Спасти СССР

Глава 18

Где-то в Москве

11–12 марта 1985 года

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…

– Извините!

Пожилой, средних лет человек – с неожиданной силой ломанулся к дверям, в последний момент подставил ногу – и каким-то чудом протиснулся на платформу, когда поезд уже почти тронулся. За спиной заругались

Плевать!

Рысью, по скользкому мрамору в переход, расталкивая людей. За спиной послышалось возмущенное

– Хам!

И – вот оно, его счастье – отходящий от платформы синий экспресс. В него он втиснулся в самый последний момент, уже под шипение закрывающихся дверей.

Есть. Ушел.

Слежку за собой – он обнаружил еще позавчера. Отрываться не стал – до поры. Следили не свои – дети и внуки Дзержинского, мать их.

Комсомольская!

В поезде – он перевернул куртку, она была двухсторонняя, сменил кепку на темную, слишком уже жаркую зимнюю шапку. Вместе с толпой, спешащих к поездам – вывалился из вагона, толпа увлекла его вверх, к долго идущим эскалаторам. Он шел, повинуясь толпе и не поднимая глаз- опыт заставлял его вести себя именно так. Запоминают того с кем встречаются глазами.

Хрен им.

Нырнул в переход, подстроился под толпу. Вышел вместе с ней к Ярославскому. Рядом – транспортное управление МВД – когда то он тут начинал…

Подошел к расписанию…

– Извините… вижу плохо. На Александров когда ближайшая…

Если за тобой продолжают следить – ты должен максимально запутать след, вступая в максимальное количество контактов с незнакомыми людьми. Просто спроси время, спроси о погоде, спроси, как зовут ребенка.

Пусть отрабатывают…

В поезде было шумно, душно, людно, то и дело хлябали двери, народ входил и выходил. Суббота, все за город, а в обратную сторону тоже толпа – по магазинам.

Опытный мент, он уже знал, сколько человек сидит в вагоне, он распределил их по категориям и выделил опасных. Вон те – явно посидевшие, но ведут себя тихо. Едут с Москвы, может, отработались там. Сообщить в линейный отдел? Нельзя – нельзя себя раскрывать.

Как Штирлицы, е-моё… на своей же земле.

А остальные… из просто граждан за время его работы в органах они превратились в терпил… он зачерствел душой от людского горя, потому что иначе нельзя, сопьешься или свихнешься, если все будешь близко к сердцу принимать. Но он научился и жалеть их по своему – он относился к "честным", когда работал на земле, нелегально принимал заявления от потерпевших, не уничтожал как многие, пытался как то помочь…

Его контактер сел на электричку уже ближе к сто первому километру. Александров – известная столица всякого хулиганья, потому что он был аккурат за сто первым километром. Кого сюда только не выселяли…

В том числе и их. Все они – волки розыска, первыми поняли происходящее – как вынудили уволить генерала Крылова, как застрелился Папутин, как убрали и довели до самоубийства самого Щелокова, как в министерстве воцарился муж Гали Брежневой, Юра Чурбанов. А они ушли… чтобы выжить, они научились перемещаться по системе… кто ушел в провинцию, кто за штат, кто в ГУИН. Но связи они сохранили…

– Здесь свободно

– Садитесь. Доедем…

У подошедшего были удочки в чехле и тяжелый ватник, характерный для рыбаков на льду. На ногах финские желтые сапоги…

– Времени сколько, не подскажете?

– Без семи.

Уточнений не надо было, Без семи – готов к диалогу…

Прошли Струнино. Дальше Александров – конечная остановка московских электричек на этом направлении. Конец пути.

Московскую электричку подали на первую, высокую платформу. Ее не убирали с утра – затоптанный снег, окурки. Народ толкаясь – валил валом к вокзалу, на площадь, где был и автовокзал. На мрачной, серой пятиэтажке – на крыше громоздился лозунг "решения двадцать шестого съезда – в жизнь". Интересно, хоть один человек на площади – знает хоть одно решение двадцать шестого съезда? Вряд ли.

Двое, приехавших с электричкой – неспешно отправились в город, вглубь засыпанных снегом и неубранных улиц, черных обшитых тесом домов, кошек и синиц…

– Ну, как ты?

– Жив как видишь.

– Все там же?

– Ну.

– Что начальство?

– А что, начальство? У нас там, мил друг, как у Христа за пазухой. Козу украли. Мотоцикл со двора свели. Работяги после получки подрались. Как пятница – всем отделом в баньку. Летом овощи свои. Красота…

– Не скучаешь?

– По чему?

– Ну… нас е. т а мы мужаем.

– Чего? Я что, извращенец по такому скучать?

Из-под ног – с недовольным криком брызнула кошка

– Да, Миш. Обуржуазился ты. Огруз.

– Да иди ты! Я второй раз через это все проходить не собираюсь. С..а.

Тогда все действительно получилось по-хамски. Пришла анонимка, явно не случайная, что милиционер такой ездит на Москвиче 2140, просьба принять меры. Начали разбирать по партийной линии. На заседании парткома случился скандал – обвиняемый грохнул на стол документы, из которых следовало, что Москвич он честно приобрел. Сценарий горел – но опытный председатель парткома по-хамски начал спрашивать, почему майор такой то носит буржуйские джинсы. Майор такой то при полном зале снял штаны, чтобы показать, что это не фирма, а самострок, после чего ушел переводом в райотдел в провинцию.

– Миш. Речь не об этом. На тебя Дед выходил?

– Было.

– Ну и?

– Не…

– Что – не?

– Не. Не бывает так.

Москвич покачал головой

– Я тоже думал, что не бывает. Пока Дед не встретил Горбачева во дворе.

– Подстава какая-то

– Зачем ему?

– Птенец гнезда Андропова.

– Сам то себя услышь. Он член Политбюро.

– А теперь Генеральный.

– То-то.

– И все равно – нет, не верю.

– А лучше бы поверить.

Рыбак сплюнул

– Что он говорил

– Я тебе уже сказал. Что готов восстановить всех несправедливо осужденных и уволенных и убрать гэбье из милиции. Дать работать.

– А ему зачем

– А не понял?

…

– При Брежневе – КГБ и милиция были примерно равны. У нас Щелоков, у них Андропов. А теперь – что?

…

– А теперь у ГБ руки, по сути, развязаны. Что им мешает, по сути, в один день арестовать всю власть, а?

Собеседники посмотрели друг на друга.

– То-то. Или убить как в Афгане.

– И все равно…

Москвич посмотрел зло и требовательно

– Давай так, Миш. Это не просьба. Это приказ. Теперь понял?

– Допустим.

– Да не допустим. Ждем кадрового решения.

– Потом?

– Потом начнем разбирать что наворотили. Но тебя я хочу на спецгруппу.

– Какую спецгруппу?

– Увидишь.

– Не… я так не играю.

– Какую генерал Крылов хотел.

Генерал Крылов, создатель МВДшных штабов и системы милицейской науки в том виде в каком она есть – планировал создание на базе службы НН управления криминальной разведки. То есть структуры, которая будет работать в своей стране как в чужой. Под видом научной работы и сбора статистики – сбор и обобщение информации. Нелегальные резидентуры в регионах, не зависящие от местных органов, полностью подчиняющиеся Центру и им же финансируемые. Агентурная работа. Внедрения в мафию. В том числе в торговую – активная оперативно-агентурная работа с внедрением агентов с целью борьбы с коррупцией и хищениями в торговле. Понятно, что такое не было нужно ни КГБ ни большим боссам.

– Не разрешат.

– Посмотрим. У меня и первое направление есть.

– Какое?

– Днепропетровск. Что-то там сильно не ладно.

– Ну… стоило ждать.

– Миш. Хватит из себя пикейного жилета разыгрывать. Воняет везде. И неважно, с какой стороны начинать приборку, если все вокруг в говне. С какой стороны не начинай, не ошибешься. Ну, или… давай. Пей водку и парься в баньке, когда жизнь проходит мимо.

Гость задумался.

– Нам по рукам не дадут, как всегда?

– А я откуда знаю? Может и дадут. Ты жизни не знаешь?

– То-то и оно.

– Не перебивай. Может и дадут. А может и не дадут. Только мы не об этом должны думать. Мы – гончие собаки. Догнать и схватить – вот все о чем мы думать должны. А все остальное – это забота хозяина.

Гость вздохнул

– Внятно излагаешь. Звание то очередное хоть будет?

– Не переживай. Тут с этим все в порядке будет.

А я в это время – отложив бумаги, которые мне наспех подготовили к саммиту СЭВ – сидел и думал. И не о саммите – кстати, документы, несмотря на срочность, подготовили прилично, есть у советской бюрократии и хорошие стороны. А думал я о том кого сделать предсовмина.

Лигачев отказался. Может и потянул бы. Не знаю. Назарбаев? Сложно сказать – он все-таки и на республике нужен, а с другой стороны – он тогда во время погромов, когда Колбина назначали сильно непорядочно себя повел. Алиев? Отличная кандидатура, но рано или поздно мы с ним схлестнемся за власть, не сможет он вторым быть. Рыжков – слаб. Ельцин – самодурист, а нужно не самодурство, а знания. Знаний нет ни у кого. Умение хозяйствовать как то с тем, что есть – имеется, за счет опыта. А чтобы придумать что-то новое, нужны знания. А их нет.

