Историю, которую я предлагаю вашему вниманию, поистине можно считать невероятной, так как то, что происходило со мной в те далёкие уже годы, и сейчас кажется мне какой-то сказкой, сном или видением. Рассказать же о тех событиях я просто обязан, так как, являясь участником оных, я брал на себя обязательства поведать о них всему миру.
То, что я собираюсь вам рассказать, ещё никто и никогда не подвергал огласке в широких массах, обсуждая все детали этого путешествия в тесных научных кругах, с крайним недоверием и пессимизмом. Однако что же это было бы за открытие, если бы каждая деталь его была предсказуема или же подвергалась объяснению, с которым весь научный мир, а особенно такой ярый и без компромиссный, как сейчас, согласился бы с первого же раза. Вспомним хотя бы ту же таблицу Менделеева, наделавшую много шума в конце прошлого века, которая и сейчас продолжает будоражить умы учёных всё новыми и новыми открытиями.
Но забудем обо всех разногласиях учёного мира и переключимся на факты, которые единственные могут прояснить сложившееся смятение и развеять все сопутствующие этому неясности и заблуждения.
А началась эта история, как и обычно в таких случаях с нечего не предвещающего, самого обычного весеннего утра.
Итак, после моего единственного выходного на неделе я как обычно собирался на работу. Утро того дня было на редкость тёплым, как для Лондона, а на безоблачном небе ясно светило солнце.
Я только успел одеться, как в дверь постучал посыльный — он принёс свежую газету и телеграмму. Ещё не совсем проснувшись и зевая на ходу, я с радостью заметил, что это телеграмма от Челенджера. Этот факт несколько меня приободрил, ведь телеграммы от профессора — крайняя редкость, хотя их я всё же получал намного чаще, чем письма.
Интересно, что же послужило причиной для написания этой телеграммы? Гм… Может профессор собирается производить какой-то новый опыт, и ему нужна пара добровольцев? Наверное, это было бы самым вероятным объяснением. По крайней мере, подобные письма уже случались и не раз.
Что ж, посмотрим-посмотрим.
Отпустив посыльного, я сразу же принялся читать телеграмму:
«Мой дорогой друг! С тех пор, как мы вместе с нашими друзьями отправились в нашу первую экспедицию в Затерянный мир, Вы своими смелыми и благородными поступками завоевали как доверие, так и уважение с моей стороны. На протяжении уже почти четырёх лет Вы остаётесь одним из самых лучших моих друзей. Поэтому я, имея в виду вашу личную ценность, предлагаю Вам, мистер Меллоун, присоединиться к моей новой экспедиции в Кохинхин,[1] которая может продлиться от половины до целого года. Для более полного ознакомления с планами экспедиции прошу Вас прибыть сегодня в шесть часов вечера по адресу: Ротерфилд, „Терновник“.
Да, я готов признаться, на мгновение меня охватило просто безудержное желание присоединиться к экспедиции профессора, захотелось оставить на время этот шумный и пыльный Лондон, каким он стал в последнее время, и отправиться в путешествие, насладиться приключениями, какими опасными и непредсказуемыми они бы небыли.
Я быстро собрался и, словив кэб, направился к редакции «Дейли гезет», где уже долгие годы работал корреспондентом.
Войдя в редакцию, я первым же делом устремился в кабинет главного редактора Мак-Адла в надежде уже сейчас решить вопрос по этому делу с непосредственным начальством.
Уже в летах, он между тем, всё ещё обладал тем ясным умом, которым может похвастать не всякий интеллигентный человек, легко ориентировался во всех происходящих в мире событиях и всегда знал, что именно нужно сегодня читателю, чтобы газета имела успех. Он продолжал руководить редакцией с ничуть не меньшим рвением, чем тогда, много лет назад, когда я впервые переступил порог этого помещения, в надежде добиться здесь вершин журналистского мастерства.
Первым делом я развернул перед ним телеграмму Челенджера и, ничего не объясняя, так как знал, что тот и так всё поймёт, протянул ему:
— Вот, читайте.
Мак-Адл вопросительно посмотрел на меня, — видимо в этот момент его голова была занята чем-то другим — а затем окинул взглядом и телеграмму, протягиваемую мной.
Конечно, в других заведениях начальник тут же выдворил бы меня за дверь или, самое малое, наорал бы на столь наглого подчинённого, без просу вламывающегося к нему в кабинет и мешающего сосредоточиться, но только не в редакциях газет, по крайней мере, не в таких, как известная по всему миру «Дейли гезет». Ведь именно умение «переваривать» множество информации в кротчайшие сроки, анализировать и делать выводы, и отличает настоящего профессионала от любителя, а именно это позволяет газете постоянно быть в числе самых оперативных и авторитетных изданий.
