Среди безмятежных в своём вечном могуществе звёздных соседей галактики RFХ неслась, раскинув мантию на миллионы парсеков, чудовищная комета. Крохотная её голова прорезала пространство, рождая странные вихри смещений и искажений.
Никогда такого не видели жители планетного гиганта, астрономы которых, работающие на орбитальной станции, обнаружили совершенно непонятно откуда взявшееся явление. На относительно безопасном участке космического сектора мгновенно возникло чудовищно гигантское явление, за несколько секунд разросшееся на миллионы световых лет. Что-то похожее на комету, скорость которой оказалась в опровержение всех известных научных теорий немыслимо велика - многократно превышающая световую! Иначе как можно было объяснить такое сверхстремительное перемещение?!
Тысячи глаз следили через приборы за перемещением ядра кометы, и миллиарды глаз смотрели в ночное небо, где разверзлось представление конца света - самое грандиозное, какое можно сравнить разве что со взрывом галактики.
От головы кометы распространялась во все стороны волнистая мантия - она переливалась множеством цветов.
Жутко прекрасное и ужасное зрелище наблюдали жители ночной стороны планеты. Все информационные каналы захлёбывались пересказами старых пророчеств, толкованиями научных расшифровок палеописьменности и голосами сумасшедших предсказателей конца света. Всё сходилось к одному: настало то, чего боятся все разумные существа, осознающие хрупкость своего существования в беспредельной огромности Вселенной. Боги явили себя.
Ослепительный сгусток сверхматерии, немыслимо сложное сочетание бесчисленных энергетических полей, масса величиной в плюс-минус бесконечность, сплав физических противоречий - это неслось по сумасшедшей траектории среди замерших в предчувствии светил на краю галактики. Голова кометы выписывала невозможные пируэты, нарушая все законы движения небесных тел. Мгновенные скачки на миллионы парсек туда-обратно, вперёд-назад, крутые спирали и прерывистые треки.
Чудовищная мантия света исходила от кометы - дрожащие в сверхмощном напряжении поля энергий. Они ломали и крушили структуру пространства, и за кометой сходили со своих путей звёздные гиганты.
Сдёрнутые со своих орбит, бусинами разлетались в искорёженном пространстве планеты, сталкиваясь и взрываясь. Их солнца, потеряв устойчивость, возмущённо выкидывали миллионы протуберанцев, размахивая ими, как руками. Дикие, сверхъестественные силы срывали с места неповоротливых огненных гигантов и волокли их навстречу друг другу. В безмолвном Космосе гремели взрывы, пронзительно и дико вопили напряжённые пространственные струны, как нервы раненого тела, огненные колёса сталкивались в безумных поцелуях и рождали смерть.
Молниеносное искажение пространства давало мощную отдачу, как инфекция, разносящуюся во все стороны, заставляя колебаться и пульсировать отдалённые галактики. Буйная пляска маленького яростного зверя в голове кометы обращала в первобытный прах гордые своей непобедимостью звёзды. Впервые могучие потомки звёздных семян видели безумного огненного ифрита.
Невидимое ни одному живому глазу, в нематериальной голове кометы кривлялось и скакало существо. Руки, ноги, голова - всё указывало на человека, но это был не он. Тёмное пламя неведомой природы, ифрит со знаком минус.
"Кийан, тварь, ты нарочно это делаешь!"
Удар энергии, и Рушера выбрасывает за пределы галактики - на пустующие тропы, соединяющие звёздные острова.
"Нет, Авелий, это ты делаешь!" - хохочет Рушер, и мгновенным переносом возвращается туда, где был - почти туда, парсек на тысячу в сторону. Пространство отвечает мгновенным всплеском разрыва связей. Взрывается солнце и посылает опаляющий прощальный вскрик на лица братьев-солнц и их детей - планеты. Ослепительной красоты мантия энергетического сгустка вспыхивает, скручивается, выворачивается и начинает гулять по головам светил. Режущие, пронзительные вскрики в спектральных частотах, и солнца, утратив фотосферу, испаряют в космос горячую кровь своих тел.
