Становление Человека

Глава двадцать третья. Четвёртый

Рябь на поверхности зеркала над камином исчезла, уступив место чёткому изображению поля, окутанного серым туманом. Часть обзора перекрывали обломки замка, вылезавшие из тёмной земли то тут, то там. Возле особо крупных уже занимали позиции фигуры бездны. К ним же направлялись и мои друзья, старательно обходя более мелкие куски огромного сооружения, служившего главным перевалочным пунктом для слонов и коней. Нет… Это место было для них домом. Домом для отчаянных, забывших, что такое счастье. Тех, кто стал олицетворением слова «Тоска». Дракон же парил где-то в небесах, закрытых непроницаемыми облаками. Пару раз потоки ветра сносили ладью, и чёрное брюхо показывалось на верхней части зеркала.

Великан, положивший руки на рукояти клинков, до сих пор покоившихся в ножнах на поясе. Отсюда не было видно, но Армагеддон совершенно точно сжал ладони на металле до такой степени, что могучая плоть старого демона вполне могла порваться, словно лоскутное одеяло. Я не мог это увидеть, но совершенно точно об этом знал. Диана, присевшая за куском крепостной стены, излучала уверенность, в противовес нервничавшему Гене. Золотое свечение её брони невольно привлекало взгляд. И лишь скелет, синее пламя в глазницах которого оказалось едва различимо на таком расстоянии, стоял в абсолютно не напряжённой позе. Он смотрел в серый туман совершенно обычно, будто в трактир направлялся, и остановился, только чтобы поправить воротник.

Остальных, к сожалению, увидеть не довелось.

— Испытание вот-вот начнётся, — в один голос заявили две человеческие фигуры, ставшие похожими на восковые. За время нашего разговора они стали сливаться воедино, начиная с ладоней. Затем локти, предплечье, плечи… Сюрреалистично. — Фреска Вопросов способна на многое, Джон. Даже я, её создатель, не способен сказать точно, что она сотворит с твоей пока что целой душой.

— Но у меня их две, — напомнил я богу Жизни об очевидном.

— Это не поможет, — глухо рассмеялись король и королева бездны. — Хотя попытка, должен признать, вышла хорошей. Если ты умрёшь, я поблагодарю бывшую Хранительницу Гео за нахождение небольшой уязвимости моего творения.

— Чего? — взлетели вверх мои брови.

Однако вместо ответа я получил мёртвую тишину. По телу пробежали мурашки. Точнее, сперва так показалось. Лишь опустив взгляд, я разглядел сплошной ковёр голубых точек, покрывших и кожу, и одежду, что оставалась на мне. Ковёр неумолимо полз выше, принося с собой лёгкий холодок. Вероятно, таким образом артефакт меня изучал, по крайней мере, дальнейшая история это только подтверждает. В зеркале отразилась яркая вспышка — сражение с Ренегатами началось. Посмотрев на короля и королеву, я невольно сглотнул. Практически целая фигура, так и сидевшая в позе лотоса и всё ещё имевшая две головы, но только по паре рук и ног, медленно вздыхала, наблюдая за развернувшейся прямо перед ней битвой.

До меня, пусть и поздно, но всё-таки дошёл смысл разговора именно с их… с его, спинами. Таким образом невозможно было увидеть их глаза, то, куда направлен их взгляд, нельзя рассмотреть отражение, собственно, души. Не знаю, почему, но тогда мне показалось, что так правильно. Лучше не видеть глаз существа, жившего много тысяч лет ещё до появления Абаддона на свет. Мало ли, что они мне скажут.

Голубой ковёр достиг шеи, затем лица, подобрался к вискам. Сам артефакт, впрочем, оставался неизменным. Всё та же картина, с тремя Ренегатами, всё тот же ясный денёк. Моё сознание начало угасать, резко захотелось спать. Инстинктивно сопротивляясь навязываемому сну, я дёрнулся, пытаясь подняться и выйти из-за стола. Вместо этого получилось у меня только рухнуть на деревянный пол, поломав спинку стула, на котором сидел. Замерев в таком положении, я увидел, пусть и под жутко острым углом, изображение на зеркале.