Всё ещё думая о чём-то своём, он взял телеграмму, быстрым, сотни раз отработанным движением, надел очки и начал медленно читать. Правда, очень быстро его взгляд изменился, обретя заинтересованное выражение, а глаза всё быстрее забегали по строчкам бумаги.
Мак-Адл закончил чтение и отложил письмо, на мгновение задумался, а затем посмотрел на меня, снимая очки. Кажется, большого впечатления телеграмма на него не произвела:
— Всё это конечно интересно, — не спеша, произнёс Мак-Адл, откладывая телеграмму на стол. — Однако в данный момент об этом не может быть и речи.
— Но почему? — не понял я. — Разве из этого не получится первоклассный материал? Я думал, то, что касается профессора Челенджера, это уже интересно. Публика от него так и вовсе в восторге.
— Вы всё верно говорите, мой друг, но сейчас публику больше интересуют не ваши с профессором захватывающие истории где-то в тропических странах, а то, что происходит непосредственно у нас в стране, ну, разве что ещё в Европе, — он выдержал небольшую паузу. — Однако, даже не это причина моего не согласия. Видите ли, у меня и так не хватает людей в редакции, а тут ещё и вы со своей поездкой. В Европе назревает война, я в этом почти уверен, да и у нас в стране не очень-то спокойно: того и гляди, или ирландцы поднимут бунт или рабочие вновь забастуют. Сами видите: здесь происходят серьёзные события, и мы просто обязаны первыми и в лучшем виде сообщать о них всему миру. Я не могу отпустить вас, ведь вы же один из лучших моих работников, вы как никогда больше понадобитесь здесь, в стране.
Я тяжело выдохнул воздух и замотал головой:
— Я думал именно из-за этого вы и должны отпустить меня, сер, — вставил я свою реплику. — Поймите, Мак-Адл, это действительно хороший материал, — на этом я несколько остановился, отвернувшись в сторону и поняв, что этот ход ни к чему не приведёт, но тут же придумал другой путь. — Хотя, это, наверное, больше нужно мне, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Понимаете, я просто должен поехать в это путешествие. Кроме того, мой отпуск уже давно ожидает меня. Так что эту поездку я просто заслужил. К тому же, это наверняка не коснётся бюджета газеты, так что вам не о чем волноваться. Я вернусь из моего «отпуска» уже с готовым материалом. В итоге я отдохну, а вы получите свой материал. Подходит?
— Из отпуска, длиною в полгода, а то и год? — усмехнулся тот.
— Да бросьте, вы, Мак-Адл, хороший материал стоит того. Война, если таковая и будет, не продлится долго: кто же потерпит настоящие боевые действия в Европе? А к тому времени и внутренние проблемы обязательно рассосутся. Люди просто устанут от этих проблем, и тогда в самый раз потребуется моя история. Сами знаете, что читатель в тяжёлые времена всегда тяготеет к чему-то отвлечённому, расслабляющему. И что вы тогда сможете предложить публике? Думаю, это будет сложный вопрос, особенно, если я не съезжу в эту поездку и не напечатаю свои статьи.
Мак-Адл выдохнул из своих лёгких, казалось весь воздух, и, не найдя ни одного весомого аргумента в свою пользу, всё-таки сдался:
— Ладно, чёрт с вами, поезжайте, — пробурчал шеф. — Но смотрите: без материала на работу можете и не возвращаться!
Я улыбнулся: это была полная и безоговорочная победа!
— Можете не сомневаться, всё будет сделано в лучшем виде, — заверил я, собираясь уходить, пока шеф не передумал.
— А сейчас можете идти готовиться к встрече с этим… бородатым чудовищем, — радушно сказал он, — а мне теперь придётся поломать голову, кем же вас заменить на это время.
Попрощавшись, я вышел. Что ж, с работой вопрос был решён. Оставалось только обсудить детали у профессора и… собирать вещи. О том, что же это будет за экспедиция, я тогда даже и не задумывался: какая разница, лишь бы отдохнуть вместе с другом, а может даже и с друзьями, если, конечно, профессор пригласит в экспедицию ещё кого-нибудь.
Как можно быстрее пройдя по чересчур уж шумному отделу печати, где ни на миг не умолкала ни одна печатная машинка, я вышел на улицу, впрочем, не менее шумную, и поспешил к себе домой, чтобы взять некоторые вещи в дорогу.
