть мою неземную доброту, то моментально огребёт. Но он получит по тыкве не из-за моего неследования ахимсе, а потому, что это будет воздаянием за его личный мудизм. Вломив трындюлей, я не буду питать к нему ненависти, выступив бесстрастным орудием кармической справедливости. Когда он это поймёт, наказание очистит его душу, и он не станет более сетовать на свою судьбу, но будет радоваться ей. Или не поймёт и не будет, но нас не должны волновать проблемы всяких придурков». Эх, хорошее было время… Когда денежки отлежались и след остыл, мне было даже немного жалко покидать ашрам. Хотя наивные лошки, смотрящие мне в рот, чертовски раздражали, а организм истосковался по виски, табаку и говяжьим стейкам, была во всём этом некая абсурдная правильность. Но шило в жопе гнало меня в путь, и вскоре я вернулся на Родину… Так, какого чёрта? Кто свет выключил?

— Совет закончил совещание. Вас ждут.

— О, это наш безымянный голос из темноты? Чудненько. И что там порешали?

— Вам расскажут. Открываю дверь, выходите медленно и спокойно.

— Совет решил предоставить вам шанс, — прозвучало во тьме наполненного неизвестным количеством людей помещения. — Вы сможете подтвердить чистоту своих намерений и отправиться дальше.

— И какого же подтверждения вы потребуете? — спросил Ингвар. — Вряд ли вас устроит «честное пионерское».

— Вы откроете Убежище и предоставите нам доступ туда.

— А у самих что, лапки?

— Вход освещён, коридор узкий, поэтому мы можем подойти только поодиночке. Это небезопасно. Вы можете действовать совместно, для вас те, кто, предположительно находятся внутри, менее опасны.

— И кто же там внутри?

— Это не имеет значения. С ними мы разберёмся сами, вам нужно только войти и выключить свет.

— И что будет дальше?

— Вы выйдете, мы войдём. Остальное не ваша проблема.

— А если нам понравится, и мы не захотим выходить?

— Этим вы подтвердите наши опасения на ваш счёт. Поэтому к Убежищу вы пойдёте вдвоём, мальчик останется здесь.

— Берете ребёнка в заложники? Очень этично.

— Если вы сделаете всё так, как мы скажем, то никакой проблемы с этим не возникнет. Мальчик просто побудет в безопасности. Зачем вам брать его с собой туда, где возможны агрессивные действия неустановленных лиц?

— Так уж и неустановленных? Я так понял, что некий человек, воспользовавшись тем, что вы прощёлкали клювом, вошёл туда буквально на ваших глазах. Но вы почему-то ничего не хотите про него сказать, а вместо этого заводите рака за корягу, упоминая его во множественном числе. Что за байда, гномы подземные?

— Эта информация не имеет значения для выполнения вашей задачи. Вам нужно войти, найти, где выключается свет, и выключить его. Как только свет погаснет, мы придём за вами, вернём мальчика и проводим к выходу. Взаимодействие с теми, кто находится внутри, от вас не требуется.

— А этот — или «эти», — находящиеся внутри, по-вашему, будут просто смотреть, как мы шляемся в поисках выключателя?

— Мы вернём вам оружие. Вы похожи на людей, которые могут за себя постоять. Мальчик останется здесь. Это не обсуждается. Сейчас вас отведут обратно в комнату, мы сообщим, когда будем готовы.