Там было небо. Серое небо, сливавшееся с серым туманом, что стелился по земле. И в нём, прямо под облаками, огромный дракон сцепился с маленькой, едва заметной фигурой, сжимавшей широкий двуручный меч. Третий Ренегат, воин со смуглой кожей, который тоже был нарисован на фреске Вопросов. Тьма накрыла мой взор, выключая последнюю лампочку, каким-то неведомым образом до сих пор горевшую в сознании.

— Это будет длинная ночь… — задумчиво пробормотал бог Жизни, прежде чем артефакт сделал своё дело.

Едва я очнулся, как подумал, что это какая-то шутка. Руки были подвешены в кандалах над моей головой, правая нога вообще отказывалась двигаться, хотя ей и не надо было — я стоял на коленях, а где-то на груди огнём полыхала рана. Всё, что оставалось — это терпеть боль и смотреть на одинокий факел, воткнутый в паз за решёткой. Ах да, решётка. Ржавые, но толстые прутья. Многие уже погнуты, на каких можно заметить следы зубов, где-то ржавчина смешалась с кровью, что проливалась в этом помещении два на два едва ли не каждый день. Меня сюда поместили из обычной тюрьмы для тех, кто насолил правившим тогда владыкам. Король, которого я прикончил лично, и королева, чью голову я принёс в замок Армагеддона…

Это случилось больше десяти тысяч лет назад.

И я уже посещал этот осколок воспоминаний. Правда, смотрел я на себя со стороны. С совершенно другой стороны, если понимаете каламбур. Теперь же новые ощущения бурным потоком вливались в голову. Боль, страх, отчаянье. И разумеется, никакой магии. Даже не потому, что я стал смертным. В те далёкие времена для содержания особо опасных чародеев использовали кандалы с наложенным заклинанием антимагической области. Выражаясь простым языком, при всём желании творить волшебство у меня бы не вышло. И этим активно пользовались все, кто хотел.

Скрипнула дверь в камеру, и предо мной предстала женщина, увешанная драгоценностями, будто новогодняя ёлка на далёкой Земле. Фиолетовое платье в пол, издевательски-спокойный взгляд пустых чёрных глаз. Такой я запомнил королеву, бок о бок с супругом правившую Асцаин в те года, когда я только-только попал на Гео. Жестокую, мерзкую тварь хотелось прямо на месте удавить. Взять эту корону из тёмного золота, за запихнуть… В не особо приветствуемое литературой место. Но я выглядел, будто побитый пёс. Такой даже не то что кусаться — лаять не может.

Слабое, пропитанное различными ядами тело. Как на мне хоть что-то тогда заживало? Хоть кости относительно целые, и на этом спасибо. В голову внезапно полезли мысли, принадлежавшие не совсем настоящему мне. Страх и ненависть к личности, медленно осматривавшей помещение, боль не столько физическая, сколько душевная. Я не просто вспоминал, я заново проживал этот конкретный момент. И вот тогда мне стало действительно страшно. Потому что я прекрасно помнил, почему из всех мгновений моей долгой жизни Абаддон выбрал именно отдельную камеру, избитого, замученного Джона, и королеву, зашедшую к нему.

«Как вам новые покои, сэр?»

— Как вам новые покои, сэр?

Противный, будто скрежет по стеклу, голосок. Принадлежавший какой-нибудь уличной девушке лёгкого поведения, коей эта мадам, без сомнения, и являлась. Ехидство в нём сверкало дорогим бриллиантом, но оно было не единственным оттенком эмоций, что я уловил.

«Всё ли устраивает?»

— Всё ли устраивает?