В 10.30 я был уже у себя, позвонил на вокзал, узнал когда отходит поезд на Ротерфилд, выпил чашечку чаю с тостами и углубился в чтение утреннего «Таймза». К часу дня я отложил «Таймз», переоделся в новый, недавно купленный костюм, туфли и плащ, надел шляпу, взял небольшой блокнотик с ручкой — обычная экипировка корреспондента — и вышел на улицу. Сразу же словил кэб и поехал на вокзал. Прибыв туда, я сел в поезд и, пообедав в вагоне-ресторане, принялся читать купленную на перроне книгу — единственное, чем можно заняться в поезде, не считая возможности поспать.
Когда поезд подходил к месту моего назначения, сумерки уже начинали сгущаться. Я посмотрел на часы: до долгожданной встречи оставалось чуть более получаса. Я сошёл с поезда, взял первый попавшийся кэб и направился к дому Челенджера. У ворот меня уже ожидал единственный слуга профессора, худощавый Остин.
— Добрый день, мистер Меллоун, — как всегда осторожно и вежливо произнёс он.
— Здравствуйте, Остин.
— Профессор Челленджер ожидает вас в своем кабинете, прошу за мной.
Я направился вслед за ним, в огромный и роскошный дом Челенджера.
К моему удивлению мебель в доме, а так же почти все предметы и вещи оказались накрытыми простынями, а все ковры, картины и другие мелкие украшения были попросту сняты и куда-то убраны. «Видимо, профессор действительно собирается надолго на восток», — подумал я.
Из-за этих изменений каждое сказанное слово и стук ботинок о полированный пол теперь гулко раздавались по всему дому. Огромная люстра, висевшая на потолке посреди обширного и высокого входа в дом, не горела, а также была накрыта простынёй, поэтому свет проходил сюда только через окна.
Остин указал на дверь на втором этаже и удалился, а я подошёл к лестнице и быстро поднялся по ней наверх.
«Интересно, — подумал я, прежде чем открыть дверь, — пригласил ли он Саммерли с Рокстоном?» Я понадеялся на положительный ответ и дернул за ручку двери. Дверь легко распахнулась. Я угадал: все трое сидели за столом, дружно о чём-то беседуя.
— А вот и наш юный друг! — воскликнул лорд Рокстон, сидевший лицом к двери и поэтому первым заметивший меня.
Все встали, спеша поприветствовать меня, действительно, самого молодого в нашей компании.
— Ну, не такой уж и юный я уже, — улыбнулся я, обмениваясь с друзьями крепкими рукопожатиями.
Все, как и я, радовались встрече, как радуются истинные друзья, давным-давно не видевшиеся друг с другом. В это время часы на стене, единственное в комнате, что осталось не снятым, пробили шесть часов и Челенджер, как настоящий хозяин, пригласил всех на ужин. Как для ужина, это время, конечно, было достаточно ранним, но профессор объяснил эту спешку тем, что предстоит многое рассказать о предстоящей экспедиции, ради чего можно и пренебречь традицией.
В столовой суетилась его жена, Джесси, раскладывая на столе приборы с множеством разнообразных яств, источающих приятно раздражающие аппетит ароматы.
Когда мы сели за стол, то оказалось, что на нём действительно достаточно много блюд, заслуживающих самых высоких оценок, не только за аромат, но за вид и, конечно же, за вкус. Кроме варёных крабоидов в масле там также был жареный лосось, салаты и много чего другого, ничем не уступающего всем остальным блюдам по всем признакам.
— Только моя Джесси умеет так вкусно готовить еду, джентльмены! — восклицал Челенджер, раздавая комплименты жене и одновременно большими порциями отправляя еду в рот — это было в духе профессора.
— У меня просто нет сил спорить с вами, — разводил руками лорд Рокстон, который между тем был гурманом и сам умел прекрасно готовить. — Я действительно никогда ещё так вкусно не ел!
Действительно, чего не скажешь, лишь бы задобрить гостеприимного хозяина.
За ужином мы опять вспоминали те старые добрые времена, когда мы сновали по миру в поисках приключений.
Пока мы говорили о том, о сём, я между делом разглядывал лица моих друзей, которых я уже не видел очень и очень давно.
Неутомимый и всегда первый во всём Челенджер слегка изменился: его лицо покрыли глубокие, ранее практически не заметные морщины, а чёрные, как смоль, длинные волосы пронзили редкие, но всё же седые волоски. Однако всё остальное — огромная голова с большими ртом и глазами, прямым коротким носом, и огромной чёрной бородой всё также бодро венчавшей низкую, но сильную плечистую фигурку профессора — осталось таким же, каким я запомнил его ещё с нашей первой встречи, произошедшей именно в этом доме. Кроме того, мне даже на мгновение показалось, что жёсткий и резкий темперамент, который всегда так отличал его от других, как будто даже смягчился.