— Да, пацан, мне тоже не нравится эта идея. Ну, что ты в меня вцепился, как макака в пальму? Выбора-то у нас нет. В темноте мы полностью во власти этих чёртовых кротов. А вот на свету… Впрочем, не будем об этом, нас могут подслушивать. Обещаю, пацан, — я за тобой вернусь. Если жив буду. Если нет — вернётся Лысая, и тогда я местным вообще не завидую. Ты расстроился? Чем не вариант? Вспомни, как Лысая Башка за тобой по берегу бежала, язык на плечо! Вот это мотивация! Вот это упорство! Опять же вы двое немых, отличная пара. Никто никому по ушам ездить не будет, как я. В общем, пацан, держись, если что, за Лысую, не пропадёшь. А что она странная, так это, дружок, внешнее, как у Царевны-Лягушки. Да, сказка. Да расскажу. А то вы что-то совсем загрустили, я смотрю. Думаете, у вас проблемы? Вот у Ивана Царевича была реальная засада! Для начала — папаша-царь. Оно бы и ничего, что царь, бывают диагнозы и похуже. Но вот беда, чувство юмора у него было не дай бог никому. Сами посудите. Собрал сыновей, числом три, и говорит: валите жениться. Разом. Все. Нормально, да? Чего ему внезапно припёрло — нигде не объясняется. Чисто по приколу вошло. Сыновья такие: «Но, папаша, это ж невест надо где-то брать? Мы всё-таки принцы, дело практически государственное. Не на сайте же знакомств искать?» «Невест вам? — глумится царь-батюшка. — Будут вам невесты. Сайты для слабаков. А как вам метод случайного распределения? Так, взяли каждый лук и стрелу, вышли во двор, зажмурились и пальнули в небо, на кого бог пошлёт! Куда стрела прилетит, там вам и невеста будет!» «Но, папаша, — возражает старший, — на кой чёрт мне невеста со стрелой в башке?» «Не волнует, — отвечает царь, — авось не насмерть убьёт, откачаем. Зато каков прикол!» Деваться некуда: пошли, взяли луки, выстрелили.

Старшие два сына были лучники так себе, на троечку. Их стрелы буквально через забор перелетели, на соседние улицы. У старшего — на дворянский двор, у среднего — на купеческий. Слабовата партия для царевичей, но с царём не спорят. А младший, Иван Царевич, оказался сильный парнишка, зафигачил из лука так, что аж в болото улетело. Бредёт он, сапогами хлюпает, от комаров отмахивается и втайне надеется, что перестреливать не придётся. Это у него такой хитрый план был — шмальнуть туда, где точно никого нет. Авось, пока он стрелу искать будет, папаше шутка наскучит, обойдётся двумя старшими братьями. Отпетлять, короче решил. Был бы он чуть поумнее, взял бы с собой запасную стрелу, да и предъявил потом. Кто их там различит — та, не та… Но в сказках редко что-то по уму делается. В общем, нашёл в конце концов. Торчит стрела в болоте, а рядом жаба, лысая, как наша мадам, только ещё и зелёная. «Не зацепило тебя? — спросил Иван. — Ну и славно. Пойду, отнесу папаше, скажу, что не удался его фокус. Нет тут никаких невест». «Как это нет? — отвечает ему жаба человеческим голосом. — А я?» «Эй, — спрашивает парень, — а ничо, что ты жаба?» «А ты что, расист?» — интересуется она. «Ладно, — говорит, — папаша думает, что он офигеть шутник? В эту игру можно играть вдвоём. Отнесу ему жабу на листике, посмотрим, кто смеяться будет». «Отличная идея», — соглашается жаба. А сама языком этак непринуждённо фигак — и комара у него с носа сняла. В общем, завернул земноводное в лопух и побрёл обратно. Там уже старший со средним своих избранниц притащили, стоят, мнутся. Думают, может, папаша уже понял, что шутка далековато зашла? И тут младший нарисовался — мокрый, грязный, комарами покусанный, ила болотного на паркет натащил, а сам ухмыляется ехидно так. «А твоя где мишень? — спрашивает его царь. — Неужто наповал уложил?» «Не, — отвечает тот, — целёхонька. Вот, подивитесь, папаша!» И жабу из кармана на стол — шлёп. Та сидит, глазами лупает. «И как вам такая невестка?» — ухмыляется царевич, а сам думает: «Зашибись я отца уел! Придётся ему давать заднюю, братцы спасибо скажут». Однако недооценил он отца. Не понял, что такое настоящее чувство юмора. В общем, царь даже глазом не моргнул: «По жениху и невеста. А теперь все дружно под венец шагом марш! Ать-два, левой! Жаба твоя крещёная? Нет? Ну, заодно и покрестим». «Да уж, — думает Иван Царевич, — зря я решил переюморить папашу. Этот клоун-батл мне не удался. Не моя весовая категория…» В общем, поженили всех сыновей. Спорить с царём даже священник не стал: «На жабе так на жабе, как вашему царскому величеству угодно. В иных землях, говорят, уже и на мужиках женят. Грех, конечно, но авось Господь простит». Так и зажил Иван Царевич с жабой. Аквариум ей прикупил импортный с подсветкой. Воды туда из болота натаскал, камушков насыпал, камышей навтыкал, кувшинок развёл — чтобы ей уютно было, как дома. А комаров она и сама наловит — только окошко в горницу приоткрой. Даже удобно вышло, раньше жужжали всю ночь, спасу не было, а теперь в ночи только комар «вз-зы-ы» — сразу жаба языком «чпок». И нет комара. Никакой фумигатор не нужен.

