Спасите меня, Кацураги-сан! Том 12

Глава 11

Хиджиката Хару повёл меня за собой к палате, где находился пациент, которого я должен был осмотреть.

— В каком это смысле? — спросил генетика я. — Как так вышло, что вы сами не знаете, почему теряете пациента?

— Сегодня я его сам не осматривал, — спешно сказал Хиджиката. — Это мне передали мои подчинённые. Говорят, что мальчик перестал говорить и потерял сознание. Кашлял кровью, а затем отключился! А это не вписывается в клиническую картину.

Стоп. Слишком много нюансов, о которых я не знал заранее. Теперь у меня к Хиджикате Хару даже больше вопросов, чем к моему будущему пациенту.

— Вы сказали «мальчик»? — уточнил я. — Сколько ему лет?

— Гидзуното Нэкито, — ответил он. — Восемь лет.

— Восемь лет⁈ — воскликнул я. — Почему вы сразу не сказали, сколько лет нашему общему пациенту? Вы ведь прекрасно понимаете, что я не имею права лечить детей!

В теории я могу это делать. Вернее, знаю, как лечить детей. Но с точки зрения законов и образования, которое у меня имеется, я могу заниматься только взрослыми людьми, которым уже исполнилось восемнадцать лет. Между педиатрами и другими врачами имеется строгое разделение.

За такое меня и осудить могут, если вдруг что-то пойдёт не так. Да в теории и при хорошем исходе меня имеют право осудить! Ребёнка лечат только те врачи, которые специализируются на детских болезнях.

— Кацураги-сан, каюсь, умолчал об этом, — признался Хиджиката Хару. — Но ведь вы выступите в роли обычного консультанта! Просто скажете мне своё мнение, а я уже передам указания своим генетикам, у которых есть педиатрическое образование. Вы ничем не рискуете.

Не факт. Если те же генетики вдруг поймут, что допустили ошибку, они могут свалить это на меня. Да, в каком-то смысле это — обычная паранойя. Ведь я работаю через главного врача этой клиники. Но учитывать такой риск всё же стоит. Нельзя запороть свою профессиональную деятельность на такой глупости.

Но и оставлять ребёнка в беде я себе позволить не могу. Ситуация не такая уж и простая, какой может показаться не первый взгляд. Именно поэтому нужно сразу кое-что прояснить.

— Хиджиката-сан, я готов попробовать помочь мальчику, — сказал я. — Но вы должны гарантировать, что моё имя не будет числиться в протоколах. Я здесь — просто мимо проходящий человек. Любой мой совет будет на вашей совести. Каким бы он ни оказался — хорошим или плохим.

— Даю слово, что так оно и будет. Только прошу вас, Кацураги-сан, помогите, — попросил Хиджиката Хару. — Мы уже несколько недель не можем понять, что происходит с ребёнком.

— Хорошо, — кивнул я. — Тогда пойдёмте скорее в палату. Я должен его осмотреть.

Оказавшись в палате, я обнаружил, что изо рта мальчика, лежащего на кушетке, струится кровь. Сестринский персонал пытается её остановить, но никто даже не пытается обнаружить причину кровотечения.

Кашляет кровью? Вот уж вряд ли! Такого мощного кровотечения из дыхательных путей просто быть не может. Похоже, здесь что-то более серьёзное. Но при этом — куда более простое.

— А где врачи⁈ — воскликнул я, осознав, что в палате кроме меня и Хиджикаты Хару больше нет ни одного специалиста.

— Ушли к другим пациентам, — сказал Хиджиката. — У нас сегодня сущий кошмар. Многим больным резко стало хуже.

Вот оно что… Видимо, дали медсёстрам указание — остановить кровь. Но при этом сами не поняли, откуда она идёт. Только до меня уже дошла причина этого кровотечения.

Я активировал «анализ», чтобы подтвердить свои догадки и сразу же нашёл повреждение в ротовой полости мальчика. Причём довольно сильное.

