Стихийница (СИ)

Глава 8

Месяц спустя. Асмас

— Не отвлекаю? — не без сомнений уточнил Третий, заглядывая в кабинет к брату. Сомнения были обоснованы. Провалов Харт не любил. Ни своих, ни чужих. А тут… можно сказать, провал семейный. И в каком состоянии брат — непонятно.

— Заходи, — донеслось от окна.

Четвертый стоял, глядя на двор академии. Он прибыл сюда сразу из Фаттары, лишь на полдня заглянув во дворец и проведя утро с семьей. Харту уже намекали, что госпожа ассара, безусловно, прекрасно замещает мужа, но тэорат чувствует себя осиротевшим без правителя.

— Как ты? — мягко спросил Харт, подходя к брату и становясь рядом.

Во дворе академии было оживленно. Курсантов все еще было большинство, но платья студенток женского факультета уверенно теснили строгую форму курсантов. А вот малышей практически не было заметно. Академия менялась, взрослела, набирая теперь лишь один небольшой класс для малышей. Остальные предпочитали учиться в школах ближе к дому.

Харт невольно поискал глазами макушку племянника, но где там его разглядеть в такой толпе. Да и вряд ли он здесь. Либо в стойлах у вальшгасов, либо где-то еще на работах. И это принц! Третий всегда был за трудотерапию, но сейчас она несколько затянулась. Да и разговоры пресечь не удалось… Никогда еще подданные не имели столь прекрасную возможность излить ехидство на головы королевской семьи.

Чего там только не было…

Злорадного: «Вот вам, граждане, и образцовая семья. Дочь непонятно где, сын против стихии пошел. А как высоко-то были…».

Обеспокоенного: «А ну как пламя из-за малолетнего идиота нам всем мстить начнет?»

Ну и глубокомысленного: «Вот и бери себе после этого жену из чужого мира…».

Не хотелось Третьему взваливать эти проблемы на голову брата, но сын-то его! Да и все равно доложат. Так что лучше он сам… по-родственному.

— Как я? — не отрывая взгляд от окна, зло переспросил Фильярг. — Месяц не мог даже так сделать!

Он поднял ладонь и меж пальцев заскользил желтый огонек.

— Не говоря уже о таком!

Сгусток пламени сорвался с ладони, метнулся через комнату и с сизым дымком впитался в черное полотно доски-зарядника.

Хорошая вещь оказалась, кстати, эта доска. Харт сам такую у себя в кабинете повесил. А что? Работа нервная. Порой кому-нибудь так вломить хочется, аж дым из ушей идет. А тут запустил парочку шаров. И полегчало, и заряд, распределившись, впитался в кристаллы, вставленные в гнезда внутри доски. Развлечение и одновременно польза. Народ, опять же, оценил. В общественных местах вешать стали. Чтобы, значит, не на других срываться.

— Хотя, знаешь, я готов и год потерпеть, был бы результат! — устало выдохнул Фильярг, и в зарядник полетел еще один ало-желтый сгусток.

Харт понимающе кивнул. Фаттарцы… Пообщавшись с ними, Харт начал считать шакринарцев милейшими людьми. Удивительно, как брат выдержал в их обществе целый месяц и никого не убил. Похоже, талант дипломата в семье не только у Пятого…

Однако все усилия оказались напрасны. Сказалось все: пара дней ожидания допуска, чужой мир, отсутствие помощи со стороны местных. Пока разбирались, пока необходимые разрешения получили… А в поиске важен каждый час.

Харта радовало одно: Фаттара считалась цивилизованным миром. Рабство давно пройденный этап. Один мир, одна страна. Войн тоже нет. Из преступности ведьмы с их темными делами — вечная головная боль, ну и остальное как у всех: деньги, власть, запретные вещества, расширяющие сознание, азартные игры, дома удовольствий. Оля должна там выжить. Не дурочка.

— Мы подали прошение на продолжение поисков, — сказал Третий. Фильярг недоверчиво хмыкнул. Харт и сам не верил, что его одобрят, но попробовать стоило. — Шестой завтра возвращается.