Саммерли, вечный спорщик, как в научных, так и в повседневных делах заметно постарел и сильно похудел, волосы его стали совершенно белыми, но голос остался таким же скрипучим и язвительным, а козлиная бородка всё также смешно смотрелась на маленькой голове.
Но, пожалуй, единственными, кто ничуть не изменился, были лорд Рокстон и миссис Челенджер, чёрные как смоль волосы последней, казалось, стали ещё чернее, а её красивая маленькая фигура осталась такой же стройной и энергичной.
Стройный, но уже в летах лорд Рокстон имел всё тот же ясный ум, те же пышные усы, короткую заострённую на подбородке бороду и могущественный гордый взгляд. Его правильные черты лица по-прежнему внушали какую-то незримую уверенность и силу.
После ужина Челенджер пригласил всех в свой кабинет.
— Разумеется, друзья, приятно вспоминать о былых приключениях, но не будем забывать и о главной цели нашей встречи — об экспедиции, — начал Челенджер, когда все вчетвером, мы устроились на мягких стульях в его кабинете.
— Хотите тряхнуть стариной, профессор? — не удержался лорд от сарказма.
— Возможно, но, думаю, не я один, — ответил тот тем же, а мы улыбнулись, понимая, его намёк.
— Но перейдём к делу, — посерьёзнел профессор.
Видимо, с этого места он решил начать ту самую беседу, ради которой, в общем, и состоялась эта встреча.
— Друзья мои, — произнёс он, — сейчас вы услышите информацию, напрямую касающуюся организовываемой мною экспедицией. Видите ли, так уж вышло, что разглашение этой информации может привести к нежелательным последствиям, в частности к срыву всей экспедиции. Вы поймёте, что именно я имею в виду, когда я ознакомлю вас со всем, что знаю сам. Однако прежде чем я это сделаю, вы все должны дать обещание, что, по крайней мере, до завершения предполагаемой экспедиции, вы не расскажете о ней ни единому человеку, даже самому приближённому к вам. На время всё это должно остаться в тайне только между мной и вами, — мы кивнули. — Я хорошо вас знаю и уважаю за порядочность и честность, поэтому чтобы быть уверенным в вашем молчании, мне достаточно лишь вашего слова.
— Вы можете быть спокойны, мы будем хранить молчание до тех пор, пока это будет необходимо, — ответил лорд Джон.
Мы с Саммерли подтвердили эти слова.
— Отлично, — Челенджер остался доволен этим. — Значит можно начинать, — он на минуту задумался, собираясь с мыслями, а затем начал говорить, с каждым предложением всё больше и больше поднимая голос и яростно сверкая при этом своими огромными глазищами, поэтому, чтобы не созерцать это ужасное выражение его лица, мы, как могли, углубились во все тонкости предлагаемых им материалов:
— Хочу вам сказать, что к экспедиции я начал готовиться ещё два года назад, и моей главной задачей в ней было исследование морских глубин и некоторых неизведанных островов в Тихом океане, а точнее в западной его части. Подготавливая планы изысканий для этого района, я нашёл нечто, что основательно повлияло на моё решение относительно того, куда именно направить свои силы: я нашёл некоторые сведения об одном пирате, известном под именем капитана Кидда. В них говорилось, что этот пират, награбив в семнадцатом веке испанские, английские и голландские торговые суда в Тихом океане, спасаясь от преследователей, сгрузил на какой-то из островов все свои богатства. Я навёл справки, переспросил всех знакомых и не знакомых мне историков и кладоискателей, пока, наконец, не отыскал карту, найденную неким Хубертом Палмером в личных вещах капитана Кидда где-то сто пятьдесят лет назад. Кроме того, человек, у которого я нашёл эту книгу, уверял меня, что это канадский остров Оук, на котором вот уже многие годы идут безрезультатные поиски сокровищ. Впрочем, сейчас я покажу вам эти острова.
Он достал ключи из кармана, подошёл к сейфу, расположенному недалеко от письменного стола, повернул одним из них пару раз и открыл дверцу. Вытащив огромную папку для карт, он перенёс её на стол, а затем вытащил из неё две карты и положил их перед нами.
— Вот это, — он указал на листок со скопированной чёрно-белой картой вроде бы небольшого острова, — копия карты Кидда. На этом острове он зарыл свои сокровища. А это, — профессор указал на большую цветную карту, — канадский остров Оук, всмотритесь повнимательнее!
С первого взгляда на карты, совершенно различного между тем оформления и качества, толком ничего схожего не было. Разве что общие очертания островов были чем-то похожи.
— Я не специалист, но, кажется, что-то похожее в них есть, — сказал я, рассматривая обе карты.