"Рушер, ты убийца!"
"А ты, Валентай, дурак!"
Навстречу бешеной комете разевает пасть гигантская, в миллиарды критических масс, чёрная дыра.
"Ой, мне!" - хохочет Кийан, видя, как в чудовищный пресс двинулся весь край галактики, а сам он разорвал пространство перед собой, сформировал трубу и проскочил.
Вокруг кометы начинает расширяться со страшной скоростью пространство, пульсируя с непостоянной частотой, оно попеременно превращается во время и обратно.
Мантия кометы замигала, втягиваясь в пульсацию - энергетические тяжи захватывались образованным пространством, вплетались в новые структуры, удерживались, растягивались, тормозя скорость сгустка Силы.
"Э, нет!" - низко рычит Кийан, мгновенно задавая вращательный момент и обрывая нити Силы. Он оторвался и ушёл, отращивая новую сеть.
- Я говорил тебе, Авелий, твоё дело безнадёжно! - звучит из пустоты за границей видимой Вселенной, за пределами всех скоплений материи. - Тебе не обыграть меня.
Валентай не отвечает. Он стоит на обширной фиолетовой платформе, посреди которой возвышается немыслимо прекрасный дворец. Глаза его смотрят в пустоту за парапетом, сама платформа темна, и только отсветы дворца бликуют на гладкой поверхности неизвестного материала. Кажется, Уилл висит среди безбрежной пустоты, потому что сверху его ничего не закрывает - купол, оберегающий обитателей дворца, прочнее любых вещественных материалов. Он живая энергия, мыслящая форма.
Внешне человек, по сути уже нет - его мозг подобен компьютеру, мощность которого практически бесконечна. Его решения мгновенны, исполнение незамедлительно, он приказывает, и Сила повинуется. Электрон медленнее движется по орбите вокруг протона - так велика скорость мыслительного процесса уже не человека, а истинного додона. Внутренним своим взором он видит отсюда, издалека, с края Вселенной то, что делается на другой стороне этого мира. И враг его подобен ему во всём - это как борьба с самим собой. Оба додоны, оба вечные странники, оба изначальны - битва их может уничтожить всю Вселенную. Это путь безнадёжности, потому что победа теряет смысл. Поставивший на кон всё, проиграет. За гранью распада всего того, что дорого, что служит маяком разуму, когда теряет смысл совесть как граничное условие рассудка, остается только тёмная энергия распада и превращения всего в ничто. Есть смысл продолжать такую битву?
- Безумец Авелий, - говорит Кийан, - ты же только из одного упрямства сражаешься со мной. Ты рушишь то, что сам же создавал когда-то. Это твои миры, брат.
- Ты нарочно сделал это, - сквозь зубы отвечает белый додон.
- Ну да, - не смущаясь отвечает враг, - Это моя тактика. Я хочу тебя принудить сдаться. Нет смысла в такой битве. Мне что - я мерзавец. А ты благороден. Что мешает тебе пожертвовать собой? Сдайся, и выйдешь победителем.
- Мне мешает то, что ты останешься жив, - сквозь зубы цедит Валентай, - Доверить тебе Вселенную - хуже некуда.
Как ни тихо говорит он, слова его без малейшей задержки достигают другого края Вселенной, за которую идёт битва.
- Тогда продолжим, - хладнокровно заявляет Рушер и одним плевком уничтожает планету, где всё население с обречённостью приговорённых, вышло под небо своего мира, чтобы встретить смерть достойно. Краткий планетный вскрик, и миллиарды душ вылетели из своих смертных оболочек, чтобы тут же быть испепелёнными деструктурирующей мантией кометы. Тихие хлопья ментального пепла осыпались в подвал Вселенной - в нуль-пространство, именуемое Изнанкой Бытия.
- Им не было больно, - небрежно бросил Рушер в ответ на яростный крик Валентая.
