День тринадцатый
— Штурмовать далеко море посылает нас страна… — печально прогудел майор. — Штурмовать далеко море…
— Серега! — возмутился замполит. — Ни в одну ноту не попадаешь!
— Попадаю, — меланхолично отозвался майор. — В первую. В остальные — да, уже не очень. Так я и не снайпер. Молодые капитаны поведут наш караван… молодые капитаны поведут наш караван…
Ствол поваленного снарядом тополя нагрелся на нежданном осеннем солнце, и сидеть было даже приятно. В любом случае — гораздо приятней, чем валяться под обстрелом в грязи. Так что офицеры сидели, давали отдых натруженным ногам и разглядывали страшный, разрушенный обстрелами город.
— Штурмовать далеко море… — прогудел майор и достал сигареты, — посылает нас страна…
— Ты же не куришь, — лениво заметил Грошев.
— Да я парень простой, хочу — курю, хочу — не курю, вот и курю, — пробормотал майор и с удовольствием затянулся.
— Как в анекдоте про Фурманова? — хмыкнул Грошев.
— Это где «закуришь тут, когда знамя полка просрали»? — уточнил майор. — Ага, типа того.
Посмотрел, прищурившись, на обгорелые остовы зданий на горизонте и задумчиво прогудел:
— Молодые капитаны поведут наш караван… Слышь, капитан? Ты и поведешь.
— Серега, что случилось-то? — серьезно спросил замполит.
— Что? Да многое. Вот, крушение мечт случилось. Как-то вдруг осознал, что войну-то мы проиграли.
— В смысле⁈ Мы наступаем!
— На коромысле. Речуги солдатам задвигай, я сам так умею. Не, точно так, конечно, не умею, совесть не позволяет… но теоретически могу. Я ведь в армию шел побеждать. У нас лучшие в мире танки. Истребители кун знает какого поколения, невидимые и беспощадные. Стратегическая авиация, не имеющая равных. Неисчислимые бригады десанта и морской пехоты. Наш автомат вообще на гербах государств! Но вот началась… не война даже, а так, войнушка… и как начали нас миндячить. Какие-то сраные туранцы! Три года гоняют по степям, и все равно не признаем, что авиация наша бьет из тыла да с подскока, изредка и «на глазок», и остались солдатики на передовой без прикрытия авиации, и гробят их из всех стволов безнаказанно… Витя, мы же с тобой знаем, что склады разворованы, новейшие танки проданы на экспорт, а пороховые заводы попилены на металлолом. Все знают. И молчат. Типа, все нормально, армия сильна и непобедима. Только тепловых прицелов нет. РЭБа нет. Связи нет. Техники для эвакуации раненых нет… Ничего нет, кроме мужиков. Даже цели войны нет. И наступаем мы, выстилая степь телами. Жарко расцветут по весне тюльпаны, кровавыми неоглядными полями…
— Серега…
— Это, Витя, поражение. Страшное. Даже если наступаем. Даже если победим. Знаешь, как-то это… немножко неприятно, когда вдруг осознаешь.
— Ты чего? — настороженно спросил замполит. — Я тебя, конечно, не сдам. Но пургу несешь. Цель войны нам в самом начале обозначили.
— Врали, — меланхолично отозвался майор. — Если б так, мы бы сейчас туранские столицы крошили. Ничего ж не мешает. А они стоят, сияют. Даже ночное освещение не выключают. А мы «выдавливаем» от границы. Ползком через горнопромышленные районы. Когда вокруг степи — обходи не хочу. Получается — договоренности. Туда нельзя, а вот сюда можно… Офицеры заворовались, военка развалена… Не, Витя, я шел служить родине совсем в другую армию. В общем, ты как знаешь, а я проиграл. С чем себя и поздравляю. Лейся, песня, на просторе, не горюй, не плачь, жена… Эх. А жены и нет…
— Не, я лучше побуду победителем! — твердо сказал замполит. — И тебе советую.