Не подходил никто.

И чем дальше я думал, тем больше приходил к выводу, что лучшим предсовмина будет Михаил Сергеевич Горбачев…

В реальности – Горбачев перетянул на себя одеяло с Громыко, технично отправив его на пенсию с поста Председателя Президиума Верховного совета СССР и сам заняв это место. Но это место – при том, что занимающий его формально является главой Советского союза – оно именно что формально. Подписывать документы и не более того. Реальная власть в экономике – у Предсовмина. И ее то мне надо брать, а о президентстве пока даже не думать.

И вопрос не в том, что как только я заикнусь о президентстве, змеюшник под названием Политбюро сразу все поймет и начнет готовить переворот как против Хрущева – хотя и в этом тоже. И не в том, что придется менять конституцию – а я категорический противник что-то делать с конституцией, по крайней мере, сейчас. А в том, что если я захочу стать президентом – региональные первые секретари тоже захотят изменить свои конституции, ввести посты президентов и стать ими. И станут – юридических способов помешать им у меня не будет, потому что у каждой республики своя конституция и свой Верховный совет, юридически неподконтрольный власти в Москве. После чего, конфликт полномочий становится неизбежным, и мы сделаем большой шаг к параду суверенитетов и развалу страны.

А предсовмина – во-первых, такая должность уже есть, менять под нее законодательство не надо. Во-вторых – если они тоже захотят, что не факт, потому что должность предполагает реальную ответственность за положение дел в экономике – я же их и драть буду за упущения в работе. Будет еще один громоотвод для народа: в магазине нет мяса? Так вот – предсовмина ваш. Вот и спросите у него – почему в магазине и того нет и этого.

Почему предсовмина должен быть именно я? Потому что только я знаю, как выглядят и работают институты в нормальной экономике. Если я знаю, то я и могу строить. Потому что знаю что – строить. Перестройка потому и кончилась такой трагедией, что реформаторы с трудом представляли себе конечный результат реформ. Если не знаешь, куда идти, то ты точно не придешь туда, куда нужно. И мало кто знает, что Дэн Сяо Пин перед началом реформ не раз ездил к Ли Куан Ю. и изучал опыт Сингапура, перед тем как начинать реформы у себя дома. То есть он знал куда идти, видел конечный результат своими глазами. А Горбачев куда ездил? Рыжков? Да никуда. Весь их опыт – это взгляд со стороны, нахватались чего-то там по верхам. Буш в своих воспоминаниях написал, как во время визита 1989 года Горбачев спрашивал насчет американских домов, как они продают, как покупаются и сколько стоят. Думаете, он переехать хотел? Да нет, как раз хватал по верхам, пытался понять. Почему тут так а у нас… ж… об косяк. Говорят, что Ельцин принял решение, что так больше нельзя, когда первый раз приехал в США и посетил супермаркет. Знал бы он, какое г… о там продают – например яблоки с каким-то напылением, они шесть месяцев легко лежат, только кожуру есть нельзя, рак заработаешь. Хотя может тогда такие и не продавали…

Или как Лигачев – американцы это вспоминают – уже после падения СССР приезжал в Нью-Йорк. Он все спрашивал у принимающей стороны, кто же отвечает за продовольственное снабжение такого огромного города, а американцы никак не могли понять, о чем этот странный русский спрашивает, и вообще что такое "продовольственное снабжение".

Или, как потом вспоминал банкир Пугачев – как дочери Ельцина получили кредитные карточки, и пошли по магазинам. Они ведь даже не понимали, что карточка это не волшебная палочка и за все покупки кто-то должен будет заплатить. Ну и какие тут реформы делать?

Если начать реформы теми людьми, которые начинали в той реальности – академики Абалкин, Ситарян – к тому же и придем. К краху. Надо строить правильные институты – и только потом предоставлять свободы, чтобы пользоваться ими. Свобода без институтов – это хаос.

Есть и еще одна причина, почему лучше мне идти на предсовмина и не заикаться пока о президентстве. Сейчас система хоть как то работает в условиях советов и административной вертикали партии. Наличие избранного прямым голосованием президента – моментально вызовет вал подражаний: каждый чиновник тоже захочет подобный прямой мандат. Вроде как это демократия, но именно такая демократия и привела в итоге к обрушению страны. Причем и в экономике и в политике механизм был схожий.

Почему то в СССР считается, что если человек выбран всенародным голосованием, то он должен и может подчиняться только своим избирателям, и только они его могут снять. Откуда это – я не знаю. Но это очень опасное заблуждение. Например, введенная Горбачевым выборность директора трудовым коллективом как то сразу привела к тому, что министерство, вышестоящие структуры не могут его снять. А почему? В принципе, и введение поста президента сыграла такую же роль – первые секретари республиканских обкомов моментально избрались и стали кум королю сват министру – федеральный центр их снять как бы уже не мог. В трагедии 1991 года это сыграло огромную роль – раньше они дрожали перед Москвой, а теперь были неприкосновенны и знали это.

В США эти вопросы решаются довольно просто. Губернатор принадлежит либо к одной либо к другой партии. Никто не пойдет на конфликт с президентом страны, если они в одной и той же партии. Если в разных – пойти, конечно, могут. Но есть такая штука как разделение полномочий между центром и штатами. У штатов есть свои прерогативы (и свои налоги), у центра свои, а у муниципалитетов свои. Там кстати нет такого разделения, когда часть налога идет в центр, а часть штату – каждый собирает свои налоги, и каждый налогоплательщик знает, на какой уровень идет его налог. Местные налоги платят в первую очередь, потому что они идут на школы и на полицию. И не может быть такого, чтобы штат решал, сколько денег отправить центру, а забастовавшая шахта – сколько платить налогов. А в СССР это было!

И надеюсь, не будет.

Короче говоря, должность президента обещает больше проблем и рисков, а вот профит от нее не так очевиден, по крайней мере, на первом этапе. Так что решено – на Совмин иду я сам, партией пока пусть рулит Лигачев, а Громыко пусть останется на парламенте. И конечно, никакого Съезда не будет – и так депутатов хватает…

– Зря ты на Совмин идешь

– Почему?

– Крайним будешь. Чуть что – все на тебя будут валить.

– И так свалят. Не думаешь?

– Ну как. Если решение приняли коллективно…

– Так…

– Не согласен?

– Нет, конечно. Коллективное решение это признак безответственности.

– Ну ты и… бонапартист.

– О как! Это ты меня оскорбить что ли так решил?

…

– Наполеон Бонапарт меньше чем за двадцать лет подмял под себя всю Европу, это никому не удалось, даже Гитлеру потом. А ты за семь лет страну развалил. Лучше уж быть бонапартистом…

– Михаил Сергеевич…

Пономарев…

– Собрались уже все…

– Иду.

Что говорить – я знал. Не совсем то, что мне напечатали в докладе. Совсем не то. Как говорил Гельвеций – знание принципов легко заменяет незнание некоторых фактов.

Ведущий дискуссию секретарь СЭВ Вячеслав Владимирович Сычев, доктор технических наук, ученый и инженер, который тут был совсем не на своем месте – объявил минуту молчания по Черненко, а потом объявил, что слово предоставляется генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Ну…

– Дорогие товарищи. Прежде всего, позвольте выразить благодарность за принесенные соболезнования по случаю кончины Константина Устиновича Черненко, стойкого коммуниста и борца.

…

– Позвольте так же выразить благодарность за то, что каждый из вас нашел время лично приехать в Москву в такой тяжелый для нас час. Но – все мы смертны, товарищи, и каждый из нас рано или поздно закончит свой жизненный путь на этой земле, и значение будет иметь лишь то, что оставим мы после себя на этой Земле, как будут помнить нас люди – с благодарностью или…

Пауза повисла в воздухе.

– Ни для кого ни секрет, что наше отставание от ведущих капиталистических стран по некоторым экономическим показателям, вызвана страшным ударом войны, который пришелся по нашим странам и заставил нас восстанавливать, в то время как другие могли строить. Но время идет, и чем дальше от нас эта война, тем менее терпимыми являются наши оправдания, почему мы не можем обеспечить наших граждан всем необходимым!

Потрясенное молчание

– Товарищи. Доверие к власти определяется делами, а не лозунгами. Тот Железный занавес, как его назвал Черчилль – истончился и скоро нам придется выслушивать недовольные вопросы своих граждан – почему мы должны стоять в очереди на машину, почему у нас квартиры хуже чем там и так далее. Времени осталось немного товарищи – рано или поздно эти вопросы прозвучат. И нам надо ответить на них, ответить правдиво и уверенно, если мы хотим чтобы люди продолжали доверять нам. Мы должны уже сейчас задуматься о том, как наш союз будет выглядеть через двадцать тридцать лет.

