Солянка 2

Глава 12

— Лицом к стене! Руками уперлись в стенку, ноги на ширине плеч!

Охранник не кричал, а говорил будничным и уставшим голосом. Его напарник с скучающим лицом стоял напротив нас и вертел в руках дубинку, пытаясь хоть так себя развлечь. Я и еще трое других пациентов развернулись и выполнили требование охранника. Он прошел мимо нас, а затем открыл дверь камеры. Пациенты стояли безмолвно и не шевелясь, я так же старательно подражал их поведению.

Собственно, проблема с тем, как себя вести, когда закончится моя рабочая смена, разрешилась легко. Охранники пришли с группой других пациентов. Один из них, который должен был меня менять, был радостным и энергичным. Другие же, были хмурыми и выглядели весьма подавленными. Я тут же принял такой же истощенный вид, не выдавая, что у меня вполне сохранился интерес к происходящему. Впрочем, особо притворяться мне не пришлось, я и впрямь чувствовал сильную усталость.

Нас повели через цех, теперь я мог осторожно осматриваться. По всей видимости, работа в цеху шла круглыми сутками. Я попытался понять, что именно тут производят, но так и не смог. Детали были разнообразные и не складывались у меня в целую картину. При этом, цех был действительно очень большим. Прежде, чем мы свернули на лестницу, я успел насчитать около сорока линии конвейера, которые расходились в разные стороны. Сложно было удержаться от соблазна повертеть шеей, приходилось ограничиваться небольшими поворотами головы.

На лестнице, охранник вновь взмахнул рукой перед видеокамерой, на этот раз я смог заметить, его условный жест. Это были два выставленных пальца, остальные пальцы были сжаты. Перед следующей дверью, он показал уже пять пальцев. Мы спустились на пару этажей ниже, лестница уходила еще ниже, но мы повернули в коридор. Прежде чем нас повернули к стене, я успел насчитать около десятка тюремных камер.

— Заходим по одному! Первый пошел!

Я стоял самым последним, а потому, когда до меня дошла очередь, я уже мог оценить поведение остальных пациентов, которые зашли в камеру раньше. Все они тут же попадали на кровати, при этом, никто не разговаривал. Я прошел к свободной кровати и лег. Все лежали с закрытыми глазами, потому и мне пришлось прикрыть глаза. Дверь в камеру захлопнулась, после чего в камере воцарилась тишина. Правда, эту тишину слегка разбавлял гул от работающих цехов. Я попытался определить направление, откуда шел гул, но у меня ничего не вышло. Гул доносился с разных направлений, иногда затихая, а затем вновь появляясь.

Поэтому, я пришел к выводу, что наши камеры находятся где-то в глубине завода. Который, в свою очередь, расходиться на большую глубину вниз, так и по сторонам. Вывод про большую глубину я сделал основываясь на тех лестничных пролетах, на которые мы опустились, а так же по грузовым лифтам, которые я видел в цехах. Сейчас, в тишине камеры, я мог слышать их гул, который уходил куда-то в глубь.

А в камере было очень тихо, я даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что нахожусь в ней не один. Мои сокамерники лежали на кроватях, изредка шевелясь, но никто из них не вставал и уж тем более не разговаривал. Причина такого поведения, мне была понятна. Усталость. Ее чувствовал и я, а еще к ней добавлялось чувство «похмелья» от того лекарства, что нам давали утром и в обед. Похмелье несло сильную апатию, грусть и тоску. Хотелось поскорее провалиться в сон и не просыпаться уже никогда. А если и проснуться, то только чтобы получить заветную таблетку и отправиться на работу.

Работа казалась единственным смыслом в жизни, ради которого хотелось жить. Я провел взглядом по сокамерникам и прикрыл глаза. Мне, в отличии от остальных, было явно легче. Своего внутреннего болванчика, который появился после приема таблеток, я уже научился контролировать, а потому все его тревоги и страдания, уже мало меня заботили. А вот что меня действительно заботило, так это мысль о том, как мне отсюда выбраться. Настоящий это центр реабилитации или нет, оставаться мне тут не хотелось. Лучше обратно в зону, в банду Степных Ужей или как их там. А то и вовсе организовать свою банду, выгнать Привратника из его логова и сидеть там до тех пор, пока не появиться более удачливый претендент.