— Он все еще злится на меня за то, что я запретил ему искать сестру? — с мрачным напряжением поинтересовался Четвертый.

Харт вздохнул. Альгар не злился, он был в бешенстве. Пытался прорваться своими силами в Фаттару при поддержке Майры и команды. Еще и Второй туда влез, огня ему в одно место. Бойцов своих отбитых дал — тем все равно где и кому морды бить, главное — с огоньком и весело.

В итоге до Третьего очень вежливо и корректно довели, что фаттарский стационарный портал в Шакри-нару удалось отстоять, хотя пришлось подтянуть для обороны парочку отрядов боевых магов. Еще и менталистов — с десяток. Ну и коллег по ту сторону портала предупредить, что если не удержат, чтоб некромантов пригласили — с Майрой договориться. Желательно мирно. Дети все же…

Харт в тот момент искренне жалел об одном — дети слишком выросли, не выпороть уже. Да и подданные не поймут, если будущего короля по голой заднице…

В отличие от императора Пятый был не столь вежлив. Харт впервые слышал — сообщение младший отправил кристаллом — чтобы Арвэл так ругался. Явно у водников набрался. Какие-то выражения аж захотелось записать и блеснуть потом на разносе подчиненных. А то расслабились окончательно. Пьяные архимаги детей воруют. Так-то понятно, что не по его ведомству, да и этим престарелым уродам никто не указ, но все равно обидно.

— Шестой не маленький уже. Понимает, что фаттарцам доверия нет. Кто знает, как они решат его использовать, пусть мы для них и пятнышко на карте. Но поговорить вам стоит.

Четвертый согласно вздохнул.

За этот месяц он осунулся, постарел. На заострившихся чертах лица лежал отпечаток горя.

— Как жена? — спросил Харт, понимая, что сам он… за собственного ребенка… переживал бы не меньше.

— Держится. Она у меня сильная.

Сильная, — мысленно согласился Третий. На ассаре вообще много чего держится. И одному Девятиликому известно, какой ценой дается ей эта выдержка.

Они помолчали. Каждый думая о своем.

— Тут такое дело, брат, — не стал тянуть с разговором Харт, — твой старший…

— Ах ты ж, зараза!

Вальшгас подкрался незаметно и, уловив момент, с силой ткнул мордой в спину. Иль как раз тянулся за ведром и равновесие удержать не сумел.

На грохот выглянул Ирлан, глянул на валяющегося носом в пол командира, на торжествующую морду твари над ним и с тоской подумал, что сейчас бы огоньком по наглым глазам… Особого вреда не будет — чешуя у вальшгасов прочная, но напугается изрядно.

— У-у-у! Тварь! — погрозил Ирлан черенком лопаты. Вальшгас демонстративно хлестанул себя длинным хвостом по бокам. Развернулся и неторопливо двинулся по загону, косолапо переставляя лапы и цокая когтями по дощатому полу.

Вот! Даже вальшгасы их не уважают! Ирлан посмотрел на поднимающегося командира несчастным взглядом. Тот отвел глаза. Упрямо поджал губы.

Они уже месяц работали чернорабочими. И ладно бы только работали. Так всякий норовил их предателями объявить. Каких только оскорблений им не довелось услышать. Еще и гадили в открытую. Опрокидывали собранный мусор. Морозили воду в ведрах, чтоб нельзя было пол помыть. Подвешивали метлы в воздух — не достать.

Те, кто поначалу им сочувствовал, после поддержали лишь на словах. От огня, кроме них, четверых, больше никто не отказался — слишком велико оказалось давление семей и наставников академии.

Трусы!

Про собственную семью Ирлан даже вспоминать не хотел. Мать закатила дикий — чуть дом не сожгла — скандал. Отец же сказал так: «Четвертка — это свято. Командир — твой путь. Но и голову не забывай. Ею думать полезно, а не просто жевать».

Ирлан думал, а еще надеялся, что Оля вот-вот вернется и все станет по-прежнему. Сдаваться и выглядеть трусами, не сдержавшими слова, было еще хуже, чем убирать туалеты.