Час ноль для галактики RFX.
Среди алмазных скал планеты Призрак, безмолвных вспышек световых соцветий, овеваемые звёздным ветром, стояли неподвижно две фигуры. Одна, очертаниями прозрачного тела походила на женщину, если в этом мире кто-нибудь может знать что это такое. Другой походил на помесь человека и орла - крупная птичья голова с загнутым клювом и мощные крылья вместо рук. Торс и всё тело ниже были человечьи.
Оба казались застывшими и неживыми. Но оба сосредоточенно делали свою работу. Перед внутренними взорами Кондора и Эдны была открыта одна и та же грандиозная картина: битва Авелия и Кийана. Эдна контролировала Валентая, Кондор - Рушера.
Всякий сокрушительный посыл Уилла незаметно подправлялся Эдной: она изменяла характеристики полей, чуть исправляла коэффициенты, смещала направление, искривляла напряжённости полей, давала ложное изображение, манипулировала тысячами, миллионами параметров - гораздо быстрее Валентая. Её пророческая сущность позволяла предугадывать ходы подопечного и смазывать результат. Вот почему в этой игре Уилл никак не мог достичь успеха.
Кондор изменял последствия убийственной тактики Рушера, нейтрализуя по возможности его решения. Одной рукой он виртуозно штопал, подправлял повреждённое пространство, разворачивал комки флуктуаций, одновременно отводя в смежные измерения излишки энергии, обильно расточаемой Рушером. Второй рукой он совершал сложные манипуляции подмены реального видимым. Он выводил из области удара солнца с населёнными планетами, быстро переключая локалы.
Решения Кондора превосходили скоростью мыслительные операции Рушера, потому что Кондору доступно было то, чем не владел ни один из двоих дуэлянтов - отрицательное время. Призраки солнц умирали с потрясающе реалистическим трагизмом. Ещё много тысяч лет обитатели галактики RFX будут помнить это грандиозное шоу, которое устроили им вернувшиеся из забвения герои звёздного племени Предтеч. Но один удар Оператор Вечности всё же пропустил: случайный эмоциональный выброс, в результате которого испарилась населённая планета.
Операторы переглянулись и продолжали работать так же молча. Их подопечные громили галактику, выясняя свои претензии и ища ответы на свои вопросы. Кто первый отстреляет Силы? От этого зависело решение огромной, настоящей задачи, принудить к участию в которой Кийана никто не мог - на этом кончались возможности операторов и полномочия Джамуэнтх. Её сейчас тут не было, она отправилась латать картину событий в другое место.
Двоих операторов на такую работу едва хватало, оба работали на грани возможностей.
Нельзя позволить Авелию сдаться, он не должен капитулировать перед Кийаном, он должен ПРОИГРАТЬ!
Пакет команд во мгновение ока пересёк половину Вселенной и подменил собой не самую удачную комбинацию данных Валентая.
Рушеру влетело так, что он заорал: его плазменное тело, концентрация чёрного огня, замигало, заискрило, меняя полярность энергетических полей, что для ифрита равносильно острой боли. Он скрутил руками хлыст Силы и послал противнику.
Кондор в момент уменьшил интенсивность, поставил заграждение, переменил знак Силы и пространственным тоннелем отвёл излишек в Накопитель.
- Ну что, Кийан, силёнок не хватает? - презрительно спросил Уилл.
- Ты под защитой моего дворца, - буркнул Рушер, - так нечестно.
- Моего, Кийан, моего, - насмешливо поправил его Валентай.
- Ты трус, Авелий! - гневно воскликнул Рушер, - Иди сюда и прими бой, как мужик!
- Мне мама не советовала покидать дворец, - с довольным смехом ответил Валентай, посылая ещё раз тот удачный удар, который достал Рушера.
Эдна чуть подправила выпад. Игра затягивается, парни зря хлыщут Силу. Нужны какие-то другие коррективы. Ах, как не хватает двух других Операторов! Чем они заняты, где время проводят!