— Будем считать, к плохим новостям ты нас подготовил, — хмыкнул Грошев. — А товарища капитана даже запугал. Теперь говори, что в штабе полка такого случилось, что запел.
— Проницательный, сука, — вздохнул майор. — Или подслушал? Особисты тебе когда-нибудь уши оборвут. Да ничего не случилось, все пучком. Как и положено в армии. Дают мне роту. В роте — сорок рыл. И идем мы на боевое задание — отбить Дворец энергетиков. Это в центре Яманкуля, если что. Вот туда мы и идем. Сегодня.
— Снайперку? — спокойно спросил Грошев.
— Была. Отжали. Ручники тоже. Есть станковый «Гром» — тридцать два кг без боекомплекта. Но боекомплекта к нему нет, не переживайте.
— Чего? — недоуменно спросил замполит.
— Того. И еще командир полка поставил условие — боевые выплаты с роты собрать и отдать ему в руки. Все. Типа в полковую кассу. Это тоже сегодня.
— А если не соберем? — хладнокровно поинтересовался Грошев.
— Пойдем на БЗ пешком. Все двадцать три километра. На последних десяти, говорят, приходится шесть дронов на одного солдата. Круглосуточно висят. Ждут. Ну и наводка минометов, но это само собой, это азбука… Да, а первые десять км просто из стволки накрывают.
— А там вообще кто-нибудь проходил? — дрогнувшим голосом спросил замполит.
— Раньше бывало. А в последние три недели нет, сменные группы все на подходе выбиты, мужики без ротации второй месяц сидят. И без еды. Воды вроде в лужах хватает. Пока что.
Замполит невидяще уставился на панораму сожженного Яманкуля.
— Чуял я, что нас сюда бросят, — признался майор. — Нашли крайних за отступление. Еще когда недолеченными выписали и перевели в полковую санчасть, было подозрение. Из полковой как раз на Яманкуль и набирают. Таких не жалко. Зато немножко подлечились, не сразу на «ленточку», и то хорошо. Дали месяц пожить. Ну… война есть война, все равно умирать. Товарищ замполит, пойдем принимать личный состав. Они где-то тут по подвалам шкерятся.
— А если не найдем? — бесцветным голосом спросил замполит.
— Найдем! Куда они с подводной лодки⁈ Тут в пяти километрах тройное оцепление национальной гвардии, муха не пролетит, если в военку одета и небрита! Господа офицеры и один… шутничок-мужичок — встали и с песней! Ну? Лейся, песня, на просторе, не горюй, не плачь, жена…
— Чтоб у тебя связки опухли! — выругался замполит, перехватил автомат здоровой рукой и встал. — Спартак! Веди!
— Я вам что — розыскная собака⁈ — возмутился Грошев.
— Да! — хором сказали офицеры.
Грошев пожал плечами. Встал, закинул на плечо рюкзак со спальником, подвесил в крепление автомат и молча потопал вдоль поваленного бетонного забора. Перебрался через груду раскрошенного кирпича, обогнул покореженный мусорный бак, даже по холоду поздней осени жутко воняющий на всю округу — и остановился. Прислушался с некоторым удивлением. И вдруг громко сказал:
— Харчо! На доклад к командиру!
Со скрежетом сдвинулся лист дырявого шифера, из ямы выглянул до крайности удивленный Харчо с кружкой чая в грязной руке.
— Командир⁈
— Я тоже в осадке, — признался майор. — Ты как здесь оказался⁈
— Так… неделю как здесь. Пригнали. Лапоть, Стручок, Дымок тоже. Да все здесь, кто были ходячие. Батон на списание и Дачник, остальные здесь.
— Х-ха! — повеселел майор. — Уже легче! Да ты вылези, покажись! И расскажи, чего тут вообще.
Длинный Харчо выбрался из укрытия, задвинул шифер на место. Осторожно огляделся.