Товарищи! В настоящее время наш союз предполагает торговлю только между странами. Я предлагаю пойти намного дальше и перейти к строительству общего Евразийского экономического сообщества по типу европейского. Я предлагаю перейти от дружеских отношений партий и государств – к дружеским отношениям самих народов, вместе борющихся за дело социализма. Я предлагаю принять за основу стандарты Римского договора пятьдесят седьмого года и начать новый этап сближения наших народов на основе следующих принципов:

Первое – свобода для людей. Если мы все строим социалистический строй – зачем нам границы? Почему люди, которые живут в находящихся в одинаковых исторических условиях и стоящих на одной исторической ступени развития – не могут свободно перемещаться между нашими странами, работать, отдыхать. Что заставляет нас, коммунистов, социалистов закрываться друг от друга границами?

Вижу бледное лицо Хонеккера. Уж он то точно знает, что именно. К исторической вражде немцев и поляков недавно прибавились новые обиды. В ГДР уверены, особенно в приграничных областях, что все товары в магазинах скупают поляки. Уже были массовые драки, избиения поляков, проявления ксенофобии. Сейчас, наверное, Хонеккер представил, как в ГДР рванут скупаться русские…

Вообще, сам по себе соцлагерь – это интереснейший исторический парадокс. С одной стороны пропаганда говорит нам, что мы на одной стороне, что мы вместе там за что-то боремся. С другой стороны – попасть из СССР в Польщу намного сложнее, чем из Франции например в Великобританию. Интересно, а почему так? Почему действительно нас разделяют границы?

Как то это можно вывести из того факта, что в странах социалистического лагеря плановая экономика и планируют все только для своих. Но – неужели нет туристов и туризма, гостей… что это за система такая?

Подспудно объяснений два. Первое – как то неохота лидерам восточного блока, а тем более лидерам СССР чтобы народ массово ездил к соседям и сравнивал, кто и как живет. Очень интересные сравнения могут возникнуть.

Второе – сам просоветский блок в Восточной Европе – строится на гнилом фундаменте восточноевропейского национализма. Почему "гнилом"? Есть и нормальный социализм, согласен – но не там. Страны Восточной Европы получили национальную независимость достаточно поздно и без борьбы, просто по факту массового крушения Империй в ходе второй мировой войны. Они отпали от в общем то неплохих стран. Польша – самая проблемная в регионе – выпала из амбициозной и деятельной русской матрицы. Некоторые другие страны выпали из состава Австро-Венгрии, которая как ни крути – проделывала огромную работу по оцивилизовыванию пространства южной и восточной Европы. На смену имперским администраторам пришли обиженные и мало к чему годные представители "национальной элиты", они вынуждены были искать объяснения тому, что мы в своем собственном государстве живем лучше, чем раньше жили в чужом – хотя достаточно было выйти на улицу, чтобы понять, что это не так. И тогда они начали искать смыслы нового государства. И находили – вражда с соседями, национальное превосходство, насильственное развитие национального языка, преследование евреев, коммунистов и других "нежелательных элементов". На этом пути – почти все эти страны по доброй воле пришли к нацизму.

Потом их всех "освободила" Советская армия. И местные коммунисты, до ВОВ бывшие преследуемыми париями – взяли реванш. Но проблема не решилась. СССР снабжал зерном и энергоносителями, помогал восстанавливать страны после войны, бесплатно передавал технологии – но проблема не решалась. Проблема была скорее психологического плана – ощущение малости, уязвимости, подавляемая враждебность и зависть, зависть, зависть. Вот поэтому они и отгораживались границами… это понимание маленького зверька, которому только и хочется, чтобы забиться в норку и оттуда шипеть на весь белый свет.

И с этим вот – придется иметь дело.

– Второе – это свобода для промышленности и торговли. Мы не просто должны сохранить тот уровень взаимной торговли, какой достигнут между нашими странами, мы должны пойти по пути прямого выстраивания отношений между нашими предприятиями и даже отдельными гражданами. Я не могу понять, почему польский или немецкий гражданин не может работать в Москве, если это необходимо, а советский гражданин – в Варшаве или Дрездене. Что этому мешает? Что произойдет, если польское предприятие откроет свой филиал в Киеве, а ГДР будет шить свою прекрасную одежду в Ленинграде или Риге?

Теперь краем глаза наблюдаю за Ярузельским – тот неподвижен, только капля пота течет по щеке. Для него, человека, который, прежде всего поляк, будь он коммунист, генерал, начальник государства – но прежде всего поляк – это немыслимо. Польша для поляков! Как это так вообще – по Варшаве будут русские ходить как в старые времена…

Как то странно улыбается один Чаушеску. Может потому что думает – хрен они у меня что купят, у меня и для своих то в магазинах пустые полки. А мы сейчас рванем в Молдавию скупаться, все магазины вынесем…

Господи… какие же все заскорузлые ксенофобы. Им про интернационализм можно часами говорить – но это все для них на уровне фестивалей и съездов.

– И третье, наконец. Я думаю, ни для кого из здесь сидящих не секрет, что мир Запада обрушил на страны социализма новую волну агрессии. Польша стала первой жертвой нового наступления. Но если мы ничего не предпримем – то же самое, что происходит в Польше произойдет в каждой нашей стране. Неофашистская клика, возглавляемая Рейганом и Тэтчер, размещает в Европе ядерное оружие, нацеленное на наши города. Преследуются и уничтожаются коммунисты в Чили, Ливане, Турции. В огне Никарагуа. Происходящее требует принципиально иного уровня реагирования, в то же самое время- мы больше не можем позволить себе ничего, что напоминало бы операцию Дунай. Мы не можем дискредитировать себя ни перед развивающимися странами, ни даже перед нами самими. В связи с чем, я настоятельно предлагаю подумать о создании не просто консультативных советов – а общих для всех наших стран структур: в армии, народной милиции и государственной безопасности. Это должны быть структуры, которые в мирное время, поддерживают сотрудничество соответствующих служб внутри нашего социалистического лагеря, занимаются обучением, стажировками, оказанием практической помощи и передачей опыта. Народная же милиция и госбезопасность будет совместно работать и в мирное время, противодействуя общим для всех нас угрозам и приходя на помощь тем из нас, кому сейчас труднее всего.

Я сделал паузу

– … Товарищи. Я прекрасно понимаю, что для воплощения всего этого в жизнь могут потребоваться многие годы. Но тот, кто не двигается вперед – тот откатывается назад. Тот кто не наступает – тот отступает. Через пятнадцать лет – мы будем встречать двадцать первый век. Наши дети и внуки будут его встречать. В каком мире они будут его встречать. Что мы сможем для них сделать, на каком отрезке пути мы передадим им факел. Смогут ли они с уверенностью сказать – наши отцы сделали все возможное для строительства социалистического общества, и теперь мы можем делать новые шаги на пути к коммунизму…

Сказал я много, ответные речи были явно скомканы. Все говорили привычные фразы, означавшие верность – но у всех в голове, как крысы по норам – шныряли мысли. Откуда это? Кто за всем за этим стоит? Как теперь быть? Кто будет за, а кто – против? К кому обращаться теперь в Москве?

Но все понимали, что, так как раньше уже не будет.

Никогда.

После моего выступления, обещавшего наделать столько шума – подошел Громыко. Это его бумажки, точнее, его и Пономарева людей я отложил в сторону – и ему это вряд ли понравилось. В конце концов, в СССР аппаратная традиция предполагала подчинение политиков – аппарату. Даже генеральный секретарь во многих случаях – говорящая голова и не более того. Здесь вообще не привыкли к политике, как индивидуальному действию. Все решения принимаются коллективно. Или… не принимаются…

И понятно, что в него на уровне инстинкта вбито, что Генеральный секретарь непогрешим… если генсек не прав, смотри правило номер один. Но в его понимании – я сейчас сделал дело недопустимое… опасное и недопустимое. Хотя кое-чего я добился прямо сейчас – договорились отдать мои предложения на проработку и создать рабочие группы по каждому предложению. Это вообще-то способ замотать – но только если инициатор не будет продавливать.

– Михаил Сергеевич – сказал он глядя одним глазом на отъезжающих – поговорить надо.

Я кивнул

– Сейчас, как делегации уедут…

Делегации уехали, мы прошли обратно в зал заседаний. Обслуга, уже приступившая к уборке, увидев министра и генерального секретаря – прыснула как пескари при виде щуки.

Громыко сел на место Хонеккера. Налил себе Боржоми из нетронутой бутылки и с шумом выпил. Я сел на край стола и тут же одернул себя – чисто по-американски, дурак, ну где это видано, чтобы генеральный секретарь на столе сидел, еще на подоконник сядь, придурок! Но пересаживаться не стал, чтобы не продемонстрировать уязвимость…

– Миша. Ты широко шагаешь. Ты понимаешь, что такие вещи надо согласовывать с Политбюро?

Я кивнул

– Понимаю.

Да, понимаю. Я смотрел на Громыко, зубра отечественной внешней политики и думал – куда все делось? При Ленине – стратегической важности решения могли приниматься за сутки, а державный корабль иногда такие кренделя выписывал!

А теперь? Как американцы говорят – большие, волосатые, наглые цели – где они?

– Давайте по очереди, Андрей Андреевич.