Воздух внезапно резко потеплел. По полу побежали огоньки пламени, солома с готовностью вспыхнула. Ирлан похолодел от ужаса, а в следующий миг провалился прямо в разверзшийся под ногами огненный круг.

Камень ударил по пяткам. Он не удержался, упал на колени, вздыхая перегретый воздух источника. Перед глазами замельтешили алые пятна.

— И долго мое терпение испытывать вздумал, сынок⁈

Эхо отразилось от скал, пошло гулять по пещере, и Ирлану казалось, что со всех сторон его окружает свирепый голос короля: «Сынок? Сынок? Сыно…».

— Пока сестру не вернешь!

Ирлан тихо застонал, готовясь к тому, что сейчас их тушки превратятся в две горсточки пепла. Кто же спорит со стихией⁈

— Смелый, да?

И воздух нагрелся до такой степени, что в нем заплясали язычки пламени.

В нос ударила вонь от затлевшей одежды. Ирлан зашипел от боли — кожу нестерпимо запекло.

Командиру приходилось хуже — прямо над ним нависла огненная фигура его величества. И там закручивались торнадо — верные признаки высочайшего гнева стихии.

Ирлан даже глаза прикрыл, чтобы не видеть, как вспыхивает фигура друга.

— Готов стоять до конца?

До пепла, если быть точнее.

— Уважаю…

Что? Ирлану показалось — он ослышался.

Вздохнул — легкие уже раздирало от нехватки воздуха.

Торнадо опали, впитавшись в камень. И дышать стало легче. Фигура короля уменьшилась, перестав нависать и пугать своей яростью.

— Не ты один ее любишь, — проворчал огонь. Прошелся по пещере.

Ирлан следил, не отрываясь, понимая, что такого уровня общения со стихией ему никогда не достичь. Это Шестого, сказывали, огонь лично учит. Еще ассару он жаловал. Остальных было слишком много для его воспитания…

— Но возвращаться ей сейчас нельзя.

Иль провел рукой по голове — на камень полетели обожженные пряди. Упрямо тряхнул тем, что осталось.

— Тогда отправь меня к ней!

— Вот же дурак! — снова полыхнул воздух. — Пойми, вы разные! Ты мой сын. Истинный огонь. Она… — его величество запнулся, подбирая слова, — другая.

Иль расправил плечи, сложил руки на груди.

Ирлан, даже смотря на спину друга, мог подтвердить: «Не понял». Как сестра может быть другой?

— Да и зачем я тебя к ней отправлю, слабака такого? Ты же не умеешь ничего толком!

Иль отвечать не стал. Он словно взорвался — во все стороны понеслось стеной пламя. Ирлан еле успел нырнуть за камень и выставить щит. Воздух в который раз превратился в пекло, и Ирлан старательно задышал ртом, выискивая не сгоревшие крупинки кислорода.

— Я ничего не умею⁈ — послышалось яростное сквозь гул. И следом за стеной встали торнадо. Мелкие, проворные. Они попытались окружить короля, взять в плен.

Вот же… Упрямец!

Командира было одновременно и жаль, и хотелось ему накостылять по шее. Обоих же уморит. Мало ему было спорить со стихией, так он еще и драку затеял.

— Ох, хорошо! Ох, прогрел косточки!

Но Ирлан ошибся. Придурков здесь было два. Оба на голову стукнутые. Один, который с короной, подставлял спину под огненные торнадо. Еще и потягивался от удовольствия. Второй — командир — решил исчерпать себя до дна. Ирлан и не подозревал, что можно вот так пропускать через себя столько пламени и не терять контроль.

— Потенциал хороший, но отработка слабая. Однако я обещаю. Слышишь? Слово даю. Когда будешь готов, тебя к ней отправлю.

И пламя застыло. Просто замерло, словно скованное льдом. А с ним, казалось, замерло и время.

— Слово? — голос командира звучал тоже словно из-подо льда.

— Клянусь! — очень серьезно подтвердил огонь.

— Хорошо, — выдохнул Иль, а с ним выдохнуло и пространство, отмирая. По пещере словно вихрь пронесся, впитывая в себя огонь. Воздух похолодел. Жар из него ушел.

