Спартак

25

— Спартак! Спартак! — один из моих центурионов буквально силой уволок меня от края стены, где я ожидал сигнала полководцев.

— Чего тебе?

— Караульный из порта сообщил, что в море на горизонте видны корабли, — центурион говорил быстро, утирая струящийся по лбу пот. — Я решил проверить все сам и отправился в порт лично. Так вот, Спартак, на горизонте флот! Идет Марк Варрон Лукулл! — вскрикнул он.

Я выругался. Новость обескураживала. Флот Лукулла, на бортах корабля которого размещалась армия из многих тысяч легионеров, явился в самый неподходящий момент. Именно тогда, когда мы решили сделать вылазку на лагерь Красса.

— Сколько им понадобиться времени добраться к порту? — спросил я.

— Я не спрашивал, — развел руками центурион.

— Друт, ты идиот! — гулко выдохнул я.

— У меня не было время на расспросы, Спартак! Как только я узнал об опасности, тут же бросился к тебе!

Он говорил что-то еще, но его слова растаяли в криках гладиаторов, стоящих на гарнизоне.

— Рут подал сигнал!

— Сигнал!

Кричали со всех сторон. Я вздрогнул от этих слов и оглянулся. В полулиге от Брундизия, левее лагеря римлян, темноту озарил свет сразу нескольких десятков факелов. Рут подал сигнал первым! Восемь центурий гладиаторов, ведомые гопломахом прибыли на место назначения и с минуты на минуту готовились обрушить на лагерь римлян свой гнев. Гопломах давал понять Тирну, что он на месте и через несколько минут появился ответный сигнала галла. Я схватился за голову. Лукулл, следом за которым шла громадная армия, высадится в порту и ударит нам в тыл до того, как сражение у римского лагеря будет закончено.

Факела потухли, горизонт вновь растворился во тьме, если не считать костров римского лагеря, как и прежде горевших яркими точками. Скорее всего, римские караульные увидели факела и в лагере поднята тревога. Из-за Лукулла в план срочно необходимо вносить корректировки. Мой взгляд упал на потухший факел, дымившийся на гарнизонной стене. Снизу слышались вопрошающие крики моих офицеров, не понимавших почему я не отдаю приказ поднимать решетку на воротах. Несколько гладиаторов даже попытались открыть ворота сами, но получили нагоняй от деканов и вернулись в строй. Я выхватил дымящийся факел из стены, перевел взгляд на примипила первой когорты, несколько минут тщетно пытавшегося докричаться до меня.

— Открывай ворота! — проревел я.

Гладиаторы бросились выполнять мое поручение. Я впихнул факел в руки Друта с такой силой, что бедолага едва устоял на ногах. Он посмотрел на факел в своих руках, потом на меня.

— Собери людей и сожгите порт!

— Что делать с горожанами, Спартак, если они полезут на наши мечи?

Я промолчал, но мой взгляд был красноречивее всяких слов. Друт, зажав факел, бросился к порту. Я сбежал со стены. Офицеры начали вывод из гарнизона войск. Центурии гладиаторов ринулись через широкие городские ворота вон из города. Слышались удары сапог о камень, побрякивание металла, да скрип металлических доспех. Иногда незатейливую мелодию войны прерывали зычные команды деканов, следивших за тем, чтобы сохранялся строй. Через несколько минут гладиаторы оказались по ту строну гарнизонных стен. Четыре центурии. Все, что осталось у меня от некогда многотысячной армии рабов, вместе с которыми я вырвался из регийского капкана.

Тяжело дыша, с высоко поднятой головой я стоял напротив своих когорт, когда ноздри уловили запах дыма. Горел порт. Я глубоко вдохнул запах жженного дерева, а затем с яростью выхватил гладиус и поднял его над головой.

— В атаку!

Гладиаторы, ответив мне дружным ревом, двинулись в наступление.

Тирн и Рут ударили практически одновременно. Прежде, чем внушительный караул лагеря Скрофы сумел сосредоточить силы в месте удара, бойцам Рута и Тирна удалось смять легионеров и прорвать линию укреплений. Нашпигованные гневом и яростью гладиаторы, выросшие буквально из-под земли, перемахнули через вал и начали перепрыгивать ров, поджигая факела и закидывая ими палатки римлян. Гладиаторов попытались встретить караульные. Сонные, утомленные переходом римские солдаты, дрогнули и вместо того чтобы объединить усилия под натиском врага, бросились врассыпную. Кто-то сумел подать сигнал тревоги, но походные палатки уже полыхали огнем. Многих легионеров смерть застала во сне лапами удушья. Те же кто высунулся из палаток в эту ночь оказались лицом к лицу с разъяренными гладиаторами, не знавшими пощады.

