Спартак

14

Помпей вырос из ниоткуда, угроза превратилась в реальную опасность. А ведь я так тщательно отметал слухи о появлении Гнея Помпея Магна, игнорировал доводы! Подвела интуиция, на которую я так часто полагался в последнее время. С треском провалился казавшийся удачным план. Но самое главное — уцелел Красс, который по всем законам логики и здравого смысла должен был пасть на поле боя в эту ночь…

Стоя на гарнизоне, я вматривался в лагерь Помпея и видел, как гордо развивались по ветру серебряные аквилии непобедимых легионов, прошедших военные кампании Сицилии и Африки. Помпей, в отличие от Красса, не намеревался брать нахрапом городские стены и не спешил атаковать. Видя, что повстанцы скрылись в городе, Магн отменил атаку. Возможно, полководец хотел прояснить, что произошло накануне у копийски стен, прежде чем перейти к решительным действиям. В душе я понимал, что стоит Помпею отдать приказ и Копии падут до полудня. Легионам Магна не помешает наша отвага и ловушки, которыми усеян город вдоль и поперек. На одного вымотанного ночной схваткой повстанца приходилось несколько свежих головорезов Помпея, профессионалов своего дела…

Я не вешал нос. Отчаянные, готовые умирать гладиаторы, заберут с собой не одну душу профессионального, но холодного римлянина! Красс не даст соврать, думается римский полководец хорошо усвоил сегодняшний урок! Перцу добавляли две тысячи легионеров-заложников, томившихся в копийски амбарах в ожидании своей судьбы. Среди легионеров штурмовой бригады не нашлось идиотов, между пленом и смертью, выбравших смерть. Оказавшись внутри городских стен, отрезанные от остальных, римляне незамедлительно сдались.

Помпей, как и Красс претендовал на нечто большее, чем роль цербера на границах Рима и, безусловно, хотел сделать широкий шаг на пути укрепления своих политических позиций. Таким шагом могло стать освобождение заложников. Тщеславие Магна наверняка тешило его надеждами показать себя во всей красе накануне испанского триумфа[1] и сделать свои позиции в Риме непросто прочными, а непоколебимыми. Помпей спал и видел, чтобы лучами своей воинской славы затмить лучшего полководца того времени Луция Лукулла[2]. Наш настрой был прост — именно головы пленных легионеров сотнями полетят с городских стен в ряды римских когорт победоносного полководца, если тот не захочет идти с нами на диалог. В тоже время я осознавал, что Помпей не станет тянуть. Он желает в кратчайшие сроки покончить со взбалмошными рабами, чтобы красиво поставить точку там, где у Красса получалось ставить многоточия. Помпей из кожи вон полезет, чтобы оправдать свое прозвище Магнус [3]

Как бы то ни было теперь судьба столкнула меня лоб в лоб с одним из величайших полководцев древности. Я принял вызов.

Меня поднял голос Рута. Гопломах с выпученными глазами забежал в комнату, где я отдыхал.

— Спартак! Вставай мёоезиец! — закричал он.

Я вскочил с кровати, с трудом разлепил глаза, ища рукой меч, который оставил рядом с кроватью на столе.

— Рут? Что случилось? — спросил я, видя возбуждение на его лице.

— Помпей прислал Варрона Реатинского[4], который желает говорить только с тобой! — заявил гопломах.

Мне понадобилось время, чтобы переварить эти слова. Сон как рукой сняло. Я поднялся с кровати, размял затекшие мышцы, схватил свой меч.

— Кто такой этот Варрон?

— Легат!

— Где он? — серьезно спросил я.

— У ворот! — выпалил Рут. — Их там шестеро!

— Заводи!

Рут бросился выполнять приказ. Я знал, что выгляжу отвратительно. Не найдя ничего лучше, я попросил у хозяина каупоны воды. Умылся, привел себя в божеский вид. Несколько минут ушло на то, чтобы уложить сальные волосы. Мокрыми руками я расправил свою консульскую тогу[5], в которой завалился спать. Не хотелось показывать людям по ту сторону стены, насколько паршиво выглядит сейчас вождь восстания.

— Как я выгляжу? — строго спросил я у толстого грека, когда тот появился в дверях, чтобы узнать нужно ли мне что-то еще.

