Список обреченных

Глава 5

Женя разделся.

— Что надо делать, Эдуард Васильевич? Я в первый раз.

— В первый раз, говоришь? Девушек-то трахал?

— Ну, да…

— Значит, не в первый.

Судья торопливо разделся встал на колени на кровать и подставил задницу. Жирную, белую, как у бабы.

Женя выехал на своей ненависти и остатках юношеской гиперэрекции. Судья стонал и визжал. Евгений впился ногтями ему в ягодицы. Думал, интересно, ногти тоже отравленные? Он представлял себя и его в тюрьме, где Беленькому и место, и Женя его опускает. Интересно, а он не подаст за изнасилование, думал Женя. Проститутки, говорят, подают. А клиенты?

Судья не подал. Он заплатил. Аполлон Осипович был в шоке. Женя был первым, кому он заплатил. Пятьсот евро. Триста Соболев честно отдал хозяину.

— Теперь он с тебя не слезет, — сказал хозяин. — Ну, точнее ты с него.

Вернувшись домой, Евгений выпил противоядие и отчитался перед Лигой. «Все случилось», — написал он.

«Принимайте таблетки в том же режиме. Увольняться сразу рискованно».

Ему пришлось трахать судью еще дважды, потом тот не пришел. Лига приказала вернуть в тайник остатки черной упаковки, и продолжать принимать таблетки из белой. Только через неделю разрешили уволиться.

Хозяин очень уговаривал остаться, грозил штрафами за упущенную выгоду, но Женя отказался от половины зарплаты, надбавки и выходного пособия, что решило дело.

В тот же вечер он нашел в ящике стола полный комплект для возращения старой внешности: краску для волос, контактные линзы его родного голубого цвета и ванночку для снятия папиллярного узора.

И сделал все в том же порядке. С собой он мог взять только одежду, которая на нем. Документы, банковская карта, права и ключи от машины: все осталось на той квартире.

Утром его ждал пластический хирург. Другой. Половину дороги к нему Женя прошел пешком, половину проехал на общественном транспорте.

А потом ему сняли швы.

Та самая новость со значком «молния» появилась в новостях пару дней спустя: «Сегодня в своей квартире в Москве скончался судья Эдуард Беленький».

В «подробностях» говорилось, что судья был фигурантом списка Лиги Свободы и Справедливости и, по словам родственников, умер от остановки сердца. Женя перечитал все издания, которые считал сколько-нибудь приличными, и вернулся на главную страницу новостей. Формулировка изменилась: «Фигурант списка Лиги Свободы и Справедливости найден мертвым».

Но эту новость тут же вытеснила следующая: «Запрещенный ютуб канал „После дождя“ анонсировал онлайн интервью с Андреем Альбицким». Женя тут же перешел на сайт «запрещенного ю-туб канала», воспользовавшись не менее запрещенным анонимайзером. До интервью осталось пять минут. Шел обратный отсчет. Цифры в строчке «смотрят сейчас» стремительно росли, приближаясь к миллиону.

Наконец, в кадре появился Альбицкий. Он сидел за столом на фоне темных обоев с абстрактным рисунком. На столе стояла чашечка кофе и ноутбук.

У Андрея каштановые волосы, слегка волнистые, карие глаза с открытым европейским разрезом. Черты лица правильные и тонкие: прямой нос с небольшой горбинкой, брови вразлет.

— Андрей Аркадьевич, — спросил корреспондент за кадром, — вы видели сегодняшние новости?

— Российские? Конечно. Каждый день смотрю. Да, это мы… Сейчас нас вытеснят из топа.

Женя открыл новости в отдельном окне. Да, верхняя строчка уже была другой: «Андрей Альбицкий: „Да, это мы“. Лига Свободы и Справедливости взяла на себя ответственность за смерть судьи».

— Какое это убийство по счету? — спросил журналист.

Надпись под видео гласила, что интервью берет корреспондент «После дождя» Александр Дюжий.

— Девятое, — сказал Альбицкий.

— За год?

— Саша, за два года. Мы активно работаем второй год. Это не очень много. Как было когда-то в Белоруссии примерно. И гораздо меньше, чем в Китае.

— Число убийств в год?

— Число смертных казней. Между прочим, наши официальные власти казнят больше. Меньше конечно, чем в США, зато не всегда по делу. Саша, мы не совершаем убийств. Мы исполняем приговоры. Очень взвешенные, очень обоснованные, вынесенные Судом присяжных Лиги. Каждый приговор можно оспорить. К сожалению, до сих пор нас не воспринимали всерьез, и мало кто этим пользовался. Теперь, надеюсь, ситуация изменится.

