Спартак

8

— Спартак! Ты загонишь коня! — который раз за последний час выкрикнул Крат.

Галант и Крат каждый раз остужали мой пыл, когда я переводил Фунтика на полный галоп. Для себя я решил, что рискну своим жеребцом, если сумею выиграть несколько часов у Марка Красса и помочь Ганнику подготовиться к взятию Копии. Уже сейчас Фунтик тяжело дышал, пусть и справлялся. Я знал, что Крат и Галант не посоветуют плохого, но едва сдерживал горевшее внутри меня пламенем.

— Ведите! — бросил я, придерживая коня и выпуская Крата и Галанта вперед.

— Доверься, мёоезиец! — бросил на ходу парфянец.

Я ждал, что Копии, Петелии и Консенции окажут моим полководцам ожесточенное сопротивление. В таком случае кошмар Кротона, бывший большой иллюзией для города-порта, мог стать чудовищной реальностью для Копии, Петелии и Консенции. Но таковы правила игры, в которой сделать шаг назад значило проиграть. В случае схватки с римлянами на стенах гарнизона, разъяренные планами мести повстанцы могли оставить на месте городов руины.

С такими мыслями, мы покрыли большую часть пути. Наконец, Галант указал на небольшую сосновую рощицу и предложил сделать перевал, чтобы наши кони отдохнули и набрались сил для завершающего рывка.

— Останавливаемся, — скомандовал я.

Мы свернули к чаще, спешились. Привязали лошадей к стволу сосны и бросили наземь сена из локулуса[1], который предусмотрительно взял с собой Крат. Кони довольно заржали. Я показал гладиаторам как следует разминать затекшие в пути мышцы, чтобы нормализовать кровообращение. Оба принялись усердно повторять упражнения за мной.

— Действительно помогает, — пробурчал Крат, разминая затекшую шею.

— Спартак, подкрепись, — Галант протянул мне кусок вяленого мяса.

Закончив гимнастику, он вытащил из своего локулуса бурдюк[2] с водой, несколько кусков мяса и сухари.

— Не голоден, — отрезал я.

Есть действительно не хотелось. Я не знал как обстоят дела у других кавалерийских групп и сходил с ума. Крат пожал плечами, бросил мой кусок мяса обратно в локулус, а сам отряхнул соль, которой тщательно сдобрили мясо и вгрызся зубами в небольшой кусок. Поморщился, когда кристаллики соли попали на потрескавшиеся губы. Галант разломал сухарь, бросил кусок чавкающему парфянцу.

Пока соратники ели, я обратил внимание, что охапка сена, которую высыпал для своего коня Галант, осталась нетронутой. Живототное фыркало и нервничало. Нетронутым осталось сено и у других лошадей. Я сел на корточки, потупил взгляд, попытался расслабиться, ожидая, когда наш перевал подойдет к концу. Гладиаторы покончили с мясом и сухарями, но оставили мою порцию нетронутой. Галант сложил остатки в локулус.

— Ба! Они не стали жрать, ты посмотри! — заворчал Крат и не преминул поддеть Галанта. — Небось, сам устал, раз захотел остановиться, а брат?

— Пошел ты! — фыркнул Галант.

— Собери сено, лошади поедят в следующий раз, — предложил я.

— Кто ж будет жрать сено с землей?

— Жрать захотят, не то проглотят, — не преминул вставить пять копеек Крат.

Я заметил, что часть сена жеребцы втоптали в землю копытами, часть разнесло ветром среди сосен. Беспокойство лошади Галанта передалось Фунтику и лошади Крата. Животные фыркали и ржали. Так жеребцы не смогут отдохнуть, только вымотаются. Ждать, когда лошади поедят не было времени. Я погладил Фунтика, ноздри жеребца надулись дугой, он фыркнул и мотнул головой, когда почувствовал на своем боку мою руку. Я принялся отвязывать поводья от ствола сосны, как вдруг уловил едва различимый запах гари. Нахмурился, силясь понять не показалось ли мне. Откуда взяться запаху гари в сосновой рощице, если мы не разводили костер? Запах почувствовал Крат. Он выразительно посмотрел на меня, видя, что я заколебался и не отвязываю поводья от ствола дерева.