На Острове Неудачников глубокая ночь, прекрасная, как всё здесь. Чудесные сны должны видеть островитяне в своих лёгких хижинах, крытых большими пальмовыми листьями и продуваемых морским ветром. Беспечна и легка тут жизнь - не надо зоботиться о пище, одежде, жилье. Всё к услугам отдыхающих. Так отчего столь тревожен их сон и почему так часто они лежат на своих ложах, тоскливо глядя на восток и ожидая пришествия утра? И лишь на рассвете забываются зыбким, тревожным сном, в котором приходят к ним чудовища и мучают спящих страхом и отчаянием.
Хотя нет, не все подвержены этим ночным кошмарам. Вон ослу явно снится что-то интересное: он дрыгает копытцами, похрапывает, хлопает себя хвостом и почему-то пытается совсем не по-ослиному свернуться клубком. Что это с ним, а?
А вот Рики - спит, малыш. Такой забавный, с плюшевым мишкой в обнимку. Чмокает губами. Наверно, снится шоколадка.
А вот его отец - вот кому ночами снятся страхи, и он часто шепчет: нет, не надо, не ходи туда. Какой кошмар его одолевает ночью? Но сегодня его сон спокоен, и полные его губы даже чуть подрагивают в улыбке. Заннату снится удивительное.
Он видит себя на планете Скарсида. Здесь чудная, нескончаемая ночь, наполненная благоуханием цветов люлярвы, спелым запахом сливочных яиц и крепким амбре навоза кукумачей и ворукачей, которые, как известно, пасутся парами.
Заннат идёт, пробираясь сквозь густую траву, доходящую до колена. Он видит в темноте, как кот. Там, за полями мясных и сливочных яиц, возвышаются громады жилых холмов с их мощными деревьями-домами. Здесь всегда ночь, и она делится на время спящих и бодрствующих. Это долгая ночь Скарсиды.
Дойдя до холма, он ждёт окрика стражей, но никто не позвал его и не спросил: что он делает здесь, на планете квазикотов. И он идёт дальше, взбирается по склону и проходит под громадными деревьями. Здесь тихо, потому что время спящих. Вот дерево, с которого свисает верёвочная лестница - это жилище Инги, покинутое ею. Больше на Скарсиде не ждут врагов, и поэтому нет необходимости в охране. Всё спокойно в городе, вон даже лестницу не убирают.
Сам не зная зачем, он берётся рукой за гладкие перекладины-ступеньки и начинает подъём. Минует первый ярус, где у Инги было дупло с запасами. Поднимается на второй, где ветвь-гостиная с большим гнездом, устроенным в развилке. Сверху всё так же свисает посуда: большой тыквенный кувшин с молоком мумуровы, свежий хлебный заяц в листьях, баночка с джувачным джемом.
В гнезде целая куча народу - молодые коты, и малые котята. Чего они не спят? Сидят плотно, с бутербродами в руках и мисочками молока. Но одно место тут свободно - как раз от входа. Вот Заннат осторожно пробирается, чувствуя, как коты слегка отодвигаются, чтобы его большое тело могло втичнуться в узкий промежуток. Ему вручают кусок хлебного зайца с хорошим, толстым слоем густого, свежего джувачного джема и наливают молока в тыковку.
- У вас поминки? - спрашивает он.
- Нет, что ты! - отвечают, - У нас ночь встречи Максюты Мудрого.
- О, это хорошо, - соглашается он с таким прекрасным обычаем и откусывает бутерброд с джемом, запивая его глотком чудесного мумуровьего молока. Ох, как же он соскучился по мумурове!
- Привет, Максюта! - говорят ему квазикоты и тоже закусывают и выпивают.
- Привет, Валёк! - говорит он ветерану с повязкой на глазу и драными ушами. - Как прошёл поход на Псякерню?
- Хорошо прошёл, - кивает Валёк, - мы победили.
- Приходи к нам, Максюта! - хором промяукали молодые коты.