— Кому-то удалось отвести обвинения?

— Пока нет. Но, если фигурант списка или его адвокат вообще с нами связался, мы рассматриваем это как смягчающее обстоятельство. Наши приговоры трудно оспорить, но смягчить их вполне возможно. Сейчас наша юридическая служба рассматривает два прошения о смягчении приговора, еще одно мы уже удовлетворили. Так что, если осужденный выполнит наши требования — будет жить.

— Кто он?

— Пока я не буду обнародовать его имя. Если сделает хотя бы первый шаг — назовем. Да вы сами увидите.

— А если не сделает?

— Если не сделает в течение месяца — умрет.

— А что за требования?

— Они состоят из нескольких пунктов. Во-первых, осужденный должен уйти со всех должностей, которые использовал для совершения преступлений. Во-вторых, пройти курс психокоррекции у того психолога, которого мы укажем. В-третьих, заплатить штрафы. Столько, сколько мы скажем, и куда мы скажем.

— Лиге?

— Боже упаси! Мы не берем грязных денег. Уважаемым благотворительным организациям. И, в-четвертых, он должен искупить вину. Все.

— Что значит, «искупить вину»?

— Мы любим всякую безобидную, но неприятную фармацевтику. Одна или несколько инъекций. В зависимости от степени людоедства того, кого мы наказываем.

— Запрещенную во всем мире фармацевтику?

— Запрещенную, но повсеместно используемую спецслужбами.

— Из Америки возите?

— Саша, я не буду раскрывать конфиденциальную информацию, — сказал Альбицкий и улыбнулся.

«Зачем из Америки? — говорила его улыбка. — В нашем родном отечестве этой хрени до черта».

— Спецслужбы считают вас самым опасным человеком в России… — сказал журналист.

— Льстят. Самый опасный человек в России сидит в Кремле.

— Он у вас в списке…

— Диктатор? Да, конечно. Вас интересует, когда мы до него доберемся?

— Да-а… — кивнул корреспондент.

— Боюсь, не скоро. Саша, там очень серьезная охрана. На данном этапе развития нашей организации мы можем только использовать смертника, а я не готов жертвовать жизнью молодого хорошего парня или девушки для того, чтобы убить дряхлого старика, который все никак не навластвуется.

Лига не напоминала о себе почти полгода. Ну, кроме привычных Жене мелочей: пару раз надо было выпить какие-то таблетки и сдать кровь.

В ноябре взяла на себя ответственность за еще одно убийство. У подъезда своего дома был расстрелян полковник СБ Максим Немиров, которому Лига приписывала организацию убийства одного из лидеров оппозиции Владислава Ряскина, тот был убит точно также: расстрелян у входа в дом.

Разумеется, на «ютубе» появился ролик от Альбицкого по этому поводу. Не сразу, где-то через неделю. Женя подозревал, что такие запаздывания объясняются желанием прикрыть исполнителей.

Андрей снимался в классическом интерьере, на фоне шкафов с книгами, но одет был неформально: в серый джемпер и джинсы.

«Лига берет на себя ответственность за казнь Максима Немирова, — сказал он. — Я обещаю, что и другие убийства оппозиционных политиков, активистов, журналистов и простых граждан, вставших на пути у властей, не останутся безнаказанными.

Я благодарю исполнителей. Это отважные и аккуратные ребята. Я рад, что случайных жертв не было.

Однако, если ваш родственник, знакомый или коллега по работе есть в нашем списке, и около его имени написано „приговор окончательный, в работе“, мы настоятельно рекомендуем держаться от него подальше. Мы очень стараемся не задеть невиновных людей, но это сложная задача.

С такими персонажами, как Немиров, все однозначно. Они убийцы.

Но в нашем списке есть категория фигурантов, с которыми все сложнее. Это люди, на руках которых, строго говоря, крови нет. Зато тонны на языке, если можно так выразиться. Это государственные пропагандисты, которые занимаются пиар-прикрытием организованных властями убийств. С одной стороны, это только слова, а судить за слова не совсем соответствует нашим представлениям о справедливости. Но эти слова, сказанные с телеэкранов миллионам, обладают огромной разрушительный силой. И объективно вреда от таких пропагандистов гораздо больше, чем от убийц, которые по приказу властей берут в руки пистолет.