Прошло примерно полчаса, окошко на дверях камеры открылась и в нем появилось уже знакомое лицо разносчика. Он осмотрел на список и выкрикнул номер. Один из сокамерников поднялся и подошел к дверям. Разносчик выдал ему какую-то таблетку, а следом пластиковый контейнер с ужином. На этот раз, никто не проверял, принял ли пациент выданное лекарство. Это было довольно серьезное отклонение от тех порядков, что я видел днем. Тем не менее, вызванный сокамерник тут же проглотил таблетку. На его лице, теперь, вместо усталости появилась расслабленная улыбка. Он взял контейнер и пошел к столу, где уселся и принялся ужинать. За ним вызвали следующего сокамерника и история повторилась.

— Пятый!

Я поднялся и подошел к дверям. Разносчик сунул мне таблетку, после чего контейнер. Сегодня он не предлагал что-то выбрать. Это было несколько странно, но спрашивать я не стал. Закинув таблетку в рот и проглотив ее, я пошел к столу. Усталость исчезла, а страдающий болванчик тут же затих. Ушли все тревоги, пришло состояние покоя, хотелось поскорее поесть и лечь спать.

Сев за стол и вскрыв контейнер, я принялся за еду. Сокамерники ели молча, даже не обмениваясь взглядами. Меня это молчание нервировало, но я старательно не подавал вида. Так и не сказав ни слова, сокамерники закончили ужин и разошлись по камере. Поведение у них изменилось, кто-то отправился в душевую кабинку, кто-то принялся прохаживаться по камере, разминаясь. Я тоже закончил с ужином, после чего отправился в освободившуюся душевую кабинку. Оплатив помывку, я узнал, что мой счет увеличился и теперь составлял двести два балла.

Помывшись, я отправился на свою кровать. Такое поведение не отличалось от остальных, один из моих сокамерников так же уже был в кровати. Я лег и закрыл глаза. Свет в камере постепенно затухал, оставляя лишь легкий полумрак. Приоткрыв глаза, я увидел, что на видеокамере мигает красный огонек. В голову пришла мысль, что этот полумрак не помеха для оператора, который следит за нами. А вот насколько нужно подобное наблюдение в этой химической тюрьме? Ведь все заключенные тут, постоянно находятся под воздействием наркотиков. Неужели, люди подобные мне, которые способны противостоять воздействию препаратов, не так уж и редки?

Если это так, то у местной охраны, наверняка есть способы вычислять таких людей. Я вздохнул и закрыл глаза, пытаясь уснуть. Сегодняшний день выдался очень тяжелым, а потому я быстро провалился в сон. И тут же открыл глаза. Ревела сирена и голос в громкоговорителе требовал встать и заправить кровати. Я поднялся, пытаясь понять, что происходит и почему нам не дают поспать. Бросив взгляд на часы, я с удивлением обнаружил, что уже утро.

И тут я впервые услышал, что мои сокамерники разговаривают между собой. Разговоры были вялые, не особо информативные, но тем не менее, это были именно разговоры. Я прислушался, поскольку говорить они старались тихо, склоняясь к собеседнику, как можно ближе.

— Утро, люблю утро. Значит на работу скоро. Здорово. Люблю работать.

— И завтрак всегда самый лучший прием пищи. Даже в обед так не кормят.

— Да, завтрак это хорошо. Я всегда беру тот паек, что один балл стоит.

— Ты богатый. А я беру стандартный. Он не хуже. До обеда хватает. А вот в обед хорошо кушаю, не жалею.

— Нет, стандартный хуже. Я уже через пару часов голодный, после стандартного.

— Ну, у тебя хорошая работа, много баллов дают, можно не жалеть баллы, брать все хорошее и все равно оставаться будет. Не всем так везет.

— Так а я что? Мне эта работа за хорошую работу на других участках досталась. Когда прежний работник на выписку пошел. Старайся и ты тоже получишь хорошую работу со временем.