Язык отсечён почти наполовину. Ребёнок практически его откусил. А язык — это довольно сложный орган. Он почти целиком состоит из мышечной ткани, которая требует обильного притока крови. Но и на этом его функции не заканчиваются.

Так как на языке находится огромное количество вкусовых рецепторов, он требует, чтобы мельчайшие сосуды питали слизистую и нервные окончания, которых на поверхности языка очень много.

Другими словами, травма языка обычно сопровождается массивным кровотечением.

Опять же… Кашель кровью⁈ Да они спятили, что ли? Это — не кровохарканье в привычном смысле этого слова. Кровь идёт не из лёгких, а из самой ротовой полости.

Я прекрасно понимаю, почему пациенты путают эти понятия. Мне часто приходилось встречаться с больными, которые кашляли, а затем сплёвывали вместе с мокротой кровь. Думали, что у них туберкулёз или рак лёгкого.

Но в итоге оказывалось, что у этих людей обыкновенный хронический бронхит в сочетании с гингивитом — воспалительным процессом в дёснах. То есть, мокрота выходила из лёгких, а кровь присоединялась уже в ротовой полости.

Тут, похоже, решили то же самое. Вот только для меня эта ситуация абсурдна. Врачи, разрываясь между экстренными пациентами, явно допустили ошибку по невнимательности.

Давление у Гиздуното Нэкито упало. Скорее всего, это связано с потерей крови. Оно и понятно! По здоровым сонным артериям кровь поступает в голову, но большая её часть выходит наружу из-за травмы языка. Поэтому головной мозг перестаёт питаться. Это в итоге и привело к потере сознания.

Вот только я не могу понять, почему мальчик вообще нанёс себе эту травму? Он ведь практически откусил себе язык! Обычно такое случается при ударах по челюсти, когда язык оказывается между верхним и нижним рядом зубов.

Но в отделении клиники генетических болезней такое вряд ли могло произойти. Если, конечно, у него нет психиатрических отклонений.

Прежде, чем задавать вопросы, я первым делом принялся восстанавливать целостность его языка. Оставил лишь небольшую царапину, чтобы объяснить Хиджикате Хару, откуда взялось кровотечение. Если залечу язык полностью, тогда главный врач и его генетики продолжат искать источник кровотечения там, где его нет.

А уж царапину организм сам залечит. Язык обладает мощной способностью к регенерации. Но только в том случае, если пациент не перерубил язык почти наполовину!

— Кацураги-сан, что думаете? — нарушил мою концентрацию Хиджиката Хару.

— Смотрите, — сказал я, указав на язык мальчика. — Он его прикусил. Видимо, на короткое время открылось кровотечение, из-за которого парень и потерял сознание.

— И вправду… — протянул Хиджиката, осматривая ротовую полость Гидзуното Нэкито. — Чёрт! И как они умудрились это пропустить⁈ — главный врач перевёл взгляд на медсестёр. — А вы куда смотрели?

— Простите, Хиджиката-сан, — принялись кланяться девушки. — Мы делали всё то, что нам сказал Арукава-сан.

— Голову оторву Арукаве-сану, — спокойно, но при этом не менее гневно, произнёс Хиджиката Хару. — Кацураги-сан, что дальше?

Дальше-то я уже всё сделал. Давление стабилизировал, кровоток усилил. Мальчик сейчас спит. Остаётся только разобраться, из-за чего меня сюда изначально вызвали. Вряд ли он поступил в клинику генетических болезней банально из-за постоянных прикусываний языка.

— А дальше мне нужно понять, зачем вы вызвали меня изначально, — сказал я. — Критическую ситуацию мы уже миновали. Остаётся только понять, что конкретно не так с этих ребёнком.

