Глава 9
Петербург. Зимний дворец.
24 марта 1796 года (Интерлюдия)
Канцлер Российской империи сидел в приёмной императора и делал всё, чтобы только выглядеть невозмутимым. Это было сложно, и потребовался весь опыт прожжённого интригана и дипломата, чтобы присутствующие не видели недоумения, которое захватывало всё нутро Александра Андреевича Безбородко.
А за реакцией канцлера наблюдали многие люди, ожидающие своей очереди в приёмной государя. Тут был и вице-канцлер князь Александр Борисович Куракин, прибыл и Алексей Андреевич Аракчеев с докладом, рядом с ним обосновался…
Безбородко посмотрел на этого деятеля и всё же, лишь уголками губ и некоторой частью своих проступающих морщин, скривился. Поповский сын? Он-то что тут делает? Странная, очень странная персона, появившееся из ниоткуда и всё никак не желающая уходить в никуда. Ну, да ладно, об этом канцлер ещё подумает на досуге, сейчас важнее иное, то, что происходит в кабинете императора Павла Петровича.
Было не разобрать, что именно кричит государь, слишком массивные двери сдерживали звук из императорского кабинета. Возможно различить лишь то, что император перешёл на повышенные тона в разговоре с английским послом.
Сэр Чарльз Уитворд заходил в кабинет к Павлу Петровичу с таким напыщенным видом, словно делал одолжение русскому монарху. И он, это уже очевидно, прогадал. А ведь Безбородко предупреждал английского посла, советовал тому модели поведения с русским императором. Но нет, Уитворд, видите ли, представляет великое государство и не пристало ему перед каким-либо монархом лебезить.
Вся работа пошла насмарку. Безбородко готовил государя к тому, что России нужно более тесно сотрудничать с Великобританией, причём дело касалось не только торговли, но прежде всего внешней политики. Англии нужны были русские штыки на границах с Францией, пока эти границы не слишком отодвинулись от самой республики в сторону интересов Великобритании.
Канцлер, впрочем, не понимал, отчего Уитворд так разнервничался, что Россия не принимает деятельного участия в борьбе с республикой. У французов нет шансов на поле боя. Австрийцы обязательно разгромят республиканцев. Сейчас основное внимание смещается на север итальянских земель, а там австрийцы имеют почти двойное преимущество.
Кроме того, в беседе с канцлером австрийский посол и представитель интересов Габсбургов в Российской империи граф Людвиг фон Кобенцль утверждал, что французы не имеют армии в Италии. Там лишь сброд без какого-либо обеспечения. Стоило верить таким словам австрийского посла, слишком он уверенно говорил. И всё это на фоне чуть ли не голода в самой Франции и недавнего разгрома, даже с участием артиллерии, восставшей части парижан. Откуда у такой Франции будут ресурсы на большую войну?
И почему тогда Англия хочет деятельного участия России в делах Европы? Австрийцы же, напротив, не спешат призывать русских к решительным действиям, здраво опасаясь иметь русские императорские войска в Центральной Европе или в Италии. Безбородко знал ответ на этот вопрос. Англия не хочет, чтобы Россия большими силами входила на Кавказ и начинала войну с Ираном. По мнению островитян, пусть русские соперничают с Австрией за право считаться победителями французской республики, а не громят Иран, который находится рядом с важнейшей английской колонией — Индией.
Ну, и напрашивалась ещё одна причина, почему англичане хотят втянуть Россию в борьбу с республикой. Англия не может допустить в Европе одного победителя Франции, кем бы он ни был, если только не сам Туманный Альбион. Но английские войска в массе сражаться не станут, нету этой массы у Англии. А вот денежные массы присутствуют. Это же отлично, когда есть деньги, и воюют именно они. Это даже по итогу выходит сильно дешевле.
Скоро дверь открылась, и статс-секретарь государя Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий выпроводил англичанина и призвал канцлера. Уитворд выходил с гордо поднятой головой и улыбался. Складывалось ощущение, что он добился всего, чего желал. Англичанин умел держать лицо, а ещё затаивать обиды, мстить, мстить…
Канцлер даже не посмотрел в сторону английского посла. Чарльз Уитворд, если будет необходимость, может и сам приехать в особняк Безбородко, своего главного союзника в России. Вот там и можно обсуждать все проблемы и думать, как лучше.