– Хорошо, давай. Ты понимаешь, что такое свобода перемещения в том виде, какой ты нарисовал? А?

– Понимаю.

Громыко уставился на меня – с таким спокойствием это было сказано.

– Все ринутся туда – сказал он – это для начала.

– Как понять, все ринутся туда?

– Скупаться, ты что как маленький?! – разозлился Громыко – там, в Польше джинсы на прилавках лежат!

Господи…

– Ну и что?

…

– Ну, хорошо, Андрей Андреевич. Допустим, наша молодежь рванет в Польшу, купит там себе по двое – трое джинсов. Что еще купит? Ну, там косметику к примеру. Что в этом такого страшного? Поляки нашьют еще джинсов.

Громыко смотрел куда-то мимо меня невидящим взглядом и думал. А я тоже сидел и думал – как мы добрались до такого. Говорят, Юрий Владимирович делал все для того чтобы было как можно меньше туризма, даже в соцстраны. Но зачем?!

Чтобы молодежь джинсов себе не купила что ли?

Что мы все такие… перепуганные то?

– Не знаю, как на это Виктор Михайлович посмотрит… – сказал Громыко

– Он посмотрит, так как надо будет. У нас в конце то концов – есть социалистический лагерь или его в помине нет?

…

– Ну, я не говорю о том, чтобы на самотек пустить. Есть организованный туризм, начнем продавать туры. Посмотрим, сколько мы сможем принять, сколько они. Каждый год будем увеличивать. Но я не понимаю, почему советский человек не может свободно ездить по таким-же социалистическим странам, как и наш СССР.

…

– И то же самое по открытию предприятий, филиалов, торговле. Почему это невозможно?

Громыко, получив отпор на первый наскок, молча сидел и думал

– Андрей Андреевич…

– Я не знаю, Михаил Сергеевич… – сказал он – не знаю, что тебе сказать.

…

– Мы жили, так как жили, и сейчас так живем, и вопросов почему – задавать было не принято. Раз так – значит так надо.

Громыко посмотрел в окно на ночную Москву.

– Мы так жили, и с этим – вот это все построили. Как смогли. Как сумели. Но ты, наверное, прав, что задаешь вопросы. Пора их задавать. С нами – всё… годы не те. Пора приниматься за дело уже вам

Громыко помолчал и сказал

– На пенсию мне надо…

– Не отпущу! – резко сказал я

Громыко повернулся и посмотрел на меня

– Почему?

– Вы уйдете, другие уйдут. И что будет? Те кто придут, тут же дров наломают. И вы и я – солдаты партии. Солдаты на мировой войне коммунизма и капитализма. Идет война. Как называется тот, кто уходит с поля боя во время войны?

…

– Мне нужна ваша помощь. И поддержка. И главное – критика. Не думайте, что я не прислушиваюсь к тому, что вы говорите.

Громыко долго молчал. Потом как то растерянно сказал

– А я и сам не знаю, Михаил, почему например, нельзя в Польшу ездить или в ГДР. Вот думаю сейчас – и не знаю. Все боимся – как бы чего не вышло, как бы какой-нибудь идиот и себя не опозорил и страну заодно. Вот и запрещаем. Чтобы спокойнее себя чувствовать. А так…

…

– Что делать будем?

– Потихоньку отпускать гайки – сказал я – сразу нельзя, сорвет. Но и оставлять, так как есть – нельзя, по сути, каждый запрет сейчас, скорее, во вред, плодит диссидентов и порождает десяток путей обхода. А с нашими союзниками…

…

– Мы идем по пути реформ. Реформ не только назревших, но и перезревших. Они либо идут с нами, либо…

Дальше я не сказал. Но все и так было понятно.

Зил – привычно скользил по московским улицам, во тьме и тишине. Давали зеленую улицу, хотя могли и не давать. Улицы – почти пустые, для того кто хорошо знал Москву нового времени – такие полупустые трассы, на которых почти половина трафика автобусы и грузовики – выглядели дико. Ничего, лет через десять тут появятся первые пробки, уж я то постараюсь. Строительство в Елабуге доведем до конца и ЕЛАЗ запустим, расширим производство в Москве… в общем народ автомобилями обеспечим. Кстати, вы знаете о том, что автомобиль Фиат – Пунто, который в начале девяностых выиграл конкурс "автомобиль года" в Европе – это и есть тот самый Елаз, который разрабатывали на советские деньги. Но мы поступим проще – возьмем то, что уже производится, для быстроты и простоты освоения. То, что не сможем быстро освоить – пока будем закупать. И запустим…

Все не отпускают мысли о демократизации – и надо и нельзя. Прожив долгое время в Америке, я прекрасно понимаю, почему все проекты демократизации в СССР/России либо потерпели крах, либо привели совсем не туда. Созыв Съезда, первые свободные выборы – это не демократия, это было политиканство, потому что у избиравшихся демократических политиков – за спиной не было ничего. Только болтовня.

В США демократия глубоко провинциальна, и в этом то ее успех, потому что это – на самом деле демократия, власть народа. Демократия начинается с городского или сельского округа. Основные налоги не федеральные и не штата – а местные, которые на месте собираются и тратятся. Полиция, школа, дороги – это все на местные налоги. Конгрессмен округа – это местный парень, который со всеми за руку, и когда уезжает в Вашингтон – то делает все чтобы именно в его округе были потрачены федеральные деньги, на что угодно. Общины в кровь грызутся, чтобы заполучить федеральный объект, неважно какой – военная база, тюрьма, больница. Потому что это налоги и рабочие места. Там непредставимой дикостью выглядят слова "понаехали тут!" – если люди приезжают, это хорошо, они тут будут работать, тратить, платить налоги, всем будет легче. А теперь вопрос – с чего начал Горбачев?

Собрал съезд и устроил фестиваль политиканства на всю страну. Ну кому какая разница, был или нет заключен секретный протокол к пакту Молотова-Риббентроппа, если в ста километрах от Москвы дома уже по окна в землю вросли и туалеты на дворе? Решать совместно проблемы домов и туалетов, а так же больниц, школ и прочего – это и есть демократия. Это – демократия, а не солженицынская "жизнь не по лжи".

Но все же какие-то элементы демократии надо внедрять. И получается, сверху – снизу тоже надо, но это и труднее и дольше. Например, почему бы не пойти по китайскому пути и не внедрить процедуру избрания Генерального секретаря не Политбюро, а Съездом?

Первое – вообще, закладывается прецедент сменяемости и избираемости власти, а казус Горбачева показал как это необходимо. Ведь, по сути – убрать хотели Горбачева, а убрали – страну. Во многом страна рухнула от того что у власти был ненадлежащий, некомпетентный генсек, а нормального правового механизма его поменять не было. Он и когда первым президентом СССР то стал – в порядке исключения его избрал Съезд.

Второе – в общем-то, можно таким образом провести и конкурентные выборы – кто сказал, что кандидат должен быть только один. Не сразу – но может быть и получится прийти к тому, что кандидатов будет несколько и каждый со своей программой.

Третье – генерального секретаря, которого избирает Съезд почти невозможно келейно убрать – надо собирать внеочередной Съезд и объяснять на нем причины – и не факт, что съезд поймет. Такое получается эрзац-президентство, но без рисков, которые на данном этапе влечет за собой введение поста президента СССР, всенародно избираемого.

Тут конечно надо все взвесить. Еще со времен Ленина действует запрет на фракционность – но это не значит, что самой этой фракционности нет. Вообще, запрет фракционности сыграл намного более негативную роль чем это принято считать и является одной из причин того что сталинизм вообще стал возможен. Запрет на полемику, запрет на несогласие, сложившееся табу на любой спор, негласное требование проявления дружелюбия – все это делало невозможным понять, кто что реально думает и замышляет. Сегодня тебе улыбаются – а завтра нож в спину. Прибавить к этому типично кавказский, гордый, гневливый, раздражительный, мнительный и мстительный характер генералиссимуса – и приехали. И если не стоит вводить альтернативные выборы сейчас, даже на съезде – то это не значит, что нельзя будет в будущем. И в будущем может будет и не одна партия.

– Вот, это ты правильно подметил – я тоже об этом думал

– О чем?

– Чтобы не одна партия.

– Это тебе кто, Яковлев подсказал?

– Ну да. Как в Америке. Республиканцы и демократы

…

– Ты его кстати в Москву собираешься возвращать?

– А он сейчас где?

– В Канаде, послом

– Пусть там и сидит

– Это ты зря. Никто лучше него Америку не знает.

– Я знаю. А вот поделись, ты какую вторую партию хотел?

– Это тебе зачем?

– Да просто интересно. В США понятно, республиканцы партия ВАСП, демократы – меньшинств, они более левые. А ты то куда?

– Я социал-демократическую партию хотел делать

– Зачем?

– Надо. Как ты в Европу будешь интегрироваться?

…

– Молчишь? Есть такой второй интернационал, социал-демократический. Там очень авторитетные партии, некоторые у власти в Европе. Вот через них…

– Нда…

– Опять не согласен?

– Само собой. В какую Европу ты поведешь страну при таком уровне жизни? Ты знаешь Норвегию?

