Глава 12

Москва

28 февраля 1985 года


Через день – на меня вышли.

Точнее, не на меня, а на Раису – она ездила в дом моды, в ателье, заказывать себе что-то. Там ей сунули конверт, сказали – товарищу Горбачеву.

В конверте было приглашение встретиться…


Почти сутки я искал повод – здесь, кстати, для всего нужен повод, политика, по сути, под негласным запретом снизу и до самого верха. Надо – заметят, выдвинут – а так сиди и не дергайся. При этом – подковерной политикой тут все занимаются с превеликим удовольствием. Грызя, подставляя и кидая друг друга.

Тут – я это уже понял – главное чтобы внешне все выглядело прилично. За фасадом же может скрываться любое дерьмо…

Повод придумал мой верный помощник (кстати, начинаем срабатываться) – посетить МИД, чтобы узнать подробности заключенных СССР внешнеторговых сделок, в частности на поставку зерна. Там кстати уже сходу были "поводы для радости" – почему то история с зерном зависла между МИДом и Минвнешторгом. И кто за что отвечал – было совершенно непонятно.


Министр иностранных дел сидел на Смоленской площади, в одной из сталинских высоток, отданных под МИД, но к моему удивлению, когда мы подъехали – у ворот стоял ЗИЛ. Вышел Громыко, раскрасневшийся как будто на грудь принявший (я потом понял, что это так и есть)

– Михаил Сергеевич!

– Андрей Андреевич…

– А мы тут выехать решили… на природу, можно сказать. Составите компанию?

– Отчего не составить.


Как оказалось, понятие "природа" у МИДовцев довольно своеобразное.

Прошли МКАД. Кстати, МКАД – без слез не взглянешь, никакого сравнения ни с тем, во что оно превратится в годы Путина, ни с чикагскими бетонными трассами. Вообще, я только сейчас начинаю понимать, в каком жутком, убогом состоянии сейчас Москва – и это шокирует…

Подумайте, в некоторых местах за МКАД просто зеленая трава, лески, лужайки. Прямо хочется бежать и покупать, покупать, под любыми предлогами покупать землю здесь, зная, сколько она будет стоить в будущем. И понимаешь, как поднялись некоторые из тех, которым было можно покупать тут – хотя другим было нельзя.

Тут не "кто смел тот и съел", тут кому положено. Тебе не положено – и стой в сторонке, смотри как богатеют те кому положено. Путь бывшего СССР в капитализме сильно отличается от американского – в США этого просто понять не могут.

– Как это так в жутком, убогом состоянии Москва, Как тебе не стыдно так говорить?

– Что вижу то и пою. Ты просто не видел, что через тридцать лет тут будет

– И что будет?

– Тут все застроено будет. Метро тут будет, саму дорогу сильно расширят. Метро в будущем дойдет даже до аэропортов.

– До аэропортов? Сколько же человек в Москве будет жить?

– Точных цифр нет. Говорят, с приезжими двадцать миллионов, может даже двадцать пять.

– Двадцать пять?! А куда милиция смотрит?

– В смысле?

– Кто их в Москве прописал? Это же уму непостижимо.

– Прописки не будет в будущем

– Как не будет? Езди куда хочешь, живи, где хочешь?

– Да.

– А кто будет на заводах работать, если все в Москву ринутся? А как же Камаз, Ваз, там кто работать будет.

– Вот удивляюсь я вам, Михаил Сергеевич. Вместо того чтобы подумать, как людям условия создать – вы их в Москве не прописываете. Приехали, кажется.

Место это – было уже за МКАД, там деревня сплошная уже шла. Перелески, снег где-то и по пояс. Деревушки, грузовики, даже трактора. В сторону, в лес уходила вычищенная дорога – другие вычищены не были, просто снег, как попало спихнули трактором на обочину…

– Что он хочет?

– О чем-то серьезном говорить. Если в кабинете не говорит, прослушки боится

– Если Черненко вот-вот умрет, значит, вербовать тебя хочет

– Зачем?

– Как зачем? Ты член Политбюро ему твой голос нужен.

– А мне что делать?

– Как что? Соглашаться.

– А если я не хочу?

– Как не хочешь?

– Так. Может, я сам хочу.

– Ты это брось!

– Почему?

– Молод еще. Ты. То есть я.

– А не надоело генсеков хоронить?

– Ты не скажи кому!

– Нет, серьезно. Почему генсеком обязательно должен быть старик?

– Опытный. Мудрый.

– Помимо этого еще силы нужны.

– Ну смотри. Я предупредил.

– Спасибо. А кстати – а почему нельзя голосованием решить? Даже Папу Римского голосованием избирают.

– Сравнил тоже – Папу. Голосование должно быть единогласным.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы коммунисты видели единство рядов Политбюро.

