Список обреченных

Глава 3

Собака подошла, обнюхала его ботинки и отправилась дальше.

Когда полицейские ушли на другой конец зала, Соболев набил sms: «Рейсы задержаны. Аэропорт обыскивают с собакой».

«Совпадение, — пришел ответ. — Возможно, ищут наркотики».

Женя зашел на новостной портал. Ничего интересного действительно не было. В интернете обсуждали ледяной дождь и активно постили фотки с прозрачными сияющими кустами.

Россия не отпускала. На паспортный контроль пригласили только в четыре утра.

Зато он прошел как по маслу, и Евгений зашагал в зал ожидания, с посадочным талоном в кармане.

Вылет был еще через час…

После выстрела в человека под фонарем Женя напортачил в ерунде.

«Я убил человека?» — спросил он.

«Вы исполнили приказ Лиги», — пришло сообщение.

А потом он получил письмо от Альбицкого:

Его распекали, конечно. Причем, лично Альбицкий. Но не гнали, и это было здорово. Он ответил тут же: «Спасибо огромное, что позволили мне остаться. Простите. Больше не повторится. Конечно „да“».

«Хорошо, — ответил Андрей. — Штрафные баллы остаются на вас. Их нельзя снять, просто попросив прощения. Надеюсь, вы сможете реабилитироваться в ходе выполнения следующих заданий. Живите обычной жизнью до следующего приказа Лиги».

Потом было много мелких приказов. Первый казался почти несерьезным. В ящике стола Женя нашел набор резиновых медицинских перчаток. Он должен был научиться надевать их наощупь в темноте. В спокойной обстановке это оказалось совсем несложным. Однако он честно потратил на это в общей сложности часов восемь, пока довел навык до абсолютного автоматизма. Отчитался. «Не прекращайте тренировок, — ответили ему. — По пятнадцать минут каждый день. Во время акции ошибка может стоить вам жизни».

Другие приказы были трех типов. Выпить таблетку. Сделать укол в вену. Сдать кровь. Иногда таблетки были совсем безобидными, он ничего после них не чувствовал. Иногда от них клонило в сон. Пару раз они были исключительно противными на вкус, причем их надо было медленно рассасывать.

Что касается инъекций, он подозревал, что в большинстве случаев это был физраствор. Ну, или с какой-то безобидной примесью, которую можно было обнаружить при анализе, чтобы убедиться, что он исполняет приказы. Как правило, после инъекций он вообще ничего не чувствовал, пару раз закружилась голова, но быстро прошло. Видимо, его просто дрессировали на умение делать себе уколы в вену: быстро, ловко и не раздумывая. Сейчас он мог это вслепую делать, наощупь.

На очередные штрафные баллы он нарвался сразу после того, как его перестали мучить инъекциями. Ему дали примерно недельную передышку. Честно говоря, его не переставал волновать вопрос, что на самом деле произошло с тем человеком, в которого он стрелял.

Это происшествие в новостях не упоминалось. Но это еще не значит, что убийства не было. В огромном городе в сутки совершается несколько убийств. Далеко не все попадают в новости. И он не удержался и набрал в поисковике: «убийство, дата, время, место». Название переулка он вычислил по координатам.

Поисковик не выдал ничего интересного. Зато в тот же день пришло письмо от Альбицкого: «Евгений! Вы понимаете, что натворили? Поисковик запоминает запросы. Вы не знали, что этого делать нельзя? У вас еще три штрафных балла. Два уже было. Всего пять. Это вылет. Альбицкий».

Женя был в отчаянье. Он продержался больше двух месяцев, в него стреляли, он стрелял, он исколол себе вены и научился вслепую делать инъекции. И все коту под хвост. Но вопросы задавать нельзя. Это еще пара штрафных баллов. Хотя, какая разница? Пять уже есть. Ну, будет семь.

И он написал Альбицкому: «Андрей, я очень виноват. Я дурак. Есть ли для меня какой-нибудь способ остаться в рядах кандидатов?»

Тот ответил: «Способ есть. Имей вы немного терпения, я бы сам вам его предложил. У вас еще один штрафной балл. Всего шесть. Есть способ снять пять. Вы должны понести наказание. Будет очень плохо. Очень! И мы не гарантируем вам жизнь. Если сердце выдержит. Если вы согласны, напишите „да“».

Конечно, он написал «да».