Иль постоял еще пару мгновений, потом покачнулся и рухнул на камни.

— Слабый еще, — глубокомысленно заключил огонь, стоя над парнем. Поднял голову, нашел взглядом спрятавшегося за камнем Ирлана. И тот ощутил, как запылали от стыда уши. Он тут… прячется… вместо того, чтобы плечом к плечу…

— Давай, тащи его к целителям… А то шкурку я ему попортил. А кто меня еще так развлекать будет? — и огонь, довольно хохотнув, шагнул в лавовый поток.

Браслет на руке Харта ожил вместе с браслетом брата.

— Какой к жыргхве пожар? — недовольно вопросил Четвертый. — Куда безмолвные смотрят и наставники?

— Это загоны вальшгасов, — помертвев, проговорил Харт.

Фильярг непонимающе посмотрел на него.

— Твой сын скорее всего там…

Они вдвоем сорвались с места. Пока добежали, причем Харт безнадежно отстал и успел раз десять проклясть свою лень с сидением по кабинетам, вокруг уже собралась приличная толпа. Горело знатно. Рядом на склонах обиженно ревели вальшгасы. Группа из старшекурсников вместе с парой наставников тщетно пыталась справиться с огнем. Но куда там! Тот словно набирал силу, издевательски взметая в воздух снопы искр.

— Бесполезно. Стихия явно постаралась. Теперь пока не догорит — не успокоится, — зло проговорил один из курсантов.

Харт ощутил, как ему не хватает воздуха, а легкие забиваются дымом. Он еле успел ухватить шагнувшего было в огонь Фильярга. Оглянулся, мучительно ища помощь — Четвертый пер вперед, прямо в бушующее пламя, и оно прогибалось, отступая перед щитом высочества.

— Нет там никого! — первым среагировал ректор. Повис на другом плече. — Мы проверили. Я! Лично! Убедился — живых нет.

— Где? — жутким голосом осведомился Фильярг.

— Где? — крикнул, перекрывая рев пламени, ректор.

— Где они? — понеслось над толпой, и через мучительные несколько минут к ним вытолкнули двоих. Рабочие комбинезоны, грязные в земле руки, зелень на штанах и лица, перемазанные соком какого-то растения, намекали, что курсанты сюда прямо из теплиц примчались. Оба тяжело дышали — бегом неслись, услышав про пожар.

— Где еще двое? — грозно вопросил ректор, умоляюще глядя на Лексара и Ахбада. Те испуганно посмотрели на огонь. Ответа и не требовалось.

— Пусти меня, — рыкнул Фильярг. Его лицо исказилось гримасой безумия. Он повел плечами, стряхивая с себя ректора и Харта, но тут навалились безмолвные, повалили на землю, пытаясь скрутить рвущегося в огонь принца.

Курсанты почтительно отступили, с восторгом наблюдая, как их кумир поднялся, расшвыряв сразу десяток бойцов.

— С ума сошел! — крикнул Харт, чувствуя, как трещит по швам собственная выдержка, как рука тянется к служебному артефакту: вырубить брата, а потом уже разбираться. — Ни один щит такой огонь не выдержит! Полыхнешь! И что останется? Пепел? А что я твоей жене скажу!

Фильярг, рыча, возился на земле. Магию, пока рядом буйствовала стихия, никто применять не решался. Безмолвные уже не церемонились — перешли в партер и крутили по-настоящему, без оглядки на то, что перед ними начальство.

Но и Четвертый, обезумев, не стеснялся бить в полную силу. Курсанты, затаив дыхание, пытались не пропустить ни момента из эпического сражения. Задние ряды напирали, страдая, что им достаются лишь выпадавшие из драки безмолвные, которых «Экстренная переноска раненных без использования носилок» шустро доставляли в лазарет.

— Жи-и-ивы! — истошный вопль не перекрыл шума огня, драки и увещеваний Третьего, но был подхвачен задними рядами.

— Жи-и-ивы! — понеслось над толпой.