— Беспредел тут, командир. Полный. Как на «черной» зоне. Телефоны забрали, карты забрали. Кто не отдавал — отметелили до полусмерти и бросили здесь, даже в санчасть не отправили. Слово поперек — на подвал. А там, говорят, на дыбу. Тех, кто деньги не отдает. Ходят такие слухи.
— Понятно, — пробормотал майор. — Ожидаемо.
— Тебе, может, и ожидаемо, — усмехнулся Харчо. — А вот нам не очень. Мы в твоей роте к другому привыкли. У тебя мы людьми были. Считали, что в армии везде так. Мы думали, офицеры хоть немножко о солдатах думают. А тут… как будто специально до смерти доводят. Трое застрелились. Гнилое место.
— Яманкуль, — согласился майор, уже немножко освоивший туранский. — А со штатным оружием что?
— Автоматы, — пожал плечами Харчо.
— И?..
— И всё. Были ручники, но их отжали. Тут не спрашивают. Да, в углу еще станкач валяется. Но он без патронов.
— Знаю. Я думал, что из трофейного…
— Шкапыч, — подал голос Грошев. — Тебе БЗ под роспись выдали? И карту боевого района тоже? Тогда чего ждем? Выдвигаемся.
— Как выдвигаемся? — не понял замполит. — А сухпай, боекомплект, газ, бахилы? И что — с одними автоматами? А броня⁈
Майор вздохнул. Сочувственно похлопал замполита по плечу.
— А я отказался сдавать боевые выплаты, — беспечно пояснил майор. — Какие теперь сухпаи? Скажи спасибо, что не расстреляли по-тихому. Все же офицеры. Зато твоим дочкам и боевые будут приходить, и гробовые.
— Какие гробовые⁈
— Не хочешь? Ну и зря, там приличная сумма. Вот потому, Витя, я и говорю — войну мы проиграли… Харчо, как вообще контингент? Вменяемые?
— Сломанные, — пожал плечами бывший зэк. — А так… обыкновенные. Работать можно.
— Ожидаемо… Так. Пусть «сломанные» воду готовят. Во что угодно, но чтоб нашли. Стручка и Жутика со мной, и сам тоже. Может, оне и не хотят отдавать сухпай, а придется… Спартак! Здесь остаешься, на «фишке»!
— Шкапыч, я лучше…
— А я сказал — здесь! Знаю я тебя! Сорвешься, и грохнут нас, до Яманкуля не успеем дойти!
Грошев пожал плечами. Прошелся, нашел уголок без ветра и на солнышке, присел и прикрыл глаза.
Из укрытия выбрался боец, пристроился у мусорного бака по нужде, потом бесшумно оказался рядом с Грошевым.
— Привет, Дымок, — безразличным голосом сказал Грошев, не открывая глаз. — Что подкрадываешься? Подрезать хочешь, не расстался с мечтой, придурок?
Дымок присел на кусок бетона. Осторожно огляделся.
— Была такая идея, — признался он. — Пока сюда не попал. А тут поглядел и кое-что понял. Я теперь за тебя, Спартак. До смерти, понял? Ты жесткий, но справедливый. А здесь… хуже «черной» зоны, я там был, знаю.
— Порядок держали, как учил, или сдались?
— Мы же своей компанией пришли! — ухмыльнулся Дымок. — Кое-кому крупно не повезло.
— «Крысы»?
— И они, и стукачи, и наводчики — полный набор. Справились. Жрать только нечего. Прижимают.
— В Яманкуль уйдем — отъедимся, — равнодушно пообещал Грошев.
— В Яманкуль? Оттуда не возвращаются!
— Я не сказал, что вернемся. Я сказал — отъедимся.
— Х-хе! Узнаю командира! Аж на душе полегчало!
В молчании они дождались возвращения офицеров. Бойцы-носильщики за ними еле тащили груз. Дымок уважительно присвистнул.
— Харчо, выводи оборванцев! — приказал хмурый майор. — Распредели сухпай и воду! Выходим сразу по готовности!
— Шкапыч! — лениво окликнул Грошев. — Не подскажешь, кто это там такой любопытный?