К моменту, как к полю боя прибыл я, несколько тысяч римлян, которых удалось застать врасплох молниеносной атакой, оказались повержены. Из лагеря сломя голову бежали целыми группами дезертиры, каких насчитывалось сотни и сотни человек. Остальные, будучи зажатыми в тиски с двух флангов, несли огромные потери. Римляне пытались отступать из пылающего лагеря к стенам Брундизия, чтобы в чистом поле искать возможности взять строй и дать отпор атакующим. Сонный Тремеллий Скрофа наравне со всеми сражался с врагом в первых рядах и успевал отдавать распоряжения. Я понимал, что пощечина, пропущенная молодой квестором, не сможет уложить его на лопатки. Потеряв людей нелепым образом, Скрофа сумеет выстроить свои когорты и, несмотря на все старания моих полководцев, контратаковать. Численное преимущество римлян слишком велико. В этот момент на поле боя и появились мои когорты.

Учитывая теперь уже реальную опасность появления Лукулла, нельзя позволить римлянам взять строй, что затянет бой и изменит его тактический рисунок. Словно стая диких оголодавших псов, ведомые природными инстинктами, восставшие бросились на пытавшихся собраться римлян. Удар пришелся в тыл и внес смятение в ряды врага. Несмотря на всю ярость наших атак несколько центурий сумели построиться и пытались сдерживать наступление, тем самым, давая перевести дух остальным легионерам, но ничего путного из этой затеи не выходило. В отличии от легионеров гладиаторы отнюдь не боявшиеся сегодня умереть, навалом продавливали плотные построения римлян, заставляя легионеров отступать.

Я видел в глазах своих бойцов решимость довести начатое до конца, когда как в глазах римлян видел страх и отчаяние. Скрофа никак не ожидал, что подлый раб со своим единственным легионом рискнет высунуть нос из-за брундузийских стен. Более не менее организованное отступление легионеров в один прекрасный момент захлебнулось и превратилось в неконтролируемый сумбур. Среди легионеров нарастала паника, послышались первые вопли, мольба о пощаде. Я видел, как Рут отчаянным броском прорвался к Тремиллию Скрофе и лично расправился с римских полководцем…

Для тех, кого подослал Красс к стенам Брундизия все было кончено, никто из них в это раннее утро не уйдет с поле боя живым. Мои люди выплескивали всю накопившуюся за долгое время ярость, пожиравшию их изнутри.

Сам Красс не появился. Все время непродолжительной схватки, превратившейся в резню, я наблюдал за происходящим со стороны, решив не вмешиваться и иметь возможность сохранять нити контроля за ситуацией в своих руках. Слева от меня огнем пылал римский лагерь, ветер приносил неприятный жженный запах со сладковатым привкусом жаренного мяса. Палатки легионеров, охваченные огнем прогорали, досчатые остовы, превращаясь в пепел, падали наземь, в небо устремлялись брызги огненных искр и густые столпы дыма. Справа от меня горел Брундизий, та его часть, где располагался порт. Друт поджег гавань и перекрыл для Лукулла все возможные входы в город. Пламя, охотно пожирающее доки, перекинулось на склады. Возможно, уже через час Брундизий окажется охвачен пламенем, а к вечеру город будет лежать в руинах, после того как выгорят дома за гарнизонной стеной. Меня это волновало едва. Я нарушил свое обещание данное горожанам, но оставил этим людьми право выбора. Кто-то из них мог попытаться помешать Друту спалить порт и тем самым выписать себе смертный приговор, а кто-то мог попытаться сделать так, чтобы пламя с порта не перекинулось на остальные дома. У каждого был свой выбор и каждый имел право им воспользоваться по собственному разумению.

Сегодня мы покинем окрестности Брундизия и двинемся дальше. Здесь у нас больше нет дел. Принимать бой у Лукулла сейчас — сумасшествие. Я достал из колоды все козыри, да и Марк Варрон Лукулл отнюдь не главный источник неприятностей, которые нас могли поджидать.

Красс!

Вот где крылся главный подвох. Красс представлял реальную угрозу. Он с легкостью мог захватить единоличную власть в Республике, когда рядом больше нет тех, кто мог воспрепятствовать его утверждению как самодержца. Увы, но я прекрасно понимал, что с теми жалкими остатками, которые остались от моего войска, я ничего не поделаю с восхождением Красса на самый вверх. Мысли об этом добавляли победе, добытой сегодняшним утром неприятный привкус и горечь. Я понимал, главные сражения нас ожидают впереди.

Записки Марка Лициния Красса.

У Рима крепкие, высокие, способные выдержать не одну осаду стены[1]. Из туфа[2] вырезали массивные блоки и выложили крепостную стену в поперечной конусообразной кладке снизу-вверх, что придает конструкции прочность. Внешняя сторона блоков туфа тщательно стесана, изнутри стены блоки спускаются ступеньками, что облегчает оборону. Выглядит римский гарнизон внушительно, но для организации обороны огромного крепостного пояса необходим значительный людской запас, время и военный талант обороняющейся стороны.