Окошко на дверях открылось и все смолкли. Разносчик вновь смотрел в список и вызывал по одному. Процедура была все та же, прием лекарства, выдача порции еды, поэтому, когда вызвали меня, но не выдали лекарства, а сразу предложили выбрать паек, я удивился. Впрочем, охранник, который стоял рядом с разносчиком, тут же прояснил ситуацию.

— Так, Пятый, быстро завтракай, а потом на прием к врачу.

Болванчик внутри меня обиженно плакал, что ему не дали таблетку. Я заглушил его полностью, чтобы не мешал собраться с мыслями. Впрочем, для этого потребовалось некоторое усилие, что намекнуло мне, что с зависимостью от этих препаратов будет весьма сложно справиться. Усевшись за стол, я стал думать, как я сейчас должен себя вести. В принципе, можно было копировать поведение болванчика, это понятно. Но вот то, что говорить и что спрашивать, а главное, как это делать, оставалось вопросом.

То, что осмотр у врача был назначен на следующий день, после первого приема лекарства, меня не удивляло. Это наверняка была проверка на то, какую реакцию препарат вызовет. И теперь мне было нужно показать, что эффект оказался положительным. Я закончил с завтраком, после чего отправился к умывальнику. Болванчик не мог контролировать мое тело, но сам организм реагировал на отсутствие таблеток. Меня слегка лихорадило, лицо покрылось каплями пота.

Я быстро умылся, после чего подошел к дверям. Возле нее уже стояли мои сокамерники. На их лицах читалась радость и восторг. Они с нетерпением смотрели на двери, ожидая появления охраны. Ждать долго не пришлось. Дверь открылась и я увидел троих охранников. Двое из них забрали моих сокамерников, после чего повели по коридору. Оставшийся охранник, дождался, пока коридор не станет свободным, после чего приказал мне выйти.

Мы прошли по коридору, оказались на лестнице. Я ожидал, что мы поднимемся по лестнице, но вместо этого, мы спустились на пролет вниз. Там мы повернули в коридор, который соединял три отдельных комнаты. Каждая комната была закрыта тяжелой металлической дверью, но не такой, как в камеру. Эти двери более походили на сейфовые, главной задачей которых была не допустить посторонних внутрь. Мы остановились возле одной двери, которая не отличалась от других. Никаких табличек или отметок. Ждать пришлось долго, около получаса.

За это время, успели придти еще несколько охранников, каждый из которых привел с собой одного пациента. Вид у них был нервный, они постоянно дергались, отчаянно осматривались, топтались на месте. Было заметно, что их «похмелье», проходит куда хуже, чем у меня. Впрочем, я сейчас мало отличался от них, поскольку активно крутил головой, осматриваясь и прислушиваясь.

Раздалось шипение и дверь открылась. Все повернулись в направлении двери, разглядывая вышедшего из комнаты человека. На нем был белый халат, на голове белый колпак, а на руках резиновые перчатки. Его лицо было скрыто под медицинской маской, а потому его голос был слегка приглушен. Достав из кармана листок, он прочитал мой номер и вопросительно взглянул на собравшихся. Я поднял руку, после чего вышедший из комнаты указал рукой вглубь комнаты, а охранник подтолкнул меня вперед.

Я прошел внутрь, после чего человек в халате закрыл дверь. Теперь мы были в небольшой комнате, которая была странной смесью регистратуры и приемного отделения. Из комнаты было еще два выхода, дверь одного из них открылась, и оттуда вышел профессор Гренуа. Он взглянул на меня. Затем на часы на своей руке, после чего довольно кивнул головой.

— Ви весьма вовремя, молодой человек. Я понимаю, от вас ничего не зависит, но все же, ви прибили весьма вовремя. Проходите в кабинет.

Я прошел вслед за Гренуя в кабинет. Он был просто огромным. Посередине комнаты стоял широкий стол, заваленный различными бумажками. Могло показаться, что на нем царит хаос, но приглядевшись, я понял, что все бумажки лежат аккуратными стопками, при этом, разложены в своеобразном порядке. Отследить это было легко, поскольку все бумажки были помечены цветными маркерами.