– Не обижайся, но от этого единства всех уже тошнит.

– Ты это! Без году неделя, а рассуждаешь.

– Вот увидишь.


ЗИЛы остановились около старинного особняка, крашенного бледно-желтым, с белыми колоннами. Первым вышел Громыко, жестом гостеприимного хозяина показал – прошу!

Да-с… Судя по всему это тут роскошью считается. По американским меркам высший средний класс. Надо смотреть в каком состоянии кладка, фундамент, коммуникации. Но в принципе – такое жилье может позволить себе владелец небольшой фирмы, богатый адвокат или представитель уважаемой семьи получившей наследство. Конечно, если есть историческая ценность – цена взлетит. Похож на южные особняки, они сильно страдают от сырости. Вообще, в США на удивление большую роль в цене недвижимости играет не сама недвижка, а ее расположение. В Нью-Йорке, например надо спрашивать про комьют – как быстро, удобно и дешево добраться до города. Хороший комьют может сразу поднять цену в полтора раза. В Калифорнии сарай на берегу океана может стоить миллион долларов – все от вида зависит. Я как то жил в таком пару дней – сарай сараем, крашеная в один слой доска – цена…

Хотя о чем это я вообще. Той жизни нет, ее надо забыть, из нее меня выкинули. Обратного хода нет. А если и есть – то возможно, в федеральную тюрьму Терре-хот, до исполнения приговора. Потому что за убийство сотрудников федеральных правоохранительных органов по головке не погладят. А если еще выяснят, что документы мои фуфло…

А вот если бы сказали – давай назад и ничего тебе не будет – пошел бы? А знаете – нет. И вопрос не в том, что я русский. Здешний мир – он пусть беднее, примитивнее, проще, иногда и фальшивее того – но его можно исправить. Там исправить ничего нельзя. Развратились люди, сгнило общество. Разложилась страна. Причем не только Россия – но и США тоже, они прошли свой путь на эшафот. Я жил там, я знаю, сколько американцев ненавидят свою страну. Ни в восьмидесятые, ни в девяностые этого не было. Американская мечта сломалась, Свой дом все дороже, банки все наглее, зарплаты все меньше, работа все хуже. В школах детям преподают гомосексуализм, негры лупят полицию, на заборах портреты Че Гевары и Ленина. Это конец… и мне не хочется при нем присутствовать ни как наблюдатель, ни тем более как участник.

Но хочется это предотвратить. Здесь, там… везде. Нет сил жить в том мире. Просто – нет сил.

– Чего задумались, Михаил Сергеевич?

– Красиво у вас тут.

– Дача МИДа, Сейчас ленч подадут как в Штатах

– Надеюсь, не гамбургеры?

– Нет… сейчас что-то сочинят.

Я демонстративно обвел глазами комнату, и Громыко моментально понял, кивнул.

– Потом погуляем. Воздухом подышим. В Москве дышать нечем…


Покормили нас хорошо – как видно, привезли с собой в судках из столовой МИДа. Я отказался от кусочка торта, чем навлек на себя подозрения – в США просто торты ужасны, не то, что наша Прага. А я привык в США отказываться от всего сладкого, чтобы не заработать диабет.

Потом оделись потеплее, пошли на улицу, протоптанной тропинкой – в ельничек. Никак не привыкну к здешней одежде – пальто да на пуговицах. Хотя в США хорошо сшитое из дорогого материала пальто может мало кто себе позволить – все носят китайский флис.

Темнело…

– Красиво, да? – спросил Громыко

– Да, нет ничего лучше русской природы – сказал я – у нас не так. Степь да степь кругом, только недавно начали насаждения делать… но не выросли еще…

Громыко остановился.

– Миша – сказал он – я сейчас говорю с тобой как старший товарищ… по партии, по работе. Время пришло, дальше откладывать вопрос нельзя. Следующим Генеральным должен стать ты.

– Не соглашайся!!!

– Андрей Андреевич, да вы что. У меня опыта совсем нет, я в Политбюро без году неделя.

– Миша!

– Это не мое мнение. Это мнение Константина Устиновича.

Вот так – так…

– Вот как?

– Да. Я был у него.

– Как он?

– Плохо, Миша. Очень плохо. Уже не встает.

– А врачи что говорят?

– А что врачи говорят? Правду они не говорят, это точно. Как не сказали правду про Леонида Ильича. Как не сказали ничего про Юрия Владимировича – он ведь инвалидом оказывается был, по почкам, уже много лет.

