Глава 21

Настал тот самый момент, которого я так долго ждал. Попробую воспользоваться «молекулярным анализом». Кажется, будто я им уже тысячи лет не пользовался! Хотя…

Есть один нюанс. У Арухабэ Карасу — синдром Туретта. А это заболевание проистекает из генов. Необязательно оно должно наследоваться. Вовсе нет. Просто нарушение происходит именно в генах.

А гены работают как матрица. Они задают команды клеткам, тканям, органам. От них зависит, как всё тело человека будет развиваться и меняться в течение своей жизни.

В теории «молекулярный анализ» мог бы повлиять и на гены. Ведь сами гены состоят из молекул. Но…

Это слишком опасно. Никто из моих знакомых лекарей ещё никогда такого не делал. В прошлом мире я не нашёл ни одного человека, кто смог бы воздействовать на гены. Поскольку малейшая ошибка может привести к катастрофическим изменениям.

Предположим, я прямо сейчас попробую изменить структуру генов Арухабэ Карасу. И тут сразу же возникает серьёзная проблема.

Если бы я захотел объяснить своему пациенту простым языком суть этого вопроса, я бы сказал так:

«В одной клетке содержится весь генетический набор человека. В одной!»

А клеток в нашем теле более тридцати шести ТРИЛЛИОНОВ. Двенадцать нулей. Вот такое количество клеток я должен обработать, чтобы вылечить генетическое заболевание. Если даже предположить, что у меня максимум маны, и я знаю, куда нужно бить… Что ж, до полного израсходования энергии я излечу только сто тысяч клеток. Это — максимум.

И какой же из этого следует вывод? Ужасающий!

Потребуется более двух сотен тысяч лекарей, чтобы полностью вылечить ОДНОГО человека с таким заболеванием. Другими словами, это даже в моей прошлой жизни было невозможно. Да, там лекарей было больше миллиона на весь мир! Но тех, кто обладал «молекулярным анализом» — единицы.

Другими словами, полностью излечить любую генетическую аномалию невозможно без вмешательства армии лекарей. Или же… Без нового уровня.

Вот везёт же мне! Стоит мне получить новый уровень «анализа», как сразу же появляется пациент, который нуждается в чём-то большем!

Но большего в моём мире никогда не было. Я знал, пожалуй, чуть больше десяти лекарей, которые смогли выйти на мой текущий уровень. Но выше молекулярного никто не поднялся.

Что дальше — даже сказать не могу. Генетический анализ? Атомный анализ? Сложно сказать. Организм любого животного состоит из следующей цепочки:

Атом — Молекула — Клетка — Ткань — Орган — Организм.

И я дошёл до молекул. Я могу управлять ими. Гены — это лишь то, что командует всем организмом. Но и они состоят из молекул. Вот только там находится зона, в которую ни в коем случае соваться нельзя. Любой лекарь, даже самый способный, может убить человека или сделать его генетическим уродом, если не будет понимать, из чего состоят все гены.

А это практически невозможно. С таким вопросом может справиться только компьютер. Это задача почти из того же разряда, как заучивание наизусть стиха из нескольких миллионов четверостиший. Звучит невероятно сложно. И на практике это мало реализуемо.

Мы с Дайго Рэном отвели Арухабэ Карасу в смотровой кабинет, предварительно приказав Кучики Акеми принимать других пациентов. Нельзя чтобы она увидела, как мы пользуемся магией. Это — только наша тайна.

— Заранее прошу, Дайго-сан, ваша задача — смотреть, — прошептал ему я. — Так что не вмешивайтесь. Здесь можно справиться только с крайне глубоким «анализом». И то — излечение будет временным.

— Понял, Кацураги-сан, — кивнул Дайго Рэн. — Но если хотите, я могу поддержать пациента магией. К примеру, вызвать лекарский сон или…

— А вот это — хорошая идея, — сразу перебил его я. — А вы сможете усыпить его без помощи препаратов?

— Конечно! — кивнул Дайго. — «Органный анализ» может взаимодействовать с органами и стимулировать их возможности. Так что выделить повышенную дозу мелатонина из гипоталамуса — для меня не проблема.

— Отлично! — улыбнулся я. — Вот на это я бы с радостью посмотрел. Как зайдём в кабинет, сразу же начинайте воздействовать на гормон сна. Если вдруг сделаете что-то не так — я сразу же остановлю это и исправлю ваши ошибки. Так что не переживайте, пациенту хуже не станет.