И драка замерла. Застыли в разных позах бойцы. Его высочество, очнувшись от горячки боя, отпустил нацеленную на него ногу, которую успел выкрутить в болевой. Висевший на его плечах безмолвный разорвал удушающий захват, спрыгнул на землю. Вежливо отряхнул прилипшую к спине принца солому. Бойца с поврежденной ногой бережно подняли, и тот мученически сдержал стон боли.

— Живы, — выдохнул, пробившись через толпу, дежурный паренек с десятого курса. И доложил, глотая от сбитого дыхания слова: — В источнике были. Обгорели чуток, а так целы. Сейчас в лазарет доставляем.

Харт выдохнул, ощущая, как с плеч свалилось что-то очень тяжелое. Впереди догорал — один каркас остался — загон. Повезло, на время чистки животных вывели на прогулку, и теперь они обиженно ревели где-то на холмах.

С утоптанной площадки перед бывшими загонами уползали в сторону лазарета безмолвные. Разной степени побитости, перемазанные в солому и навоз, но очень гордые — когда еще удастся вот так помахаться с легендой?

Восхищенно гудели курсанты, обсуждая «Как он их, а?», не желая расходиться.

Мрачно смотрел на огонь Фильярг, пытаясь стряхнуть с себя накативший дурман безумия.

— Вот и отлично, — нарочито радостно улыбнулся Харт, думая о том, что подготовку безмолвных надо бы улучшить. Так-то молодцы, конечно. Для курсантов старших курсов неплохой результат, но осадочек-то остался… И хорошо бы поинтересоваться у младшего, где он тренируется. Харту и самому не помешало бы поднять уровень, а то сегодня не бег был, а позор короны.

— Не грызи себя, — Третий обнял брата за плечи, оттянул от огня. Курсанты поспешно отступили, давая им место. — Семья для нас все. Шестой вон за Майру как переживал, когда вы с упырями бились. Никого не слышал. Так что потеря контроля — это нормально. Я бы за своих… тоже в огонь отправился.

Фильярг обхватил голову руками, сжал. Закачался.

— Я не мог его потерять, — проговорил он глухо. Ректор понятливо погнал курсантов от пожара. Нечего им видеть кумира в таком состоянии. — Что бы я сказал Оле? Начинаю думать, что фаттарцы не так уж неправы, утверждая, что стихии приносят больше вреда, чем пользы. Вот зачем он пожар устроил? Зачем потащил сына к себе? Что хотел сделать? Наказать? Так нас всех наказывать надо за то, что не уберегли Олю. И чего он хочет от Ильи добиться? Силой надавить? Принудить повиноваться?

Харт слушал молча, только щит поставил, чтобы этот в высшей степени неудобный разговор остался без свидетелей. Слушал, думая о том, что чужие идеи — яд для души. Опасно это — заражаться другой культурой. Ведь как бывает? Снаружи все красиво и красочно, а развернешь обертку… Нет, традиции должны быть свои, родные. Впитанные с молоком матери. Проверенные временем. А чужое… Вон ассара сколько всего могла в их жизнь привнести, какой прогресс устроить. И ведь чего проще — копируй, как у других. Но не стали. Создали свое. Асмасское. Ни на что не похожее.

Фильярга Харт понимал, но не одобрял. Ясно же, что на эмоциях. Злится на стихию. Недоумевает. А тут нельзя сгоряча. Стихия — это не просто капризы и дурной характер. Это соединение сотен тысяч слепков эмоций, памяти. Это частички их предков, объединенные в одно. И доступно огню гораздо больше, чем любому из смертных. Да, стихия не совершенна и может ошибаться, но видит она глубже любого из своих детей. Они связаны. Она живет ради них, они — благодаря ей.

— Давай, до целителей прогуляемся, — предложил Харт, — спросим у Ильи, что там произошло.

В целительской было шумно и многолюдно. Носились счастливые — столько практики привалило — курсанты. Бережно передвигались пострадавшие. Толпились у входа самые любопытные в надежде поймать новые подробности.