— Вы представляете, Александр Андреевич, он мне угрожать вздумал! — Павел Петрович был всё ещё возбуждён после встречи с английским послом.
— Ваше Императорское Величество, — Безбородко обозначил поклон. — Могу я спросить, в чём суть вашего беспокойства?
— Скорее возмущения. Англичанин упрекает меня… Россию, что мы не участвует деятельно в разгроме республиканцев. А то, что наша армия не готова будь к какому конфликту, англичан не волнует. Подай ему подтверждение, что Россия всё ещё в союзнических отношениях, — государь продолжал фонтанировать эмоциями.
— Ваше Величество, но мы в соглашении, желаете, я, как канцлер, всё объясню англичанам, ну, и австрийцам? — Безбородко внутри себя содрогнулся.
Он продолжатель идей Никиты Ивановича Панина, создателя «Северного Альянса», когда Англия — важнейший союзник. Александр Андреевич Безбородко не мог себе представить, что может произойти, если Павел Петрович решил разорвать отношения с Великобританией. Речь же не только о том, что Россия, и сейчас живущая в глубоком финансовом кризисе, потеряет главного торгового партнёра. Россия растеряет всех возможных союзников.
Идти на примирение с республиканцами невозможно, в таком случае и вовсе утрачивается идея сакрального и единственно возможного самодержавия. Так не долго взрастить якобинцев и в России. С Пруссией можно идти на союз, да он и не разрывался. Однако, сейчас это государство несколько потеряло свою честь, когда пруссаки подписали Базельские сепаратные соглашения, что не стоит с Пруссией говорить, как с равной. Австрия откажется от такой России, что не помогает ей, как только потерпит первое поражение. Ну, а если австрияки и пройдут в Париж парадным маршем, то им вообще не нужна Россия.
К чему всё это приведёт? Как минимум, будет новая война с Османской империей. Россия уже сколько её била, не так страшно, но теперь османы могут сражаться европейским оружием, а пушки на русских солдат станут наводить иностранные советники.
— Вы, канцлер, и вам объясняться. Но можете пообещать новый торговый договор, ещё более выгодный, чем с… предыдущем правителем, — после некоторой паузы Павел Петрович решил не советоваться, а сообщить свою волю. — Какие бы глупые и невыгодные договоры Россия не имела нынче, мы не можем все их взять и разорвать или же фраппировать. Это бесчестно, а бесчестие недопустимо для русского императора. Но вот улучшить договоры я согласен. С Англией, чтобы не ссориться. А ещё вот, прочтите!
Император взял бумагу со стола и передал её Безбородко. Канцлеру не нужно было читать всё письмо целиком. Он сохранил за собой возможность перлюстрации писем, и это послание императору для канцлера, конечно, переписали.
— Вы знаете, что это за письмо? — с удивлением спросил Павел Петрович, заметив, что Безбородко почти и не читал бумагу.
— Я бегло читаю, Ваше Величество, — нашёлся Александр Андреевич.
— И? Что же скажет мне мой канцлер? — в тоне государя звучали нотки сарказма.
Павел Петрович был уверен, или почти уверен, что именно он наиболее компетентный человек в политике. Что касается Безбородко, то, да, спасибо и молодец, что повлиял на восхождение Павла на престол, но то, что Александр Андреевич якшается с англичанами, для государя было неприемлемо. Он не хотел ни англофилов возле себя, ни тем более, франкофилов, которые нынче сплошь якобинцы и им сочувствующие.
Безбородко понял, куда именно дует ветер, способный превратиться в ураган, оттого решение пришло быстро. Нужно уговорить Павла на вмешательство в кавказские дела, тем более, что без этого Россия заимеет ворох проблем в том регионе. Если в итоге будет упразднена или слишком ослабнет опора для России в виде христиан на Кавказе, то нужно, как минимум, укреплять линию обороны на Северном Кавказе и не давать возможности усиливаться Османской империи, как и персидскому шаху. Без Кавказа с турками будет сложно, да и персы могут стать серьёзной силой.