Когда суд присяжных Лиги рассматривает дела этих профессиональных лжецов, как правило, голоса разделяются. Но когда мы принимаем заявки на приведение приговоров в исполнение, образуется конкурс. Потому что наших чистых и честных ребят это патологическое и бесстыдное вранье бесит до последней степени. Честно говоря, меня тоже.

И вот мы имеем ряд людей, осужденных коллегией присяжных, скажем, с перевесом в один голос. И конкурс исполнителей: десять человек на место.

Эти люди находятся в гораздо большей опасности, чем, скажем коррупционеры, за которых наши исполнители не очень любят браться, поскольку „ворюги нам милее кровопийц“.

Госпропагандисты известны, и сами они про себя все знают. И поэтому у нас к ним предложение. Мы даем им два месяца, чтобы уйти в отставку. На это время исполнение приговоров по их делам будет приостановлено. После ухода в отставку смертный приговор будет отменен. Этим мы не ограничимся, но жить будете.

Мы всегда на связи, пишите через сайт. О вашей отставке мы и так узнаем, а через переписку проинструктируем о дальнейших действиях.

Буду очень рад, если это мое выступление подтолкнет кого-то выбрать жизнь.

В отношении остальных, после первого января исполнение приговоров будет возобновлено».

В декабре в отставку вышел пресс-секретарь президента господин Щебнев, пожаловавшись на преклонный возраст и плохое состояние здоровья. О других отставках не сообщалось.

А в январе, после сессии Женя получил тот самый приказ Лиги, который привел его в театр на одну классическую оперу…

Расследование продвигалось неплохо. Быстро нашли сотрудницу театра, которая разносила по рядам программки. Хотели уж было задерживать, но она вспомнила темноволосого парня, который крутился между рядами возле места Анжелики Геннадиевны минут за пятнадцать до начала спектакля. Темноволосый парень подходил больше, чем пожилая билетерша Олимпиада Ивановна.

— У него была восточная внешность? — спросил Александр Филиппович.

— Довольно смуглый, с маленькими черными усиками. Скорее, южная. Я подумала: испанец или итальянец. Может быть, грек. Одет очень хорошо. Но на первые места не сел, ушел куда-то дальше.

— Опознать сможете, если увидите еще раз?

— Не знаю. Я его мельком видела. Очень недолго.

Смуглого молодого человека вспомнили еще две сотрудницы театра и трое зрителей. Весь спектакль он сидел на пятнадцатом ряду партера и, по свидетельству очевидцев, один.

Александр Филиппович был рад: круг сжимался.

На видеозаписях нашлось пятеро смуглых молодых людей с черными усиками. На всякий случай, без особой надежды, поискали по базе преступников и разыскиваемых лиц МВД. Естественно пусто. Судимые граждане, как правило, не особенно любят оперу.

Зато по профилям в социальных сетях удалось идентифицировать троих.

Поиск по паспортной базе решили пока отложить и работать с тем, что уже есть. Не то, чтобы очень долго делать поиск по нескольким десяткам миллионов изображений, но такой поиск давал слишком много вариантов. Есть люди с похожими типами лица. Так что список на допрос увеличился бы сразу на порядок. В общем, геморрой. А работать, кому же хочется?

Можно, конечно, сверить со списком IP-адресов тех, кто скачивал билеты с сайта театра и оплачивал с банковских карт. Но вряд ли террорист это делал сам и на свой адрес.

Ничего, думал Маленький. Понадобится, сделаем. Но, скорее всего не понадобится.

Из троих только двое были активны в интернете, причем один из них писал в основном о спорте, зато второй…

Глебчик прислал сводку со ссылками в пятницу к вечеру.

Александр Филиппович бегло просмотрел и хмыкнул: «Все! Нашли!»

Во-первых, парня звали Дамир Рашитов. Татарин, скорее всего. Значит, может, и мусульманин. Исламских постов, правда, у него не нашлось, зато огромное количество политических, причем крайне оппозиционного плана. А один пост был просто подарком.

Собственно, это был даже не пост, а комментарий в чужом аккаунте.

«Поздравляю всех френдов с получением роскошного подарка от одной небезызвестной организации, — писал хозяин аккаунта, проживающий в Лондоне бывший русский ученый и писатель Кирилл Усков. — Я поставил друзьям Шампанское, и мы отметили. Да здравствует театр! В нем до сих пор иногда ставят хорошие пьесы».

Комментаторы развлекались, как могли.

«Спасибо за поздравления, Кирилл! Мелочь, но приятно».

«Червей жалко, их же стошнит при первой дегустации».

«Канал „Россия врет“ будет врать дальше, но главному герою пьесы в Большом я бы поставил „Мартель“».