– Знаю.

– Когда я жил, они были едва ли не богаче всех в Европе. Но в ЕС не вступали. Их бы хоть завтра приняли – но им зачем? Беженцев кормить?

– Погоди, ты хочешь сказать, что в Европу только богатых принимают?

– Эврика!

– Ну ты так тоже не очерняй. Политика это тебе не…

– Что?

– Ну я понимаю, у тебя теперь капиталистическое видение истории…

– У меня нормальное видение истории. Хочешь быть уважаемым и влиятельным – будь богатым. Если ты бедный, слабый – тебя все так и будут шпынять. Знаешь, одно из самых умных изречений, которое я слышал в жизни такое – если ты такой умный, то почему такой бедный…

– Нет, позволь с тобой не согласиться.

– Не позволю. Хочешь, соглашайся, а хочешь нет – но это так. В то время, в которое я жил – Китай был коммунистической страной, и вел себя все более враждебно и агрессивно. И что Америка сделала? Да ничего! Потому что Китай уже был достаточно силен и богат чтобы делать то что он хотели на Америку не оглядываться. А мы тут? Мы называем себя сверхдержавой и тут же с протянутой рукой идем в Америку – подайте хлебушка. Народ кормить нечем. Ну и какая мы сверхдержава после такого, а?

…

– Ты все равно не прав.

– Жизнь покажет. Ты мне лучше скажи – а как ты собирался партию то строить, из кого? Из диссидентов что ли?

– А тебе зачем?

– Ну, как… подумаю, может и есть какое-то здравое в этом начало. Все-таки сменяемость партий у власти – дело неплохое, по Америке знаю. Хотя бы для того чтобы дать выход народному гневу – до того как он пойдет подрывать устои и крушить основы.

– Нет, не диссиденты. Какие диссиденты.

– А кто? Яковлев?

– Да дался тебе Яковлев…

– Дался, скотина та еще. Но не суть.

– Планировал организовать народное движение за перемены – в центре, в республиках. Потом собрать съезд и учредить партию – народную.

– Погоди-ка. А те движения в республиках… это случайно не народные фронты?

– Ну… была мысль так назвать. А что?

– Значит, и тут ты…

– Это ты про что, объясни.

– Народные фронты в республиках сыграют ключевую роль в развале страны. Сначала они будут поддерживать перестройку, а потом, когда сложности начнутся – тут же переметнутся на сторону националистов и станут требовать выхода из Союза.

– Но почему?

– Не понимаешь? Потому что это интеллигенция. У интеллигенции есть одно качество – она всегда предаст. Как только начнутся сложности, или просто что-то пойдет не так – интеллигенция всегда предаст. И после каждого такого кувырка – они моментально забудут, кого поддерживали до этого и начнут поддерживать новых людей.

…

– Но у русской и национальной интеллигенции есть одно важное отличие. Русская интеллигенция – она народу чужая и русский народ ей тоже чужой. Она никогда не была частью народа, они всегда сверху, поучают, направляют, оценивают – но частью народа себя не считают. А вот национальные интеллигенции – для них их народы свои. Они их часть, они всегда разделяли с другими их национальное чувство. А ты своими народными фронтами – дал им точку консолидации. Когда они почувствуют за собой силу, а за центром слабость – они пойдут на прорыв.

Вечером с Раисой Михайловной разговор опять сорвался… нет, не на крик к счастью – на дела. Видимо, это теперь навсегда так – личной жизни у нас нет, семейной тоже нет – ничего нет. Дела… дела… дела. И видимо так надолго. Впрочем, я сам на этот путь встал, мне по нему и идти…

– Рая… – сказал я – как у тебя в институте? Извини, сейчас прямо ничего не получится, нескромно будет, но ты по крайней мере людей присматриваешь?

– Присматриваю. Но ты же видишь, как к этому относятся. Мераб отказался сразу. Левада думает…

– Предложи им приличные зарплаты. Две, три тысячи…

– Да разве в зарплатах дело?

Эх, Рая, наивная ты моя шестидесятница. Видела бы ты, как они будут и в девяностые и после них – перед олигархами пресмыкаться. В них дело, в них. Всегда в них, это только на вид они – я не такая, я жду трамвая. А на деле – клейма ставить некуда…

– Несколько человек из ведущих – смогу прикрепить к нашему распределителю. Но с этим осторожно. \Должен быть членом партии и все такое…

Москва, СССР

Управление безопасности МИД СССР

17 марта 1985 года

В семидесятые годы – в МИД СССР было организовано специальное подразделение, изначально из прикомандированных, а потом из своих безопасников и контрразведчиков. Задачи их были – проверять работу безопасности посольств по всему миру, проверять сотрудников дипкорпуса, давать рекомендации, заниматься безопасностью МИД в самом СССР… короче, контрразведка, только своя и маленькая. Попасть в безопасность МИД считалось огромной удачей, потому что это были единственные контрразведчики, которые ездили и ездили по миру много. В основном в МИД отправляли на пять лет, но если хорошо себя показал – могли и продлить. Это была как своего рода "советническая командировка", только внутри страны.

Павел Иванович Кононенко, начальник сектора (должность по здешним меркам подполковничья, хотя он майор) – когда над дверью кабинета в МИДовской высотке загорелся зеленый огонек, резко встал, одернул пиджак (немецкий, то есть на самой грани) и шагнул к кабинету. Несмотря на каменное лицо, опытный человек определил бы что Кононенко нервничает, хотя этого и не показывает.

– Вызывали, Владимир Дмитриевич?

– Дверь закрой…

Кстати, несмотря на тяжелейший провал, с уходом на Запад аж, главы советской делегации при ООН – им ничего не сделали. Во многом, потому что о них ничего и не знали.

– Садись…

Полковник разминал в пальцах сигарету – когда она совсем истреплется, выбросит в мусорку

– Значит, у нас – сказал полковник – товарищ Горбачев хорошо владеет английским. Так?

…

– Не слышу! Что, язык проглотил!? Там то только так чесал!

– Так точно.

– Откуда узнал?

– Марина… ну то есть Марина Михайловна, супруга моя – им преподавать назначена… Ну то есть товарищу Горбачеву. Она в МИМО преподает, и…

– И?

– Ну, она сказала – странно, ей при первом занятии показалось, что товарищ Горбачев знает язык намного лучше, чем хочет показать. Она и удивилась – зачем ему тогда учить язык, если он и так его знает…

– Ясно. А ты не нашел ничего лучшего, как это обсудить с подчиненными, так?

За спиной полковника висел на стене плакат. На нем было написано – не болтай, в такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетен до измены….

– Ты куда кстати едешь?

Кононенко все понял

– Во Францию, Игорь Иосифович

Полковник достал опечатанный журнал, полистал. Зачеркнул одно и вписал другое

– Во Францию поедет Беклемешев. А ты вместо него поедешь в Судан. По пути подумай над своим поведением

– Есть.

Полковник внимательно смотрел на подчиненного

– Все понял?

…

– Это хорошо, что настучали мне. Если бы настучали Володхину…

Кононенко все понимал. Володихин – секретарь парткома. Если бы про разговоры в курилке настучали ему, он бы собрал партсобрание и влепил бы выговор за политическую незрелость. А с таким выговором не то, что в Судан – в Болгарию не выпустят.

– Как наказывать остальных болтунов решай сам – сектор твой. Но в этот год – ты считай, на карандаше. Еще один залет – и пойдешь обратно самиздатчиков и баптистов ловить.

– Есть.

Полковник спрятал журнал

– Дурак ты. Тут даже стены имеют уши. И завистников на твое место – полон пруд. Иди.

Москва, СССР

Старая площадь

19 марта 1985 года

Утром – заехал на Старую площадь, пока тут остаюсь. Принесли рабочий график визитов – согласовывать. Это ведь тоже – высокое византийское искусство, куда генсек в первую очередь поедет, тем больше благоволит. Я выбрал Киев как место первого визита. Украина.

Затем – пришли с министерства обороны. Первым я принимал генерала Ивашутина.

Ивашутин – легенда, двадцать пять лет во главе ГРУ, больше столько никто не отработает даже близко. У него на могильной плите напишут – жизнь отдана разведке. И это не просто слова – так и есть. Ивашутин обладал великолепной, практически компьютерной памятью – мог говорить о чем угодно, об обстановке в любой точке земного шара по памяти.

И тот факт, что я принимаю начальника ГРУ первым из военных, раньше чем министра обороны и начальника генерального штаба – тоже думаю отметят.

Понятно, что начальник ГРУ пришел с папкой с докладом, но я буквально за несколько минут пролистал его и отложил в сторону. Настало время для серьезного разговора…

– Товарищ Ивашутин… как вы считаете, мы можем победить в Афганистане?

Ивашутин явно не ожидал такого вопроса, но сориентировался быстро

– Полагаю, что сможем, товарищ Генеральный секретарь.

– А я думаю, что нет. Кстати, я Михаил Сергеевич. По крайней мере, с таким подходом к делу мы точно не победим.

Ивашутин… я прекрасно понимал, о чем он сейчас подумал. Это не так сложно, читать мысли людей. Он подумал, что я сейчас начну разнос начальственный.