Для государств в этом времени ещё играли важную роль в политике вопросы чести и достоинства. Если монарх проглатывает обиды, то государство сильно теряет в статусе. Обида России была нанесена. Ага Мухаммад-хан Коджара разгромил союзника Российской империи и высказал столько нелестных слов в сторону России, что прощать нельзя. А те люди, которые хоть что-то знают о Кавказе, могли бы сказать, что после обиды, если не последует жёсткая реакция, то никто более не станет на сторону северной империи.
Но Англия… Как её интересы соблюсти?
— Ваше Величество, — заговорил после долгой паузы, на грани терпения императора, Безбородко. — Я согласен с вами, и нам нужен новый торговый союз с Англией, что несколько остудит англичан, и разрыва отношений не произойдёт. Тем более, что вся Европа замерла в предвкушении громких побед австрийцев над республиканцами в Италии. Но не отвечать за нанесённые обиды… А ещё это письмо…
— Да, именно, меня тут призывают, как рыцаря на защиту чести дамы. Мне не нравится, что моими чувствами и принципами чести пытаются играть… И вообще, я не желаю воевать. Отчего мой предшественник не отправил войска ранее? Взяли бы город-два, показали бы свою силу, да и домой, строить новую, сильную армию. А нынче… Я что, по-вашему, вынужден расписаться в никчёмности своих слов о неспособности русской армии хорошо воевать? Старые екатерининские генералы положат кучу ресурсов, людей, чтобы доказать мне обратное, — размышлял вслух император.
И раньше Безбородко понимал, что Павел Петрович — образованный человек, имеющий представление во многих областях управления государством и обществом. Сейчас канцлер осознал, что монарх в курсе творящегося рядом с ним, как и за его спиной. Но возникал вопрос: если в курсе, так отчего же начинает вести себя так, словно нарывается на нелюбовь и презрение со стороны общества?
Вот и сейчас стало понятно, почему Суворов сидит в приёмной. Все решения уже приняты, и канцлер тут только для того, чтобы Павел потешил своё самолюбие, ну, или всё же услышал аргументированные возражения. Англичане будут недовольны. Потому Безбородко решил сам сесть за составление нового торгового договора с островитянами или даже посадить рядом с собой посла Уитворда. А ещё английский посол потребует гарантий того, что Россия будет воевать только на Кавказе, что не станет входить в Афганистан и искать сухопутного пути в «Жемчужину Британской Короны» — Индию.
— Суворов? Ваше Величество? Его ставить на кавказские войска повелите? — спросил канцлер.
По мнению канцлера, странный выбор. Безбородко слышал от государя, как тот клеймил Александра Васильевича Суворова за действия в Польше. Много крови за свою карьеру пролил гениальный русский полководец, но неизменно добивался цели и решал все задачи, которые перед ним ставились. Так произошло и в Польше.
Павел Петрович вообще сперва повелел вернуть полякам те их земли, где в большинстве проживали представители именно этого этноса. Монарх уже сделал попытку выглядеть рыцарем, когда предложил Тадеушу Анжи Бонавентуре Костюшко свободу и даже немалые деньги, а взамен попросил слово от лидера восстания в Польше, что тот не станет более бороться против России. А тут назначение Суворова…
— Вижу, что смутил вас, граф. Я не скрывал своего отношения к генералам своего предшественника. Но тут… Иное, — сказал Павел и несколько смутился.
Государь понимал, сейчас понял, что пока он не создаст систему управления под себя, несколько, но мириться с екатерининскими людьми придётся. Ну, а лучше всего посылать таких людей подальше, например, на Кавказ. Суворов стар, пусть и выглядит пока что моложаво. Пусть он добывает славу русскому оружию… Но как же не хочется воевать!