– Обстановка и в стране и в мире нездоровая. Про экономику ты и сам лучше меня знаешь, что мне говорить. Уже не выполнили две пятилетки, подогнали цифры. Третью тоже наверное не выполним. Международная обстановка напряженная, в Европе размещаются ракеты. На Ближнем Востоке возможно перерастание войны Ирака и Ирана в международный конфликт. В Афганистане все плохо. В Польше окончательно стабилизировать ситуацию не удалось – все до разу как говорится. В таких условиях, генеральный секретарь для нашей партии нужен не просто работоспособный – двужильный нужен. Я не справлюсь, здоровья и сил не хватит.

Я лихорадочно размышлял. Просто так такие предложения не делаются, и в любом таком предложении есть двойное дно.

– В одиночку мне не справиться.

– Не в одиночку, Миша, мы поможем. С нас никто обязанностей не снимал, поможем разобраться…

Нет, не то.

– Андрей Андреевич, в одиночку я партию и государство не потяну. Ни сил не хватит, и такая ответственность. Партию… положим на меня, государство… возьмите вы, хотя бы временно. Почувствуете, что не справляетесь, поставите вопрос.

Громыко выждал приличествующую паузу, кивнул

– Хорошо, Михаил Сергеевич. Если ты так настаиваешь…

– Кого на ваше место?

– Я… подберу.

Так…

– Если у нас такие сложные отношения с США, может… Анатолия Федоровича?

Громыко – не знаю, ждал он этого предложения, или оно стало для него неожиданностью – снова выдержал несколько секунд.

– Добрынина? Ну… может и так, он посольскую должность перерос давно, но что мои замы скажут…

Но тут же Громыко дезавуировал себя

– А пусть говорят, что хотят.


На обратном пути я прикинул – проработал ситуацию вроде бы правильно, и Громыко получил то что хотел – важный пост на старость. Плюс – такого человека терять нельзя, тридцать лет в политике. А ставить Шеварднадзе – это издевательство над дипломатией. Куда, если он английского не знает?

Вопрос – кого на премьеры. Рыжков не просто слаб морально, у него есть недостаток, который никто не осознает. Он не макроэкономист, он как был, так и остался директором завода. И когда он творил то, что творил – он просто пытался убрать ограничения, которые ему мешали как директору завода в свое время. Не думая, а зачем были эти ограничения. И если даже ты лично честный – а что если кто-то нечестный?

Вариант первый – Борис Ельцин.

А почему нет? Строитель по образованию, а строить придется много. Долгий опыт управления огромным промышленным регионом. Вполне потянет на кандидата в члены Политбюро.

Когда на Ельцина все цыкают, как то забывается, что он пришел уже на готовое, на то что натворили до него Горбачев и Рыжков. Уже запустили инфляционный механизм, уже развалили связи в производстве своими реорганизациями. Уже приняли закон о кооперативах и создали механизмы обнала. Уже расшатали страну. Ельцин не мог действовать иначе, он не мог ни остановить обвал разумными средствами ни создать хоть сколь-либо социально-ориентированную экономику. Общих фондов для этого не было – все растащили и проели.

Минус Ельцина как я понял – резкость и порой необдуманность. Но если держать его в руках.

Номер два – Виктор Черномырдин.

Специалист по газу, фактический организатор одной из крупнейших в мире компаний. Он неплохо проявил себя не один раз. И когда первым превратил свое министерство в частный концерн. И когда несколько лет рулил откровенно кризисной экономикой. И когда став премьером, ему хватило ума продолжить а не прервать реформы – хотя Дума его ставила в расчете именно на прекращение реформ. Нужен именно орговик, премьер – это дирижер оркестра. К тому же – он бывал на Западе, не может не понимать что нужны реформы, не Лукашенко в конце концов, хотя мог спихнуть больного Ельцина и стать как Лукашенко.

Кстати про Лукашенко. Тоже надо в Москву подтягивать, агропромышленным вице-премьером…

Лукашенко самодур и диктатор, по натуре своей. Но у его есть два важнейших качества, которые мне сильно импонируют. Первое – он понимает, что экономика – это не снабжение, и только при расширенном производстве, сильном экспорте и вообще торговле – можно чего-то добиться. Надо экспортировать, а при нем Беларусь продавала свою продукцию более чем в сто стран мира, порой чего только не придумывая. Например, Лукашенко придумал экспортировать услуги по безопасности – белорусские спецназовцы охраняли шейхов Персидского залива, а в белорусских военных академиях кто только не учился, от Африки до Латинской Америки. Второе – он в отличие от очень многих диктаторов очень восприимчив ко всему современному – это редкое качество. Ну никто же не заставлял его в Беларуси делать компьютерный кластер. Но он сделал. И кластер заработал.

Номер три – Павел Федирко.