— Две сломанные ключицы, пять вывихов, три перелома, два сотрясения, и это вы мне говорите — случайность⁈ — надрывающийся голос Тарьяр — главного целителя академии — разносился далеко по коридорам. — Нет, нет и нет! Я этого так не оставлю. Пусть вы и ректор, но случай вопиющий! Столько пострадавших старшекурсников!

Харт поморщился — еще один правдоискатель на его голову.

— Где курсант Иль? — поймал Третий целителя, тот отмахнулся было, сосредоточившись на чем-то ядовито-зеленом в руках, потом все же осознал, кто перед ним. Побледнел. И добровольно вызвался проводить.

Харт отправил с ним Фильярга, сам же двинулся к источнику нарастающего скандала.

Стоя на пороге кабинета главного целителя, ректор держал оборону. Рядом бледный от злости лорд Тарьяр пытался прорваться к рабочему месту, намереваясь сейчас же отправить кучу жалоб во все инстанции.

— Не помешаю?

— А вот и вы! — обрадовались ему оба.

— Господа, готов сэкономить время и принять жалобу сразу здесь в устном виде, — смиренно склонил голову Харт.

— Сын! — вымолвил еле слышно Фильярг, но Иль услышал. Вывернулся из рук целителя и как был — в одних трусах и перемазанный заживляющей мазью, рванул к отцу. Прижался, шумно сопя.

— Когда вернулся? Все хорошо? Ты уже знаешь, да? — спросил он испуганно.

— Прости, — Фильярг с горечью взлохматил жесткие волосы сына. Внутри все рвалось от боли: подвел, не справился. — Я не смог ее найти. А про пожар… Ты меня так напугал. Я думал, что потерял вас обоих.

— Нет, папа, — сын отстранился, посмотрел по-взрослому, — ты никого не потерял, и я больше не буду глупить. Огонь прав, отказ от стихии — путь слабых. А если я буду слабым, как смогу защитить сестру? Я буду учиться, отец. Много учиться. И когда стану достаточно сильным, он перенесет меня к ней. Слово дал. А слово он всегда держит.

Фильярг слушал, чувствуя, как ломается что-то в душе, как становится легче дышать, а мир перестает быть уныло-серым.

Огонь дал слово? Он соединит брата с сестрой?

Это должно быть правдой, ведь стихия всегда держит свое слово.

— Спасибо, сын, — Фильярг снова прижал к себе Иля. Стоящий рядом целитель страдальчески наблюдал, как один пациент смазывает с себя целебную, пусть и жутко вонючую мазь, а второй — к крошкам навоза и соломе — добавляет еще один аромат.

— Ваше высочество, — терпение у парня кончилось, — дайте нам завершить процедуру. И сами раздевайтесь. Из того, что я слышал краем уха, на вас живого места быть не должно. Так что не выпущу из палаты, пока не проверю ваше состояние.

Иль, удивленно распахнув глаза, уточнил:

— Папа, ты подрался?

Фаттара

Жизнь в школе завертелась, закружилась, насыщая каждый день множеством событий. На кухне стали выделять отдельную порцию для ушастого питомца, выдавая Оле вместе с кашей горстку капусты, моркови, зерна или кукурузы. Днем Снежок проводил время на прогулке, возвращаясь вечером. Сопровождавший его ташир неизменно задерживался в комнате, подставляя Оле массивную башку под ласку. Парням уже надоело подтрунивать над «привороженным», и они смирились с тем, что у новенькой есть друг среди стражей. Кто-то предлагал это использовать, но его не поддержали, мол, это полчаса в день страж добрый, а попадешься ночью — продырявит клыками только так, еще и начальству сдаст.

Оля потихоньку осваивалась. Благодаря занятиям с парнями она уже бодро читала и писала по фаттарски, подтянула точные науки, выучила основные моменты истории. Класс ее так и не принял. Мальчишки относились настороженно, но лезть — не лезли. Не помогали, однако и не мешали.

С соседками у Оли тоже не сложились теплые отношения — сказывалась разница в возрасте. Лишь целительница Луна не гоняла ее из своей комнаты, позволяя помогать с приготовлением лекарственных настоек.