И ошибся.

– Смотрите. Афганистан. Давайте, подойдем к карте.

Мы подошли к карте. Карта на стене – один из признаков кабинета большого начальника, вместе с телевизором и двойной дверью.

– Посмотрите. С этой стороны Пакистан, с этой – Иран. По сути у Афганистана только три соседа – мы, Пакистан и Иран. Кстати, как Пакистан себя ведет в последнее время?

– Сейчас затишье… Михаил Сергеевич. Снег, горы сейчас непроходимы. Наши радиопосты на границе отмечают снижение активности работы их радиостанций.

– Хорошо. Пакистан – враждебен нам, там у власти одиозный военный режим, с американской военщиной в качестве лучших друзей. Иран?

– Иран после событий семьдесят девятого враждебен нам, Михаил Сергеевич. Они называют нас Малым сатаной.

– В таком случае, мы имеем страну, нетвердой, я бы сказал социалистической ориентации, окруженную с двух сторон из четырех, даже из трех, учитывая Белуджистан – врагами Советской союза, да \еще и с хронической распрей в руководстве. Кармаль так и пьет?

Такого резкого вопроса – Ивашутин тоже не ожидал.

– По нашим данным держится… в рамках.

– Кой там в рамках! Война идет! А он…

Я вернулся за стол

– Товарищ Ивашутин. Вы опытный человек, фронтовик. Много чего повидали. Скажите, это правильно, когда мы юнцов туда направляем? Туда, за речку? А то что мы там делаем? Заставы эти, посты – они кому нужны? Каждый такой пост – мишень для душманов. Причем им для успеха надо быть сильными только в одном месте – там где они намерены нанести удар. Нам же надо быть сильными везде. Несправедливо немного, вам так не кажется? Душманам что надо – в день один, два, три наших пацана – не больше. И так – год, два, три…

Я говорил и видел – достаю. Достаю до цели… ну не может этот мужик, офицер, генерал, фронтовик и разведчик – этого не понимать. Прошли те времена, когда в почете были те, кто гнал личный состав волнами в атаку, на пулеметы. Сейчас для офицеров, для нормальных офицеров солдаты – это чьи-то дети, направленные для прохождения. И попавшие в Афган. Не просто так – такой процент жертв офицеров… они то свою дорогу, свой путь сознательно выбрали.

– Товарищ Горбачев – сказал Ивашутин – если партия прикажет… я сам готов туда идти.

Я хлопнул ладонью по столу

– Нет! Нет!

…

– Партия не прикажет! Надо брать ответственность на себя! И воевать так, чтобы гибли их дети. А не наши!

Я достал листок бумаги, ручку. Начал писать записку, одновременно говоря

– Товарищ Ивашутин. Записку, которую я пишу – отдадите товарищу Маргелову, из ВДВ. Он сейчас в группе генеральных инспекторов, то есть относительно свободен. О разговоре здесь никому. Записка товарищу Маргелову – это на случай, если вопросы возникнут, к нему или к вам. Вот еще одна записка, это к товарищу Смирнову Леониду Васильевичу[51].

…

– Товарищ Маргелов сейчас от должности командующего ВДВ освобожден, в группе генеральных инспекторов, то есть у него более – менее день свободен, в то время как вас от текущей работы никто не освобождал… и вряд ли в ближайшее время освободит. Потому товарищ Маргелов сможет работать над планом мероприятий на постоянной основе, а вы окажете ему помощь – вы и товарищ Смирнов.

…

– Мне нужно проработать вариант, когда мы выведем полностью из Афганистана срочников, оставим только сверхсрочников, офицеров и спецназ. Контролировать всю, и даже большую часть территории Афганистана невозможно, да и смысла нет никакого. В конце концов, есть афганская армия, афганцы сами должны защищать завоевания своей революции. Никто, в том числе и мы не обязаны защищать завоевания Апрельской революции вместо них самих….

…

– Как вариант, продумайте оставление всего юга, кроме может быть Кандагара и всего Востока кроме может быть Джелалабада. Еще один вариант – продумайте отступление в районы, в которых велика доля национальных меньшинств, то есть не пуштунов. И которые имеют мощные естественные рубежи такие как Саланг.

Ивашутин достал блокнот и начал записывать

– Второе. В Пешаваре находится так называемая "семерка", в том числе такие одиозные личности, как Раббани, Хекматияр, Халес. Руки у них в крови и афганцев и советских солдат, отступать им некуда, да и не отступят они. Если умеренные, такие как Гилани останутся одни, они могут пойти на переговоры с Кабулом и создание правительства национального согласия. Но пока живы Раббани, Хекматияр, Халес – этого не может произойти, потому что эти люди готовы на все, в том числе и убить всех умеренных, выступающих за прекращение бойни и переговоры. Следовательно…

Что из этого следовало, было понятно и ежу

– Проработайте вопрос с привлечением прогрессивных сил на Ближнем Востоке. Например, сил палестинского сопротивления или йеменцев. Но мы не решим вопрос защиты Афганистана, пока те кто засел в Пешаваре чувствуют себя в полной безопасности. И второе. Необходимо найти решение по контролю за территорией Афганистана. Причем это должно быть техническое, прежде всего решение. Пока существуют безопасные укрепрайоны, пока существуют территории, на которые мы вообще не можем проникнуть – задача не решена. Панджшер мы уже чистили несколько раз, понесли большие потери, но результата нет. Основные силы душманов уходят либо в пещеры, либо в зеленку, как только советские войска завершают зачистку – они возвращаются. А они должны знать, что они в опасности повсюду и всегда, и днем и ночью, и никто не знает, в какой момент пуля или ракета завершат их жизненный путь. Решение, повторяю, должно быть техническим, а не размещать сторожевые заставы или пытаться вербовать агентуру в душманской среде. Посмотрите американский опыт во Вьетнаме… поговорите с авиастроительными КБ…

Ну, если не додумаются про ударный беспилотник. Головы полетят, и в Гостехкомиссии и в Минобороны и…

– Третье. Для чего собственно нам потребуется товарищ Маргелов. Опыт спецназа ГРУ полученный по итогам войны в Афганистане нужно изучать и тиражировать. То есть, мы должны подтянуть морскую пехоту, ВДВ и часть внутренних войск до уровня спецназа ГРУ. То есть – умение действовать небольшими группами, в тылу, без поддержки, соответствующая материально-техническая база. Школы обучения и переподготовки, прежде всего сверхсрочников и сержантского состава. Умение бороться с бандами…

…

– А что касается спецназа ГРУ, товарищ Ивашутин, то мы и здесь должны применить опыт Афганистана. Спецназ должен стать из просто боевой единицы – агентурно-боевой. Может, я неправильно выражаюсь, поправите. То есть, офицер спецназа должен не только уметь взрывать и стрелять. Он должен иметь навыки оперативной работы во враждебной среде. Возможно, даже некоторые криминалистические навыки… чтобы справиться с бандитами это необходимо. Должен иметь знания по психологии, уметь вести переговоры и договариваться с лидерами племен… и все это он должен уметь сам, должен уметь научить этому подсоветных. Вы меня понимаете?

Только ушел Ивашутин – перевели международный звонок. На проводе был премьер – министр Италии…

Система работала безукоризненно: позвонить не успели, а мне на стол уже легла краткая объективка. Беттино Кракси, социалист, премьер с восемьдесят первого года. Валерий Болдин вопросительно смотрел на меня

– Поговорите сейчас, Михаил Сергеевич? Или попросить набрать позже, когда товарищ Громыко будет?

Я пожал плечами

– Наверное, поздравить хочет. К тому же партия дружественная, хоть и не коммунисты. Зачем Громыко, подключай…

Звякнул телефон – у Генсека их больше десятка. Я еще неуверенно снял трубку – не помню где какая.

– Товарищ Горбачев, на связи Рим, канцелярия Премьер-министра.

– Давайте…

В трубке раздалось несколько щелчков, потом зазвучал голос премьера, я молчал. Потом переводчик перевел.

– Товарищ Горбачев, разрешите вас поздравить с избранием…

Короче говоря, минут десять было ни о чем и перевод затруднял переговоры – а английский я пока официально не знал, а итальянский не знал в самом деле. Наконец, премьер перешел к главному.

– Товарищ Горбачев, мне сообщили, что Советский союз интересуется покупкой автомобильного завода у концерна ФИАТ. Мы были бы рады заключить с вами эту сделку и заверяем, что сделаем все возможное для скорейшего ее воплощения в жизнь.

– СССР не интересует покупка завода у компании ФИАТ – сказал я

Премьер явно опешил

– Но товарищ Горбачев, мне передали…

– Вам неправильно передали, СССР интересует сотрудничество с компанией ФИАТ в области производства автомобилей. Для этой компании мы готовы предоставить бесплатно земельный участок, подготовить поставку энергоносителей, предоставить опытную рабочую силу. Мы ожидаем от компании ФИАТ строительства завода мощностью, по крайней мере, на полмиллиона машин в год с последующим увеличением до миллиона машин и более.

Премьер Италии замолчал, обдумывая сказанное.