Преемник Долгих, вторым секретарем при нем работал. Опыт как у Ельцина – самый молодой первый секретарь Союза, в сорок один год. Руководил крупнейшей промышленной областью, много строил. Но в отличие от Ельцина нет заскоков, судя по всему, не так сильно пьет, и есть два очень интересных качества. Первое – секретаря в Красноярске, Федирко большое значение уделял культуре, строил Театр оперы и балета, Дворец пионеров, реконструировал филармонию. Это важно, люди не должны опускаться. Второе – свободно владеет английским и немецким. Ну и фамилия… своим будет и для России и для Украины, хотя по происхождению он – казак.

В общем, думать надо…


Дома меня ожидал сюрприз – с коньяком и с конфетами, приехал Юрий Александрович Левада, сокурсник Раисы и запрещенный социолог, в 1969 году лишенный звания профессора. Ставился вопрос об исключении Левады из партии, что означало гражданскую смерть. Все семидесятые его преследовал Гришин. Причина? На поверхности – слишком мало упоминал в своих лекциях основоположников. На деле же – боялись правды.

Как сказал Юрий Владимирович? Мы не знаем общества, в котором живем. Вот это – правда, но ее он смог сказать только став генсеком. И даже в этом случае не было сделано ничего. Требования приличий, а так же теория о том, что мы идем к коммунизму разрешала признавать отдельные недостатки – но не систему. В том числе и потому что до сих пор действует правило товарища Сталина: у каждой проблемы есть фамилия имя и отчество. Если кто-то встанет и скажет как есть на самом деле – его же и спросят: а ты куда смотрел?

А правду знать надо – наивность руководства в начале перестройки обошлась чрезвычайно дорого. И времени – нет.

Посидели, повспоминали. Песни попели.

Потом я кивнул на кухню. На кухне включил радио на полную и воду пустил…

– Раиса сказала, ты чуть ли не диссидентом стал…

Левада махнул рукой

– Да какой там диссидент.

– Ну, взыскание по партийной у тебя есть.

– Хочешь, сниму?

Левала уставился на меня, потом шепотом сказал

– Зачем?

– Ну как… нехорошо, когда в личном деле взыскание по партийной линии. Проблемы будут, изо всех очередей уберут.

– Так и так убрали.

– Поставят?

Левада подумал, потом криво усмехнулся

– Нет, Михаил Сергеевич, не надо.

– Почему?

– Скажут: продался?

Теперь настала пора криво и многозначительно улыбаться мне

– От оно как. Партийное взыскание – как знак отличия в определенных кругах. Только мне вот что непонятно. У тебя совесть чиста. И ты это знаешь и знать будешь. Так в чем проблема?

– Другие то не знают.

– А что другие? А… у вас совесть коллективная. Одна на всех.

Левада посмотрел на меня странным, каким-то загнанным взглядом

– Зачем звал, Михаил? Знаешь же, что я рискую даже сюда приходя. И плетью обуха не перешибить.

– Знаю. Разговор есть. И по совести и по душам. Помощь твоя нужна.

– Тебе?

– Народу. Партии. Мне.

– Э, как…

– То что ты мне сейчас можешь сказать, для меня не новость. Да, в партии были и есть перегибы. Да, есть и такие люди, которых заставь Богу молиться – и весь лоб себе расшибут. Но прошлое не может определять будущее.

– Погоди, ты в этом уверен?

– Да, уверен.

Я и Юрий Левада смотрели друг на друга. Русский интеллигент еврейского происхождения – который как всегда больший интеллигент, чем любой русский – и непонятный гибрид, человек с телом советского человека и разумом адаптировавшегося американца, который искренне не понимает, как это так – прошлое определяет будущее.

Американцы тем и были сильны – сильнее всего мира – что они умели оставлять прошлое в прошлом. Их гениальная отмазка во внешней политике – господа, это все были обязательства предыдущей администрации. И когда они начали копаться в своем прошлом – это и было началом и симптомом конца. Кем был Томас Джефферсон? Гениальным политиком, поборником свободы – или рабовладельцем и лицемером? Если так подумать – а какая разница то? Томас Джефферсон давно умер, оставив своим потомкам сверкающий град на Холме. Его дела говорят сами за себя, и это и есть истинная мера его жизни.

А у нас скоро начнут копаться в сталинских могильниках. Это совсем другое прошлое – черное и страшное. Но потому еще важнее оставить прошлое в прошлом. Советский народ – рождался в грязи и крови Гражданской, и никакая гражданская война – не может оставить крайне дурного отпечатка на всех гражданах, на всей стране. Прецедент братоубийства, войны внутри общества – он просто так не проходит, не зарубцовывается. А потом была Великая отечественная – и как наказание и как искупление. Но эти люди, надрывавшиеся, страдавшие, голодавшие, поднимавшиеся в атаки, жертвовавшие собой и убивавшие – их дела тоже говорят сами за себя. Они оставили нам сверхдержаву. Которую сотворили, как умели и как им позволили. И какой смысл сейчас копаться в могильниках и определять вину, растравливая общество. Не лучше ли и нам – оставить прошлое в прошлом.