Возле стола стояло два кресла, на одно из которых указал мне Гренуа. Я сел в указанное мне кресло, оно было неудобным, ноги постоянно задирались вверх. Было совершенно невозможно сидеть в нем так, чтобы иметь возможность моментально с него подняться. Впрочем, видимо на это и был расчет, что буйный пациент не сможет неожиданно кинуться на кого-то. Кидаться на кого-то я не собирался, поэтому полностью откинулся в кресло, стараясь расположиться поудобнее. Гренуа прошел и сел напротив меня. Некоторое время он рассматривал меня, сделал несколько пометок в своем блокноте, а затем обратился ко мне.

— Итак, молодой человек, как прошел ваш первий рабочий день в нашем учреждении?

— Это был довольно странный день. Если честно, я довольно озадачен тем, как все прошло.

— Расскажите подробно, не упускайте деталей, все это очень важно, для вас в первую очередь.

Гренуа внимательно смотрел на меня, взгляд у него был цепкий и холодный, словно он смотрел на подопытную мышь. Хотя, в принципе, так оно и было. Я сейчас являлся подопытным, на котором уже начали проводить неведомый мне эксперимент. И все, что я мог сейчас поделать, это предоставить ту информацию, которую от меня ждали. Я быстро прокрутил все те варианты поведения, которые рассматривал ранее и пришел к мысли, что играть роль «болванчика», для меня выгоднее. Ведь болванчиков я уже видел, их судьба понятна. А вот судьба тех, кто не поддался наркотическому забвению, мне не известна. А она может быть весьма печальной.

— Ну весь день был каким-то странным. Я вышел на работу. И это меня невероятно вдохновило. Я проработал целый день и не хотел останавливаться. Я словно стал другим человеком. Я не ожидал, что простой физический труд, настолько может мне понравиться. И я, я не мог контролировать себя, словно я стал другим человеком.

— Ага, понимаю. Ну тут все просто. Смотрите, я вам сейчас все объясню. У любого человека, кроме его сознания и рассудка, есть еще и подсознание. Оно обично незаметно, даже более того, оно практически всегда незаметно. Лишь в крайних случаях, оно может проявиться и показать себя.

Гренуа встал и подошел к стене. Там был расположен большой монитор. Гренуа включил его, после чего вернулся к столу и что-то переключил на своем компьютере. На экране настенного монитора появилось изображение человеческого мозга. Некоторые доли были подсвечены и мигали.

— Посмотрите. Эти мигающие доли, это и есть то, что називается человеческим разумом. Убрать их и человек превращается в овощ. Или разорвать их связь, результат тот же. А теперь обратите внимание на остальную часть мозга. Может показаться, что она и вовсе не нужна. Но это не так. Любой участок мозга критически важен и отвечает за какой-то процесс в организме. Часто, контроль за этими процессами дублируется. Вот, например, участки мозга, которые отвечают за дихание, при разних обстоятельствах. Как видите, сложнее найти участок, который бы не имел контроля над диханием. Это не удивительно, процесс очень важный.

Мозг на картинке мигал практически полностью. Гренуа убедился, что я увидел, после чего переключил изображение. Теперь были вновь подсвечены лишь некоторые части мозга.

— Так вот, наш рассудок и сознание, это тоже один из процессов нашего мозга. И этот процесс, так же имеет дублирующие центри. Сейчас вы можете видеть, где они расположени. Обично, эти центри не имеют прямого доступа к управлению человеческим телом, но могут на него влиять. Ви меня понимаете?

— В целом да, но не понимаю, как это работает.

— О, это весьма сложная работа, это не удивительно, что ви не понимаете сразу. Потребовалось много лет, чтоби все это изучить. Вам би потребовалось много лет учиться в институтах, чтоби все досконально понять. Но сейчас, я могу изложить лишь основи и вам все станет ясно. На самом деле, все это невероятно сложно, но в тот же момент предельно просто.

Гренуа прокашлялся, налил себе воды из графина в стакан, выпил, а затем продолжил.