— Понимаете, изначально я вообще не собирался брать его в свою клинику, — начал объяснять Хиджиката Хару. — Его болезнь показалась мне чем-то воистину фантастическим. Однако его родители сказали, что почти все по материнской линии мальчика страдали этим недугом. Его мать, дед, бабушка, дядя и тётя. Это однозначно намекает на то, что проблема именно в генетике. Но мне и всей мировой генетике в целом никогда не приходилось сталкиваться с такими жалобами.

Любопытно. Особенно, если учесть многочисленные травмы, которые я успел обнаружить с помощью «анализа». Шрамы от порезов, ожогов. Сросшиеся переломы костей, которые случились два-три года назад. Такое впечатление, что Гидзуното Нэкито пытали. Но я сомневаюсь, что в данном случае речь идёт о домашнем насилии. В противном случае он бы сейчас был не в клинике генетических болезней.

— Так какие были жалобы? — поинтересовался я.

— Мальчик без труда может подвергать себя боли, как и его мать, — заявил Хиджиката Хару. — Мать Нэкито наблюдали в нескольких психиатрических больницах, поскольку подозревали, что она пытается покончить с собой. Или… Занимается этой «модной» в наше время ерундой. «Селф-хармом».

Ох… Никогда не понимал, почему люди это делают, хотя часто слышал объяснения психиатров на тему этого явления. Почему-то некоторые сами наносят себе увечья. Однако у них нет цели свести счёты с жизнью. Такие люди просто делают надрезы на коже или практикуют другие способы причинения самому себе боли.

Вопрос — зачем?

Специалисты говорят, что это может быть связано с рядом психических нарушений. К примеру, человек таким образом наказывает себя, поскольку чувствует сильную вину. Или же наоборот! Доставляет себе удовольствие таким образом, поскольку организм в ответ на боль выбрасывает в кровь гормоны и нейромедиаторы, которые сглаживают дискомфорт и доставляют чувство удовольствия.

Но подобным обычно занимаются подростки или молодые люди. Но маленький мальчик? Нет… Здесь причина явно в другом. И Хиджиката прав, упомянув, что у всех членов семьи по материнской линии была такая проблема. Здесь дело не в «селф-харме».

Тем более шрамы и свежие раны находятся в тех местах, где обычно такие люди себе урон не наносят. Более того, даже если предположить, что мальчика мучают его же родители, я с уверенностью могу сказать, что садисты бьют не в эти места.

Его тело выглядит так, будто он получил все эти увечья случайно.

Так каков же ответ на вопрос?

А ответ очевиден.

— Гидзуното Нэкито не чувствует боли, — сказал я.

— Это мы уже поняли, Кацураги-сан, — кивнул Хиджиката Хару. — Его осматривал невролог. На неврологическую иглу мальчик никак не реагирует. Но… Разумеется, дальше невролог зайти не мог. Мы не знаем, что происходит с парнем, когда он получает более тяжёлые повреждения.

— Знаете, — не согласился я. — И прямое доказательство — его язык. Посмотрите сами. Мальчик его прикусил, ничего не почувствовал и потерял сознание из-за кровотечения. Вот и вся проблема. В его семье все страдают от генетически детерминированной анальгии.

— Анальгии? — нахмурился Хиджиката Хару. — Вы уж простите за недоверие, Кацураги-сан, но… Вы что, сами придумали этот диагноз?

Не понял. Я с трудом удержался, чтобы не произнести это вслух. Почему главный генетик Токио не знает о таком недуге? Уж об анальгии он точно должен знать. Если только…

Ну конечно! Вот почему ему понадобилась моя помощь! Если бы Хиджиката Хару знал об этой болезни, ему бы не пришлось ко мне обращаться.

Так какой же из этого следует вывод? Главный генетик просто не образован? Глуп?

Нет. Очевидно, в этом мире с этим заболеванием ещё никто не сталкивался. Вот такой простой ответ! Анальгии тут просто нет! В этом мире её не открыли. Зато я знаю, что в моём мире этот недуг обнаружили. И я даже помню, с каким геном связана эта проблема.