– Юра, я в этом уверен, потому что раскопки прошлого ничего не дадут. Только поссорят нас.

– Да, но должен же народ знать правду!?

– Должен? Кому – должен? Зачем – должен?

– Что даст эта правда нам – сейчас живущим? Сказать правду о том, что происходит сейчас – это одно. Сказать правду о том, что происходило сорок, пятьдесят лет тому назад – это что-то изменит к лучшему? Скажи, только честно?

Левада долго думал, и потом сделал очень тяжкое для любого интеллигента признание

– Не знаю…

– А я знаю. То что произошло сорок, пятьдесят лет тому назад – там уже ничего не изменить и не поправить. Перестать закрывать глаза на происходящее сейчас – совсем другое. В последнем – я прошу тебя помочь.

– Как?

– Твои наработки в области социологии. Юрий Владимирович правильно сказал – мы не знаем общества в котором живем. Так нельзя, общество нужно изучать, изучать научными методами, а не отговариваться привычными фразами про неизбежность прихода коммунизма и про то что учение Ленина бессмертно потому что оно верно. Мы должны знать, что на самом деле думают люди по самым разным вопросам.

– То есть, ты хочешь, чтобы я у людей в голове ковырялся. Кто что думает на самом деле.

– Примерно так. Это твоя работа.

– А потом? Психушка? Сто первый километр?

– Юра, ты дурак?

Левада и сам смутился.

– Нет – после паузы сказал он – ты сажать не будешь. Вот ты – и не будешь. А товарищи твои.

– А товарищи мои витают в облаках. Ты понимаешь, сколько первых секретарей можно снять одним твоим опросом.

Левада испуганно замолчал. Он вдруг понял, каким оружием он обладает.

Провели, скажем, такой вот опросик с десятком – другим хитрых вопросов, да данные наверх и отправили. А там возьми – выходит, что народ ни хрена ни в какой коммунизм не верит. И что будет?

Как что – оргвыводы. Первого секретаря за развал работы – нах… с пляжа. И какому первому секретарю такое надо?

– Теперь понял?

Левада кивнул. Он понял, что Гришин, прежде всего, его боялся, потому и нападал. Они все боятся…

– Ты хочешь, чтобы я… то есть мы…

– Ошибаешься. Использовать социологию как оружие в ведомственных или политических войнах я не хочу. Грызни и так более чем достаточно. Если начать бросаться обвинениями – раздеремся, и добром это не кончится. Я хочу выйти…

Чуть было не сказал – из зоны комфорта. Хотя тут так никто не выражается – просто не поймут.

– … из тумана идеологии и посмотреть трезво на наш народ. На то что он на самом деле думает. Во что верит. Чему и кому он верит

Теперь Левада смотрел на меня с ужасом.

– Михаил. Тебе зачем это? Как только выйдет первый опрос… ты же понимаешь

– Это не для прессы – раз. Два – от того что мы спрячем голову в песок как страусы – ничего не поменяется. Тем более что под ногами у нас бетон. И больно и не спрячешь.

– Ну, так что?

– Как это будет оформлено?

– Сначала спецсектор. Потом отдельный институт.

Я не сказал – когда я стану генсеком.

– И можно брать кого захочу?

– После проверки КГБ можно.

– А ты как думал. Темы секретные. Стоит хотя бы одному отчету просочиться на Запад, на Радио Свобода будет праздник.

– Я серьезно, Юра. Использовать полученную информацию, чтобы шатать страну – не выйдет. Такие случаи будут жестко пресекаться.

– Тогда многие не пойдут.

– Понимаю. Только вот над чем подумай.

– Есть люди, которые живут с фигой в кармане. Так и живут – фигу в кармане держат, небо коптят, рак от злости зарабатывают. Потом так и на тот свет отправятся – премудрые пескари, премудрость которых никому не нужна. А я предлагаю пусть косвенное, но участие в принятии важнейших стратегических решений. Понимаешь?

– Пусть каждый выбор делает. Либо тихо гадить. Либо менять. Пусть не сразу. Не напрямую. Но менять. У кого как совесть позволит…


– Он согласился?

Я покачал головой

– Не знаю.

Мы сидели за чаем – вдвоем с Раисой. Стемнело совсем, к чаю было какое-то варение – домашнее, с югов

– Я с ним поговорю

– Не надо!

– Каждый должен принимать такие решения сам. Как совесть позволяет. Или ее отсутствие.

Раиса смотрела на меня

– А ты изменился

Я невесело улыбнулся

– Жизнь заставляет. Дальше будет только хуже.