— Чуешь? — прошептал он.

Теперь с очередным порывом ветра, запах почувствовал Галант. Все трое, мы схватились за мечи. Не оставалось сомнений, неподалеку разводят костер. Я огляделся, пытаясь увидеть дым, но нас окружали ряды сосен. Костер могли жечь местные, чего нельзя исключать, но следовало проверить. Я не мог позволить, чтобы нам упали на хвост.

Мы двинулись сквозь сосны, идя на запах горящей смолы, который с каждым пройденным футом становился отчетливее. Немного углубившись в чащу, увидели поднимающийся в небо столп дыма. Послышались голоса, пока неразличимые. Вскоре, я заметил первые силуэты. Рядом с поваленной сосной лагерь разбили какие-то люди. Когда удалось рассмотреть их ближе, крепкий хват, которым я держал рукоять гладиуса, ослаб. Крат и Галант опустили свои спаты, вернули клинки в ножны. У костра сидели гладиаторы из легиона Ганника. Лучшие бойцы кельта. Каждого из них я знал лично. Кого-то из них отправлял в разведку, кто-то не раз нес караул.

— Что они здесь делают? — шепотом спросил я.

Мелькнула мысль о том, что Ганник выставил своих лучших бойцов на караул, чтобы те смогли сообщить своему военачальнику о приближении войск Красса. Но как опытные вояки удосужились развести костер, дым и пламя которого выдаст их с потрохами римлянам. Пока я переваривал свалившуюся информацию, Крат и Галант шагнули вперед, к лагерю у поваленной сосны. Мой приказ заставил галла и парфянца остановиться.

— Отставить!

— Ты чего? — Галант вопросительно посмотрел на меня.

— Обождем.

Я привык доверять интуиции, а что-то внутри меня в этот момент неприятно сжалось липким комом.

— Что не так? — шепнул Крат.

Я поднес палец к губам, прося гладиатора заткнуться. Семерка у костра выглядела чересчур беззаботно для караульных. Разговаривали на повышенных тонах, спорили, как будто привлекая к себе внимание. Один из гладиаторов, исполнительный и верный Берт, хохотал во всю глотку. Окажись рядом римляне, так этот дикий хохот враги услышат за милю. Второй гладиатор, имя которого я забыл, подкидывал дрова в костер. Палили сосну. Поэтому, от костра шло столько дыма. Не оставалось сомнений, семерка привлекала к себе внимание!

Мой взгляд остановился на тройке гнедых, в отличие от наших животных, спокойно евших сено в стороне от кучковавшихся вокруг костра гладиаторов. Осмотрелся, но больше не нашел лошадей. Указал на кляч Галанту и Крату.

Следовало выйти из укрытия, обозначиться и выяснить, что происходит. Рука, все еще сжимала гладиус, но я решил спрятать клинок в ножны.

— Выйду, узнаю, что происходит. Пойду один, — заверил я.

— Уверен? — насторожился Крат.

— Прикроете!

— А что может произойти? — уточнил Крат, которому казались странными мои слова.

— Чтобы не произошло, не вздумайте выходить из укрытия и мчитесь к Ганнику!

Крат и Галант озадаченно переглянулись, но оба кивнули. Я попросил обоих повторить слова пословицы, которые следует передать Ганнику. Галл и парфянец без ошибок повторили слова на латыни.

Я выпрямился, уверенно вышел к костру. Гладиаторы, весело проводившие время и смеявшиеся во весь голос, вдруг резко замолчали, как будто увидели перед собой приведение. Переглянулись. Поспешно вскочили на ноги. Я окинул взглядом каждого из них, остановился на Берте, смеявшемся громче всех.