«Будет очень плохо» — это мягко сказано. Андрею надо было написать: «будет ад». Это адекватнее. Все предыдущие мучения ни в какое сравнение не шли с этим.

Приказ пришел ранним утром: «Вы должны выйти в парк. Координаты… Сядьте на скамейку и ждите дальнейших инструкций».

До парка Женя дошел минут за пятнадцать, он рядом. Сел и стал ждать. Были сумерки перед рассветом. Май. Первые листочки на деревьях, как зеленый туман. Желтые цветы в траве.

Он думал, что, может быть, сегодня умрет. «Что же они со мной сделают?» — думал он. И ему представлялось исключительно что-то средневековое: дыба, кнут, железная дева, испанские сапоги.

Он ждал, что сейчас из-за кустов выскочат человек пять в масках, и ему прикажут идти с ними в какой-нибудь заброшенный старый сарай. И там будет полный набор этих средневековых пакостей. Он даже не задумывался о том, откуда возьмется сарай в цивилизованном парке.

Было ужасно страшно. Потом, когда все осталось позади, ему приказали написать отчет об уроках, которые он извлек из наказания. И кроме очевидного вывода о том, что гуглить что либо, имеющие отношение к Лиге или ее акциям, нельзя ни в коем случае, он написал, что мы сами себя мучаем. Своими средневековыми фантазиями он себе наказание минимум удвоил.

Он просидел в парке часа полтора. Наконец, пришло сообщение: «Возвращайтесь домой. Там уже все готово. Вы еще можете отказаться».

«Я не откажусь», — ответил он.

Почему?

Просто Лига давала смысл. Это многого стоило. Он хотел жить ради чего-то большего, чем деньги, вещи и наслаждения.

Вернулся домой. Позвонил в дверь. Несколько странно звонить в собственную квартиру, но он был уверен, что его там ждут. На звонки никто не ответил, и он открыл дверь своим ключом. Квартира была пуста.

Он просто застыл на пороге.

Очнулся от звука сообщения: «Все, что нужно, в верхнем правом ящике стола».

Закрыл дверь, переоделся. Честно говоря, страшновато было открывать ящик. Там оказалась ампула и шприц.

Пришел приказ: «Вы должны сделать себе укол в вену».

И тут всякая критичность у него отключилась, настолько это была привычная операция. Даже не было страшно.

Он только подумал, как колоть: вслепую или нет. Приказа вслепую не было. Значит, можно так. Он все сделал за несколько секунд, буквально. С первого раза попал в вену, вообще без проблем. Руки не дрожали.

«Вы готовы?» — пришел вопрос.

«Да, все уже сделано».

«Принесите таз из ванной, — пришло сообщение. — И поставьте рядом с кроватью. Будет рвать».

Он принес таз. Серенький такой, алюминиевый, для грязного белья.

«Готовы?» — пришло сообщение.

«Да, я все сделал».

«Положите телефон на столик рядом с кроватью. Сделайте подушку повыше, так безопаснее. Укройтесь одеялом, так вначале будет немного легче. Принимать какие-либо препараты до особого разрешения Лиги строго запрещено. Удачи».

Это циничное «удачи» словно что-то переключило в мозгу. Он все исполнил в точности. Вплоть до одеяла, которым надо укрыться. Только тогда до него дошло, что все, сейчас начнется. Эта гадость уже внутри, и он ничего не может с этим сделать.

Он уговаривал себя, что надо будет только немного потерпеть. Но не знал ни что придется вытерпеть, ни сколько времени это продлится.

Еще с полчаса он чувствовал себя вполне хорошо. Даже начал успокаиваться и подумал, что это очередная проверка, и, ничего страшного не будет.

И тогда начали холодеть пальцы рук и ног. И он понял: вот оно. Холод медленно поднимался вверх, но это была только прелюдия.

За холодом шла боль, также, от кончиков пальцев. Вначале мышечная, но очень сильная, словно и руки, и ноги сдавливали те самые испанские сапоги. Он застонал. Потом начало крутить суставы. Он задышал чаще, подушка тут же пропиталась потом.

Над кроватью висели часы, прямо напротив него, в ногах. Женя смотрел на них, чтобы хоть как-то отвлечься. Когда он ввел препарат, было около семи утра. Боли начались в половине восьмого. И продолжались больше двадцати часов. Без перерыва. Это был ад. Преисподняя.