Проблески прошлого стали редки, заменяясь настоящим, и Оле казалось, что это было так давно: отец, мать, дядя Кайлес. Лишь брат продолжал приходить во сне, но его голос она больше не слышала. Осталось ощущение присутствия: тепло, любовь, тоска, поддержка.

Стихии притихли, и она научилась жить без них. Смогла управлять чистой силой. Порой огонь неожиданно просыпался посреди занятий, и тогда мастер Хе ее наказывал уборкой, но чаще вызывал на спарринг, после которого отправлял в лазарет.

— Смотри какая, — шептались мальчишки за спиной. — Мастер Хе до крови избил, а она даже слезинки не проронила. Из стали что ли сделана?

Ее перестали сторониться и не возражали, когда ставили к ней в пару на занятиях. Играть вместе не звали, но хотя бы не игнорировали больше, став уважать за силу и стойкость.

Оля не навязывалась. Ей хватало вечерних посиделок со старшими, Луны с ее смешными рассказами о пациентах, но самым любимым было время, когда приходили ташир со Снежком. Кролик заваливал впечатлениями о прогулке, она сама рассказывала стражу, как прошел день. И зверь слушал. Задирал верхнюю губу, когда она рассказывала что-то смешное. Неодобрительно фыркал на ее обидчиков. И Оля искренне считала его своим лучшим другом, после Снежка, конечно. Не просила ни о чем. Просто выговаривалась молчаливому слушателю.

А по школе начали расползаться слухи о заговоренности новенькой. Мол, не стихийница — ведьма. А может, и то, и другое. Потому как, кто ее обидит — сам страдает. Причем по-глупому. То на лестнице оступится. То форму потеряет. Или получит ее порванной. То ингредиенты на опытах перепутает.

Наверное, дело было в том, что новенькая — девчонка. Еще и единственная среди малышни. Вдобавок стихийница. С питомцем. Ну и корона эта на часах… Или в том, что новенькая задирала нос. Слишком.

Она действительно выделялась среди остальных: манерой разговора, чуждостью мышления, осанкой и тем налетом аристократизма, который можно впитали лишь с детства. Она не могла ни привлечь внимания тех, кто фактически вырос на улице.

Ее пытались уличить в заговорах. Специальные опознаватели на ведьм притащили. Кто-то амулеты предложил изготовить.

— Погода испортилась, — Ветер кивнул на ливший за окном дождь, — вот дурью и маются. А ты интересная. Не похожа на других. Держишься независимо, ни за кем не бегаешь, ни перед кем не унижаешься, вот и цепляются к тебе. Страшилки выдумывают, чтоб интереснее было. Подожди, сейчас охоту еще на тебя развернут.

Оля поежилась. Быть дичью не хотелось, да и времени едва хватало, чтобы учиться. Какая еще там охота⁈

— И что делать? — спросила она со злым разочарованием.

Дверь в комнату ей несколько раз уже опечатывали паутинником. Девочка сама пыталась его снять, но не хватало ни сил, ни опыта. Один раз Луна помогла — мимо проходила, второй раз стража дождалась. Тот зубами прогрыз проход — в него девочка и пролезла, а вот пришедшие следом парни застряли. Ругались страшно, пока клейкие и прочные нити морозили, а после обламывали. На третий раз она не выдержала, вызвала огонь и спалила все к пеплу. Потом долго оттирала закопченную дверь под сочувственное сопение стража. Еще и наказание получила от наставника Хе, который засек применение стихии.

— Что делать? — переспросил Ветер. — Я же говорил — не высовывайся! Думаешь, кого-то испугает возможность быть проклятым? Только злее будут. На прочность проверять станут. На силу. А все потому, что нет за тобой семьи, поддержки. Мы все здесь одиночки, но кто поумнее, объединяются.

— Я не буду подчиняться, — процедила девочка. На нее посмотрели с сочувствием.

— Тогда имеешь право жаловаться. Официально в школе запрещено применение магии вне занятий, но… — и парень скривил лицо.