— Но не более, — задумчиво произнёс Саммерли, немного подумал и продолжил. — Острова, в общем, похожи: с западной стороны обоих имеется по мысу, как и у восточных оконечностей, а также практически одинаковые округлые части с севера и с юга. Но посмотрите вокруг — возле канадского острова нет никаких островков, в то время как на другой карте их около десятка. Лично я поставил бы под сомнение факт их сходства.
— Я полностью согласен с вами, — обрадовался Челенджер. — Этот факт подтверждается ещё и тем, что на Оуке почти отсутствует горный хребет, в то время как на пиратской карте он весьма заметен. Потом, размеры островов: по произведённым мною расчётам Оук оказался значительно больше второго. Наконец, почему ему, плававшему в основном в тёплых экваториальных водах, соваться в прохладную Канаду? Я откинул все мысли о канадском острове и принялся просматривать все острова Тихого океана, лежащие приблизительно в тропической зоне, и тут мне неожиданно повезло: одинокий остров, расположенный около Кохинхины, вдруг привлёк моё внимание. В результате дальнейшего сравнения этого, — он указал на листок с пиратской картой, — и этого, — профессор достал из папки ещё одну карту с изображением очередного острова, — я пришёл к выводу, что они идентичны. Осмелюсь утверждать: я нашёл пиратский остров!
С первого взгляда острова показались мне совершенно разными, как, скорее всего и другим, сидящим в этой комнате, но что-то в них всё-таки было общее, одинаковое, не сразу бросающееся в глаза.
— Теперь позвольте доказать вам мою правоту, — продолжил Челенджер после некоторой паузы. — Для начала, давайте разметим оба объекта, и сверим их ориентацию со сторонами света, — он достал из кармана остро отточенный карандаш с линейкой и принялся производить не совсем понятные обычному человеку построения на обеих картах, после чего положил их перед нами. — Вот, смотрите.
— Насколько мне известно, примерная ориентация на север этих островов сходна, — сказал лорд Джон, более-менее знакомый с картами. — Однако, разница заметна даже невооружённым глазом.
— Но вы забыли о дрейфе материков, — профессор взял из книжного шкафа, стоявшего возле стола, толстую книгу и положил её возле нас. — Это справочник по склонению или, как говорят, дрейфу материков. Разумеется, никто из вас не знаком с такого рода вычислениями и вы не сможете проверить мои доводы. Вам придётся поверить мне на слово. Хорошо?
— Допустим, — сказал Саммерли.
— Благодарю за доверие. Так вот, по моим расчётам с учётом дрейфа материков, эти острова имеют практически одинаковую ориентацию на север. А теперь, — он присел возле нас за стол, — подвигайтесь поближе, сейчас вы познакомитесь с методикой, которой я пользуюсь в подобных случаях. Итак, для сравнения любых правильных изображений с нарисованными от руки картами или схемами надо учитывать одну немаловажную вещь, а именно: какую цель ставил перед собой человек, рисующий карту? Ведь практически любой из нас, изображая какой-либо географический объект или участок местности, думает, прежде всего, о том, как бы поточнее изобразить те или иные объекты на местности, притом в строго определённой последовательности. Например, сначала идёт дорога, потом лес, за лесом поле, и только за полем начинается деревня, а за деревней протекает река. Вот это нас будет интересовать в первую очередь, а совсем не форма леса или поля и, уж тем более, не их истинные географические размеры. Назовём это законом последовательности. Зачастую карты и схемы рисуются из одного места, и тут злую шутку может сыграть закон искажения. А он гласит: то, что находится дальше, кажется меньше, хотя мы знаем, что это неверно. Есть ещё один, подходящий для этого случая, закон. Это закон направления. То есть, если мы, допустим, стоим на горе и смотрим на домик за рекой, то справа от нас должен быть, например лес, слева — дорога, а сзади, к примеру, карьер. И только так будет изображено на нашей карте. Кстати, мой дорогой друг, — обратился он ко мне, — вы должны были уже испытать на себе все эти законы в Затерянном мире, когда составляли карту плато, не так ли?
— Действительно, всё было так, — ответил я, вспоминая, как я с дерева наспех рисовал карту Затерянного мира.
— Пойдёмте дальше. Поскольку объект представляет собой остров, предлагаю взять за основу законы последовательности и направления. Начнём с первого. Выберем отправную точку и мысленно двинемся вокруг острова. Лучше всего начать с какой-нибудь примечательной детали, чётко выделенной на старой пиратской карте, — например, двойного мыса, расположенного на западе, по форме напоминающего куриную лапу. Сразу сравним с новой картой. Есть ли подобный мыс там?
— Кажется, есть, — ответил Саммерли, указывая рукой на извилистый мыс, — и даже очень похожий.