— Кто объяснит, что происходит? Ты Берт? — проскрежетал я.

Берт насупился, пожал плечами, ехидно улыбнулся.

— Да вот, остановились на перевал! Присоединишься? — улыбаясь, ответил он.

Я не успел ответить — за спиной раздался хруст ломаемой сосновой ветви. Я насторожился, схватился за гладиус, но замер. В затылок уперлось острое лезвие. Гладиаторы у костра выхватили оружие, но вместо того чтобы наброситься на врага, угрожавшего мне расправой, все семеро остались стоять на месте с невозмутимыми физиономиями.

— Поднять руки. На колени! — сухо скомандовал незнакомец твердым голосом, со знанием дела.

Я подчинился, не отпуская из рук меча. Стоило человеку, лезвие которого больно упиралось в мой затылок, сделать одно неверное движение, и я прикончу его на месте. Однако незнакомец был не так глуп, чтобы подставляться.

— Бросай оружие, Спартак, — язвительно скомандовал он.

Он надавил сильнее. По затылку потекла кровь. Я нехотя разжал ладонь. Гладиус свалился у моих ног. Незнакомец приказал убрать меч одному из гладиаторов у костра. Тот повиновался. Я почувствовал, как заходили мои желваки. Предательство! Ловушка, подстроенная моими людьми.

В чаще послышались голоса, к лагерю у костра вытолкали обезоруженных Галанта и Крата. Оба держали руки над головой. Я узнал лица бойцов, приставивших клинки к спинам моих товарищей. Предателями оказались кавалеристы конного отряда Рута, из числа тех, что гопломах рекомендовал для сложной вылазки в Копии! Так вот откуда взялись три лошади у пехотинцев Ганника…

Кавалеристы, грубо подталкивая, сопроводили Крата и Галанта к костру. Выходит, нас заметили до того, как я велел мужикам не вмешиваться… Так просто галла с парфянцем не взять, к ним подошли со спины. У костра их усадили на колени, заставили держать руки над головой.

— Сейчас ты сядешь на колени рядом с друзьями и поднимешь руки над головой, — послышалось из-за моей спины.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Я твердо знал, что если тебя не убивают сразу, то у тебя остается шанс спастись, поскольку ты представляешь интерес для захватчиков. До тех пор следовало выполнять распоряжения, как бы не хотелось обратного. Я опустился коленями на холодную, подтопленную от таявшего снега землю, оказавшись по левую сторону от Крата и Галанта.

— Извини, мы подвели, — шепнул Крат

— Все в порядке.

Мне, наконец, удалось встретиться глазами с незнакомцем, угрожавшим мне клинком. Я узнал в нем старшего отряда всадников, выехавших в Копии на час раньше нас. Теперь уже предсказуемо.

Галант, для которого происходящее стало ударом, громко обвинял гладиаторов в предательстве. Когда галла подвели к костру, и он увидел среди предателей Берта, своего партнера по игре в кости[3] во время регийского стояния, то вскричал.

— Убью!

В ответ прилетел увесистый удар рукоятью гладиуса. Галант завалился наземь. Слышалось его хриплое дыхание. Никто не собирался церемониться. Но как я уже подмечал, никто не собирался убивать. Мы зачем-то понадобились предателям.

— Я говорил тебе, что он никуда не денется, Утран? — говорил Берт, обращаясь к всаднику, угрожавшему мне своим клинком.

Я пометил имя одного из них в своей голове. Утран довольно хмыкнул, потер руками, выпачканными в саже.

— Выдели людей, чтобы забрали их лошадей, — распорядился он. — Сразу говорю, что коня Спартака заберу себе!

Берт отдал приказ. Трое гладиаторов направились вглубь рощицы, там оставались наши скакуны. Минус три человека из десяти. От внимания не ушло, что двое лучников из отряда Берта устали держать луки на изготовке, их руки расслабились, прицел сбился. Я знал, что сумею нанести удар прежде, чем враг снова прицелится. Но остальные пятеро предателей оставались на чеку.