— Мы живём в бесчестное время, граф. Как же я желал того, чтобы собрались монархи всех стран и устроили дуэли, дабы решить все разногласия, — несколько мечтательно сказал Павел Петрович и резко, в своей манере, перешёл на другую тему. — Третьего апреля, на третий день Великой Пасхи, коронация. Всё ли готово? Уже следовало отбыть в Москву.
Даже опытному царедворцу Безбородко было нелегко перестраиваться с одной серьёзной темы разговора на другую. Но коронация, которая не собиралась быть слишком пышной и особо затратной, готова, тут как раз особых сложностей возникнуть не должно.
*……………*………….*
Я сидел в приёмной государя и старался унять волнение. Любая аудиенция у такого самодержца, как Павел Петрович, это лотерея. Особых грешков за мной не было, особенно тех, которые я не прикрыл бы тем же князем Алексеем Куракиным. Самовольства при работе в Сенате хватало, но всё же для пользы дела. Так что нужно быть спокойным и уверенным в себе.
И что важно, завтра, если не сегодня, все заинтересованные лица будут знать, что некий попович вновь, уже во второй раз, был на аудиенции императора. И если первая моя встреча с монархом была скорее вынужденной, то сейчас сам государь меня вызвал.
С такими темпами моего роста Екатерина Андреевна Колыванова уже скоро может стать мужней женой. Церковь разрешает браки и в более раннем возрасте, чем почти шестнадцать. Привираю несколько, так как Кате пятнадцать лет, ну, и четыре месяца. Моё же отношение такое: не хочу учиться, а хочу жениться. И пусть она девочка по меркам будущего, но… короче, но… Я не педофил, тут иное восприятие женщины. Да и совершеннолетие раньше наступает. Всё, закрываем эту тему про юную Екатерину!
Каскад мыслей проносился у меня в голове, пока из кабинета императора не вышел Суворов. Теперь я, как и все оставшиеся, только и гадал, что же хотел государь от уже немолодого русского полководца. Тем более что он яркий представитель екатерининского времени, друг самых ненавистных для Павла людей: Григория Потёмкина и Зубовых.
— Назначение на Кавказскую войну! — шепнул присутствующим в приёмной статс-секретарь Нелединский-Мелецкий.
Набивает себе цену Юрий Александрович, волей царя ставший статс-секретарём. За такие новости люди платить готовы расположением и даже деньгами. Сейчас же очень многое меняется: и расклады рядом с императором, и в целом внутренняя политика, в той её части, что касается светского общества.
Получалось, что одним росчерком пера, надеюсь, мной подаренным, Павел Петрович делает сигнал, что старые элиты могут быть приставлены к делу. Назначение Александра Васильевича только на поверхности выглядит логичным и правильным. Он самый великий полководец? Да! Он не проигрывает крупные компании? Нет, всегда добивается цели и решает задачи. Так почему же не ставить Суворова на армию?
А теперь несколько подводных камней. Так, притаилась партия Зубовых. Они лишились основных своих представителей, но при таких в прошлом зубров политики всегда есть более мелкая креатура, которой убегать просто не к кому, если только не удастся смыть клеймо. И теперь Суворов, который ассоциируется с Зубовыми, получает высочайшее назначение на ту войну, которую все считают уже блистательно выигранной, несмотря на то, что она ещё даже не началась. Тут же расправляют спины и те генералы, которые будут привлечены Суворовым, а это также увесистый второй, пусть даже и третий эшелон власти.
Что изменилось в истории? Вернее, почему эти изменения стали возможны? В иной реальности Павел Петрович стал императором тогда, как войска под командованием Валериана Зубова взяли Дербент, имели большой успех и с другими крепостями, выходя на оперативный простор и решая, куда дальше двигаться: то ли на иранский Исфахан и громить окончательно персов, то ли на османский Карс и дальше, вдоль черноморского турецкого побережья, через Трапезунд и Синоп к Константинополю.
Павел в той реальности отозвал войска, которые так и не добились главных успехов. Вероятно, назначение Валериана Зубова коробило нового русского монарха, или же он посчитал, что русское командование решило задачи, а Россия не готова к затяжным войнам.