— Человек с детства впитивает в себя различную информацию, перерабативает ее и на этой основе строит свою норму поведения. Все это храниться в той части мозга, которую я вам показал на первой картинке. Назовем эту часть мозга зоной «А». Тем временем, вторая часть нашего глубинного сознания, назовем ее зоной «В», живет своей жизнью. Там тоже есть свои желания и стремления. Они могут быть разними, как плохими, так и хорошими. Но все они, как правило заблокировани. Лишь иногда, при особих обстоятельствах, когда зона А ослабевает и теряет контроль, в дело вступает зона В. Действовать напрямую она не может, но вполне может видать свои мисли за мисли зони А. Или вступить в диалог с зоной А, навязивая свою волю. У вас бывали такие моменти в жизни?

Я моргнул и сделал задумчивый вид, будто вспоминаю. Рассказывать о том, что я периодически и впрямь общаюсь со своей второй половинкой разума, мне не хотелось. На секунды мое сознание разделилось и вторая половинка буквально закричала в моей голове.

— Правильно! Не говори ему ничего, это по-любому ловушка! Пусть себя наркотой пичкает.

Я еще раз моргнул и мой рассудок вновь стал единым. Тем временем, пауза, которая была нужна для создания видимости размышлений закончилась и пора было отвечать.

— Ну, иногда, у меня бывают странные мысли. Например, сегодня утром. Я завтракал с другими пациентами. Там был вкусный десерт. Я внезапно подумал, что было бы хорошо, если бы я мог забрать весь десерт себе, пусть даже с помощью силы. Хотя я вообще не конфликтный человек и не люблю насилие. Ну это странное чувство было. Наверное, я зря это рассказал, теперь вы подумаете, что я какой-то садист или еще что-то.

— Нет, нет. Все хорошо, молодой человек, не переживайте. Как раз то, что вы не скриваете своих мислей, а так же то, что вы осознаете, что ваши мисли неправильние, показивает, что вы хороший человек.

Гренуа что-то записал в своем блокноте. Вид у него был равнодушным, словно он так и не получил того, чего хотел, но при этом, не терял надежды получить свое.

— Ви сейчас показали работу своей зоны В. Она на долю секунды получила доступ к зоне А и закинула туда свою мисль. Ви обработали эту мисль и отбросили ее, как вредную.

— Получается, эта зона В несет только плохое?

— Нет. Тут не все так однозначно. Дело в том, что зона В не имеет настоящего рассудка и не может мислить рационально, в отличии от зони А. Скажем так, зона В живет лишь своими сиюминутними желаниями, не утруждая себя размишлениями о том, к чему могут привести действия, которие будут направлени на исполнение этих желаний. Ваш случай, это хороший пример. Конечно, ви би могли отобрать десерт у других пациентов, вы крепкий молодой человек. Но ваши действия могли визвать конфликт, в которий бы вмешалась охрана и тогда, вам би не поздоровилось. Но зона В не думает об этом, она не в состоянии делать это. А вот зона А может.

Я задумался. Рассказ Гренуа выглядел весьма разумным и я не видел возможных несоответствий. Могло ли быть так, что я со своим разделяющимся разумом, а так же внутренним «болванчиком», который появился после лекарств, на самом деле являюсь обычным сумасшедшим?

— Профессор, это интересно, но я немного потерял нить нашей беседы. Как это связанно с тем, что мне так понравилось работать физическим трудом?

— О! Всему свое время, молодой человек, ви все поймете, я же лишь рассказал вам малую часть. Как я и говорил, тут все сложно. Итак. Несмотря на то, что зоны А и В разделени, они все таки являются частями одного целого. Взгляните, что вы видите?

На экране появилась новая картинка, где была нарисована цифра 8. Я тут же вспомнил свои ощущения, когда мой разум впервые разделился. Тогда мне тоже пришла на ум мысль о восьмерке, она точно описывала мое состояние.

— Ну цифра восемь…ммм…погодите, два кружочка это разные зоны, но они едины и являются целой структурой. Нельзя убрать какую-то зону и не потерять целостность.