В конце улицы у сгоревшего павильона остановился джип, из него на суету бойцов молча смотрел кто-то в броне с эсклюзивным обвесом. На заднем сиденье явственно просматривались бойцы с автоматами наготове. И еще вроде бы женщина.
— Эти? — хмыкнул майор. — Комполка с охраной. И медичка при нем. Смотрит, как выполняем приказ. Любуется. А что?
— У меня живот разболелся, — сознался Грошев. — Сильно-сильно. Можно, я отойду?
— Живот? — с подозрением спросил майор. И оглянулся на джип.
— Болит!
— Автомат оставь.
Грошев пожал плечами и отстегнул автомат.
— И нож. Оба.
Грошев выложил на кусок бетона ножи и усмехнулся:
— Руки тоже оставить?
— Не помешало бы! — буркнул майор. — Чтоб догнал! Я за тебя оружие не потащу!
— А вы без меня далеко и не уйдете, — хладнокровно заметил Грошев и исчез за углом.
— Чего это вы? — недоуменно спросил замполит. — Куда это он?
— Живот прихватило, — скривился майор.
— А ножи…
— А чтоб не порезался.
Замполит обиделся, потоптался рядом и в результате ушел в штаб полка за напутственным инструктажом по своей политической, жутко секретной части. Вернулся он быстро, бледный и растерянный.
— Шкапыч, а командир полка… того, — шепотом сообщил он. — Вместе с замом.
Майор глянул с умеренным интересом.
— Там сейчас бегают, как ошпаренные! Какое-то странное дело… Их шифером побило, говорят. Шифером! И точно в шею! А взрыва не слышали. Бывает же на войне!
— Бывает, — согласился майор. — И не такое. Хотя не такое все же редко.
— А охраннику прилетел арматурный прут, — пробормотал замполит. — Насквозь.
— Тоже в шею?
Замполит открыл рот — и уставился на майора дикими глазами.
— Серега… мы же с тобой офицеры…
— Ты о чем? — не понял майор.
— Да… не знаю. Лезет всякое в голову.
— Понятно. Сходи лучше на склады, возьми для Спартачка снайперку. И спецпатронов к ней.
— Так сказали уже, что нету!
— Это пока комполка был жив, — терпеливо пояснил майор. — А сейчас наверняка есть. Ты только построже спроси, чтоб осознали. А то лезет тебе в голову… вот сходишь, получишь снайперку — и как влезло, так и вылезет. Вперед.
Что поразительно — снайперку замполиту выдали. Молча. И когда он вернулся, рота сразу двинулась по маршруту. Но недолго. За ближайшим поворотом майор скомандовал отдых. Бойцы на всякий случай попрятались в развалинах, а майор просто присел на бордюр. И отдыхал, пока не вернулся Грошев.
— Ну как? — коротко спросил майор.
— Легче, — так же коротко отозвался Грошев.
Майор кивнул и скомандовал продолжать движение.
Но через полкилометра их тормознули. Вывернул из-за дома БТР, дернул в их сторону стволом пулемета, а соскочивший с брони офицер тихо представился майору и приказал выстроить личный состав.
— Не тряситесь, не накроют, на пару минут всего! — жестко усмехнулся офицер.
Прошелся вдоль неровного строя, сверился со списком на тактическом планшете, недовольно дернул головой и запрыгнул обратно на броню. БТР выплюнул ядовитый клуб дыма и с грохотом укатил.
— И что это было? — хмуро спросил замполит.
— А виноватого искали. Но у нас его нет! — легко отозвался майор и тут же рявкнул:
— Внимание, бойцы! Вас учили не ходить кучей, и учили правильно! Но с этого места и далее мы пойдем плотной группой! У нас есть экспериментальная РЭБ, но маленькая! Потому держитесь плотнее, и тогда прикроют! И команды легче слушать! Харчо, транслируешь от Спартачка на всех! Вперед!
— Сергей, — упрямо пробормотал замполит, пристроившись за спиной майора. — Мне это не нравится! Мы — офицеры!