Как будто слегка тронувшаяся умом бабушка, живущая на окраине села, потихоньку начавшая разговаривать не только с редкими прохожими и котами, но и со столом, стулом, скамейкой и кружкой. Да, хорошее сравнение. Со мной говорили не как с противным куском мяса, не как с презренным и ужасным монстром, «портящим репутацию Герою», но как с неодушевлённым предметом. Как с мебелью, которая не отвечает, которая молчит и молча же принимает удары, плевки и пощёчины.

Королева шагнула вперёд. Цокнули каблуки, и она оказалась рядом со мной. Тёплое дыхание на макушке, которую я не рискнул поднимать, заставило вздрогнуть — столь сильно оно контрастировало с прохладой, царившей в камере. Внутри всё сжалось, готовясь к удару. И он пришёл. Метко, чётко в край плеча, заставляя дёрнувшегося меня взвыть от боли, а левую руку — онеметь. Не передать словами, насколько сильно пришлось постараться, чтобы не сойти в тот миг от перемешавшихся чувств. Будем считать, что тогда во мне перемешались два Джона — тот, кто хотел выбраться из ловушки, в которую его поместила фреска Вопросов, и тот, кто просто хотел… Выжить.

И спалить этот несправедливый мир до тла. Отомстить всем, кто причинил ему боль, прогнившее общество, что молчит, глядя на издевательства со стороны Героя и его свиты из девиц-архимагов, правящую верхушку, с позволения которой всё это и делается. Людей, что терпели и будут терпеть, пока не умрут. Людей, что издеваются над другими, потому что родились в более богатой и знатной семье. Крестьян, горожан, купцов, воинов, портных, магов, учителей, актёров, музыкантов, ночных бабочек, шутов, трактирщиков, королей и королев.

Ненависть и отвращение к этому миру — вот что полыхало тогда в моих глазах.

«Сопляк!»

— Сопляк!

Ещё один удар. В этот раз в грудь, старательно прикрываемую ещё способной двигаться рукой, насколько хватало длины цепей. Меня пытались топтать, но я не сдавался. Не сдавался больше десяти тысяч лет назад, не сдамся и сейчас.

«Какой же вы мусор, отребье… Только портите репутацию Герою!»

— Какой же вы мусор, отребье… — выдохнула королева, отводя ногу назад и тут же хлёстко ударяя меня ею же в челюсть. Тело невольно развернулось, цепи звякнули — всё ещё верно сжимая мои конечности. Сверху послышался смех, но он вскоре прекратился, ознаменовав своей остановкой очередной удар, на этот раз ладонью. — Только портите репутацию Герою!

Она продолжала бить и пинать меня, пока силы окончательно не покинули тело, и я, свалившись набок, не свернулся в позу эмбриона. Речь уже не шла о защите хотя бы органов, нет — я просто прикрывал то лицо, то рану на груди, чтобы не помереть раньше времени. Движения оказались до жути знакомыми. Всё-таки годы идут, а где-то внутри меня всё ещё остался старый Джон. Человек, случайно попавший в мир меча и магии для помощи призванному Богиней Герою. Получивший от этого мира только холодное равнодушие вместе с неоправданной с адекватной точки зрения ненавистью.

— Где… — прохрипел я, справляясь с комком во рту. — Боги, где я свернул не туда?!

Королева дёрнулась, невольно сделала шаг назад, отходя ко входу. А я, захлёбываясь в своей собственной крови, продолжил.

— Гх… Я просто… Просто жил… Как мог… Как умел… Я никому… Никому ведь, чёрт возьми, не мешал…

Женщина, несмотря на недавнюю уверенность в своих словах и действиях, замолкла. Боль внутри обратилась в крик. Вероятно, сама душа воскликнула, пытаясь получить хоть какой-то отклик от молчаливого пространства. Я ведь пришёл на Гео простым пареньком, ничего не знавшим и не понимавшим. Я искренне хотел выполнить свою задачу — помочь Герою спасти мир. А что в итоге? Равнодушие, презрение и пресловутая ненависть… Если бы не удача, я был бы уже мёртв.