– Это необычное предложение сказал он – обычно такие поступают… не из социалистических стран.

– Тем не менее, предложение именно таково. Предлагаю взять время на обдумывание, и если компанию ФИАТ это заинтересует, готовить визит. Пока на уровне министерств.

Ошибок при создании АвтоВАЗа было сразу несколько – собственно, весь Ваз был одной большой ошибкой. Купили завод вместо того чтобы предложить ФИАТу построить его – раз, потратили деньги. Построили город под завод вместо того чтобы разместить на окраине уже имеющегося – вторая, такие моногорода не могут не быть источниками самых разных социальных и экономических проблем. Начали вместе с этим строить полный цикл по комплектующим – тоже наверное ошибка, хотя поначалу это так не казалось.

Пусть строят, пусть потом сами же вкладываются в обновление. Наверное, Елабуга… от добра добра не ищут. Ну и еще одну ошибку допускать мы не будем – машина специально разработанная для нас нам не нужна. Возьмем что сейчас у ФИАТа самое современное – и запустим. Постепенно будем осваивать комплектацию…

Поднял внутренний.

– Валерий, что там у тебя?

– Приехали, Михаил Сергеевич. Сидят в машине, ждут как и сказали.

– Поднимай их наверх, сразу в комнату отдыха. Вездеход[52] возьми, на проходной не записывай.

– Все понял, Михаил Сергеевич.

Человек, которого я пригласил без лишнего шума – будет очень нужен мне в Совмине, правда сам он этого еще не знает…

Рафик Нишанов, в той, другой жизни – он будет председателем Совета национальностей Верховного совета СССР. Потом – станет персональным пенсионером, места в родной республике – ему уже не найдется.

Почему Нишанов. Во-первых – он преданный. На Востоке вообще легко найти преданных людей и это хорошо, все эти славянские братства – они до добра нас еще ни разу не доводили. Во-вторых – травлю Узбекистана надо прекращать по политическим соображениям, ничего хорошего из этого не выйдет. Это хлопковое дело… оно сильно боком всему Союзу вышло… и повторно этого допустить нельзя. В третьих – если выдвигать Назарбаева, то в противовес ему надо брать кого-то из Узбекистана. Тут тонкая политика, это две ведущие республики на юге, надо соблюдать баланс. Надо еще кого-то из Азербайджана потом подбирать, а то рядом со мной армяне есть, а из Азербайджана никого. Тоже не порядок.

В четвертых – министром сельского хозяйства можно назначать только того, кто родился и вырос в деревне. А в пятых – это должен быть кто-то, кто не испорчен советскими практиками "снабжения" – доснабжались до того, что мяса не купить, а скоро и хлеба ни черта не будет…

– Рафик Нишанович…

Нишанов поприветствовал меня по-восточному, двумя руками

– Присаживайтесь. Чай, к сожалению только такой, вашего нет. А хотелось бы традиционного кок-чая испить…

Нишанов не смог сдержаться

– Михаил Сергеевич! Вы наш чай знаете?

Я подмигнул

– Я много чего знаю. Традиции надо уважать, без этого никак. Как на Востоке дела?

Узбекистан мне нужен был еще по другим причинам. Появись я раньше, может, удалось бы спасти Рашидова. А Рашидов – он был больше чем просто глава компартии Узбекистана. В Узбекистане был собственный МИД, и он не был просто фикцией. Рашидов сыграл ключевую роль в замирении Индии и Пакистана, Рашидов сыграл огромную роль в том, что Кастро перешел на сторону Советского союза, он вел сложнейшие переговоры по всему Ближнему Востоку. Его смерть – огромная потеря, но там остались профессионалы. Которые мне будут нужны и для завершения войны в Афганистане и для решающей игры против США на глобальном Юге.

Сам Нишанов был послом в Иордании и только что вернулся на пост главы МИД Узбекской СССР…

Но сейчас я его озадачу

– Рафик Нишанович… – прервал рассказ гостя я

…

– Хочу назначить вас министром сельского хозяйства и сельхозкооперации СССР. Как на это смотрите?

Надо было видеть лицо Нишанова – он хоть и пытался сдержать эмоции, но до конца не смог. На его лице было и недоумение, и страх… а недоумение по одной причине – за что?

Должность министра сельского хозяйства в СССР – расстрельная. Понятно, что в переносном смысле – но тем не менее. На шестьдесят четвертом году советской власти – не может досыта накормить людей. Позор.

– Товарищ Горбачев… это конечно лестное предложение… – он приложил руку к сердцу

– Послушайте меня, Рафик Нишанович…

Я помешал остывший, недопитый чай.

– Сегодня вы полетите в Ташкент. Как вы там соберетесь, неофициально скажите всем – товарищ Горбачев приносит извинения вам и в вашем лице всему узбекскому народу за неоправданные, часто скоропалительные решения центра, к которым к сожалению и я имел самое прямое отношение. К республике в последнее время было, не скрою предвзятое отношение, и я намерен это исправить. Вели себя мы не по-ленински, устроили огульную травлю людей…так нельзя. Конечно, есть и виноватые, но нельзя отрицать тот огромный шаг вперед, который республика сделала за последние тридцать лет. Это тоже должно идти в зачет. Что же касается Шарафа Рашидовича, конечно и он ошибался, но надо было учесть и все то, что он сделал. В конце концов, участник войны, Красные звезды он не в штабах получил. Нельзя так с ветеранами…

Нишанов смотрел во все глаза, боясь даже дышать.

– С прокурором СССР я поговорю насчет республики. Конечно, прокуратура у нас независимая, но по партийной линии думаю, смогу повлиять на ситуацию. В знак извинения, соберите там у себя… какие фонды вам нужны, мы тут посмотрим, что можем выделить. Но главное…

…

– Рафик Нишанович… вы в магазинах были? Нет, не у вас там, а здесь?

– Я… Михаил Сергеевич… с самолета только

– А я был. Стыд там и позор. Людей накормить не можем. Какие мы к черту руководители, если мяса на прилавках нет!

…

– Я хочу провести эксперимент. Сначала только у вас, затем будет распространять дальше. Как думаете, если, к примеру, большая семья возьмет у совхоза или колхоза полгектара или гектар и будет там выращивать овощи…

– И сдавать в колхоз?

Я поморщился

– Зачем сдавать? Колхоз есть колхоз. Давайте не будет закрывать глаза, что у нас происходит. На прилавках то одного, то другого нет – а земля где заброшена, где как камень, не орошается. Люди должны быть прямо заинтересованы в результате своего труда, в колхозе этого к сожалению нет, иначе бы у нас на прилавках не было так пусто. И времени что-то менять почти не осталось. Исходим из того что есть. Пусть люди выращивают овощи или отару овец возьмут или коров десяток. Продукцию продавать либо на рынке, либо через сельхозкооперацию. Официально выделить технику для перевозки, вагоны. Разрешить заключать прямые договора с торгами. Пусть за счет взносов в кооперацию строятся хранилища…или люди своими силами строят…

Надо было понимать, что думал сын батрака Нишанов обо всем об этом. Он прекрасно понимал свою и соседние республики – колхозы там не приживались. Колхоз в Узбекистане – это монокультура, хлопок, на которую, на сбор принудительно выгоняют всю республику. Так – процветает именно то что сказал новый Генеральный – люди берут кто полгектара, кто гектар, кто два – и хозяйствуют. Боятся – но хозяйствуют. И именно от того что эта практика противозаконна – именно здесь находится корень тотальной, всепроникающей коррупции. Чтобы получить семяна, удобрения – дают взятку председателю. Чтобы сбыть выращенное – дают на лапу директору рынка, перекупщикам, покупают справки. Милиция и ОБХСС все знает, но смотрит в сторону – дай и им. Отовсюду – текут ручейки, сливаясь во все более полноводные реки. Райком, потом обком, потом ЦК в Ташкенте. Райотдел, потом министерство – все отправляют наверх.

Никто не роптал – слишком честным быстро заткнули рты. Никто не задавал вопрос, кому и зачем это все надо. В Ташкент приезжали проверяющие из Москвы, уезжали с дорогими подарками – ковер, дорогое ружье, дипломат с деньгами. Жить можно было.

Все играли в игру под названием марксизм-ленининзм и таковы были ее правила. Их не обсуждали. Тем более, республика стремительно развивалась – никогда узбеки не жили так хорошо, как при ошельмованном потом Шарафе Рашидове. Строили дороги, заводы, города. Последний дехканин имел свой какой-никакой, но дом.

Потом они же стали крайними. Следователи из Москвы – фиксируют взятку, но они не думают о том, что порочна сама система в первую очередь.

Но вот – сидит перед тобой генеральный секретарь, и предлагает – хватит. Хватит лгать, хватит делать вид, что этого всего нет. Если это есть – давайте, узаконим это, введем в рамки, установим правила.

Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если каждому колхознику разрешат взять гектар для себя и законно продать все что вырастет на нем… это сколько же всего будет.

– Товарищ Горбачев… это все надо как то… ввести в рамки, узаконить.