А сейчас? Павел вынужден реагировать на действия персов. Георгиевский договор и так, по сути, нарушен Россией, теперь необходимо показать, что только неготовность русского корпуса повлияла на то, что Российская империя, так активно начавшая распространять своё влияние на кавказский регион, готова карать и не перестала быть игроком в Закавказье. А ещё письмо, написанное мной через анализ психологических особенностей императора. Письмо было не от меня, конечно, а от условных, и не только, грузин. Но я доволен, что Россия решила карать персидского шаха. Есть и моя заслуга в этом. Нельзя отдавать Кавказ.
Вопрос ещё иного характера: а как бы мне использовать эту войну для собственных нужд? Родилась одна мысль в голове. «Военторг» она называется.
— Господин Сперанский! Я к вам обращаюсь! — голос Нелединского-Мелецкого вырвал меня из размышлений. — Государь-император ожидает вас.
Я сделал вид, что не заметил ухмыляющиеся лица присутствующих. Даже Аракчеев улыбнулся, хотелось бы верить, более доброжелательно, чем остальные. Как же такой апломб! Попович растерялся, когда его вызвали в кабинет к императору. Но пусть улыбаются от моего конфуза, чем до крови сжимают кулаки, что меня, такого вот поповского выскочку, император пригласил вперёд остальных.
Император выглядел ни жив ни мёртв. Видимо, последние два разговора были сложными и затребовали от государя немалых сил. Я уже знал, что когда Павлу Петровичу приходится переступать через свои же правила и суждения, он переносит это с немалыми болезненными ощущениями. Призвать Суворова встать на командование русского корпуса на Кавказе — это переступить через себя.
Уж не знаю, каким станет император в будущем, но пока с его особенностями, как по мне, мириться можно. Да, много импульсивности в принятии решений, да, излишняя категоричность, но ничего такого, что могло бы свидетельствовать о сумасшествии государя. Впрочем, ещё и полгода не прошло, посмотрим.
— Ваше Императорское Величество, — сказал я и поклонился, не только согнув шею, но и прогнув спину.
— А, это вы, господин пиит! — устало сказал самодержец. — Да, да, я вызывал вас. Удивлены?
— Польщён, Ваше Императорское Величество, преисполнен благодарностью и желанием служить вам, Ваше Императорское Величество, — отвечал я.
— И до сей поры у меня нет нареканий к вашей службе. Не думаете же вы, что я, государь-император, не буду знать, как исполняется воля моя? При том не умаляю заслуг князя Алексея Борисовича. Мне говорили, что та служба, что была вами исполнена, невозможна или потребует весьма превеликого времени. Но вы справились. Довольны ли вы моей благодарностью? — император говорил, не смотря даже на меня.
— Не смел на подобное даже рассчитывать, Ваше Императорское Величество, не грезил такой милостью, оттого пребываю в счастливом смятении, — отвечал я, нагоняя пафосу.
Но я не особо лукавил. Имение в более чем пять сотен душ ещё и чин коллежского советника — это много для такого короткого временного промежутка, ну, или немало, если без привязки по времени.
Что есть такое имение в пятьсот двадцать два человека, да ещё под Белгородом? Да я должен быть в тех местах главным помещиком, своего рода «Троекуровым», как в произведении Александра Сергеевича Пушкина «Дубровский». А ещё тут не менее пятнадцати тысяч дохода, причём без моего вмешательства. Так что, да, я доволен.
— Я должен был отблагодарить и Надеждина-пиита, как и Сперанского — особу разностороннюю. Как вы видите свою службу в дальнейшем?
Говорил Павел так, что мне, не будь аудиенция у государя крайне эксклюзивным мероприятием, хотелось бы уйти. Он несколько наседал, давил психологически, при этом было видно, что пока император тяготится общением со мной.
— Ваше Императорское Величество, нет ничего, что было бы для меня важнее, чем служба вам и Отечеству, — отвечал я, уже предполагая, что пафоса предостаточно, и пора бы сказать, что именно я жду от своей работы.
— А корабли? Князь говорил, что вы хотели корабли, — Павел явно оживился, в его глазах даже промелькнуло озорство. — Сколько? Два линейных и три… нет, четыре фрегата?