После полудня начало мутить. Появился противный привкус во рту. При этом боль никуда не делась. Он сначала сглатывал слюну, чтобы не стошнило. Потом решил: пусть лучше вырвет. Вырвало где-то около трех. Тазик очень помог. Он бы не дополз до туалета.

После этого чуть полегчало. Боль осталась, но хоть мутить стало меньше. Зато резко захотелось в туалет, причем по-всякому. Очень не хотелось ходить под себя, и он решил: «Ничего, доползу». Спустил ноги на пол и…

Это как ходить босиком по раскаленному на солнце камню. Точнее намного хуже. У болгар есть такое искусство — нестинарство — танцы на раскаленных углях. Вот это ближе. Особенно, если представить, что вместо углей раскаленные наточенные клинки.

Женя попытался встать на ноги и тут же рухнул обратно. С трудом переполз по кровати к дальней стене. Оперся о нее рукой. И рука среагировала также. Словно стена была из раскаленных клинков.

Смог встать, опираясь на стену рукой. Боль была невообразимой. Думал: только не упасть. Если не удержится на ногах — точно не сможет встать.

Метра четыре до туалета, квартирка малюсенькая, но это был самый трудный путь в его жизни. И он его не прошел. Не дошел метр. Упал уже в туалете, рядом с унитазом. Его тут же пронесло и почти сразу вырвало. Он попытался приподняться на локте, но упал в это все. И несколько часов пролежал в грязи и вони.

Наконец, боль чуть-чуть отпустила. Не прошла, нет! Но он смог встать и содрать с себя вонючую майку и трусы. С трудом добрался до кухни и сложил все это в пакет, чтобы утром вынести на помойку.

Женя не обратил внимания на часы, но за окнами было темно. Вымыл пол в туалете душем. Там был слив. Душевая кабина и унитаз — все в одной комнатке.

Залез в душ сам. Долго отдраивался мочалкой и отмывался шампунем. Боль стала терпимой. Он мечтал добраться до кровати и лечь, но стоять мог.

Выходя из душа, увидел себя в зеркале: землистый цвет лица, огромные круги под глазами, в гробу самое место. Вышел в комнату и увидел тот самый вонючий тазик, полный рвоты. Вылил его в унитаз и даже смог помыть.

Доковылял до кровати. Лег, наконец. На часах было пять утра. Следующего дня, естественно. Он промучился почти сутки. Прикрыл глаза. Понадеялся, что уснет. Но тут пришло сообщение: «Вы должны взять кровь у себя из вены. Все, что нужно — в нижнем ящике стола».

В нижнем ящике был контейнер и шприц. Эта операция тоже была доведена до автоматизма, так что оказалась не очень сложной, несмотря на боль. Больше всего он боялся, что его пошлют куда-нибудь относить контейнер с кровью. Но Лига сжалилась: «Поставьте контейнер в холодильник. Закройте дверь в свою комнату и ложитесь спать».

Он отрубился сразу, несмотря на боль.

Женя проспал до полудня. Боль ушла, но слабость была жуткая, он по-прежнему ходил по стеночке. Первое, что надо было сделать — это написать отчет о последних сутках. Написал. Выслал Лиге. Потом ему разрешили есть и пить.

Он пошел завтракать на кухню. Контейнера с кровью в холодильнике не было.

Его не связывали, не держали за ноги и за руки. Он сам ввел препарат. И его предупредили, что после этого жизнь медом не покажется. Его приговорили, но он был виноват. И у него была возможность избежать последствий. Он сам напросился.

И теперь он преодолел себя, восторжествовал над собой. Он научился ходить по углям.

Вечером пришло письмо от Альбицкого: «Женя, у вас очень хороший анализ крови. Вы ввели себе полную дозу. И не пили никаких обезболивающих. Многие сыплются на этом этапе. Пять штрафных баллов с вас снято. Если вы хотите остаться кандидатом в отряд исполнителей — оставайтесь. Учтите, что это может быть не последнее такое наказание.

Препарат, который вы себе ввели, называется „нейрос-д“. Его широко применяют на Западе в тюрьмах для террористов. Официально он запрещен, так что правозащитники стоят на ушах. У нас, думаю, тоже применяют, против правозащитников — так что тишь да гладь. Если вас все-таки заметут и будут грозить применением „нейрос-д“ — вы уже знаете, что это такое. Очень полезное знание для исполнителя, как бы цинично это ни звучало. Остаетесь?»

