Страна динозавров

Глава четвёртая Лиссабон

На следующий день все готовились к прибытию в Лиссабонский порт.

С утра вымыли верхнюю палубу и рубку, над судном подняли британский флаг, нагладили форму.

Вскоре после обеда открылась быстро приближающаяся португальская земля.

Вблизи берега вода была довольно прозрачной, слегка отсвечивая голубым оттенком. Со скалистого, покрытого мелкой растительностью берега, дул тёплый ветерок и вспоминались строки величайшего португальского поэта Луиса де Камоэнса:

В три часа дня, обогнув самую западную точку Евразии — мыс Кабуда-Рока, мы, наконец, вошли в гавань португальской столицы, где, взяв лоцмана, пришвартовались у свободного причала.

Капитан планировал простоять в Лиссабоне до утра, чтобы пополнить запасы свежего мяса, овощей и питьевой воды.

«Пока есть такая возможность, мы постараемся питаться свежей едой, — сказал капитан, — а уже потом будем вскрывать консервы».

После того, как все документы были оформлены, мы, со свободными от вахты матросами, решили немного осмотреть знаменитый город.

Времени у нас было в обрез, поэтому мы в самом скором порядке двигались за Челенджером, уже бывавшем в Лиссабоне и взявшимся за день показать основные достопримечательности города.

Быстро проходя по улицам огромного города, мы успевали замечать и запечатлять на плёнку фотоаппарата лишь фасадные части прекрасных по своему содержанию и архитектуре зданий и сооружений.

Следом за Беленской башней, располагавшейся неподалёку от гавани Рештелу, мы побывали у монастыря иеронимитов (одноэтажного сооружения, где в Триумфальном храме находился саркофаг Васко да Гамы).

Нельзя было не заметить, насколько португальцы гордились своей историей: на каждом шагу встречалось напоминание об имперском величии. Огромные соборы и парадные памятники королям. По названиям улиц на карте Лиссабона можно было бы восстановить едва ли не всю эпоху географических открытий.

Углубившись в город, мы прошли недостроенный храм Санта-Энграсиа, следом за которым осмотрели холмы Алфама и Байрру-Алту — входивших в число семи вершин, на которых, как и Рим, располагался Лиссабон. Они составляли основные части города, без осмотра которых вряд ли можно представить себе то, что же представляет собой весь этот город

Подъём на Байрру-Алту оставил во мне неизгладимое впечатление. Мы воспользовались фуникулёром, и он потащил нас вверх по узкой крутой улочке. Кругом разноцветные дома, украшенные яркими растениями. Прохладный ветерок, спускавшийся сверху и развевающий летнюю жару. На ходу запрыгивали «зайцы» на подножку, держась за наружные поручни у дверей, а встречные прохожие, прижимались к стенам, чтобы пропустить медленно двигавшуюся вверх, дребезжащую, но, по-видимому, надёжную конструкцию.

Алфама же, бывший мавританский квартал и старейший из лиссабонских кварталов, поражал средневековой путаницей улиц, переулков и проходов. Улицы квартала, извилистые и крутые, то и дело переходящие в лестницы и вьющиеся вокруг крепостного холма, были наполнены запахом жарящихся сардин, пением птиц в вывешенных за окна клетках и криком петухов. На улицах женщины продавали рыбу и овощи. Здесь часто попадались небольшие лавчонки, пабы, закусочные и мастерские в подвалах.

«Нижний город», Байрру-Алту и Алфаму не так давно объединил трамвай. Но некоторые улицы были так узки, что трамвайные пути, поворачивая за угол, прижимались к противоположной стене. В других хватало места только на один путь, так что когда встречались два трамвая с разных сторон, один должен был ждать, пока проедет другой. Я только диву давался, откуда у лиссабонского трамвая берутся силы взбираться по невероятной крутизне улиц.

Но если трамвай связывал Лиссабон как бы в пространстве, то существовало ещё нечто, что объединяло город духовно.

Это — склонность португальцев к меланхолии, их настроенность на печаль о безвозвратно ушедших временах, которая находит своё выражение в музыкальном творчестве — «фаду», доказывающее, что грустить тоже приятно.

К восьми часам, проголодавшиеся, мы зашли в один небольшой ресторанчик, где отведали национальное блюдо португальцев — сардиньяли, состоящее из пожаренных в оливковом масле сардин и варёной картошки, посыпанной укропом, запивая всё это настоящим португальским портвейном. Во время еды слушали мелодичное «фаду», напеваемое женщиной средних лет, под аккомпонимент нескольких мужчин. Слов мы не понимали, и больше обращали внимание на музыкальное сопровождение и поведение присутствующих. Аккомпониментом служила португальская гитара, маленькая, но с двенадцатью струнами, которая в отличие от испанской, выступающей в роли баса, вела мелодию. А жизнь вокруг протекала, как и фаду, в ритме анданте — замедленные движения, загадочные взгляды…

Поздно вечером, опьянённые здешними красотами и уставшие от беглого осмотра города, мы медленно возвращались на судно, а, проходя под прибрежными пальмами, кинули последний взгляд на прекрасный город, мысленно попрощавшись с ним, и как в ответ, запели прощальную песню кузнечики.