— Один линейный и два фрегата, Ваше Императорское Величество, но сие нужно мне опосредованно, то и для пользы России может быть. Вместе с тем, я не могу лукавить перед своим императором. Да, я хотел бы более нынешнего зарабатывать денег, чтобы иметь возможности ещё больше их приумножить и вложить в государственную экономию. А России желаю прироста землями, да богатствами, — отвечал я и был, словно пожарный, который тушит только-только загоревшийся огонь.
Я тушил озорство государя, но делал это сознательно, даже несколько обиженный таким ярким скепсисом, что являл император. Оказывается, что корабли — это не столько шутка, как некий проект, может и весьма основательный.
— Объяснитесь, господин Сперанский! — серьёзным тоном потребовал Павел Петрович.
Государь оживился. Мои слова могли быть даже сочтены завуалированным недовольством тем, что император мне отказывает, такому радетелю за благо России. А раз так, то император заинтересовался, что же я хотел бы сделать, будь у меня те же корабли.
— Ваше Императорское Величество, у меня есть проект создания Русско-Американской компании, если будет угодно, то можете ознакомиться. Ещё есть возможности для России прирасти американскими землями и тем самым ещё более обезопасить Восточную Сибирь и усилиться там, — сказал я и стал ждать реакции.
— У меня уже есть один проект по созданию такой компании от купца Шелихова. Моя матушка… — император замялся, видимо, было неприятно вспоминать, что он стал преемником той, кто была на троне незаконно. — Она отказала в создании сей монополии. А вот вы говорите, что она может быть, и те корабли взаправду нужны.
Я не стал долго объяснять, а лишь предоставил бумаги с цифрами и их аргументацией. Там было всё не просто красиво, а сказочно. В иной истории РАК и без меня зарабатывала большие, огромные деньги, при том, что мои устремления ещё больше и базируются на расчётах, о которых не могли знать люди в другой реальности. Это не только Калифорния, но и Гавайи, более основательное присутствие на Аляске и выход к Гудзону, где и прочертить границу. Ну и золото рек Сакраменто и Клондайк. Пусть оно будет козырем в переговорах с Николаем Рязановым.
— Так вот, — после моих объяснений начал говорить Павел. — Создать русскую Ост или Вест-индскую компанию может быть привлекательно. Мир между тем поделён, да и мне ещё нужно придумать, как порядок наладить на тех просторах, что нынче представляет из себя Российская империя. Но я запрещать не стану, особливо, если сие будет для престола и Отечества выгодно. Оттого я почитаю ваш новый проект.
Государь опять улыбнулся. Я порывался сказать про то, что знаю некоторые земли, которые ещё не открыты. По крайней мере, целый материк Антарктида. Но не стал этого делать. Как объяснить, откуда я знаю то, чего не знает сам государь? Отговорки могли быть использованы с иными людьми. Там, древнюю карту видел или ещё что. Но с императором в такие игры я играть не собирался.
— А дабы вы меньше выдумывали прожекты, по коим России быть везде поболее Англии, я своей волей отправляю вас в подчинение Алексея Ивановича Васильева. Я лишь вчера дал ему поручение наладить денежное уложение Российской империи. И не был забыт ваш доклад на сию злободневную тему, — видя, как я хотел бы возразить, но не смею перебить монаршую особу, Павел усмехнулся. — Князь Куракин честный человек, понимающий, он при необходимости вас отпустит со службы. Нужно наградить Алексея Борисовича. Да, так и сделаю. Если у вас с Васильевым получится наладить финансы, то награжу всех. Я тут составлял то, что у вас в докладе названо «бюджетом», даю для ознакомления [в РИ Павел сам пытался править бюджет, у него даже вышло сложить «кредит с дебитом», но реальность оказалась суровой, и от неё, реальности, рассыпались все цифры].
— Для меня великая честь, Ваше Императорское Величество. Но будет ли мне позволено просить вас? — сказал я и ожидаемо увидел скривлённое брезгливо-раздражительное выражение лица государя.