«Да, конечно», — ответил Женя.

Ему хотелось ввернуть что-то вроде: «А вам не надоело спрашивать?», но он сдержался.

«Больше не грешите», — закончил Альбицкий.

Дней через десять от него пришло новое письмо: «Евгений, мы обсудили Вашу кандидатуру и сочли возможным зачислить вас в отряд исполнителей с испытательным сроком три месяца. Вы еще не станете полноправным членом отряда, но ваш статус и ваши права изменятся.

Прежде всего, вы должны произнести Клятву Отречения. Текст в приложении. Просто наговорите ее на диктофон и вышлите запись нам. До этого момента вы можете задавать любые вопросы, и это не будет нарушением. И это последний раз, когда мы спрашиваем у вас согласия на что-либо. После отречения от своей воли, оно не потребуется. Вы передадите Лиге право на решение всех важных вопросов вашей жизни.

Это монашеский обет, пожалуй, даже серьезнее. Если вы провинитесь, вас накажут без вашего согласия, могут даже не предупредить. Хорошо подумайте, все взвесьте и внимательно прочитайте клятву прежде, чем согласиться. Это не пустые слова. Клятву легче произнести, чем нарушить. Андрей».

Клятва была не очень длинной: «Здесь и сейчас (число, месяц, год, город) я (имя, фамилия) отрекаюсь от своей воли в пользу Лиги Свободы и Справедливости. Я вверяю Лиге мою жизнь и свободу. Я передаю Лиге право на принятие решений. Я обязуюсь не заводить и не разрывать никаких связей (в том числе интимных) без разрешения Лиги. Я обязуюсь не менять место жительства, номер телефона, аккаунты в интернете без разрешения Лиги. Я обязуюсь не разглашать никакие сведения о Лиге и о моей принадлежности к ней без разрешения Лиги».

Женя задал Альбицкому только один вопрос: «А если я захочу переехать, завести или удалить аккаунт, пригласить девушку, я могу спросить разрешения Лиги?»

«Вы будете обязаны это сделать. Без всяких штрафных баллов. Насчет девушки не особенно надейтесь. Большинство активно работающих исполнителей не имеют постоянных сексуальных партнеров. Кстати, после произнесения клятвы все штрафные баллы снимаются. У вас один оставался. Все. Чистый лист».

Женя несколько раз репетировал, прежде чем произнести клятву. И дважды переписывал. Наконец, результат его удовлетворил, и он послал запись Альбицкому.

Ответ пришел быстро: «Евгений, поздравляю! Вы зачислены в отряд исполнителей. Напоминаю: пока с испытательным сроком. Изучите наш список и отберите из него пять-семь человек, приговоренных к смерти, с приговорами которых вы совершенно согласны. Не Гуглите! Смотрите только на нашем сайте. Там достаточно информации. Как только вы вышлите нам ваш персональный список, мы предоставим вам дополнительные сведения. Выучите имена и обвинения, запомните внешность. Вы должны знать их в лицо. На выполнение задания — неделя. Альбицкий».

Список Лиги…

Госчиновники, судьи, сотрудники СБ, следователи, полицейские…

Рядом с каждой фамилией должность, вина и комментарий: «проверяется, идет следствие, идет суд, приговор, в работе, приговор исполнен». Исполненных приговоров тогда было немного. Около пяти.

Госчиновники обвинялись в хищениях из бюджета, воровстве, взяточничестве и подавлении оппозиции, судьи — в вынесении заведомо несправедливых приговоров, СБшники — в рейдерстве, убийствах и фабрикации дел, следователи — в фабрикации дел, полицейские — в избиениях и пытках подозреваемых.

В самой последней строчке списка стояло имя, которое в России знают все. И рядом с именем и должностью имелась надпись: «В работе».

Через неделю Женя отобрал семерых отъявленных негодяев, считая последнего, и послал свой список Альбицкому…

Перелет обошелся без приключений. Яркая половинка Луны освещала облака далеко внизу, а потом взошло солнце, и самолет нырнул под розовый облачный слой, к утренней дымке пражских холмов.

В аэропорту Праги сели только в восемь утра.

Стоя у ленты багажного транспортера, Женя снова залез в новости. Теперь в топе висела «молния»…