— Витя, ты согласен, что я обычно не вру? — вздохнул майор. — Я ж не коммуняка! Ну? У него заболел живот! Он мне сказал, я его отпустил облегчиться! Всё! Других разговоров меж нами не было!
— А почему потребовал автомат оставить? — с подозрением спросил замполит. — И ножи?
— Именно поэтому. Он же психопат. Еще бы грохнул кого. А так ушел без оружия, вернулся без оружия. Ну, успокоился? Хотя по-хорошему этого выродка не грохнуть надо было, а забить до смерти… ногами.
— Сергей, мы давали присягу. И кто-кто, а ты знаешь, что такое единоначалие. И что командир имеет право отправлять солдат на смерть.
— Путаник, — буркнул майор. — У вас, замполитов, то ли мозги набекрень, то ли знания наискосок. Командир имеет право на что? Для выполнения поставленной задачи отправлять солдат на смерть. А убивать за то, что не позволили себя грабить — такого права у него нет, и ни у кого нет. Возможность — да, есть. Ну так она у всех есть. Понятно?
— Нет.
— Вот и славно.
От головы колонны донесся резкий свист.
— Колонной по два — в подвал! — рявкнул Харчо. — Стоять плотно, проходы минированы! Пошли!
Майор грузно втиснулся последним. Снаружи с перерывами несколько раз простучал автомат.
— Небо чистое на четверть часа, — донесся спокойный голос Грошева. — На маршруте «ромашки», внимательней.
— В колонну по трое, за направляющими, след в след! — тут же заорал Харчо. — Булат, Скорпиону врежь — истерит! Не толкаться, не спешить, в сторону не шагать! Слушать команды! И… вперед!
Майор хэкнул, вывалился наружу, пристроился рядом с Грошевым.
— Вот так и пойдем! — подмигнул он замполиту. — И дойдем! Потому что у нас РЭБ, а у них нет!
— Всё у всех есть, — недовольно сказал Грошев. — В чем проблемы? Вместо меня — отделение с армейскими дробовиками, совмещенный залп достаточно результативен. И саперную подготовку каждому бойцу. С тренировкой на полигоне. И контрбатарейную борьбу. В чем проблема-то?
— В олигархате? — жизнерадостно гоготнул майор. — Давай-давай, мы почти согласны на революцию!
— Да? Ну тогда бегом, маршрут чистый на пятьсот.
— Бегом пятьсот! — гаркнул майор.
Колонна с матами и бряканьем перешла на бег…
Солнце клонилось к дымному горизонту, а они все еще были живы. Каждые полчаса заскакивали в укрытия или просто прятались по развалинам, снайпер отрабатывал по дронам — и шли вперед. Несколько раз по ним били пристрелочными, но без результата. Один раз крепко взялись за кого-то в соседнем квартале, видимо, тоже кто-то пытался идти на ротацию.
Внезапно колонна встала. Грошев пошел к стене уцелевшего дома, наклонился.
— Твою ж дивизию… — вырвалось у замполита. — Трупы… нельзя трогать трупы — заминированы!
— Знаю, — донесся спокойный голос Грошева. — Не всегда. Эти чистые. Шкапыч, распорядись, чтоб оружие прибрали.
Они лежали рядком там, где их накрыло — восемь иссеченных, изуродованных тел. Судя по экипировке — разведка. Несло от «чистых» так, что замполита чуть не вывернуло. Он торопливо, стараясь не дышать, оттащил тубусы гранатометов. Вернулся за остальным — и все же не удержался, откашливался потом долго и с мучительными резями в желудке.
— Дальше не пройдем, устал, — сказал Грошев. — На ночевку… лучше не в подвал. Почему-то же их здесь накрыли. Знают, на выходе караулят.
— Поднимаемся на этажи! — решил майор. — Искать закрытые коридоры! К окнам без приказа не подходить! Куда⁈ Не в этот подъезд, в следующий!