— И этот мир я поклялся защищать… — вырвалось у меня следом. — Ради этого мира мои друзья пожертвовали собой, ради этого мира умерло так много хороших, замечательных людей… Чтобы такие, как ты, продолжали свои дела?

Конечно, королева оказалась не единичным случаем. Король, которому откровенно было плевать на всё, что происходило в его стране, пока на его ежедневных пирах хватало вина и мяса. Герой, призванный тогда Маной. Эгоистичный подросток, решивший, что он — мессия, воплощение света и всего самого сокровенного для человечества, а потому творивший всё, что вздумается. Разврат и насилие стали его постоянными спутниками. И это только прошлое! Даже спустя столько лет, в далёком торговом союзе, нашлись те, кто шёл на ублюдочные, на отвратительнейшие поступки, лишь бы заработать пару звонких монет или спасти собственную шкуру. Гавиал был идеальным примером подобного человека.

— К… кусок навоза! — вскричало тёмно-фиолетовое платье.

— Хреновый я Хранитель… Хотя… С чего бы мне винить себя? Если вся проблема в человечестве…

Едва увидев слабость Маны, они наплевали на неё, начали сносить памятники, а верующих — преследовать. Стоило порядку мироздания измениться хоть на йоту, как варвары и технократы бросились на соседнюю страну, буквально недавно победившую чёртового Абаддона и его армию теней. Честь? Достоинство? Понимание? Да хотя бы… Хотя бы сочувствие? Нет, никто не знает, даже не помнит о таких понятиях. Бедный Цысберг, вынужденный быть такой же мразью вслед за его паствой. Люди, люди, люди. На всём континенте оказалось так сложно найти хотя бы неплохого человека. Барион, старый мечник — отец Розалии, бессмертный Орфан, Эранда. Капли в океане. Если бы не хорошая память, то я не вспомнил бы даже их имён.

— Мы столько всего потеряли… Ради этих людей? — прошептал я, глядя в пол перед собой, на густую кровь, смешавшуюся со слюной. — Мы, Совет… Дети Маны и Армагеддона… Розалия и Тсу…

Слова эхом отразились от стен камеры и улетели вдаль, по коридору, что находился за спиной королевы. Она уже кричала, пытаясь позвать стражу, но пока что топота железных сапогов по лестнице слышно не было.

— Я стал Героем, чтобы помогать людям, этого не заслуживавшим… И Хранителем, чтобы спасать мир, что не заслуживал спасения. Но…

— Но? — вдруг округлила чёрные провалы глаз «королева».

— Но я всё-таки стал, — щербато улыбнулся я. — Может, это того и не стоило. Однако я не откажусь от человека внутри себя и от человечества там, на Гео… Потому что именно человек внутри меня позволил пожертвовать временем, проведённым счастливо с друзьями, и своей сущностью, когда такой момент пришёл.

Каменные стены начали плавиться, будто воск. Следом стекла лужицей фигура в тёмно-фиолетовом платье, ржавые прутья решётки, одинокий факел напротив камеры, а затем и пол, на котором я лежал. Словно вода, неведомая сила смыла само пространство вокруг, оставив на его месте безграничную пустоту. Видимо, артефакт сдался. Пустота стала наполняться деталями, которые сменяли друг друга, стоило мне моргнуть. Наконец, перед глазами встал два холма на фоне тёмно-синего неба. Звёздочек на нём почти не было.

— Мне больше десяти тысяч лет… — с усмешкой прохрипел я. — И одна-единственная эмоциональная буря не сделает погоды в принятии столь серьёзного решения. Но спасибо, теперь я понял, к чему ты будешь пытаться меня подтолкнуть.

— Ты идиот, Джон, — вздохнули откуда-то из звёзд. — Я подталкиваю тебя к варианту, в котором ты обретёшь силу, заключённую во мне, самой малой из возможных ценой. Мы тут не играем в страшные психологические игры, где я пытаюсь свести тебя с ума. Наоборот, мы делаем то, что должны, то, к чему столько лет, как ты и упомянул, шли.