— Все верно, молодой человек, верно. Вы сейчас описали своими словами принцип, как его называют, восьмерки разума. Но кое что ви упустили. А именно центр соприкосновения, точку, которая соединяет всю фигуру. Назовем эту точку зоной центра. Еще ее називают точкой баланса или канатоходца. Вижу, что вам непонятно. Представьте себе человека, которий идет по канату. В руках у этого человека находиться шест, с помощью которого, этот человек поддерживает свой баланс. Перенося вес шеста из сторони в сторону, человек смещает центр тяжести. Так же работает и зона центра. Она оценивает наши намерения и поступки, а затем смещает наше восприятие так, чтобы между сигналами из зон А и В сохранялся баланс. Теперь представьте, что на разные стороны шеста, кто-то начинает навешивать различные грузы.

Гренуа включил новое изображение. На нем был изображен человек, который шел по канату с шестом в руках. Внезапно, на шесте начали появляться дополнительные груза. Канатоходец был вынужден начать смещать шест из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие. Некоторое время, ему это удавалось, но потом появился еще один груз, на появление которого канатоходец не успел отреагировать. Несколько раз дернувшись, пытаясь восстановить равновесие, канатоходец не удержался и рухнул вниз.

— Как видите, зона центр не всегда способна справляться с нагрузками. Тут ми переходим к тем лекарствам, которие ви получаете. В вашем случае, ваша зона А, полностью вижжена наркотиками. Вся память, навики, накопленний опит, все вичищено. Вам приходится создавать свою личность с нуля. В это же время, ваша зона В, так же подверглась изменениям. Каким, никто не может знать, поскольку туда не может заглянуть даже сам человек. В итоге, ваша зона центр находится в невероятних колебаниях, которие присущи тем людям, которие находятся в состоянии сильного эмоционального и нервного срива. Наши лекарства, которые ми даем нашим пациентам, отключают работу А и В центров. Это позволяет сохранять душевное спокойствие нашим пациентам. Понимаете меня?

— Кажется. Но погодите. А эта радость от работы? Как это связана с отключенными зонами?

— Тут тоже просто. Ваши зони А и В отключени, но при этом, зона Центр нет. Она находится в полном равновесии, в абсолютном, я би так сказал. Видите ли, любая работа, для человека разумного, это висшее благо. Ведь работа может приносить не только материальние блага, но и чисто эмоциональное удовлетворение. Весь человеческий разум построен на том, чтоби через свой труд получать средства к существованию, а так же к демонстрации своего превосходства над другими. При этом, это превосходство не обязательно должно бить явним.

Вновь щелкнув клавишей на клавиатуре, Гренуа запустил ряд картинок, на которых были изображены люди различных профессий и занятий.

— Любой человек, так или иначе воплощает свое стремление к труду. Вот например, писатели. Кто-то пишет книги ради денег, кто-то ради простого одобрения. А кто-то пишет их для себя. Или садовники. Они могут годами ухаживать за своим садом, не ожидая одобрения от других. Или виращивают новий сорт роз, чтоби получить миллиони и стать известним. Именно поэтому, ваш мозг, после приема лекарств, погружается в эйфорию от работи. На него более не действует негативное воздействие других зон. Ведь лень или презрение к труду, это следствие искажения нашего сознания в следствии эволюции. Можете представить обезьяну, которой будет лень лезть за бананом? Или обезьяну, которая будет брезговать сбором созревших ягод? В природе это немыслимо.

— И что будет в итоге? Ну после этих лекарств? Мне придется употреблять их регулярно?

— Нет, вовсе нет. Курс довольно краткий, всего пара месяцев. Иногда, лечение случается раньше. Зона Центр форматирует остальные зоны под себя, не допуская отклонений. Человек становиться спокойним, сдержанним. Он легко отличает где хорошо, а где плохо. А так же, легко блокирует свои дурние намерения.

Я вспомнил Михася, который после центра реабилитации, жил вполне не утруждая себя работой, а так же был не прочь убить меня ради ботинок. Это не ложилось в лекцию Гренуа, вообще никак. И этот момент следовало выяснить.

— Скажите, профессор. А могут ли быть у таких людей, как я, ложные воспоминания?

— А ви что-то вспомнили? Расскажите.

— Ну просто, я тут думал. Знаете, когда пришел в себя в лесу, на меня напали какие-то люди. Они были странные. Одетые в различные лохмотья. С палками в руках, заточенными, словно это копья. Они пытались меня убить. Я бежал от них, сквозь лес. Потерял рюкзак, какие-то еще вещи, уже не помню даже, что именно. Потом провал и вот я уже в овраге, с поломанной рукой. Теперь я думаю, а не были те дикари, плодом моего воображения?