Им повезло — на третьем этаже нашлась абсолютно целая, неразбитая лестничная площадка. И двери целые. И — вот чудо — незапертые.
— Стоять-молчать! — рявкнул майор. — Коммуняка, глянь!
Грошев подошел, постоял рядом с дверью.
— Чисто.
И устало опустился на пол.
Всем составом удалось разместиться в трех квартирах. Закрыли внутренние двери и вповалку попадали в коридорах. Тесно, но через окна не видно и почти не дует.
— Еду греть в ванных! — распорядился майор. — Булат, Дымок, Лапоть — проконтролировать! У входных дверей — на «фишке»!
После чего сам опустился рядом с Грошевым, расположил на коленях поудобнее автомат и как ни в чем не бывало поинтересовался:
— Все хотел спросить — а к вам в коммунизм в принципе попасть можно? Со стороны? Или не берете? Вы ж там все… высоконравственные!
— Обычные мы, Шкапыч, — вздохнул Грошев. — Самые обычные. Просто у нас адаты.
— Адаты — это понятно. А как с дебилами? Что, и дураки есть? Или они вам нужны, чтоб было кому грязную работу делать? Канализацию ремонтировать, то-сё… А? Ну расскажи, все равно ж делать нечего!
— Не устал? — буркнул Грошев. — Завтра «Грома» на тебя загрузим.
— На меня нельзя, я ж целый майор!
— Нет у нас грязной работы, — вздохнул Грошев. — У нас автоматизация.
— Здорово!
— Да не очень. Автоматизированное общество упирается в своем развитии в человеческую посредственность. Дуракам нечего делать в нашем мире. Творцы, конечно, везде на своем месте, но не все, понимаешь ли, такие же гениальные, как я или тот же Антон.
— Если скажешь, что стали воспитывать детей в интернатах с прицелом на гениев, я не поверю! — предупредил майор. — Уж интернаты я знаю! У меня детдомовские были в части — сплошь тупорылые! И вечно считают, что им все должны!
— Скажу, что человеческая посредственность при подробном изучении разложилась на неродственные компоненты, — хмыкнул Грошев. — Она, оказывается, разная происхождением, наша посредственность. По большей части чисто физиологическая.У большинства мозги не работают, сколько ни учи. Самая понятная, но самая трудная проблема. Но мы ее решили.
— Отбор по гениальности с дальнейшим размножением?
— Не-а, так не работает. Гениальность не является комплексом наследуемых признаков, это даже у вас должны были уже открыть. Применили крайнюю меру — генетические правки. Результат получился… неожиданным, м-да. Тем не менее — результат. Ну, социальная посредственность — она от среды обитания, с этим мы легко справились системой образования и интернатами для подростков в том числе. Ты, Шкапыч, сталкивался с детдомовскими, но они вообще-то разные, ведь ученики колмогоровских школ тоже живут в интернатах. Будущие светила науки, между прочим. Как и высокоуровневые спортсмены в вашем мире, и много кто еще. Ну и еще есть идейная посредственность, но ее мы не стали трогать. Хочет человек быть никем — что ж теперь? Из таких хорошие бабушки-дедушки для внуков получаются, воспитатели детсадов, учителя, кстати. И в принципе они — неплохой материал для коллектива. Стабильное общество должно быть разнообразным по составу, такие дела…
Внезапно Грошев развернул автомат и дал короткую очередь. Обломки дрона-разведчика заскакали по ступенькам.
— Так и знал, что проверяют, — буркнул Грошев. — Летают и смотрят. Спать не дадут, уроды.
— Уходим? — деловито спросил майор.
— Стреляем. Если подлавливать на нижнем марше, нас не успеют засечь. А так — разбился и разбился, мало ли из-за чего…
И Грошев снова прикрыл глаза. Майор посмотрел на него, вздохнул и не стал расспрашивать дальше. Замудохался коммуняка, что ж теперь? Пусть отдыхает. Как ни крути, а благодаря ему день прошел, и прошел неплохо. Правда, завтра будет следующий день. Но то — завтра.