— Я человек.

— Зачем?

Вопрос поставил меня в тупик. Можно спросить «Какой?», даже устроить провокацию через что-то вроде «А ты уверен?». Но столь прямолинейно спрашивать причину того, что человек — человек… Признаюсь вам, этот момент в моей истории вышел самым курьёзным из всех. Не только из-за вопроса, заставшего врасплох, но и из-за фигуры, проявившейся наконец-то предо мной. Высокий силуэт в чёрном балахоне, две красные, едва заметные, точки глаз. В его руке находилась огромная коса с изогнутым лезвием. Её он поставил рядом, уперев в землю, будто посох. Конечно, я уже видел и эту фигуру, и этот взгляд, и эту косу. Относительно недавно, откровенно говоря. О, вам интересно, когда?

Когда смотрел на спокойную водную гладь, что зеркало смотрела на меня обратно.

— Ты… Фреска Вопросов?

— И да, и нет, — ответил Палач, и я вздрогнул, услышав свой голос. Чуть искажённый, более низкий, но всё же — мой. — Я — это то, что ты не смог вырвать из себя до конца, когда стал Героем. То, что невольно сохранил в своей сущности, когда стал истинным Хранителем. Чудовище. Монстр. Делающий грязную работу. Убивающий и сеющий хаос без сожаления и страха за последствия. Взгляни, к чему привела твоя слабость…

Пришлось молчать, невольно чувствуя себя под жутким давлением. По спине пробежал холодок, едва я представил, как смотрю в бездну, в которую заглядывали ублюдки, чьи души я поглощал. Что я там увижу? Отражение грехов, это логично. Но каких конкретно? Вопрос… Хороший. А вот ответ на него получать, если честно, не хотелось.

— Ты отвергал меня раз за разом, — протянул Палач. — Сочувствовал. Герою. Его сестре. Его любимой. Рыцарю-магу. Помогал им, позабыв о балансе.

— Баланс уничтожен, — помотал я головой. Слова дались с ещё большим трудом, чем на моменте с тюремной камерой. — Не вижу смысла говорить что-то о нём.

— А ты взгляни на итог, Джон, — продолжила чёрная фигура вестника смерти. — Не на тот, который затронул человеческий фактор — «друзей», «любимую» и «людей во всём мире». Ты потерял силу повелевания временем. Представь, что она была бы с тобой после смерти Абаддона… Никто бы не погиб. Судьи были бы уничтожены ещё до того, как поняли, что произошло. Не пришлось бы идти на договор с бездной, бегать, как собачка, по мирам. Видеть, как горит твоя родная планета. Стольких проблем и противных моментов можно было избежать в дальнейшем, если бы ты не захотел стать Героем. Жалкое зрелище.

— Прости, — почему-то решился я сказать. — Я не мог поступить иначе.

— Я не прошу извинений, — пожал широкими плечами Палач. — Всё, что я говорю, я говорю, чтобы ты понял одну важную вещь. Ты ошибаешься. Смотри… В момент, когда перед тобой погиб маленький оборотень. Ты увидел истинное самопожертвование, а в твою голову наконец-то закрались правильные мысли. Вся эта чушь, про Хранителей, про долг — она для отвода глаз, Джон.

— Но я…

— Ты сам это знаешь, — железно процедил он. Нет, я сам. — Ты увидел жертву ребёнка. И через неё решил, что понял настоящий смысл своего существования как Хранителя. Защищать, невзирая на гибель близких, оберегать, невзирая на боль, «обжигающую душу». Бред. Хранители — механизм защиты мира и человечества. То, что у них есть души, делает их слабыми, податливыми. Проще говоря… Они мешают. Душа мешала Анне — и она обрела огромную силу, расставшись с ней. А ты? Ты продолжаешь цепляться за некого человека внутри себя — не видя, что от этого становится только хуже. Ладно, тебе. Всем остальным.