Гренуа слушал меня с явным интересом на лице. Правда, под конец моего спутанного рассказа, его интерес постепенно пропал. Это меня навело на мысль, что он явно ожидал услышать от меня что-то другое. Но что? Рассказ о моих приключениях в зоне? Или что?

— Ну, тут сложно сказать, молодой человек. В тех местах, откуда вас привезли, действительно есть бродяги, которые сбиваются в банды. Так что, ваше бегство от них было реальным. Просто, ваш мозг находился еще под воздействием наркотиков, поэтому воспоминания получились фрагментарными. А вот ложные воспоминания, они действительно бывают. Обычно, наши пациенты вспоминают какие-то события, которые с ними случались в прошлой жизни. Например, видят себя летчиками на войне или строителями пирамид. Это обычно полная ерунда, но тем не менее, это очень важный симптом. Если у вас появятся такие воспоминания, то обязательно расскажите мне о них. Даже если это будет казаться полной ерундой.

Я молчаливо кивнул, старательно делая вид, что для меня это был рядовой вопрос. На самом же деле, я лихорадочно размышлял на тот счет, что все, что мне тут нес Гренуа, было полным бредом. Или даже не бредом, а просто враньем, не важно. Важнее было то, что Михась не был плодом моего воображения. Я его реально видел и реально с ним дрался. А значит и чертежи были не плодом моего воображения. А значит и Пятая существовала, как и зона, как и тот подвал. И нахожусь я не в центре реабилитации, в этом уже никаких сомнений не было.

— Профессор! Профессор Гренуа!

На столе оживился аппарат громкой связи. Говорил тот санитар или медбрат, который встречал меня на входе. Гренуа тут же протянул руку к аппарату и ответил.

— Слушаю!

— Профессор Гренуа! У нас случай острого обострения! Пациент тут, в приемной, охрана пытается его удерживать, но он никак не приходит в себя.

— Готовьте операционную!

Гренуа подскочил с кресла, поднялся и я. Профессор указал мне одной рукою на дверь, обходя стол.

— Пойдемте, Пятий, со мною. Поможете, с взбесившимся пациентами, всегда нужни дополнительные руки.

Я подошел к двери, открыл ее и увидел, как в приемной, двое крепких охранников пытались удержать пациента. Его била сильная дрожь, из-за рта летела пена, а глаза, налитые кровью, были выпучены и с ненавистью смотрели на окружающих. Охранники пытались вывернуть ему руки, но сил у них на это не хватало. Санитар стоял чуть в стороне, испуганно смотря на происходящее. Я сделал пару шагов в приемную, намереваясь помочь охране, а за моей спиной раздался голос Гренуа.

— Ну что ви стоите? Я же сказал, готовить операционную!

Санитар очнулся, подхватил широкий поднос, накрытый крышкой, который стоял на стеллаже. Но стоило ему сделать пару шагов, как пациент, который до этого просто пытался вырвать руки из захвата, неожиданно подпрыгнул. Сложив в прыжке ноги вместе, так, чтобы его пятки были прижаты друг к другу, он резко опустил ноги вниз. Целился он так, чтобы пятки попали точно в пальцы на ноге одного из охранников.

Все происходящее замедлилось, словно в кино. Я успел опустить взгляд и увидел, что охранник обут не в тяжелые ботинки, в которых тут обычно ходили охранники, а в обычные кроссовки. Поэтому, удар вышел удачным, охранник взвыл от боли и на мгновение выпустил руку пациента. Этого мгновения хватило, чтобы пациент освободившейся рукой, успел сорвать с пояса охранника электрошок. Развернувшись, пациент вжал электрошок второму охраннику прямо в рот.

Теперь и второй охранник, пытаясь оттолкнуть от себя электрошок, отпустил пациента. И тут же получил электрический разряд. Раздался жуткий треск, который дополнял тот стон, который издавал охранник, пока через него проходил разряд. В воздухе разнесся запах паленого мяса и жженного пластика. Треск затих, видимо электрошок был настроен на максимальный разряд и поэтому быстро разрядился. Тем не менее, охраннику вполне хватило, чтобы рухнуть на пол без чувств. Из его рта валил дым, вперемешку с кровью. Я успел заметить, что губ у охранника больше нету.