«Ещё не самый плохой вариант, — утешал себя царевич, — жрёт немного, не пилит, нарядов не требует, на балы не просится. Воду меняй вовремя, и всех делов. Зато папаша отстал, наконец». Но не тут-то было. Поржал царь над сыновьями, поглумился и опять заскучал. Засвербело в нём чувство юмора. Собрал принцев и повелевает: «А чего это невестки мои сидят по домам, жопы отращивают? Это совсем не смешно. Давайте-ка им конкурс устроим, типа „А ну-ка, девушки“. Посмотрим, которая из них самая забавная». «Ну, блин, начинается…» — затосковали принцы, но деваться некуда. «Пусть каждая для начала… Ну, не знаю… Торт, что ли, испечёт. Наполеон, или Медовый, или даже „Птичье Молоко“. На какой ума хватит. Что-то сладенького захотелось. Времени им до утра, чтобы коржи пропитались, но не более. К завтраку желаю хенд-мейд кондитерки! Чур, из магазина не заказывать! Пальмовое масло и маргарин на дух не переношу». Жёны старших братьев бегом в интернет, рецепты скачивать и туториалы смотреть, а младший конкретно приуныл. Жабы — они только во французской кухне ценятся, да и то как сырьё. И тут жена его в кои-то веки не ради комара пасть раскрыла. Спрашивает его человеческим голосом: «Что, Иванушка, не весел? На полшестого клюв повесил?» Он ей и объяснил, что старого хохмача на сладенькое потянуло, а не сделать того, что царь велит, — себе дороже. «Тоже мне проблема, — ответила жаба, — прими стакан для поправки нервов и иди спать, утро вечера мудренее». «И то верно, — согласился Иванушка, — один чёрт ничего не поделаешь, и что заранее расстраиваться?» Всадил стакан самогонки и в люлю. А утром встаёт — запах в доме, как в парижской кондитерской. Глаза продрал, рассолу выпил, глядь — а на столе торт, да такой, что жизнь за него отдать не жалко. Шоколад, марципан, глазурь, суфле, безе всякое — отвал башки. А сверху парадный бюст царя-батюшки в масштабе один к сорока трём из зефира в обсыпке. «Хренассе, — удивляется Иванушка, — это откуда ж красота такая?» Но жаба ничего не ответила, только муху на лету языком слизнула. Упаковал царевич торт, с курьером во дворец отправил, а там уже конкурс в разгаре. Жена старшего принца испекла штрудель. Пощёлкал по нему царь ногтем, понюхал, куснул на пробу… «Не, — говорит, — этим поленом только печку топить. Ноль очков из десяти». Жена среднего налепила пирожных «картошка», но такие они вышли неудачные, что царь даже пробовать не стал: «Это что, кто-то на блюдо насрал? Минус пять очков, и то за старание». И тут вносят торт от жабы, и разом у всех слюнки струйками, аж на паркет капает. Пришлось конкурс остановить, пока весь не сожрали, потому что остановиться было никак невозможно. Одного чаю под него три самовара выдули. «Ну, что, — сказал царь, отдуваясь, — знатный был торт. Жаль, конечно, что из него стриптизёрша не выпрыгивала, но совершенство недостижимо. Десять баллов уходят жабе. Первый этап за ней». «Первый? — застонали принцы. — Так это не конец?» «Ещё чего! — ржёт царь-батюшка. — Только-только стало смешно становиться! К следующему этапу пусть ваши стрелоизбранные жёны соткут по ковру. Срок назначаю… Да хоть бы и завтра. Вон, в сортире пол кафельный, холодный, а постелить нечего. Чего сидите? Время пошло!» Разумеется, история повторилась. Пока в семьях старших братьев ночной