Мы с Дайго вошли в смотровую и приступили к делу. Как только Арухабэ Карасу, шёпотом матерясь, улёгся на кушетку, Дайго тут же шарахнул по его гипоталамо-гипофизарной системе и принудил мозг к мощному выбросу мелатонина. Уже через пару минут он уснул.

Я пробежался глазами по всем его органам, затем удовлетворительно кивнул.

— Молодец, Дайго-сан, — сказал я. — Ничего не повредили. Просто вызвали сонливость. Хорошая работа. Теперь можно приступать к лечению его основного заболевания. Запоминайте — генетические заболевания лекари, как и врачи, пока что лечить не могут.

— Пока что? — уточнил он.

— Лекарское дело развивается так же, как и медицина. Параллельно. Возможно, в будущем у нас появится возможность. Поверьте, вы узнаете об этом от меня одним из первых, — объяснил я. — Но, если хотите, мы можем поговорить об этом позже. Время уже позднее. Лучше перейти к делу. Пациенту нужно помочь.

— Согласен, — уверенно кивнул Дайго Рэн. — Но как? Кацураги-сан, вы ведь сказали, что синдром Туретта — это генетическое заболевание, и мы…

— И мы можем убрать только последствия, — закончил за него я. — Смотрите внимательно. Я буду озвучивать вслух всё, что делаю.

Активация «молекулярного анализа» вызвала потерю сразу трети моих запасов. Однако они быстро восполнились, когда я почувствовал, что в моём левом глазу активировалась иная сила.

О, госпожа Аматерасу решила посмотреть, чем мы тут занимаемся! Что ж, мешать ей я не стану. Тут картина действительно интересная.

Почувствовав подпитку, которую даровала богиня, я сразу же приступил к делу.

— Первым делом наладим тонус мышц и проводимость нервных волокон, — сказал я. — Временно предотвратим возможность проявления нервных тиков в конечностях и лицевых мышцах. А затем… — я положил руки на голову Арухабэ Карасу. — Изменим выработку нейромедиаторов.

Нейромедиаторы, грубо говоря, можно назвать гормонами нервной системы. Фактически они отвечают за ВСЁ, что происходит в нашем мозге и теле. Счастье, страх, гнев, грусть и прочие эмоции — это плоды трудов нейромедиаторов.

Именно из-за них и происходят нарушения в нервной системе у больных с синдромом Туретта.

— Наша задача, Дайго-сан, наладить обмен серотонина, дофамина, норадреналина. Хотя бы этих веществ. Ах, да… Ещё можно повлиять на ГАМК. Вы ведь помните, как работают эти нейромедиаторы?

— В целом да, — кивнул коллега. — Но я не откажусь, если вы напомните мне.

— Серотонин даёт чувство удовольствия, удовлетворения. Дофамин — чувство предвкушения. Его нарушение обмена, кстати, и является по теориям многих врачей основной причиной развития синдрома Туретта. Норадреналин же выполняет роль стимулятора, который побуждает к действию. ГАМК, наоборот, тормозит процессы в нервной системе. Поэтому именно их выработкой я сейчас и займусь.

Я использовал «глаз Аматерасу» и ворвался в нервные клетки головного мозга Арухабэ Карасу. И сразу же начал менять обмен веществ в самых мельчайших структурах организма.

— Увеличиваем ГАМК, чтобы этот «гормон» тормозил гиперактивную нервную систему. Немного снижаем дофамин и норадреналин… — перечислял я. — И стабилизируем уровень серотонина, который так часто наши психотерапевты уравновешивают с помощью антидепрессантов.

Прошло чуть больше двадцати минут, и процесс был завершён.

— И что в итоге? — поинтересовался Дайго Рэн. — Вы уж простите, Кацураги-сан, но моё зрение не позволяет мне заглянуть настолько глубоко. Что изменилось от того, что вы наладили работу нейромедиаторов?

— Я дал ему временную передышку. Может быть, полгода или год наш пациент сможет прожить без жалоб на своё заболевание. Думаю, этого достаточно. Я бы даже сказал, что это — максимум, что мы можем сделать. Молекулы нейромедиаторов я привёл в норму. Уравновесил всё, что только можно. Но когда-нибудь гены снова заставят их разойтись в разные стороны от нормы. Чего-то станет больше, чего-то, наоборот, меньше.