- Приду, приду, - обещает он и поднимается с места.
Ноги его медленно отрываются от дерева, и он начинает позноситься - выше и выше, пока не покидает дерево. Вот он уже парит над лесом, а потом и выше. Земля внизу сливается в сплошную темноту, только кое-где поблескивают ленты речек, слабо отражая свет звёзд. И вот из-за диска планеты выбиваются яркие лучи Джарвуса, и удаляющийся Заннат видит игру сапфиров на дневной стороне Скарсиды - планета и солнце как бы ибмениваются светом. Милый, милый Джарвус. Чудесная, чудесная Скарсида.
Его уносит всё дальше, и вот солнце теряется среди множества светил. Летит Заннат среди звёзд и не боится. И вот видит он иное солнце, и другую планету. Тут светло, тут день, и яркий свет заставляет искриться океан играющими бликами. Летит он над планетой, и лишь одна вода внизу. Дневная сторона ушла, теперь видна ночная - красиво как! Сплошной океан.
Так облетел почти всё, пока не обнаружил сушу. Маленький остров в свете наступающего утра. Заннат снижается, пролетает над узкой полосой песчаного пляжа, ныряет в лес и видит маленькую деревню из хижин, крытых пальмовыми листьями. Тихо-тихо пробирается он в одну хижину и видит там спящих на мягких тростниковых ложах: спит осёл Цицерон, спит маленький Рики, спит спокойно Заннат Ньоро. Лёгкой тенью Максюта влетает в спящего Занната, и тот чуть всхрапывает во сне. Осёл просыпается, приподнимает голову и смотрит на человека.
- Эх, Максюта, - с сожалением роняет он тихие слова, - без меня летал.
В Тартароссе глубокая и прекрасная ночь. Пуст город-гостиница, и по улицам его не ходят инопланетные туристы. Никто не прибывает через Портал, потому что переправочный туннель закрыт. Безлюдна изумительная Храмовая гора, и некому любоваться её красой - нога ни одного посетителя так и не ступила на широкие, волнообразные ступени, ведущие к Чаше Сновидений. Она пуста, как пусто здесь всё. Планета первобытно дика, и, кроме города-гостиницы, здесь нет ни единого следа присутствия разумных существ. И всё же один обитатель в городе имелся.
Перед просторным патио, на светлых, идеально обточенных камнях дорожки, сидит в кресле и смотрит на далёкие звёзды чернокожий человек. Его длинные гладкие волосы покойно лежат поверх груди, на белой одежде сидящего, их чуть тревожит ровный ночной ветерок.
Тепло необыкновенно, воздух приятен и чудно насыщен множеством растительных запахов из сада. Это место можно назвать раем.
Наверно, единственному обитателю города не спится, и он вышел на улицу подышать ночными ароматами природы - отчасти местной, отчасти завезённой. Поза его покойна, но не расслаблена. Он как будто о чем-то думает, а глаза его словно ищут в ночном небе единственно нужную точку. Лицо невозмутимо, как у всех додонов. И эта неподвижность явственно говорит: он что-то ждёт! Да, он не просто так сидит ночью возле дома!
Тихие шаги. Такие слабые, что можно было бы подумать, что прокрался по плитам дорожки один из тех забавных зверьков, каких завезли в этот город-сад.
Чуть напряжения в безупречных чертах лица додона - просто еле дрогнули ресницы, и сидящий опустил веки, как будто устал смотреть на вечно звёздное небо.
Кто-то шёл по дорожке Тартаросса. Неужели гость? Неужели открылся Портал?
Додон не шелохнулся.
Пришедший чуть замедлил шаг - наверно, он думает, что хозяин города заснул в своем кресле.
Вкрадчивые шаги совсем рядом возвестили додону, что гость его заметил и теперь осторожно обходит кресло, чтобы заглянуть в лицо спящему. Сидящий приоткрыл глаза, но голову не повернул, как будто не хотел встречать посетителя - такого с додонами не было никогда!