«Ребята, ну так нельзя! Убийство есть убийство».

И, наконец, Дамир Рашитов:

«Лига — это настоящие смелые парни, которые не болтают, а действуют».

Александр Филиппович откинулся на спинку стула и улыбнулся.

Дамир Рашитов сидел в его кабинете уже на следующий день. Его пригласили на «разговор», просто позвонив по телефону. Пришел, причем без адвоката. Хорошо, геморроя меньше.

Описанию он вполне соответствовал: черные волосы, черные усики, карие глаза. Только слишком светлая кожа. Его трудно было бы принять за южанина. Без славянской крови здесь, явно, не обошлось.

— Вы были в Большом театре в позапрошлую субботу? — спросил Александр Филиппович.

— На Доне Карлосе? Да.

— Заранее покупали билеты?

— Где-то за месяц, по интернету. Моя девушка очень хотела пойти.

— А что не смогла?

— Почему не смогла? Мы были вместе.

— У вас был пятнадцатый ряд?

— Нет, десятый.

— Это же очень дорого.

— Я могу себе позволить.

— Вы, кажется, студент.

— Да, ВШЭ. Просто семья обеспеченная.

— Хорошо, — подключился к беседе Кивалин, — Расскажите о вашем походе в театр. Буквально все. Как пришли, как нашли свои места, что необычное заметили?

Дамир пожал плечами.

— Да все обычно. Пришли, разделись в гардеробе, поднялись в зал. Сразу сели на свои места. Мы немного опаздывали, зашли уже после третьего звонка.

— И все время были вместе?

— Конечно.

— Ладно, дальше, — буркнул Маленький.

— Вы, что мне не верите? — с безграничным удивлением спросил Рашитов.

— Рассказывайте дальше, Дамир Ринатович, — вздохнул Маленький.

Кроме, светлой кожи Рашитов отличался еще чистейшим московским выговором, даже акал, где надо. Сам-то Маленький не так давно переехал в столицу. На повышение.

Рашитов рассказывал, а Глебчик сидел, уткнувшись в компьютер, и строчил протокол.

— Ну, в антракте мы пошли в буфет, — продолжил Дамир. — Взяли по бутерброду с икрой и по бокалу шампанского.

— Вы приехали на машине?

— Да, но я бы включил автопилот.

— Какая у вас машина?

— Мерседес. Маленький, ничего особенного.

— В буфете видели Анжелику Геннадиевну? — подключился Кивалин.

— Синепал? Не знаю. Я не смотрю телевизор, так что плохо представляю, как она выглядит.

— Она и в интернете есть, — заметил Маленький. — Ролики. Новости.

— Предпочитаю другие новости.

— А что так?

— Такая концентрация вранья в единицу времени не для моей психики. Как-то хочется остаться в трезвом уме и твердой памяти.

И тогда Александр Филиппович утянул с соседнего стола распечатку и показал Дамиру.

— Ваше?

— Да, мое, — кивнул он. — Это была просто эмоциональная реакция.

— То есть в Лиге не «настоящие смелые парни»?

— В смелости им не откажешь, но убийства — это перебор.

— А вы знаете, что ваши действия подпадают под статью «оправдание терроризма»? — спросил Кивалин.

— «Оправдание терроризма»? Но это же просто реплика!

— Это не просто реплика. У вас все точно, как в комментарии к статье. Террористы представлены в образе положительных героев, заслуживающих поддержки, подражания и уважения. «Настоящие смелые парни» — это, что, не положительные герои?

— Мне даже в голову прийти не могло, что моя реплика нарушает какой-то закон!

— Не какой-то, — сказал Кивалин. — Тяжкое преступление. Часть вторая. Оправдание терроризма с использованием сети интернет. От пяти до семи лет.

— И вы только что признались, что это ваш комментарий, — резюмировал Маленький.

— Я хотел бы посоветоваться с адвокатом, — упавшим голосом сказал Дамир.

— Конечно, — кивнул Александр Филиппович. — Мы предоставим вам адвоката.

— Нет. Я хочу, чтобы адвоката нанял мой отец. Можете с ним связаться?

— Свяжемся. Признаете себя виновным в оправдании терроризма?

— Нет.

— Как хотите. Вы задержаны.

Маленький знал этот бесконечно удивленный взгляд. Даже страх не заметен, настолько все забивает удивление. И ведь знают же! Каждый раз, когда кого-то арестовывают по этой статье вскипают все их социальные сети. Просто на ушах стоят!

И каждый раз каждый из них думает, что лично его это не коснется.