— И что тогда? — спросил Дайго Рэн.

— Тогда ему придётся обратиться к нам ещё раз, — ответил я. — Хотя… Есть ещё одно место, где ему могут помочь!

И об этом месте я рассказал своему пациенту лично, когда он пришёл в себя. Дал ему визитку Хиджикаты Хару с адресом клиники генетических болезней. Там смогут оказать дополнительную помощь, благодаря чему Арухабэ Карасу продержится чуть дольше, чем я рассчитываю.

Перед уходом пациент низко поклонился нам, а затем покинул клинику. За это время Кучики Акеми уже закончила разбираться со всеми вечерними пациентами.

— Отчёт, Кучики-сан! — воскликнул я.

— Д-да! Сейчас! — ответила она. — Три пациента с ОРВИ, двое с повышенным давлением, один с остеохондрозом поясничного отдела позвоночника и один с… Эм…

— Чего это вы вдруг замолчали? — удивился я. — С чем был последний пациент?

Кучики Акеми покраснела. Я сразу понял, что ей пришлось столкнуться с каким-то интимным заболеванием. Либо инфекция, либо…

— Импотенция, — сказала она. — У молодого человека. Ему двадцать пять лет. Я его отправила к урологу. Но… Он вообще просил, чтобы вы сами с ним пообщались. Я даже не стала проводить его в системе, чтобы с него не взяли деньги. Испугалась, что не могу оказать ему помощь, поэтому…

— Тише, Кучики-сан, всё в порядке, — произнёс я. — Хоть это и неправильно, но лично я ваше решение поддерживаю. Не стоит брать деньги у человека, которому вы ничего не дали. Когда он ещё зайдёт?

— Завтра, — ответила она. — Сразу после консультации уролога.

— А какого уролога вы выбрали?

— Кажется, Никиширо Кусэя…

Ага… Ну от него он вряд ли получит качественную помощь. Никиширо с радостью только женщин принимает. На всех остальных ему плевать. Бабник! Что с него взять? Его привычки распространяются даже на рабочем месте.

— Завтра утром я сам с ним пообщаюсь. Импотенция для молодого человека — это всегда признак заболевания. Кучики-сан, вы как думаете сами, в чём может быть проблема? — решил спросить её я.

— Либо что-то не так с гормонами, либо с сосудами, питающими половые органы, — ответила она.

— Отлично, — кивнул я. — И всё? Больше нет идей? Есть ещё одна причина, которая особенно свойственна молодым людям.

Кучики Акеми замялась. Ответ на мой вопрос она явно не знала. Я молча повернулся к Дайго Рэну, и младший лекарь тут же дал ответ на вопрос.

— Психогенная импотенция. Такая возникает у некоторых людей, которые пережили сильные травмирующие ситуации и подверглись психическому давлению.

— Всё верно, Дайго-сан, — кивнул я. — Я ещё не видел этого человека, но уже могу поставить свою зарплату, что там именно психогенная импотенция. Разумеется, спорить мы с вами не будем. Азарт — штука нехорошая.

— Вы просто боитесь, что в итоге ошибётесь! Да, Кацураги-сан? — заявил Дайго Рэн.

А вот это он зря… Я ведь и вправду могу поспорить с ним, если ему так сильно хочется. И дело не в деньгах. Дело в доказательстве силы своей интуиции.

Ладно. У меня уже есть идея, как мы поступим. Я смогу из этой ситуации извлечь даже больше пользы, чем планировал изначально.

— Дайго-сан, я принимаю ваш вызов, — улыбнулся я. — Но условия нашего спора мы обсудим уже за пределами клиники. После работы. Идёт?

— Конечно, Кацураги-сан, — кивнул Дайго Рэн. — Вы только не обижайтесь. Мне просто захотелось добавить немного остроты в нашу с вами работу…

— А кто сказал, что я обижаюсь? — усмехнулся я. — Вы всё верно сделали. Нам обоим это пойдёт на пользу.

Мужчинам действительно нужна конкуренция и причины для споров. В противном случае может пропасть мотивация работать и продвигаться дальше. Так что я не вижу ничего зазорного в том, что Дайго бросил вызов своему наставнику. Я и сам когда-то таким был. Неопытным, глупым. Хотел спорить со всеми, кто находится выше меня. Но из этих споров мне всегда удавалось извлекать нечто полезное. Опыт. Ценнее его в жизни есть не так уж и много вещей.