- Ну, здравствуй, отец, - произнёс по-додонски голос человека.
- Я слушаю тебя, Кийан, - принуждённо ответил Пространственник.
Рушер оглянулся и, не найдя куда сесть, сотворил себе высокий, трёхногий металлический табурет. Усевшись в неудобной позе - одной ногой держится за землю, вторую поставил на высокую перекладину и оперся локтем о колено - он насмешливо посмотрел в лицо Пространственнику.
- Ты, конечно, знаешь, что происходит... - начал Калвин.
- Конечно, знаю, - ответил додон, - здесь была Джамуэнтх и всё мне объяснила.
На лице Рушера выразилось удовлетворение, он кивнул, словно это и хотел услышать.
- Догадываешься, зачем я пришёл?
- Джамуэнтх мне всё объяснила, - терпеливо повторил Пространственник.
- Тебе, наверно, хочется знать как дела у Авелия?
Чуть заметное движение бровей выдало желание додона знать: как дела у Авелия.
- Он бьётся, наш герой, - иронически ответил Рушер, - схватился насмерть с моим физическим двойником, которого я сотворил и которого наделил своей Силой. Пусть трудится, бедняга, ведь он не знает, что результат предопределён. А то я не догадался, что Джамуэнтх вмешивается в это сражение и фабрикует нужный ей исход. Она пытается повлиять на моё решение. Кроит для меня блистательную победу! Думает умаслить меня этим.
Рушер коротко засмеялся.
- Ты хочешь знать, как я собираюсь использовать тебя? - тут же прервал он свой смех и впился взглядом в лицо додона, которое едва различалось в темноте. Но что Рушеру недостаток света!
Пространственник молчал, и Калвин продолжил:
- Ты будешь моей наживкой, я на тебя буду ловить Авелия, как рыбу!
- Он не так прост и не попадётся, - нехотя обронил додон, окидывая тонкую фигуру Рушера неприязненным взглядом.
- А это не твоё дело, - жёстко ответил тот. - Твоё дело подчиняться Джамуэнтх, потому что это из-за тебя всё случилось.
- А не из-за тебя? - холодно спросил додон, - Разве не ты перебросил Аарона в прошлое?
- Нет, - враждебно ответил Калвин, - я перебросил его в чёрную дыру.
- Одно и то же, - пожав плечами, заметил Пространственник, - скачок в области переменного пространства-времени может дать два возможных результата: либо перенос во времени, либо попадание в мнимое измерение нуль-пространства.
- Ну ладно, хватит, - прервал его Калвин, - мне некогда болтать. Мой клон зря швыряет Силы. Кстати, хорошая идея - позаимствовал у Красавчика. Правда, наш хитрец создал оптическую иллюзию, и мой бедный, недалёкий Фортисс отстрелял по ней все свои боеприпасы. Но Авелия на таком номере не провести - пришлось создать полную мою физическую копию. Вот будет здорово, если Валентай его угрохает - как тогда решать, кто победил? Я или он?
С этими словами Рушер поднялся с табурета, Пространственник тоже встал. Оба направились по дорожке на выход из города. Рядом, плечо к плечу, образно выражаясь, потому что додон Пространственник был метра два ростом, а Рушер был худ и невысок. Но некоторая сжатость в излишне экономных движениях додона выдавала едва заметную принужденность - великий Искатель звёздного племени, которых в народах Вселенной с почтением и страхом называли на всех мыслимых языках Предтечами, шёл предавать друзей.
Невысокий Рушер, странно аскетичный, предельно сжатый в своём непонятно упорном порыве, носитель таинственной души, враждебного додонам чужого разума и воли, шёл, как победитель. Таким он был всегда, никогда ни на чём не останавливаясь и со сверхчеловеческим упорством идя к своей неведомой цели, всё сокрушая на своем пути и всё заставляя себе служить.
Никто бы со стороны глядя, не подумал, что эти двое вечные враги. С момента создания Вселенной.