– Но тебе оно надо?

Я выдержал паузу

– Надо Рая. Надо.


Из дневников Анатолия Черняева


Помощника Генерального секретаря ЦК КПСС


Брежнев – министру черной металлургии Ивану Казанцу

Хвалитесь, что выплавляете больше США… А качество металла? А то, что из каждой тонны только 40 % выходит в продукцию по сравнению с американским стандартом, остальное – в шлак и стружку?!

Брежнев – министру легкой промышленности Николаю Тарасову

У вас на складах миллион пар обуви валяются. Их уже никто никогда не купит, потому что фасоны лапотные… Так ведь можно скупить все заграничное сырье и пустить под нож.

5 января 1979-го. Мороз до 45 градусов. "В Москве целые районы оказались без электричества и в холоде… Два дня в булочных не было хлеба. Не было молока".

Экономика: мяса поступает в розничную продажу 1,5 кг на человека в год; скармливаем около 100 млн тонн пшеницы скоту… 120 млрд рублей на сберкнижках плюс 40 млрд рублей в кубышках. Товарной массой покрывается это на 40 %

В Лондоне гнездо "одаренных детей" "больших родителей". Завотделом МИДа пожаловался как-то мне: я, говорит, превратился просто в блатмейстера – внук Суслова, зять Громыко, сыновья трех замзавотделами ЦК – Киселева, Соловьева, Щербакова.


Москва, Кремль

28 февраля 1985 года


На следующий день – меня все-таки подловили враги… точнее, те, кто считал меня своим врагом.

Надо было вести заседание Политбюро. Меня трясло, в прямом смысле слова – я перед заседанием, хлебнул какой-то настойки на травах, чтобы не так заметно было. Зашли, расселись – и тут подал реплику Тихонов, предсовмина. Восемьдесят лет, на кладбище прогулы ставят, а все туда же.

– А почему это у нас Политбюро товарищ Горбачев ведет?

Все замерли. Как в детской игре "замри". Потом подал голос Лигачев

– Товарищ Горбачев замещает товарища Черненко, который болеет.

– Нет, а почему все-таки товарищ Горбачев ведет? – упорствовал Тихонов – почему товарищ Гришин не может вести?

– Товарища Горбачева назначил вести заседания в его отсутствие сам товарищ Черненко.

– Могли бы опросным путем провести – упорствовал этот едва дышащий старик – и вообще, что это за моду взяли, справки запрашивать, с людьми встречаться без ведома аппарата совмина. Так не делается…

Вот оно что…


Откуда все это пошло – поняли? Тихонову доложили про мою активность в вопросе экономической реформы, и он встал на дыбы. Зачем встал на дыбы? А просто так – не лезь не в свое дело, молод еще.

Хотите, расскажу про Тихонова? Когда он работал на партийной работе – он и его жена почти всю зарплату отдавали на покупку автобусов для школ. Потом, когда не стало СССР – у него не осталось ничего, он был совершенно нищим, существовал на одну пенсию, охранники скидывались чтобы купить старику фруктов.

Суслов часть заработной платы отдавал на покупку книг для сельских библиотек. Но именно он окончательно угробил теорию, превратив живую при Сталине и даже при Хрущеве теорию, ищущую ответы на вопросы, заданные самой жизнью – в догматизм, начетничество и славословие Генеральному секретарю. Именно этот бессребреник…

Как-то раз мне в Америке дали совет, который я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Если ты хочешь доверить какому-то человеку свои деньги – сначала поинтересуйся, как с деньгами у него самого. Если у него денег нет – то и у тебя их скоро не будет.

С тех пор я никогда не доверял бессребреникам.

Короче говоря, скандал по меркам Политбюро совершенно хамский, привел к тому, что место председательствующего занял Михаил Соломенцев, при этом он пару раз явно демонстративно упомянул "товарища Горбачева" отчего Тихонова всего перекосило. Интересно, где Алиев – в условиях, когда Тихонов практически ничего не соображает, именно он – премьер.

Но нет, не пришел. Отсиживается в тени.


После Политбюро, на котором мы как то все высидели и остались живы – меня догнал уже по ходу Рыжков.

– Михаил Сергеевич…

– Ну? – я остановился

– Моя вина…

Нет, ну что за человек. И как такого премьером поставили.

– Не бери в голову. Без борьбы не бывает и победы

– Егор Кузьмич предлагает у него собраться.


Собрались – могучая кучка. Интриганы, мать их е…

Точнее – нас. А что делать?

Подошел и Соломенцев. Переговорили… что интересно, в выражениях относительно Тихонова никто не стеснялся. Злословили так, что за пределами Кремлевской стены можно и в милицию попасть за такие слова.