— Отлично, — продолжил Челенджер. — Теперь пойдём от него вдоль береговой линии в западном направлении, то есть, по часовой стрелке. Далее — небольшая бухточка, затем мыс, а за мысом начинается довольно широкая отмель, вот, — он показал на новую карту, — её прекрасно видно.
— Всё верно, — подтвердили мы, водя пальцами по картам.
— За отмелью выдаётся небольшой мысок, потом опять бухта и большой мыс, на который из центра острова выходит горный хребет.
— Точно, — подтвердили мы.
— Теперь за мысом на крайнем западе должен быть островок.
— Вернее полуостровок, — заметил Саммерли.
— Верно, однако, судя по новой карте, перешеек настолько узок, что мог быть, и не замечен при поверхностном осмотре острова. Согласны?
— Возможно.
— Тогда пойдём дальше: за этим полуостровком, — на этом слове он сделал заметное ударение, — расположен характерный узкий залив, и далее мы можем увидеть мыс, после которого на обеих картах изображена отмель, являющаяся крайней северной точкой для обоих островов.
— Абсолютно точно, — подтвердил я.
— Затем отмель заканчивается ещё одним мысом, недалеко от которого мы должны видеть маленький остров.
— Полуостров, — вставил Саммерли.
— Верно, верно, — Челенджер недовольно посмотрел на придирчивого коллегу, — но, как видите, перешеек и тут едва различим, — он проглотил возникшее недовольство и продолжил. — Но пойдём далее: у этого островка имеется бухта, недалеко от которой на острове обозначена огромная роща пальм. Далее за бухтой идёт ещё один мыс и снова глубокая и широкая бухта. Двигаясь вдоль неё, мы возвращаемся к исходной точке — оконечности мыса «куриная лапа».
— Верно, — изумились мы, вспоминая насколько непохожими друг на друга казались оба острова, когда мы рассматривали его сначала.
— А теперь давайте-ка, проверим действие закона направления. Начнём с островов, расположенных напротив оконечности мыса «куриная лапа», на новой карте они прекрасно различимы, и что самое главное на обеих картах и тех и других именно три, и средние из них имеют по три отличительных вершины. Риф, расположенный на выходе из бухты, севернее мыса «куриная лапа», почти параллелен ему. Он начинается там, где проходит воображаемая линия от крайней точки этого мыса до крайнего северо-восточного островка.
— Невероятно, всё сходится, — подтвердили мы.
— Но это ещё не всё! — воскликнул Челенджер. — Если мы мысленно встанем посередине острова, на любой из карт, спиной к южной оконечности, то прямо перед нами будет северная отмель, справа — крайний северо-восточный остров, а слева — крайний западный.
— Вы совершенно правы, — подтвердил лорд Рокстон.
— Но и это ещё не всё, — ухмыльнулся профессор, — хочу обратить ваше внимание ещё на один объект, обозначенный на пиратской карте в виде разлома хребта, в начале мыса «куриная лапа», а на новой карте — как извилистое М-образное ущелье, имеющее наибольшую высоту на всём острове. Кроме того, что они очень похожи и на обеих картах расположены практически в одном и том же месте, мне кажется, что именно здесь и стоял человек, составляющий древнюю карту. Тут мы как раз вступаем в зону действия закона искажения. В соответствии с ним, человек, стоящий вблизи высшей точки острова, будет видеть западный остров примерно так же, как и северо-восточный, как указанно на пиратской карте, хотя правый из них по площади меньше левого раза в три. Близко расположенная «куриная лапка» будет казаться такой же, как и массивный хребет, протянувшийся вдоль всего острова, хотя он также раза в три больше «лапки». Подводя итоги этого сравнения, можно с вероятностью девяносто девять процентов утверждать, что на этой карте, — он взял цветное изображение острова, — и на карте, нарисованной пиратами в 1669 году, отображён один и тот же остров. Мы использовали все три закона, никогда не подводившие ни меня, ни любого изыскателя, когда-либо пользовавшегося ими, причём ни один из них не был нарушен. Что и требовалось доказать!
— Потрясающе, Челенджер! — воскликнул лорд Джон. — Вы один разгадали загадку, которой занимались и занимаются многие искатели сокровищ вот уже два с половиной столетия!
— И так быстро! — добавил я. — Кажется, вы превзошли самого себя!
— Погодите, погодите, — остановил наши комплименты тот. — Это ещё далеко не всё, что я хотел вам рассказать об этом острове. По проведённому мною исследованию истории острова Кондао, оказалось, что он издавна известен как «остров пиратов», что не удивительно, ведь только там есть источник пресной воды, единственный на сотни миль вокруг. По окончании эпохи пиратской вольницы местные правители превратили Кондао в место ссылки бунтовщиков. Затем пришли колонизаторы и создали на острове какой-то концлагерь… Практически до последнего времени остров был закрыт для всего мира, да и сейчас там сохранилась лишь небольшая рыбацкая деревушка. А о сокровищах там и не думают.