— Не жирно будет? — приподнял бровь один из всадников, приложившийся Галанту рукоятью по голове.

— Если бы не я, ты бы получил кусок корьвего дерьма, а станешь римским гражданином! Думал когда-нибудь о том, что такое пить фалернское на свободе, в придачу на своей земле? — усмехнулся Утран.

— Пусть забирает, — с легкостью согласился второй всадник, — За Спартака мы смело сможем потребовать что-то большее, чем личная свобода и кусок отвратной земли, на которой не прорастет даже ячмень! Отчего не попросить квартиру в инсуле[4] в самом Риме! — всадник уставился на меня. — Плохенько выглядишь, брат мёоезиец! Небось не ожидал, что все так выйдет?

Я не стал вступать в разговор, отвел взгляд. Провоцировать вооруженного человека, ставившего перед собой цель унизить тебя, крайне глупо. Но одни только небеса знали каких это мне стоило трудов! Выходит, предатели намеревались выгодно обменять меня римлянам? Серебро Марка Красса вскружило их головы! Интересно сколько еще предателей в моем войске, когда я крепко уверовал, что мне удалось сплотить силы повстанцев в кулак!

— Не провоцируй, — грубо пресек всадника Берт.

Всадник с усмешкой в глазах покосился на пехотинца и недовольно фыркнул.

— Ха! Скажи спасибо, что тебе удастся урвать свой кусок! Будем считать, что тебе крупно повезло, что ты оказался в нужное время и в нужном месте! — пропыхтел он возбужденно.

— Главное, чтобы ты своим не подавился, — холодно ответил Берт, его лицо не выражало никаких эмоций.

— Не подавлюсь, а еще от твоего куска свое возьму. Помнишь, как проигрался мне в кости? Ты должен мне двадцать асов[5]! — всадник скорчил гримасу умиления.

— Заткни свою пасть, Занак, — рявкнул Берт.

— Заткни, не заткни, а долг отдавать придется! Незачем играть, коли проигрывать не умеешь! Я не виноват, что мне выпадала «Венера», а тебе «собаки»[6]. Надо было лучше башенку[7] трясти!

Берт отмахнулся. Словесная перепалка между всадником и пехотинцем, натолкнуло меня на мысль атаковать, пока отвлечены Берт и Занак. Мое тело послушно отозвалось мышечным напряжением, связки натянулись в струну, я приготовился к прыжку — Занак, отвлекшись на перепалку показал спину. Но не успели мои ладони коснуться земли, чтобы сделать отчаянный прыжок, ставший бы последним для одного из предателей, как к лагерю вышла троица гладиаторов, ведущих под узду наших коней. Занак опять вернулся к Крату. Его щеки залила краска гнева. Шанс упущен. Я стиснул зубы настолько сильно, что услышал хруст в челюсти.

Кони, среди которых был мой Фунтик, заржали, им не нравился запах смолы. Видя это, Утран затушил костер. Представление с дымящим костром и дружными разговорами создавалось для одного человека — меня. Они четко знали, что я не пройду мимо.

Теперь, когда лезвия меча Утрана не было рядом с моей шеей, а раздраженный Занак стоял чуть поодаль, я счел возможным нарушить свое молчание.

— Что вам нужно? — осторожно спросил я.

— Заткнись, — взвизгнул Занак, не успевший прийти в себя после стычки с пехотинцом. Он перекладывал спату из одной руки в другую, вытирая мокрые ладони о свой плащ.

— Сам когда-нибудь заткнешься, достал, — фыркнул один из пехотинцев.

— Тебе лучше действительно помолчать, Занак, — в разговор вмешался Утран, по всей видимости не хотевший, чтобы из-за одного неврастеника вспыхнул конфликт.

— Что значит заткнись, ты слышал, как со мной разговаривает осел Берт? А долг? Кто отдаст долг в двадцать асов за проигрыш в кости, скажи-ка Утран? Не ты ли?