Отвечать что-то дальше я просто не смог. Потому что в словах Палача был смысл. Он был… Да, он был прав. Указывал на очевидные вещи, которые игнорировались, дабы не вызывать лишних вопросов. Чтобы жилось проще. Так делают виновники самых страшных преступлений… Это не из-за меня, меня заставили, это всё система, общество… И далее, далее по списку. И так делал я. Не видя альтернатив, я поступал определённым образом, даже не задумываясь. А вот кое-кто внутри кричал, глядя на мои поступки и на их последствия.

— Мы с тобой были одним целым, — произнёс Палач, и голос его дрожал, будто вестник погибели был готов заплакать. — Я помогал тебе, брал на себя все самые противные эмоции и чувства, чтобы твоя хрупка душенька оставалась чистой и непорочной. Чувство вины, естественной для любого нормального человека. Чувство ненависти, не той, что ты ощущаешь к Судьям, а той, которая сжигает каждого, кто взглянет тебе в глаза. И много, много других… Я держал их всех. Но ведь я не просто живые доспехи, Джон… Я — это тоже ты.

Я вздохнул, глядя в тлеющие угли глаз высокой фигуры в чёрном балахоне. Опустился на тёплую землю, сначала на колени, затем — в позу лотоса. Положив ладони на колени, закрыл глаза, сосредотачивая мысли на каждом моменте, что упомянул Палач. Всё-таки хреново осознавать, что каким бы глубоко и далеко смотрящим ты себя не возомнил, жизнь заставит тебя увидеть очевидное. Что если бы не моя наивность, проблемы с Судьями вообще бы не возникло. Если бы не моя упорность, Ю бы не умер на моих руках. И Анна не разочаровалась бы в мире, если бы не моё вечное следование человечности внутри себя.

Конечно, кому-то из нас двоих всё равно пришлось бы отдать душу, чтобы защититься от Ренегатов. Или им бы не было интересно, не дай мы отпор Судьям? Кто знает. Без силы повелевания временем я не мог сказать наверняка. И знаете, это правильно. Не стоит знать все варианты с их исходами, иначе жизнь становится похожей на фильм, пересматриваемый из раза в раз. А я хочу жить, а не существовать.

Палач опустился напротив, приняв ту же позу, что и я. Как и я, он закрыл глаза и погрузился в мысли. Его фигура медленно уменьшилась, став одного размера со мной. Это я не видел, это я ощутил. Будто напротив меня поставили зеркало. Анна была права. Только я уже всех обманул. Поступив наперекор очевидным принципам, доверившись человеку, а не Палачу внутри. Обманул бывшую Хранительницу, показав, насколько дорожу Гео. Чтобы она сама разочаровалась в нём… Поэтому ей пришлось самой жертвовать душой. А зачем? В этом просто нет смысла. Обманул себя, поверив в то, что варианты, которые я выбирал, всегда были правильными, истинными. Обманул остальных, вынудив поверить в то, что рядом со мной они идут по тому единственно верному пути… Потому что из-за меня мои друзья и любимая начали страдать. Пережили свою собственную смерть, чёрт возьми!

И я обманул мир, назвавшись его Хранителем. Слепая вера в правдивость своих действий не соответствует громкому статусу Хранителей. Они всегда задаются вопросами, даже в самых критичных ситуациях. А я? А я пёр напролом, принимал спонтанные решения, основанные на пресловутых чувствах. Всегда слушая сердце, и никогда — разум. Холодный рассудок, машину, чудовище — называйте как хотите. Палач был прав. Во всём был прав. Нет сомнений, что он — это я. Какой я, к чёрту, Хранитель? Я монстр, заставивший и близких, и человечество, да что там! Целый мир! Страдать. Это из-за меня было принесено столько жертв, из-за меня был уничтожен, возможно, последний шанс одолеть Ренегатов.