— Жить возле сокровищ и даже не подозревать об их существовании, — усмехнулся Саммерли.
— Неужели вы собираетесь отправиться на их поиски? — недоверчиво выпалил я, зная, что профессор никогда не гнался за личной наживой, или, по крайней мере, не только за личной наживой.
— Разумеется, — жёстко ответил Челенджер, — я не разбрасываюсь личными средствами, к тому же это будет достойной наградой за проведённые научные изыскания у этого, а так же и у многих других островов в Тихом океане.
— А что же представляют собой эти исследования? — спросил Саммерли, переходя к более близкой для себя, научной стороне экспедиции.
Челенджер вдруг прокряхтел, видимо из-за высохшего от беседы горла, жестом остановил профессора и, быстро налив себе стакан воды из кувшина, опустошил его, как показалось, одним глотком. Он с облегчением окинул нас взглядом и продолжил:
— На счёт предполагаемых исследований скажу только, что они будут касаться как поверхностного изучения местности, так и изучения подводного пространства в пределах доступных глубин. Конкретнее же с планами экспедиции я ознакомлю вас позже, так как считаю, что пока что это вас мало, чем заинтересует.
— Но это не такие уж и простые исследования, Челенджер, — произнёс его коллега. — Я кое-что слышал о подводных исследованиях: должен сказать, это работа не из лёгких и при чём в очень тяжёлых условиях труда. Думаю, что зря вы опускаете подробности по этому поводу. Это не какое-то обычное путешествие или прогулка, это работа профессионалов. Кстати, у вас есть подходящее для этих целей судно?
— А вы думаете, я стал бы говорить с вами об экспедиции, заранее не подготовившись ко всем её нюансам?
Саммерли недовольно уставился на «разгоревшегося» коллегу, но достаточно спокойно ответил:
— Нет, но я думаю, что без подробностей тут не обойтись!
— Дайте мне рассказать об этом в общих чертах, Саммерли, и вы поймёте, что о подробностях пока говорить ещё рано, — заверил того Челенджер.
Тот сомнительно прищурился, но всё же кивнул профессору в знак согласия.
— Хорошо, тогда я бы хотел сказать пару слов о транспорте, на котором мы отправимся в экспедицию, — он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Транспорт этот покажется вам достаточно необычным, но, поверьте, без него данная экспедиция не была бы настолько продуктивной.
— И что же это за транспорт такой? — нетерпеливо перебил его лорд.
— Подводная лодка, — ошеломил нас профессор.
У нас чуть челюсти не отвисли. Но, зная причуды профессора, мы быстро пришли в себя.
— Подводная лодка? — переспросил Рокстон.
— Да, и объясню почему. В условиях тропического климата очень часто бывают сильные штормы со шквалами, сильными ветрами, часты и тропические ливни, из-за чего многие надводные суда терпят крушение и часто не весь экипаж остаётся в живых. Поэтому я принял решение идти на подлодке, ведь под водой ей нестрашны никакие шторма. Кроме того, она оборудована всеми необходимыми приспособлениями, позволяющими вести наблюдения непосредственно под водой и визуально, что невозможно делать с надводного корабля.
— Но подводные лодки тоже тонут! — добавил Саммерли.
— Насколько мне известно, пока что все субмарины тонули только из-за халатности их командиров. Могу вас уверить, что наше судно поведут люди очень ответственные и профессиональные.
— Всё равно, там же не развернуться. Проходы на них узкие и грязные. Койки, пропахшие маслом. Там нет условий для нормального существования, не говоря уже о проведении на ней каких-либо исследовательских мероприятий.
Челенджер был готов к подобной атаке:
— На этот счёт можете не волноваться. Данную подводную лодку я разрабатывал сам с некоторыми известными инженерами-судостроителями, пользуясь опытом последних лет в строительстве подобных судов. Она строилась на верфи в Саутгемптоне, на деньги многочисленных спонсоров. Сейчас оно находится в этом же порту в военной гавани. Судно вместительно, вполне удобно, манёвренно и, могу вас заверить, очень чистое. Длина 164, ширина 33, высота от киля до вершины рубки 46 футов, водоизмещение в надводном положении 814, в подводном — 1070 тысяч фунтов. Впрочем, уже через неделю с лишним вы все сможете осмотреть её воочию, если, конечно, согласитесь отправиться в экспедицию.
— А какова глубина погружения? — спросил лорд Рокстон.