Оля уже успела понять, что наставники не спешили вмешиваться, если видели толк в развлечениях подопечных. Да и жалобщиков не любили в школе еще больше, чем ведьм.

— А ты можешь со мной позаниматься? — попросила девочка. — Научи паутинник снять. Спотыкач заметить. Оглохлю отвести.

Ветер долго не отвечал, смотря в окно, как непогода гнет деревья, а дождь заставляет плакать стекло.

— Допустим, — протянул парень. — Но даже научившись, ты все равно не вытянешь в одиночку.

Оля упрямо поджала губы. Парни ее в компанию не примут, а девчонки… Видела она их группки. Одна «королева» вертит другими, распоряжается на манер слуг.

А кто-то хвастался, что у них нет больше королей — вывели. Королей, может, и вывели, а вот жажда власти осталась.

— Я попробую, — вскинулась она непокорно.

Ветер тяжело вздохнул, но кивнул, соглашаясь.

— Ты где была? — с подозрением спросил Туман, когда они столкнулись в коридоре у ее двери — в школе как раз объявили отбой.

— Случилось чего? — недовольно прищурился парень.

— Заперли, небось, где-то, вот и сидела до отбоя, — язвительно хмыкнул Балабол. — Смотри, какая взъерошенная. Еще и подралась. Слышь, мелочь, ты бы поаккуратнее там. Хотя… нам же лучше. Комната освободится.

— Захлопни пасть, Балабол, — одернул его Огонек. Завел девочку в комнату, принялся осматривать.

— Все нормально, — отбивалась Оля, — и никто меня не запер. Потому что запереть не получается. Замки у вас слабые. Не держат. А сегодня я тренировалась. Дополнительно. Вот и задержалась.

— Ну-ну, замки у нас слабые, — хмыкнул Туман, переглянувшись с парнями. Отобрал девчонку из рук Огонька. Поставил перед собой, зажал в коленях: — А теперь быстро и без вранья: с кем и зачем.

Оля засопела. Выдавать Ветра не хотелось. Если узнают — смеяться начнут, что девчонку учит.

— Затем, что достали меня, — выдала зло, — сами же в паутинник на двери вляпались. А я не хочу так больше… Хочу научиться, как снимать, отражать и замечать заранее.

Кто-то из парней присвистнул.

— Мелкая, — взгляд у Тумана тоже стал злым, — мы тебя прикрывать пытаемся, если не поняла. Не только мы, конечно. Кто-то еще. Не понял только, кто именно. И то, что тебе достается — это ерунда, с которой ты и сама справишься. Хотя мне удивительно, как одна девчонка может привлекать столько неприятностей. У нас с тобой лишь Огонек может сравниться. Помнится, я сам ему морду раз пять бил — нарываться он, конечно, любит.

Огонек довольно осклабился, горделиво расправил плечи.

— А насчет твоего желания. Это не просто заклинания. Это мудрость, которая осваивается к старшим классам. К тому времени как раз резерв прокачивается настолько, что хватает на заклинания среднего и высшего порядка. Но всем этим штукам тебя наставники не научат и ни в одном учебнике ты про них не прочитаешь. Сама должна: смотреть, наблюдать, учиться. А пока — не высовывайся. Чем больше дергаешься, тем интереснее тебя гонять, да в паутинник вляпывать. И поверь, одного желания тут недостаточно. Резерв по возрасту еще маловат.

Оля хотела было возразить, но сдержалась. Ветер и сам не поверил, когда она повторила за ним заклинание паутинника. С легкостью. Не напрягаясь. Словно кто сил придал. Они потому и увлеклись, что парень начал подкидывать ей заклинания разного уровня, а она повторять. Пусть сейчас ноги дрожали, внутри ныла пустота, а тело трясло от перегрузки, зато сердце пело от гордости.

Получается, Туман в нее не верил, а Ветер поверил.

— Поняла, — пробормотала девочка, отворачиваясь.

— Тогда отдыхай, — скомандовал парень. — У тебя истощение. Если завтра совсем плохо будет — подойди к Луне, у нее стимулятор есть. И не пытайся обойти ограничители — в лазарет только загремишь.