— Каждому грешнику уготована своя собственная комната в Аду, — пробасил Палач, и я медленно кивнул. — Но мне кажется, что если мы всё-таки когда-нибудь умрём, для нас не найдётся и самой маленькой каморки. Существам без душ её не выделяют…

— Жаль, — хмыкнул я, открывая глаза. Вместо фигуры в чёрном балахоне я увидел посеревшие небеса, два слабо заметных на их фоне холма где-то вдалеке и там, под редкими облаками, предзакатный аналог Солнца. Под ноги плеснулось море, отливавшее тёмно-алым.

Поднялся, с чувством вздохнув. Рука невольно потянулась в сторону, обхватив грубое дерево. Коса, собирающая урожай. Вторая конечность направила к шее, зацепив тёмную ткань. Лёгким движением накинув капюшон, я развернулся, смотря в кровавый край светила. Не знаю, почему, но мне не захотелось прищуриться или увести взгляд в сторону. Море продолжало плескаться у моих ног, внезапно переставших что-либо чувствовать. Вот оно, получается, как. Всё имеет свою цену.

Из-под земли без единого звука выползла фреска, встав предо мной молчаливым нагромождением. И посмотрев на неё вновь, я рассмеялся, едва не выронив косу — столь сильно задрожало от хохота всё тело. Вместо картины в раме была пустота. И через пустую же раму я смотрел на холмы, что простирались вдалеке. Именно туда, к горизонту, убегали Судьи. Тех должны были преследовать Ренегаты… Но никого из них больше не было на рисунке. Только пустые знакомые холмы в предзакатном свете.

— Ты задал свой вопрос, — прозвучал тихий голос рядом.

— Не помню такого, — пожал я плечами. Улыбка так и не слезла с моего лица.

— Боги, где я свернул не туда? — раздался из пустоты мой же голос. — Ты получил силу ответа. Твоя душа стала платой за него.

Вместе с очередным вздохом в мою голову влилась безграничная тоска. Решение принято, и с последствиями я смирюсь через пару мгновений. Но тем не менее, у меня всё ещё оставались сомнения. Будто увидев в очередной раз лишь один вариант, я не вспомнил старую-добрую истину — их всегда больше одного. Может, и это — ошибка? Может, я мог поспорить… С самим собой? Ну, нет, нет. Хватит. Той сильнейшей боли, что я сейчас испытываю, вполне достаточно, чтобы понять — пути обратно нет. Душа вырвана из меня с корнем, а та, что принадлежала Анне, не способна заполнить образованную пустоту.

Терзания, помните? В самом начале этой части моей истории, ещё до рассказа о стеклянном замке бездны, я сказал вам, что на протяжении всего пути меня одолевали терзания. Терзания — это вопросы. Постоянно, всегда и везде, куда бы я не попал, я задавал их. И вот куда они меня привели… Всё, собственно, закономерно. К фреске Вопросов. О каких понятиях добра и зла может идти речь, если я сам не был уверен, что поступал просто правильно?

— Есть поверье, — вдруг протянул голос, когда я уже собрался уходить. — Что число четыре — проклято. Ты стал четвёртым, кого я испытал, Джон… И возможно, ты тоже проклят.

Ох, бог Жизни. Вот уж для тебя точно найдётся отдельная комната в Аду. Я об этом позабочусь, наглый ты лжец.

ᅠ

— Э, нет, — хмыкнул я, пока боль, пронзившая всё, что когда-то было внутри, медленно отступала. — Проклятья на то и проклятья, что влияют только на людей. А я, как бы не выпендривался до этого, перестал быть одним из них только сейчас. Нет больше Героя, самоотверженно жертвующего собой. Нет больше Хранителя, с его маниакальным желанием защищать всех и вся. Да и человека по имени Джон больше нет. Теперь я просто… Просто Палач.

— Как пожелаешь, — добавил голос, и фреска улетела обратно, под землю. Вот и поговорили.

А теперь — к самому интересному.