— Не сейчас, брат! — рявкнул Утран.

Теперь я уже отчетливо ощущал царившее у костра напряжение. Как пехотинцы, так и всадники буквально не находили себе места. Создавалось впечатление, будто предатели не до конца понимали, что делать дальше. Очень скоро в низине у костра поднялся галдеж. В стороне от меня полушепотом спорили Утран и Берт, я слышал обрывки их разговора.

— Что, если римляне обманут, чего им это стоит? — спрашивал Утран пехотинца.

— Поздно проснулся! — прошипел Берт.

— Поведешь его сам? — спросил всадник.

— Сам и получу свободу, олух! — огрызнулся пехотинец.

Занак по правую руку от меня по третьему кругу начал покрывать проклятиями должника-обидчика, и я не услышал, чем закончился занимательный разговор. Однако через минуту рядом со мной выросли Утран и Берт. Всадник направил свою спату мне в грудь и произнес вслух слова, которые должен был передать Ганнику. Вопрос, который я ждал с тех пор, как оказался в заложниках.

— Что это значит, Спартак? Отвечай? — грубо спросил он.

Я гордо вскинул подбородок и посмотрел предателю в глаза. Отлегло. Выходит, Гай Ганник не имел никакого отношения к происходящему у костра, иначе предатели не задавали бы этот вопрос. Мысль о том, что ничего еще не потеряно приятно согрела.

— Отвечай! — повторил Утран, он присел на корточки, коснулся кончиком спаты моей шеи.

— Это значит, что Красс отправляется в Копии, — сказал я с усмешкой.

— Что за бред? — хмыкнул всадник. — Причем здесь Копии!

— Убери спату, ты получил ответ на свой вопрос! — отрезал я.

Берт, стоявший немного в стороне побелел от гнева.

— Чего непонятного в том, что Красс идет в Копии, — он сверкнул глазами. — Он лжет!

Я промолчал.

— Этот вопрос может стоить мне свободы, Спартак, — голос Утрана отдавал металлом.

— Ты свободный человек, разве нет? — холодно спросил я.

Теперь уже промолчал всадник. Я почувствовал, что задел Утрана за живое и продолжил говорить.

— Разве не ради свободы мы подняли свои мечи, чтобы разрубить оковы доминуса? Не ради свободы мы бросили вызов Риму? — напирал я.

На помощь растерявшемуся всаднику пришел Берт.

— Молчи! Твоя свобода приведет нас к казни, ты сам это знаешь! — зарычал он.

Оживился Утран. Возбужденный, он поднялся, убрал острие меча от моей шеи и принялся размахивать руками.

— Ни у одного из нас нет ни единого шанса выжить в войне без конца и края, а если случиться так, что мы подпишем с римлянами договор, то никто за исключением кучки твоих приближенных не получит свободу!

— Мне не нужна такая свобода, — отрезал я и парировал словами, услышанными в споре. — Я лучше умру свободным человеком, защищая себя и своих близких, чем буду пить ваше поганое фалернское на клочке земли, которое даст мне твой доминус!

Берт отмахнулся, показывая, что ему больше не интересен наш разговор, но посчитал необходимым оставить последнее слово за собой.

— Я всегда уважал то, что ты делаешь, восхищался, но наше дело погибло, у нас не остается другого выхода. Прости, мёоезиец. Я привык отвечать в этой жизни только за себя. В отличие от Красса, Гней Помпей Магн не оставит нам шанса в этой войне! — он запнулся, справляясь с возбуждением. — Faber est suae quisque fortunae! Еще раз, что это значит, Спартак?

— Помпей? — я нахмурился, пропуская его вопрос про пословицу..

— Он не будет ничего говорить, Берт! — взвизгнул Утран.

Берт не обратил внимание на слова всадника и нагнулся ко мне.