— Лодка испытывалась до глубины 660 футов, но её расчётная глубина достигает 820 футов. Такая глубина стала возможной благодаря идее одного очень перспективного инженера, предложившего разделить ёё многими поперечными и продольными переборками, которые увеличивают её жёсткость и даже при заполнении водой нескольких отсеков, судно, благодаря этому, сохранит способность нормально перемещаться.
— Ещё один вопрос, — сказал я, — она вооружена?
Тут Челенджер вдруг сделал паузу и, как бы извиняясь, продолжил, осторожно подбирая слова и не спеша, формулируя свою мысль:
— Об этом я как раз хотел сказать… Да, она действительно вооружена двухдюймовой пушкой и двумя носовыми торпедными аппаратами. Но не торопитесь делать какие-либо выводы по этому поводу. Сразу же могу разуверить вас, что ни в каких боевых действиях мы с вами не будем участвовать.
— Но тогда зачем…? — вопросительно посмотрел я на него.
Челенджер тяжело вздохнул:
— Вы наверняка заметили, что в моём доме многие вещи убраны, запакованы, закрыты от пыли. — Мимо воли мы оглянулись по сторонам, убеждаясь в словах Челенджера. — Вы могли предположить, что объяснение всему этому лишь предстоящая экспедиция, но боюсь это не совсем так… Я должен сказать вам об одном немаловажном факторе, который должен окончательно повлиять на ваше решение по поводу экспедиции. Господа, думаю всё, вы не живёте в замкнутом пространстве и хотя бы время от времени пролистываете газеты, журналы, слушаете радио, в общем, получаете некоторую информацию о тех событиях, которые происходят не только у нас в стране, но и за границей. Как вы знаете, я имею значительные информационные источники во многих странах мира, в том числе и в нашем политическом и военном руководстве. И вот не так давно я получил известие о неотвратимой войне между некоторыми европейскими странами, в том числе и Англией.
Если бы мы не читали газет, не слушали бы каждый день разных сплетен на улице, то, возможно, подобное сообщение повергло бы нас в шок. Но всё же, сколько бы об этом не говорили, мало, кто всерьёз верил, что война вообще возможна.
— Вы в своём уме? — недоверчиво спросил Саммерли.
— Можете мне поверить на слово. А начнётся она не позднее чем через несколько месяцев, так как одна из могущественных европейских стран, а именно Германия и вместе с ней Австро-Венгрия, имея численное превосходство в вооружении над другими странами, просто не могут себе позволить ждать, пока другие страны догонят их по вооружению и уже сейчас готовы атаковать своих соседей.
— Чего же они тогда ждут? — спросил лорд Джон.
Челенджер усмехнулся, но вмиг посерьёзнел:
— Всего лишь повода. Но начнётся она в любом случае, учитывая сложившееся очень резкое и амбициозное правительство в этих странах.
После некоторой паузы Челенджер продолжил:
— Узнав об этом, я обратился к военному руководству страны с просьбой принять это судно под военный флаг, как частная собственность научной группы, не желающей быть беззащитной в случае нападения агрессора. Всеми правдами и неправдами, но я добился этого. Мне дали согласие и поставили на субмарину оружие, а также снабдили и другим вооружением, с которым вы познакомитесь позже, если, конечно, в этом будет необходимость. Кстати, военные были столь великодушны, что предложили укомплектовать экипаж их моряками. Разумеется, я согласился, и теперь его составляют двадцать молодцев, во главе с капитаном второго ранга Гордоном Джеймсом.
— Понятно, — сказал я.
— Думаю, о других подробностях вам сейчас рассказывать нет смысла. И теперь, на основании всего вышесказанного, вы можете решить: ехать вам или нет. На размышления я даю вам одну неделю. За это время вы вполне успеете закончить ваши текущие дела. В любом случае, повторяю, вы обязаны никому не говорить о том, что вы услышали здесь. И вы должны обязательно известить меня, если кто-либо из вас откажется, так как мне придётся искать вам достойную замену. Если же вы согласитесь, то жду вас здесь к полудню ровно через неделю, — он выдержал некоторую паузу, после чего резко изменил тему разговора:
— А сейчас прошу вас идти спать. Сегодня вы переночуете у меня, а завтра сможете разъехаться по домам.
С округлёнными глазами под впечатлением всей той информации, что свалилась на наши головы за этот вечер, все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам.
Новые впечатления долго не давали покоя и мне, когда, забравшись под тёплое одеяло, я пытался заснуть, ворочаясь с одного бока на другой. Но вскоре усталость и сон, наконец, начали одолевать меня и, мысленно поставив свой биологический будильник на семь часов, я отключился.