Старик многозначительно улыбнулся. Выглядел я действительно паршиво.

Через несколько минут в дверях послышался шум и топот сапог. Я услышал голоса.

— Заходит тот, кто будет говорить, — голос принадлежал Руту.

— Я, — высокий голос, говоривший поставленным голосом на чистом латинском без всякой примеси.

— Тогда заходи, остальные подождут здесь, — отрезал Рут.

В проеме показался Рут, за ним в дверях вырос невысокий римлянин с надменным взглядом и презрительной улыбочкой. Он застыл на пороге, осмотрелся и, по всей видимости, оставшись удовлетворенным увиденным, шагнул в мою комнату. На вид ему было чуть больше сорока лет. Черные как вороново крыло кудрявые волосы, борода, белоснежная кожа, но нездорово бледные губы и ровный нос. Он кутался в плащ пурпурного цвета, под которым можно было различить торакс.

— Значит ты Спартак? — писклявым голосом надменно спросил он, с любопытством рассматривая меня. Я видел как перекосило его рожу после того, как я не удосужился подняться и поприветствовать Варрона. — Ты тот самый раб, наделавший так много шума?

На лице Рута появилось возмущение, и гопломах потянулся к гладиусу, но я остановил его взглядом. Не стоило начинать разговор с угроз и оставлять о себе неприятные впечатления. Посол мог говорить что угодно и вести себя ровно так, как пожелает! Оставалось только, чтобы его слова в полной мере отражали суть разговора, с которым он пришел.

— С кем имею честь говорить?

— Марк Теренций Варрон! — представился римлянин. — Если тебе конечно что-то говорит мое имя! Впрочем, неважно! Надо признать, я не зря бросил свои дела в Риме и вновь встал под знамена Магна! Именно здесь пишется история! А я люблю Историю, раб! Во многом поэтому я здесь.

Варрон усмехнулся, одернул плащ.

— Я давно вынашиваю мысль написать труд, в котором расскажу своему читателю о лучших деятелях нашего времени! О мире эллинистическом, о Риме[6]! — поделился он.

— Туда попадет Спартак? Помнится, один Варрон уже попал в историю. Под Ганнибала при Каннах[7]! — подколол римлянина Рут.

Варрон побледнел от гнева и буквально просверлил Рута взглядом.

— Туда попадет тот, кто покончит с недоразумением рабского бунта и этим человеком будет триумфальный Гней Помпей Магн, от имени которого я имею честь говорить! — процедил ученый сквозь зубы. — Вот только вы уже не сможете прочитать эту книгу!

Я переглянулся с Рутом.

— Ближе к делу! — сказал я, изумляясь наглости этого мужика.

Я подошел к столу, отодвинул стул, пригласил своего гостя присесть. Варрон заколебался, считая, что ниже чести римлянина садиться за стол переговоров с варваром и жалким рабом, но все же сел на подставленный мною стул. Я сел рядом. Положил на стол свой гладиус.

— О чем хочет говорить со мной Помпей? — поинтересовался я.

— Великий Помпей выдвигает условие, раб, — ответил Варрон, косясь на гладиус. — Помпей Магн знает о том, что у вас томятся в плену доблестные римские войны из легионов Марка Красса! — заявил посол.

— Никто не будет выдвигать нам условия! — фыркнул Рут, но я поднял руку, сдерживая гопломаха.

— Наш полководец желает, чтобы все до одного эти люди получили свободу. Не вам рабам лишать свободы римских граждан! — глаза Варрона сузились.

— Не вам свиньям лишать свободы других людей! — вспылил Рут.

— Не тебе варвар открывать рот, когда разговаривает доминус!

Рут позеленел от злости. Понимая, что если разговор не уйдет в другое русло, германец прирежет легата, я попросил Рута покинуть комнату. Рут нехотя ушел, осыпая Варрона проклятиями. Легат усмехнулся, когда дверь за его спиной хлопнула. Для меня это стало последней каплей. Я схватил Варрона за шиворот.

— Клянусь богами, что еще одно слово, и ты не закончишь свой трактат! Подумай дважды, прежде чем что-то говорить! — выпалил я и грубо оттолкнул римского легата.