— Тебе еще ничего не известно, мёоезиец? Сенат направил Магна на помощь Крассу. В Лукании спят и видят, когда полководец заберет у Красса венок! В Копии выставлен римский гарнизон…

Я уже не слушал. Неужели сенат подключил в эту войну Помпея? Появление третьей могущественной силы путало мои планы. Пора ставить точку в затянувшемся спектакле у костра. Утран и Берт, к этому моменту потерявшие концентрацию, продолжали нести какую-то чушь. Я ударил.

Берта согнуло пополам. Удар пришелся в пах, яйца гладиатора стали всмятку, глаза вылезли на лоб, послышался приглушенный стон и Берт теряя сознание начал заваливаться на бок. Я подскочил на ноги, схватил помутневшего гладиатора как щит и прикрылся от двух пущенных его лучниками стрел. Один наконечник вонзился в спину пехотинца, другой пришелся в руку. Берт вскрикнул последний раз и обмяк. Голова безжизненно упала на грудь. Надо сказать, мне повезло, Берт был гораздо мельче меня и окажись его лучники проворнее, исход мог оказаться другим. Чтобы не дать лучникам второго шанса, я отбросил труп Берта наземь и рванул вперед. Лучники попятились, не успевая выхватить стрелу из колчана, не то чтобы прицелиться. Обескураженный Утран попытался перегородить мне путь, но взвыл и схватился за ногу, которая вдруг заболталась будто переваренная сосиска. Каким хитрецом оказался Галант, когда сделал вид, что потерял сознание! Гладиатор тяжелым ударом ноги, обутой в сапог, сделал из колена Утрана труху, порвав к чертям связки, выбив мениск. Галанту понадобился миг, чтобы свернуть всаднику шею. Он выхватил спату из рук Утрана и издал боевой клич. Четверо пехотинцев Берта, завидев галла, бросились на гладиатора со всех сторон. Не спал Крат. Он подхватил гладиус Берта, выполнил им в воздухе невообразимый пируэт. Начался бой. Четверо пехотинцев и двое всадников против двоих моих людей, вставших спина к спине.

Я на всех порах влетел в лучников. Стрелки завалились наземь, бросили луки и схватились за кинжалы, понимая, что бой придется продолжить в рукопашную. Я попятился — гладиус остался лежать у костра, когда как клинок Берта достался Крату. Видя это, стрелки с перекошенными от гнева лицами набросились на меня, стремясь нанести разящий удар.

Крат с Галантом отбивались от шестерых окруживших их бойцов. Лицо Крата исказила гримаса боли — на плече парфянца появился глубокий порез. Четверо из шестерых бойцов, окруживших моих ребят — гладиаторы и имеют не один десяток боев за плечами, не уступая в мастерстве Крату и Галанту. Еще двое не выступали на арене, но явно не понаслышке знали с какой стороны взяться за меч. Силы в этом бою были не равны, поэтому галлу и парфянцу приходилось отступать. Они ушли в глухую оборону и выжидали возможность для контрудара. Благо опыт подобных сражений у Крата и Галанта был колоссальный.

Между тем, лучники, на поверку оказавшиеся не самыми лучшими стрелками из тех, что мне доводилось видеть, показали себя отвратительными мечниками. Я с легкостью уклонился от удара первого из них, заставил его провалиться и по инерции уйти вперед. Руку второго стрелка, занесшего кинжал над моей головой, поймал на лету. Короткий удар в солнечное сплетение усадил врага на пятую точку, он начал задыхаться, хватать воздух ртом. Сломав лучнику запястье, я его же кинжалом перерезал бедолаге горло. Первый лучник бросился наутек, но я одним прыжком сократил дистанцию между нами и вонзил кинжал ему в спину между лопатками. Лучник вскрикнул и упал замертво.