Вечерний приём подошёл к концу. Мы с Кучики и Дайго вышли из поликлиники прямо перед её закрытием. Кучики Акеми тут же забрал её жених. После того, как я «поболтал» с ним в ординаторской, он даже не стал лишний раз перед нами светиться. Только поклонился и тут же увёл Акеми.

Мы с Дайго направились в сторону метро. Моему главному стажёру придётся ещё долго добираться до дома. А у меня есть достаточно времени, чтобы с ним поболтать.

— Хоть спор уже подтверждён, но я до сих пор не услышал вашего мнения, Дайго-сан, — произнёс я. — Я ставлю на психогенную импотенцию. А вы?

— Да я и сам бы не отказался на неё поставить, но…

— Но тогда у нас не выйдет спор. А вы сами предложили его. Придётся выбирать другой вариант. Думаю, вы помните, что импотенций бывает много, — сказал я.

— Тогда я поставлю на гормональную импотенцию! — заявил Дайго Рэн. — У молодого человека только эти два вида и могут проявиться. В двадцать пять лет нарушения в сосудистой системе вряд ли появятся. Это уж совсем невероятный случай.

— Значит, договорились, — улыбнулся я. — Если проиграю я — отдам вам всю свою следующую зарплату. Если проиграете вы, первые два месяца в моей частной клинике вам придётся работать бесплатно.

— Два месяца⁈ — воскликнул Дайго Рэн. — Но это ведь две зарплаты!

— Вы не учли, что я получаю больше. И что я трачу много времени и сил на ваше обучение. Разве это нечестно?

— М-да, — почесал затылок мой коллега. — Тут вы правы. Зря жалуюсь.

Мы дошли до метро, Дайго Рэн спустился под землю, а я направился домой. Этим вечером я успел сделать ещё два дела. Во-первых, связался с «Хиджиката-Медикал» и договорился насчёт даты проведения экзамена. В итоге их расписание устаканилось, и меня записали на вечер среды.

Во-вторых, мне ответил риелтор. Я пару дней назад связался с ним, чтобы снять родителям квартиру. В итоге сделка была практически совершена. Транспортную компанию с грузчиками и машиной с объёмным кузовом я уже нашёл, так что переезд фактически был уже готов.

Я связался с отцом и договорился на пятницу. Как раз пока всё соберут и привезут в Токио, я уже закончу рабочий день и смогу помочь родителям расположиться в новой квартире.

Как же всё-таки хорошо, что мне удалось их убедить… Отец бы никогда не согласился, если бы я не воспользовался всеми козырями, чтобы вытащить его из деревни в большой город.

Следить за ними — мой долг. Хоть я и не являюсь их настоящим сыном, сути это не меняет.

Перед сном я решил написать Игорю Щербакову — русскому хирургу из нашей команды «Двенадцать», который отвечает за европейский регион. И он ответил куда быстрее, чем я думал. Уже через пару минут он сам набрал мой номер.

— Алло, доктор Щербаков? — произнёс я. — Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час, но мне сообщили, что вы чем-то заболели после посещения Западной Европы. Как ваше самочувствие в данный момент?

— Спасибо за беспокойство, Кацураги-сан, — ответил он хриплым голосом. — Если честно, чувствую себя ужасно. В последний раз со мной такое было, когда я заболел коронавирусной инфекцией. Ещё в девятнадцатом году. Но тесты на грипп и ковид отрицательные. А на рентгене признаки пневмонии. Я сам себя изолировал. Боюсь, что у меня… Сами понимаете.

«Фебрис-12».

— Сейчас же скиньте мне результаты ваших обследований, — попросил я. — Попробую разобраться. Может, мой совет вам пригодится.

Я подождал десять минут, и Щербаков отправил мне десяток файлов. Анализы крови, УЗИ, рентген лёгких и прочие обследования.

— Ага… — закончив изучение анализов, произнёс я. — Доктор Щербаков, у меня для вас две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?

— Э… Давайте с хорошей, доктор Кацураги.

— Это — не «Фебрис-12», — прямо сказал я.

— Правда? — обрадовался он. — Стоп… Это ведь была хорошая новость, да? А плохая?

— Плохая — это заболевание, с которым справиться точно так же трудно, как и с новой вирусной инфекцией. Расположитесь удобнее, доктор Щербаков. Сейчас я всё объясню.

Загрузка...