— Хиджиката-сан, вы проводили генетические исследования? — поинтересовался я.

— Спрашиваете ещё! — усмехнулся он. — Конечно! Только пока что не смогли определить, какой ген отвечает за это заболевание. Если это вообще правда. Я всё больше убеждаюсь, что родители мальчика мне лгут. Мне кажется, что кто-то наносит ему ущерб, а они пытаются скрыть этот факт. Не хочу сказать, что это делает его семья. Возможно, его обижает кто-то из школы. Но семье Гидзуното заплатили за молчание и в итоге… Они просто ищут способ оправдать происходящее с Нэкито-куном.

— Ошибаетесь, — прямо сказал я. — Как только появится возможность, проверьте его ген «SCN9A». И у его родственников проверьте. Все жалобы связаны именно с его мутацией. Сейчас вы можете мне не верить, но вскоре сами в этом убедитесь.

— «SCN9A»… — пробурчал себе под нос Хиджиката, записывая в свой блокнот название гена. — А у вас откуда такая информация, Кацураги-сан?

— Я не стану отвечать на этот вопрос. Просто проверьте — и всё. Помните? Я — обычный консультант. Никаких рекомендаций не даю. Только советы. А уж следовать им или нет — это вам решать, — объяснил я.

Больные с анальгией обычно страдают от увечий, которые сами себе наносят. И такие пациенты — яркий пример того, что человек ДОЛЖЕН чувствовать боль. Ведь без боли он может погибнуть.

Примеров — уйма. Наиболее яркий — люди, которые жалуются на зубную боль. Я столько раз слышал от своих коллег стоматологов, как пациенты просят полностью отключить болевую чувствительность в ротовой полости.

И человеку, который никак не связан с медициной, это может показаться логичным. Правда, зачем вообще терпеть боль в зубах? Кариес ведь можно увидеть самостоятельно. А если его не видит пациент, то его запросто обнаружит стоматолог.

Но здесь есть масса нюансов.

Первый и самый главный — это то, что случилось с Гидзуното Нэкито. Если убрать чувствительность в зубах у человека, он рано или поздно откусит себе язык, потому что не будет контролировать степень сжатия челюстей.

Либо стиснет зубы так сильно, что сломает их друг об друга — такое тоже исключать нельзя.

А уж если говорить о чём-то банальном — примеров тоже целое множество.

Ожоги!

Вот этим пациент точно будет страдать. Набрал себе горячую ванную, не смог определить, достаточно ли комфортная температура и… Обварил кожу!

Или же случайно положил руку на горячую плиту. Когда в такой ситуации человек поймёт, что с ним что-то не так? Только когда почувствует запах горящей плоти.

И сейчас речь идёт только о взрослых людях. С детьми всё гораздо сложнее. Они могут упасть, засунуть пальцы в розетку, облить себя кипятком, если родители плохо следят. А таких случаев куда больше, чем может показаться на первый взгляд!

Далеко не все родители внимательно бдят за своими отпрысками. Лично был знаком с семьёй, у которых маленькая дочка пролила на себя целую кастрюлю с кипящим борщом.

Шрамы остались на всю жизнь.

Вот только в моей истории ребёнок закричал. Закричал, потому что почувствовал боль. А что, если он не почувствует? Не закричит, разумеется. Не сообщит родителям о боли. А как разовьются в такой ситуации дальнейшие события даже представить сложно.

— Итак, Хиджиката-сан, — решил подытожить я. — Проведите исследование гена, который я упомянул. Как только результат подтвердится, советую собрать врачебный консилиум. Единственное, что может улучшить состояние таких пациентов — это налоксон или налтрексон.

— Антагонисты опиодиных рецепторов? — удивился Хиджиката Хару.

— Да, — коротко ответил я.

Именно так это и лечилось в моём мире. Лекарская магия тут бессильна. Если, конечно, рано или поздно я не найду способ излечивать генетические мутации.