Я подбежал к костру, где подобрал свой гладиус. С оружием в обеих руках, устремился к Крату и Галанту из последних сил сдерживающих вражеский натиск. Подкрался сзади и отчаянно атаковал двух пехотинцев, ударами наотмашь перерезав им ахилловы сухожилия. Пехотинцы вскрикнули и лишившись под собой ног, рухнули. Галант предпринял отчаянную попытку контратаковать, но просчитался. Меч врага рассек гладиатору шею, обоюдоострое лезвие чудом не задело артерию. Галл истекал кровью. Он зажал рану на шее одной рукой, но из другой не выпустил спату.

Вид истекающего кровью Галанта привел меня в ярость. Гнев — враг бойца в любом бою, вырвался наружу. Я взревел и с силой пригвоздил гладиаторов с перерезанными ахилами к земле, пробив на вылет их лорики. Удачливее Галанта оказался Крат. Покрытый ранами, парфянец контрударом убил одного из всадников. Троица оставшихся в живых предателей не выдержала напора, отступила. Хлестким ударом гладиуса с разворота, я обезоружил второго всадника и прямым ударом в глаз, поставил в нашем споре жирную точку. Предатель рухнул навзничь у моих ног. Оставшиеся двое гладиаторов бежали без оглядки. Крат и Галант бросились в погоню, но я решительно остановил своих бойцов.

— Пусть бегут! Они наказали себя сами! — сказал я.

— Что ты такое говоришь, Спартак? — вскричал галл.

Галант держался за шею и живот, пытаясь остановить кровь. Меч предателя пробил лорику галла в подвздошной области. Он опустился на присядки, дышал сипло и часто, каждый вдох причинял боль. Крат держался на ногах, но парфянца шатало от усталости и многочисленных ранений, полученных в неравном бою.

— Пусть бегут! — повторил я и указал на растекшуюся по земле кровь. След, оставленный ранеными беглецами. — Они недостойны умереть от меча!

Крат и Галант не спорили, на слова у моих бойцов не осталось сил. Я не тешил себя пустыми надеждами. Увы, раны гладиаторов несовместимы с жизнью

Галант уселся на землю, оперся о ствол сосны, закрыл глаза. С каждой каплей пролитой крови гладиатора покидали последние силы. Я с трудом заставил себя отвести взгляд, когда почувствовал на своем плече руку Крата. Парфянец смотрел на меня помутневшим взглядом, в котором читались доверие и безграничная благодарность

— Доведи наше дело до конца! — выдавил он.

Я стиснул зубы, чувствуя, как увлажнились мои глаза. Крепко обнял Крата, понимая, что делаю это в последний раз. Подошел к Галанту и взял в свою ладонь его руку, показавшуюся мне неестественно холодной. Галл, превозмогая боль сжал мою ладонь в ответ. Мы стояли еще несколько минут. Никто не проронил ни слова. Наконец, Крат положил руку мне на плечо и кивнул. Даже когда мой гладиус вонзился смертельным ударом в его тело, в глазах парфянца я видел лишь веру и безграничную благодарность тому, кто дал шанс рабу вновь почувствовать запах свободы и умереть свободным от оков.

[1]Локулус (лат. loculus) — древнеримская разновидность сумки, предположительно был частью походного снаряжения легионеров.

[2]Бурдюк — мешок из цельной шкуры животного (козы, лошади, овцы и других), предназначен для хранения жидкостей.

[3]Наиболее известен вариант игры, в которой каждый игрок бросает по три кости, выигрыш равен разнице в количестве выпавших очков.

[4]И́нсула — многоэтажный жилой дом с комнатами и квартирами.

[5]Асс (устар. «ас», лат. as, assarius) — название древнеримской медной монеты. Все монеты древней Италии представляли собой асс или помноженный, или разделённый на известное число. Не только при разделе монет, но и при определении меры, веса, наследства и процентов — за единицу брался асс. Разделялся асс на 12 долей — унций.

[6] Лучшая и худшая из возможных выпадающих в игре кости комбинаций.

[7]Специальный стаканчик для костей, в котором они перемешивались для броска, назывался «Turricula» (башенка)