Рука Варрона метнулась к поясу, но лишь схватилась за пустоту. Гладиус у него отняли при входе в город. Было видно, как тяжело давалось оскорбленному римскому легату взять себя в руки, но он все же успокоился и гулко выдохнул.

— Продолжим, Спартак. Не в моих правилах марать руки о варвара и раба! — небрежно проронил он.

Я проглотил оскорбление, понимая, что бредовые идеи, крепко накрепко засевшие в голове этого человека ничем не искоренить.

— Мне кажется странным, что Помпей выдвигает условие, когда за его спиной десятки тысяч солдат, способных обрушиться на стены Копии по одному только приказу!

— Ничего странного в этом нет. Как я говорил выше, Помпей Магн хочет спасти легионеров, томящихся в вашем плену, которые помимо всего прочего являются римскими гражданами! Только поэтому он озвучивает вам, рабам…

— Говори прямо, — пресек я его витиеватые речи.

Варрон усмехнулся.

— Ты прав, варвар, слишком много времени я трачу на то, чтобы донести до тебя то, что донести в любом случае не получиться! — фыркнул он, разглаживая помятый плащ. — К вечеру заложники должны быть освобождены!

— Что ты предлагаешь взамен?

Варрон приподнял бровь.

— Вы сдадите оружие, выйдите из города и будете молить богов о справедливом суде, как о высшем благе! Восстание зашло слишком далеко, презренный и теперь многие из вас будут казнены. Мы оба знаем, что народ требует жестокой расправы, но сенат не настолько глуп, чтобы перебить рабов. Многие из вас вернутся на арены цирков, чтобы тешить чаяния толпы. Возможно, у кого-то появится шанс выжить… Всяко лучше, чем умереть поголовно за этими стенами или быть распятыми! Правда, Спартак? — глаза Варрона блеснули озорным блеском.

Я вскочил из-за стола, схватил его за грудки и швырнул к дверям. Посол потерял равновесие, упал и ударился о дверной косяк. Но на лице его застыла улыбка.

— У тебя есть время подумать, Спартак! — прошепелявил он, вытирая кровь с разбитых губ.

— Пошел вон! — взревел я, хватаясь за гладиус на столе.

Я понимал, что если этот деятель не закроет рот, то Рим навсегда лишится одного из ярчайших своих представителей культуры. Варрон поспешно поднялся, с гордым видом одернул задравшийся плащ и вышел через дверь. Одни Боги знали каких трудов мне стоило отпустить этого человека восвояси. Кисть, сжимавшая рукоять гладиуса побелела от напряжения. Я раздосадовано отбросил меч на пол и опустился на стул, закрыв лицо руками. Прошло несколько минут, прежде чем я сумел взять себя в руки. Что еще мог ожидать я, когда приглашал легата к столу переговоров?

— Рут! — взревел я.

Гопломах стоявший в дверях, забежал в комнату

— Собирай совет!

[1] это второй триумф из трех

[2] Луций Лициний Лукулл — римский военачальник и политический деятель из плебейского рода Лициниев Лукуллов, консул 74 года до н. э с Марком Аврелием Коттом, триумфальный полководец.

[3] Магнус с лат. Великий — в честь Александра Македонского

[4]Марк Теренций Варрон (лат. Marcus Terentius Varrō) — римский учёный-энциклопедист и писатель, по месту рождения именуемый Варрон Реатинский. Авторитет Варрона как учёного и оригинального писателя уже при жизни был неоспорим. На государственной службе прошел все должности до претуры. Верный сторонник Помпея.

[5]Консульскую тогу (toga palmeta) украшали пальмовым узором

[6] Варрон Реатинский напишет эту книгу. В книге «Образы» («Hebdomades vel de imaginibus»; 15 книг) Варрон представил 700 портретов великих личностей Греции и Рима. В ней он доказывал равноправное положение греческой и римской культур.

[7]Битва при Каннах — крупнейшее сражение Второй Пунической войны, произошедшее 2 августа 216 г. до н. э. около города Канны в области Апулии на юго-востоке Италии. Карфагенская армия полководца Ганнибала нанесла сокрушительное поражение превосходящей её по численности римской армии под командованием консулов Луция Эмилия Павла и Гая Теренция Варрона.