Мне показалось, или у него несколько улучшилась мимика лица? Это может быть и следствием нервного срыва. Пора бы госпоже Нелидовой начинать работать над «отдыхом» государя [Нелидова Е. И. в РИ любовница Павла Петровича, хотя они заявляли о духовной связи]. Эх, была бы возможность подвести к Павлу Аннету, вот бы вышла вторая Марта Скавронская [Екатерина I. Императрица и безродная жена Петра Великого].
— Я жду! — недовольно сказал Павел, вероятно решивший, что я стану что-то для себя требовать.
— Может ли мне быть позволено продолжать работу по уложению Российского законодательства? Есть замечательная команда из студентов Московского университета и некоторых семинаристов. С ними, да с Божьей милостью и с Вашего одобрения я бы смог создать полное собрание всех законов Российской империи, предложить Вашему Величеству уголовное, как и иные уложения, — сказал я и мысленно попросил Господа Бога, чтобы помог в этом.
Дело в том, что такая работа уже велась. Нам удалось так наладить рабочий процесс в Сенате при разборе дел, что уже на три тома набрали материала, ну а Тайниковский быстро уловил мои устремления и зажегся ими. Сейчас подобралась такая рабочая, с горящими глазами, команда, что нельзя терять ни года. Иначе все разбредутся, найдут иные места службы. Нет, я хотел работать именно с этими людьми. Управляемыми, с открытыми умами, готовыми воспринимать новое, прогрессивное.
Ну и ещё одно… Не самое красивое, но для моей карьеры нужное. Я для этих людей, студентов и троих семинаристов, своего рода гуру, учитель, наставник и лидер. А для кого я могу ещё быть таковым, как не для студентов? Вот закончили бы они, пошли разными советниками в иные структуры государственной машины управления, и всё, Сперанский уже не актуален. А пока я имею возможность создать себе команду «рабов». Да, грубо, но по факту так и есть, пусть и я, «рабовладелец», не стану отлынивать от работы. На выходе получается, что сделал колоссальную работу Сперанский, то есть я.
— Как вы это видите? — чуть смущённо спросил Павел Петрович.
Вот так, отлично! Прошла домашняя заготовка! Я специально говорил о просьбе, да и старался намекнуть на то, чтобы государь подумал о моей алчности и стремлении к наживе за счёт монаршей благосклонности. А тут, оказывается, что прошу о том, что является работой, очередной нагрузкой для меня, пользой для Отечества.
— Временный департамент по уложению законов Российской Империи при Правительствующем Сенате, — выпалил я и достал два листа из своей папки.
— У вас там ещё много бумаг? — спросил с ухмылкой Павел, откладывая подготовленный мной указ в сторону, на край стола.
— Немного, Ваше Императорское Величество, — отвечал я, сохраняя серьёзность.
— Что-то ещё? — спрашивал Павел, но так, что даже если бы и было что важное, более нагружать государя никак нельзя, только хуже выйдет. — Нет? Тогда вас ждёт господин Васильев.
Я чинно поклонился, сделал четыре шага спиной вперёд в поклоне, развернулся и, «надев» маску важного и довольного человека, вышел из кабинета государя.
Жаль, очень жаль, что в приёмной оказался только один Алексей Андреевич Аракчеев, никто не оценил мой актёрский талант.
— Поздравляю, Михаил Михайлович, — усмехнулся Аракчеев. — Вы нажили немало завистников. Статс-секретарь объявил, что все остальные аудиенции переносятся на послеобеденное время. Лишь мой доклад ещё примет государь. Так что мы с вами вновь похожи. Так скоро все будут ненавидеть нас.
Говорил Алексей Андреевич о серьёзных делах, но улыбался, пытаясь показать мне, насколько ему безразлично общественное мнение. Может он действительно такой человек. Исходя из того, что я знал об Аракчееве, тот наживёт себе много врагов. А вот мне подобное не нужно. Впрочем, не думаю, что я стану завсегдатаем в приёмной императора, уж точно буду реже тут, чем Аракчеев. Может быть Сперанского меньше будут записывать во враги? Или мне уже штуцер расчехлять?