Ни того, ни другого, ни третьего у Рима в запасе нет.

Эти олухи в сенате не могли знать, что я Марк Красс, намедни отстраненный ото всех занимаемых должностей, не отдам свое. Они хотят меня судить и изгнать[3], лишив статуса и состояния. Никто из этих толстых, напыщенных жирдяев, не догадался, что вместо покаяния и явки с повинной, я, Марк Красс, подведу к стенам Рима свои легионы. А я предупреждал сенат о поспешности их выводов в своем письме, пусть пеняют только лишь на себя. Я действую исходя из тех условий, которые мне надиктованы, не больше и не меньше.

Мои офицеры перекрыли важные транспортные развязки Рима, блокировали его сообщение через такие крупнейшие пути, как Аппиевая[4] и Лабиканская[5] дороги. Я, Марк Красс, лично возглавил один из легионов, остановившись у Капенских ворот[6], с выходом на Целий[7]. Остальные легионы блокировали Целимонтанские[8], Эсквилинские[9] и прочие ворота[10]. Рим отрезан от внешнего мира. Посмотрим, как будут говорить сильные мира сего теперь, когда я заставил их почувствовать свою слабость. Я, Марк Красс, выдвинул ультиматум, но оставил за сенатом право выбора. На Форуме[11]наверняка понимают, что опущенные решетки на воротах городских стен лишь мираж. Своими решения толстосумы обрекают меня на диктаторскую власть[12].

[1]Сервианская стена — древнеримский оборонительный барьер, построенный в нач. 4 в. до н. э. из вулканического туфа. Достигала 10 м (33 футов) в высоту, 3,6 м (12 футов) в ширину у основания, 11 км (6,8 миль) в длину, окружая площадь в 608 акров. В 3 в. н. э. была построена более крупная Стена Аврелиана поскольку город Рим вырос за границу Сервианской стены.

[2] Туф — пористая горная порода, желтоватого цвета.

[3] Изгнание (лат. exilium) — вид наказания, заключающийся в перемещении лица или группы лиц с места обычного проживания под страхом тюремного заключения или казни.. В ДревнемРиме правом приговаривать осуждённого к изгнанию обладал римский Сенат. Юридически отличалось от ссылки (лат. relegatio), при которой наказанному назначается конкретное место проживания.

[4]А́ппиева доро́га (лат. Via Appia) — самая значимая из античных общественных римских дорог. Проходила из Рима в Капую, позднее была проведена до Брундизия. Через неё было налажено сообщение Рима с Грецией, Египтом и Малой Азией.

[5]Лабиканскаядорога (лат. Via Labicana) — античная римская дорога, соединявшая Рим с юго-востоком Италии. Она начиналась в Риме у монументальных Эсквилинских ворот (лат. Porta Esquilina) и вела сначала до Тускула, затем была продолжена до города Лабик.

[6]Капенскиеворота (лат. Porta Capena) — античные городские воротаРима вблизи Целия, являвшиеся частью Сервиевой стены. Ворота получили название в честь Капенской рощи. От этих ворот начиналась Аппиева дорога и виа Латина. Название ворот происходит, возможно, от города Капуя, в который вела Аппиева дорога, или от этрусского слова Capena

[7]Целий, Кайлий — один из семи холмовРима в древнем Риме. Плебейский район на момент описываемых событий. Находился в юго-восточной части города. Расположен юго-западнее Эсквилина. Выступал с востока на запад длиной в 2 и шириной в 1/2 км.

[8]Сквозь ворота проходила дорога Via Caelimontana. По всей вероятности, ворота располагались южнее от Эсквилинских ворот

[9]Находились на Эсквилинском холме, из города к воротам вела clivus Suburanus, главная дорога Субуры. За стеной начиналась Лабиканская дорога. В республиканский период у ворот находились места для захоронения

[10] Всего на Сервианской стене было 16 ворот

[11]Центр политической, религиозной и экономической жизни Рима, расположенный между Палатином, Капитолием и Эсквилином.

[12]Дикта́тор в Древнем Риме — чрезвычайно уполномоченное должностное лицо (магистрат) в период Республики (V — 2-я половина I вв. до н. э.), назначавшееся консулами по решению сената максимум на 6 месяцев при крайней опасности (внутренних неурядицах, военной опасности и т. д.), когда признавалось необходимым передать власть в руки одного лица. В период поздней Республики, при Сулле и Цезаре, назначенных диктаторами без ограничения срока (лат. dictator perpetuus), должность диктатора приобрела монархический характер.