– Введем. Официально примем решение Политбюро о проведении экономического эксперимента – как уже провели с хозрасчетом. Год, два. Посмотрим, что получится, положительный опыт распространим на другие республики.

…

– Подумайте, обсудите с другими товарищами. Может, какие-то встречные предложения будут. У вас как будет должность назваться? Министр сельского хозяйства и сельхозкооперации СССР. Это значит, что в вашем ведении будет не только крупное сельское хозяйство, такое как хлопок, например – но и сельхозкооперация. Которую у нас надо ставить с нуля, от поля и до прилавка. Вот вы этим и займетесь, сначала в своей республике, а если получится – то и в других.

– Получается, будет как раньше, коммерческая торговля…

– Примерно так. И бояться этого не стоит. Бояться надо пустых полок и мяса в заказе по праздникам, а не этого.

В общем то бояться надо было не только этого. И нельзя сказать, что я не боялся. В СССР 1988 года именно кооперативы вкупе с некоторыми другими решениями подхлестнули рост цен. Странное дело вообще – цены в кооперативах вряд ли превышали те, которые ранее были на черном рынке, и по которым тоже кто-то покупал – иначе бы просто не было черного рынка. Но именно после того, как эти цены выставили напоказ – люди посмотрели на свои зарплаты и поняли, как они бедны. А тут еще и подоспело решение о хозрасчете и выборности директоров. И получалось так, что директора начали обещать повысить зарплату – а люди на это клевать, забывая о разуме. Интересные вещи получаются – когда на прилавках ничего нет, только картошка с землей и мясо с костями по праздникам – люди ворчали, но терпели. Причем кто надо – тот был и с мясом и с шоколадом и с черной икрой. А как только продукты появились, но по высоким ценам – люди взвыли.

Но альтернатива – продолжение того что есть сейчас – еще хуже. Если не упустим денежную массу – то цены все равно сильно расти не будут, предложение будет соответствовать спросу. Главное еще – отладить механизм поставок и не допустить в него ни вороватых директоров торгов, ни малолетних бычков – бандитов, которые никуда не делись и ждут своего часа.

Нишанов подумал

– А председателям колхозов что говорить? Ведь может пошатнуться трудовая дисциплина.

– Пусть укрепляют, на то они и председатели. Но практику, когда пусть лучше все бурьяном зарастает, только бы не дать людям работать на самих себя – эту практику надо раз и навсегда прекращать. Порочная это практика! Бездумная и безхозяйственная!

…

– Ну что скажете? Рафик Нишанович…

Нишанов снова приложил руку к груди

– Надо посоветоваться в Ташкенте с товарищами. Но если партия прикажет…

– Партия не приказывает. Партия дает задания, которые надо выполнять. От нашей совместной работы сейчас зависит то, в какой стране мы будем жить через двадцать лет.

Или вообще ни в какой не будем…

– … Теперь, Рафик Нишанович… душа у меня болит за то что происходит в Афганистане. И не только в Афганистане… но и по всему Ближнему Востоку. В Египте американцы как у себя дома распоряжаются. Саддам ведет войну с Ираном, которая в общем то никому не нужна. Американцы вот-вот зайдут в Саудовскую Аравию.

…

– Проблема на мой взгляд в том, что мы… точнее ни мы, ни американцы – не можем до конца понять этот регион. Не можем до конца понять чаяний этих простых людей. Волна антиколониализма схлынула – но что дальше? Кто даст на этот вопрос ответ?

А дальше одно из двух. В исламском мире – крайне важно понятие справедливости. После того как антиколониальный запал был полностью исчерпан – осталось по сути два конкурирующих проекта. Это арабский социализм с сильным привкусом фашизма – транснациональная, поверх границ партия БААС и "Свободные офицеры". И исламский экстремизм – исламское возрождение и агрессивная политизация ислама под брендом Братьев-мусульман и им подобных. Это учение, первоначально возникшее в Египте как антиколониальное и антибританское учение низов – взяли на вооружение всяческие эмиры и шейхи, сильно впечатленные судьбой иракской королевской семьи и не желающие повторения чего-то подобного у себя. Король или шейх – он не просто властитель, он защитник ислама. И тем самым они хоть как то но страховались – если в один прекрасный день офицеры скомандуют "на дворец!" то простые солдаты еще подумают, на кого они поднимают руку.

Но БААС уже проиграла, хотя сама того не понимает. Вообще то, проигрыш партии арабского социализма начался с того, как египетский режим не смог выиграть войну в Йемене и удержать ОАР – Объединенную арабскую республику. Еще одним трагическим ударом стал проигрыш в войне с Израилем, которую не стоило и начинать. Но сейчас – по факту БААС правит только в двух странах, Ираке и Сирии, причем эти два отделения партии люто ненавидят друг друга. Скоро одиозный Саддам нападет на Кувейт, дав повод США покончить силой с проектом арабского социализма.

И останется только один проект. Который воплотит в себе сейчас практически неизвестная Аль-Каида.

А где спросите коммунизм? А его нету! В Ираке партия коммунистов называется "партия расстрелянных". Коммунизма на арабском Востоке у власти нет, и мы с этим довольно легко миримся, надев розовые очки и помогая диктаторам разной степени одиозности, в том числе и тем, у кого на руках кровь коммунистов. Уверяя себя, что они и есть коммунисты, только с местной спецификой. Оппортунизм это, батенька.

– Товарищ Нишанов… Рафик Нишанович. Я думаю, пора признать, что мы упустили регион, долгое время выдавали желаемое за действительное. Результаты мы сейчас получаем в Афганистане, для простых людей там проповедью справедливости являются не слова партийного активиста, а магнитофонная кассета с проповедью полуграмотного муллы. И люди это слушают, и не только в Афганистане. Приходится признать, что во многих странах сохранилась монархия, в некоторых у власти находятся военно-автократические режимы, тираняшие простой народ не хуже колонизаторов, да еще и настраивающие его против коммунистов и СССР. Все это является препятствием на пути исторического процесса, и одновременно – в любой момент может стать заповедником махровой реакции и религиозного мракобесия, угрожающего даже нам. Меня сильно беспокоит Иран – почему люди поверили не ТУДЕ, а религиозным мракобесам во главе с аятоллой Хомейни, фактически тем же помещикам, владельцам земли, жестоко эксплуатирующим простых безземельных крестьян. И все же крестьяне поверили аятоллам – а не коммунистам, обещавшим землю и освобождение. Что тот же Хомейни может сказать исторически нового? Ничего, он может только сыпать словами из Корана, оправдывая и прикрывая свои непристойные делишки, свои и своего корыстного окружения. Свою корысть, отсталость, злобу. Но почему мы, коммунисты, которые смогли дать людям землю, изгнать помещиков у себя на родине – не можем достучаться до сердец простых людей там?

…

– Товарищ Нишанов. У вас есть в республике грамотные люди. Они коммунисты, но вместе с тем они и мусульмане. Опыт Советского союза – вероятно, является опытом гармоничного сочетания религии и справедливости, которому не грех и поучиться. Но как донести это до простых людей? Как донести до людей ленинские слова, чтобы они стали и их словами?

…

– У вас есть академия наук. Есть МИД. Есть партия. Сядьте. Подумайте, Это поручение вам лично от генерального секретаря. Придумайте – как нам вести пропаганду на Арабском Востоке с учетом местной специфики и не конфликтуя с религией. Что из Корана мы можем использовать, говоря о справедливости? Какими словами мы можем обличить местных религиозных феодалов так, чтобы нам поверили простые люди, поверили и пошли за нами? Подумайте и свои соображения доложите. Со временем не тороплю, но… сами понимаете.

– Все сделаем Михаил Сергеевич…

– Вот и хорошо. А вас лично, через несколько дней жду в Москве… И еще, Рафик Нишанович…

…

– Прошу довести до товарищей – со взяточничеством буду бороться беспощадно. Мы дадим вам шанс улучшить жизнь в своей республике, сильно улучшить. Но если все это выльется в очередные взятки… пеняйте тогда на себя.

Один есть. С правительством сложно, но… подбирать надо. Хоть как.

– А ты молодец… правильно говорить научился.

– Стараюсь.

– Но зря ты отпускаешь вожжи. Зря.

– Это почему?

– Добром это не кончится.

– Слова, слова. Тебе не стыдно, кстати, за то, что ты Рашидова до смерти довел?

– Я его не доводил!

– Довел[53]. Довел.

– Он взяточник! Вор!

– Ну не больше других. Я бы даже сказал – меньше. И лучше бы ты разобрался, откуда эта система взяточничества берется…

– Там воды не хватит – под полив

– Спорим – хватит?

– Если люди заинтересованы – всего хватит

– На хлопок никто не пойдет.

– Ух, как тяжело с тобой. То есть надо людей в черном теле держать, чтобы им работа на хлопке раем казалась… так?

…

– Как тебе не стыдно. Михаил Сергеевич. Как вам всем не стыдно. Коммунисты, называется.

На следующий день – ко мне зайдет Болдин. Оказывается, руководство союзной республики вместе с рейсом из Ташкента послало мне кок-чай, целый мешок и передало через представительство. Не знаю, то ли ругать, то ли…