аврал, нитки-клубки, челноки-спицы, Иванушка жабе пожалился, та ему велела остаканиться и спать, что он с удовольствием и проделал, благо мухи с комарами давно уже не беспокоят. Наутро глядь — ковёр, в рулон скручен, бечёвкой перемотан. Он его даже разворачивать не стал — на плечо закинул и во дворец почапал. Там уже вовсю госприёмка идёт — царь-батюшка глумится, развлекается. «Так, говорит, это от старшей невестки? Ну-ка глянем… Не, это даже в сортир не годится. Уж больно страшон — пойдёшь ночью поссать, заодно обосрёшься. Повесьте-ка его в темнице напротив дыбы, чтобы пытаемый знал, что его неприятности только начинаются. А это что за тряпочка? От средней? А чего косой такой? Ах, модерн… Бросьте этот модерн перед задним крыльцом, бродячих проповедников отпугивать. Посмотрят они на такое и моментально атеистами станут. А твоя жабёха чего лапками наковыряла? Развертай, не ссы, громко ржать не будем…» Раскатали ковёр, а там — красоты неописуемые! Детишки с котятками, девки с сиськами и цвяточки с пчёлками. И всё это в четыре ка и даже немножко в три дэ. «Так, — распоряжается царь-батюшка, — это мне в спальню немедля повесить. Буду на котяток умиляться и на девок дро… то есть любоваться. Итак, полуфинал опять за жабой! Но всё решит в финале танцевальный конкурс!» Царевич к жабе вернулся, сидит, депрессует. Ладно торт и ковёр, но сплясать-то жаба как сможет? Та интересуется: «Что, Иванушка, не весел? Что ты сопли, блин, развесил? Езжай во дворец и делай морду тяпкой. А услышишь шум да гром, скажи: 'Это моя лягушонка в коробчонке приехала». Не волнуйся, подъебнём твоего старика как следует. Не всё ему над нами смеяться, пришла наша очередь. В общем, настало время танцев. Царь велит: «Становитесь, девки, в кучу, забомбите мне качучу! Кстати, чего-то жабы не видать. В кармане, что ли, прячешь? Доставай, пусть тоже лапками дрыгнет!» И тут рёв, грохот, стёкла трясутся, все пересрались — не то дракон, не то танки на площади. «А, — машет рукой Иван Царевич, — это моя лягушонка в коробчонке». Глядь, а во двор вертолёт садится, персональный бизнес-борт. Трап, ковровая дорожка, а оттуда — красавица ослепительного экстерьера в платье невозможного покроя. Ну, может, разве что причёска слегка в зелень отливает, а так и не скажешь, что жаба. «Что завис? — говорит она Ивану Царевичу. — Пойдём, зажжём на этом сейшене!»

Все с неё только диву давались — застольные манеры идеальные, анекдоты смешные, декольте глубокое, а когда танцы пошли, то такое кабаре выдала со спецэффектами, что царь-батюшка про конкурс свой и не вспомнил. Одно только думал: «Какого чёрта я сам из лука в болото не стрельнул?» Однако, пока вся эта культурная программа разворачивалась, Иванушка метнулся домой, глядь — а там жабья шкурка в аквариуме лежит. Он, недолго думая, взял да в печке её и сжёг. А то, что вся эта защитная мимикрия может быть неспроста, ему и в голову не пришло. Тут его жаба дверь с ноги открывает и говорит: 'Оторвать бы тебе, блин, ручонки твои шаловливые! Нормально же сидели! Ещё чуток потерпел бы, закончилась бы моя работа под прикрытием, и была бы у тебя жена Василиса Премудрая. А теперь всё, нашла меня международная наркомафия…

— Блин, опять свет вырубили. Видать, Лысая, пришло наше время. Не скучай, пацан. Пойдём глянем, что там за Убежище 13.