Еще что я понял – здесь, в Политбюро, и в самом Политбюро и в аппарате существует группа бывших первых секретарей РСФСР, которая друг друга поддерживает и в обиду не дает против всяких нацменов. И я как бывший первый на Ставрополье – в нее вхожу.

Не так и плохо, кстати. Но и не хорошо. Интриганство в чистом виде.

Посидели, чаю с сушками выпили и, заверив друг друга в верности – разошлись.


Поработал с документами. Потом зашел Болдин, сказал, что у него сидит Воротников…

Виталий Иванович Воротников – был человеком, которого я немного знал, потому что в той, другой жизни читал его воспоминания. Он был типичным партийцем – выдвиженцем, начинал в Воронеже. Потом работал послом на Кубе и замом, потом и предсовмином РСФСР. Я помнил о нем, что он Брежневу сказал – хватит затюкивать Россию[27].

Судя по всему, о произошедшем на Политбюро стало известно многим и быстро. Любой конфликт – это повод выбрать сторону и вообще – лучше всего дружится против кого-то. Так что Воротников зашел не просто так. Либо с той стороны послали на разведку, что маловероятно. Либо сам сообразил, что пора искать место в стае и пришел принести оммаж.

Ну, раз так…

Начали с заносов – благо зима выдалась на диво суровая и снежная, дороги замело, и приходилось большую часть зимы разруливать ситуацию на железных дорогах в ручном режиме – объявлять авралы, селекторы, проталкивать поезда с зерном и углем, расчищать полотно… в общем геройствовать приходилось. Занимался этим как раз Горбачев… ну я, то есть. И так как это все ударило по РСФСР в основном, есть повод поговорить…

– Виталий Иванович… а такой вопрос. Почему в РСФСР так неблагополучно в центральных регионах…

Воротников насторожился

– Поясните, Михаил Сергеевич?

– Деревни пустуют. Люди бегут в Москву лимитой. В город бегут. Общаги переполнены, преступность, пьянство…

– Я вот был у Эдуарда Амбросьевича. И что заметил – у него тоже проблем много. Но грузинское село живо, оно живет. Как же так?

Воротников покачал головой

– Да как же людям не уезжать, если снабжение по минимальной категории и денег на социалку совсем не выделяется. Дорог нет нормальных, снабжение – хорошо, если автолавка, да и что в той автолавке. В городе… там хоть работа интереснее. Вот и бегут люди из села, из малых городов, готовы в общагу, но только не к себе на родину. Колхозы сколько молодых специалистов заманивают и дом сразу и на учебу целевым набором, а сколько на селе остается…

Воротников умолк, понимая, что наговорил слишком много.

– А думаете, в Грузии так уж хорошо со снабжением на селе?

– Люди оторвались от корней. Скоро комсомольский призыв придется объявлять не на Бам и Заамурье, а центральные области поднимать. Я это говорю не к тому, чтобы упрекнуть бюро по РСФСР в недоработках. А к тому, что центральной России придется уделить в будущем самое пристальное внимание. Иначе нас ждет провал там, где мы не ждали – в самом центре страны. Вот я и говорю, Вам, – Виталий Иванович… подумайте, что можно сделать для этих областей. Как улучшить снабжение, какие отрасли надо развивать. Может, повысить статус бюро вашего?

– Михаил Сергеевич, повышение статуса бюро ничего не даст. Нужно больше полномочий в облисполкомы, больше местной промышленности – а то все что ни есть союзного подчинения. Союзное подчинение – оно и на местном уровне ничего не оставляет, им фонды не выделяют или выделяют в последнюю очередь. Если промышленность на местах – будет больше зависеть не от союзных министерств, а от исполкомов. А то для этих директоров председатель облисполкома – он кто? Никто, он Москве подчиняется…

Интересные дела, не правда ли?

Разговоры были о том, что в РСФСР не было своей компартии, и потому она была так обделена. На самом деле вопрос не в партии, а в министерствах.

Само правительство РСФСР – оно кастрированное, ущербное, там нет важнейших звеньев. Например, нет ни КГБ РСФСР, ни МВД РСФСР. Но дело не в этом, а в подчиненности экономики. Большинство министерств СССР имеют какие-то дублирующие в республиках, но не в РСФСР. В итоге, когда разверстывается план – начинается схватка за фонды, в Москву едут ходоки. РСФСР оказывается обделенной – ехать некому. Плюс – союзные министерства как бы подсознательно считают, что должны распределить все фонды, но забывают о самих себе, а следовательно – и о России.

Хотите, скажу чего в этом хорошего? А то, что экспериментировать нам будет проще именно на РСФСР, где нет мощной, обсевшей все прослойки чиновников. Чиновники – способны убить любое начинание.