Замедление закончилось и реальность вновь начала набирать скорость. Охранник в кроссовках, успел отойти от боли в пальцах на ноге и теперь тянулся за другим оружием, которое у него еще оставалось. Его пальцы скользнули по кобуре, в которой хранился пистолет, но в последний момент он почему-то передумал и потянулся за дубинкой. Это и стало его главной ошибкой, поскольку он потерял ту долю секунды, которой воспользовался пациент.

Размахнувшись, он ударил разряженным электрошоком прямо в висок охранника. Прибор разлетелся, но удара хватило, чтобы охранник отлетел назад и врезался в стоявшего санитара. Они оба рухнули на пол, а по всей приемной полетели различные медицинские инструменты. Среде них был и скальпель, который тут же подхватил взбесившийся пациент. Не раздумывая, он тут же бросился к лежавшим на полу охраннику и санитару. Охранник, который еще не пришел в себя, даже не успел понять, как в его шею воткнулась острая сталь и рассекла плоть от уха до уха.

Санитар же, успел все понять, он даже закричал что-то тонким голосом, но поскольку был прижат охранником, не смог даже дернуться, когда скальпель воткнулся уже в его шею. Теперь из двух тел хлестала кровь, покрывая собою всю приемную. Она перемешивалась с кровью другого охранника, рот которого все еще продолжал дымится. Пациент развернулся и двинулся в нашу с Гренуа сторону. Все это происходило так быстро, что я даже не успел ничего предпринять. В отличии от Гренуа, который уже успел убежать обратно в кабинет.

Я бросил взгляд по сторонам, оценивая обстановку. Бежать, кроме как обратно в кабинет, который был тупиком, было некуда. Можно было попробовать проскочить сбоку пациента, но пространства для маневра было мало, да и сам пациент наверняка ждал подобного от меня. Поэтому, я медленно попятился назад в кабинет. Мелькнула мысль о том, что нужно захлопнуть дверь и спрятаться, но тут же увидел, что внутренние двери, в отличии от входной, буквально картонные. Пациент, которого с трудом удерживали двое охранников, легко вышибет их одним ударом.

Оставалось только пятится, ожидая возможности либо сбежать, либо хоть как-то увеличить свои шансы в драке против психопата со скальпелем в руках. Давать мне такие возможности, психопат был явно не намерен. Его рывок был стремительным, я успел отскочить буквально в последнюю долю секунды. Там, где буквально только что, находилась моя шея, воздух рассек скальпель. Пара капель крови, которые были на клинке, слетели и прилетели на мое лицо. Психопата же неудачная атака разозлила еще больше. Он вновь кинулся на меня, но я же был готов к его атаке.

Обхватив двумя руками кресло, я швырнул его под ноги нападавшему. Он споткнулся, после чего рухнул на пол. Его рука, в которой у него был зажат скальпель, оказалась вытянутой вперед. Я подскочил и из-за всех сил пнул ногой по его запястью. Удар хоть и вышел сильным, но поскольку я был обут в легкие тапочки, то вместо тог, чтобы сломать ему запястье, мне удалось только выбить скальпель. Пациент вновь зарычал, после чего двумя руками ухватился за мою ногу и резко дернул на себя. Я упал спиной на пол, а на меня сверху тут же навалился психопат.

На мое лицо обрушился град ударов, я пытался прикрыться, но одна рука у меня оказалась зажатой между мною и психопатом, а второй не хватало, чтобы полностью прикрыть лицо. Мир стал багровым, а затем, внезапно сузился до тонкой щели. Я в последней попытке спастись вцепился психопату в кадык, надеясь хоть так успеть нанести ему вред. Психопат зарычал и обхватив мою руку руками, принялся выкручивать ее. Я попытался дернуться, чтобы высвободить вторую руку, но в этот момент раздался грохот. Меня оглушило, а следом я ощутил, как на меня льется поток чужой крови.