— Понял вас, Кацураги-сан, — кивнул он. — Я подумаю над этим. А пока… Пройдите в мой кабинет. Я расскажу вам, как мы поступим дальше.

Мне пришлось оставить Гидзуното Нэкито. Я действительно не могу ничего изменить с помощью своей магии. Я восстановил состояние мальчика, вылечил его язык. Но на этом — всё. В гены я пока что забраться не могу.

Как только мы с Хиджикатой оказались в его кабинете, он тут же произнёс:

— Вы меня удивили, Кацураги-сан. Я не ожидал, что вы с ходу назовёте мне причину его недуга. И у меня нет повода не доверять вам. Вы себя зарекомендовали во многих сферах. Даже если выяснится, что в том гене нет никаких мутаций — вы своё обещание сдержали. Проконсультировали. Теперь — мой черёд. Скажите, вы уже прошли все тесты по специальности «Организация здравоохранения»?

— Да, тесты прошёл. Остался блок задач, а затем — экзамен, — ответил я.

— Прошу вас, поторопитесь и завершите обучение до конца следующей недели, — попросил он. — Тогда я смогу организовать вам сертификат. Более того, я буду рад заключить договор о сотрудничестве с вашей частной клиникой.

О! А вот это уже интересно. Правда, я пока что не имею понятия, о каком договоре идёт речь.

— Всё просто, — ответил Хиджиката. — Ваших пациентов в моей клинике будут принимать по большой скидке. Более того, эту мысль подкинул мне уже известный вам Шиногару Рюсэй — врач-киберпротезист. Не буду говорить за него, но скорее всего, он и сам будет не против заключить с вами подобный договор.

— Буду рад, если нам удастся такое провернуть, — улыбнулся я. — Но пока не спешите с выводами. Для начала закончите обследование Гидзуното Нэкито. За это время я открою клинику, а дальше — будет видно. Я рассчитываю, что мы с вами продолжим совместную работу в дальнейшем. Сами понимаете, генетических заболеваний куда больше, чем может показаться на первый взгляд.

Мы с Хиджикатой ещё немного побеседовали, после чего он был вынужден удалиться на планёрку, чтобы решить вопрос лечения других пациентов. Я же вернулся домой и после короткой вечерней разминки лёг спать.

Нет лучшего снотворного, чем хорошая растяжка и стакан тёплого молока прямо перед сном.

На следующий день я пришёл в клинику «Ямамото-Фарм», поднялся в свой кабинет и обнаружил, что Ватанабэ Кайто сдержал своё слово. В моём кабинете уже сидели стажёры. Молодая девушка Кучики Акеми и потенциальный лекарь Дайго Рэн.

— Доброе утро, Кацураги-сан! — поприветствовала меня медсестра Сакамото Рин. — У нас сегодня людно, как никогда!

— Привыкайте, Сакамото-сан, — посоветовал я. — Эти двое будут со мной довольно долго. Здравствуйте, коллеги!

Кучики и Дайго тут же мне поклонились. Однако, не успел я снять свою куртку, как Дайго Рэн тут же заявил:

— Кацураги-сан, а можно вас на пару слов? Наедине.

Ого… А вот это уже интересно. Отказать ему в этой просьбе я не могу. Вернее — не хочу. Раз он хочет поговорить со мной наедине, значит, на то есть причины.

— Конечно, — кивнул я. — Идите за мной, Дайго-сан.

Я вывел Дайго Рэна за пределы своего кабинета в то самое место, где всегда проводил тайные беседы. На третьем этаже — за рядом цветов.

— О чём вы хотели поговорить, Дайго-сан? — поинтересовался я.

— Думаю, мы оба уже догадались, почему я оказался под вашим началом, Кацураги-сан, — заявил он. — Я готов учиться, но мне нужна ваша помощь. Кацураги-сан… Эта сила, которой мы оба владеем… Мне кажется, она убивает моих пациентов.