– Виталий Иванович… я вот думаю, почему бы нам не взять несколько областей и не поэкспериментировать с послаблениями.

Воротников насторожился

– С какими, Михаил Сергеевич?

– Да вот пока сам думаю. Вы ведь послом на Кубе были?

– Совершенно верно.

– Друзей много там осталось?

Воротников заулыбался

– Еще каких. С товарищем Кастро мы лет двадцать знакомы…

Я послушал несколько минут про товарища Кастро, потом вывернул беседу в нужное русло

– А если, к примеру, надо будет сахар достать, сможете?

– Так они и так нам его поставляют – недоуменно сказал Воротников – надо и больше поставят. Только дорогой он

– Я к чему, Виталий Иванович… Каждый человек – ну если конечно способности есть – поработав в каком-то посольстве год, два, три, допустим, вторым или третьим секретарем, неизбежно обрастает связями, как то учит язык, присматривается, знакомства заводит. Так ведь?

– Ну… если совсем не рохля, то так, Михаил Сергеевич?

– Допустим, мы берем несколько областей РСФСР, находим там людей, которые могут занять пост первого секретаря в области, и отправляем их – как вас – на два – три года на дипломатическую стажировку в ведущие капстраны. Великобритания, ФРГ, Франция, США.

Историю эту я придумал буквально на ходу… я долго думал последние дни – почему все-таки так плохо прошла перестройка в той, еще не наступившей реальности.

Думаете, не придумал?

Как думаете, если например, венгр хочет открыть в Будапеште ресторан французской кухни, настоящей – что ему делать? Правильно, пригласить французского шеф-повара? А если нет денег или француз не поедет в Будапешт?

Тогда есть еще один выход: надо самому поехать в Париж, устроиться во французский ресторан, дорасти там до шеф-повара – а потом вернуться.

Как Перестройка вообще могла увенчаться успехом если ее делали люди, которые не понимали даже азов западной экономики? Что такое кредит, процент, налог, частная собственность. Академики – а академики откуда это все поймут? Они знали не больше, чем средний советский человек, которого власть всю жизнь вела за руку.

У Китая потому и получилось, что институты – им дали в готовом виде. Пришли американцы и дали – китайцы дали свою территорию и предельно дешевые рабочие руки, а американцы пришли и создали все остальное. Им не надо было ничего придумывать – они точно знали, что они делают, потому что делали это и не раз. А вот потом уже китайцы, посмотрев на них, начали делать сами. Уже имея опыт и пример перед глазами.

В СССР ситуация иная, но отличается она не слишком. Говорят, что советскому рабочему платить придется все равно больше, чем китайцу. Чушь! Во-первых – советский рабочий и работает лучше, он более профессионален, его не надо учить азам, он не от сохи. Одно из важнейших достижений СССР – в стране создан большой, хорошо обученный рабочий класс, готовый к самым сложным работам. Во-вторых – наша логистика на Европу, кроет китайскую как бык овцу. С Америкой – как минимум равная, если речь про Дальний Восток. В третьих – более высокая зарплата означает и то что советский рынок сможет потребить часть произведенного товара. В четвертых – у нас инфраструктура все-таки сильно получше чем китайская. Сильно.

Но начинать надо с того что мы должны знать их, а они – нас. Нужны личные знакомства и связи. Вот именно поэтому – надо отправить потенциальных первых лиц областей, где будут первые советские СЭЗ – в страны – потенциальные инвесторы для заведения контактов и презентации своих возможностей. Потом, вернувшись, они уже будут работать с теми, кто придет к ним из тех стран, в которых они были. Нельзя просто объявить – вот тут будет СЭЗ – и ждать манны небесной. Это все работа на личном уровне, вкладывают туда, где есть свои, кому можно доверять…

– … потом они возвращаются уже в свои области с наработанными связями и начинают работать. Схемы можно обсуждать… возможен даже вариант концессий. А почему бы нет то?

Воротников осмыслил, потом почти шепотом поинтересовался

– Михаил Сергеевич? А это с Политбюро согласовано?

– Мы прорабатываем варианты в рамках комиссии по подготовке экономических реформ. Рассматриваем разные варианты… югославский, венгерский, румынский опыт. Румыния не просто активно скупает лицензии – с Францией у нее налажено приоритетное сотрудничество по развитию машиностроения. Маленькая страна – а у нее есть, например, свой пассажирский самолет. В Венгрии отшивают американские джинсы, которые у нас потом продают втридорога спекулянты. Про Югославию я не говорю. Почему мы не поступаем так же? Что нам мешает \помимо нежелания и неумения сделать что-то полезное? Если не можем что-то сделать сами – давайте привлекать других, кто может, кооперироваться. Джинсы у спекулянтов двести рублей – за какие-то штаны. Нельзя же так!

Загрузка...