Дым висел над сухой, выжженной солнцем землей, уходил тягучими, густыми языками к горизонту. Люди жгли костер уже две недели. И наконец вчера вечером Рубос – новый капитан мирамской дружины – получил от Сухмета подтверждение, что собачий камень прокалился до самой середины.
По широкому, открытому, как восточный арык, желобу к камню направили ручей. Чтобы вода залила весь камень разом, большой желоб, в котором без труда с головой помещался Рубос, развели на четыре более мелких. Это значило, что вода хлынет на камень со всех сторон, словно его бросят в огромную чашу.
Наконец все было готово. Весть об этом разнеслась по городу, хотя никто специально не предупреждал людей, что главное событие произойдет именно сегодня.
Лотар посмотрел на огромный валун и вспомнил, как в нем исчезали с бледными вспышками собаки, как он обнаружил, что именно из этого камня, как из норы, выходят чудовища, вспомнил, как княжеский совет, состоящий из самых видных жителей города – из «новой знати», как ее назвал один уличный куплетист – решал, что с этим камнем сделать.
Довольно долго обсуждали возможность скатить его в море, в надежде, что он, упав с обрыва, разобьется. И хотя эту идею, подкупившую многих своей простотой, защищала едва ли не половина нового совета, от нее все-таки отказались. Побоялись, что камень не расколется, даже если сверзится с высоты в сотню ярдов. Тогда уж к нему в воде точно никто не сможет подобраться. Кроме разве что собак.
Некоторые купцы, привыкшие считать каждый трудом и потом заработанный грош, высказались, что, мол, и это неплохо, но потом все согласились, что в море камень сбросят только после того, как расколют его на мелкие кусочки.
На том и порешили. Дым, огромные желоба, целых три рощицы, сведенные под дрова для гигантского костра… Лотар, глядя на вырубаемые деревца, возмутился было и попробовал объяснить князю, что это бессмысленно, что не камень причиной тому, что из него появлялись собаки, но тот и слушать ничего не захотел. Вернее, не захотела понять Светока, а уж потом и князь. Тизун после смерти Прачиса стал слушать княжну как оракула и не спорил с ней. А она считала, что, даже если это и дорого, нужно помочь людям поскорее забыть эти два месяца кошмаров, когда Мирамом правил страх перед каменными псами.
Даже Рубос, которому Лотар попробовал разъяснить свои соображения, чтобы он передал их княжне, с которой становился все дружнее и на которую смотрел со слепым обожанием, отказался ему помогать, сославшись на то, что для костра свозят в основном вывороченные собаками, уже мертвые деревья.
Вот так все и получилось, а теперь и поделать с этим что-либо было невозможно. Все было готово, ждали только князя и княжну – наследницу престола.
Помимо Рубоса тут командовал еще и Кнебергиш. В последние дни он стал спокойнее, увереннее. У него опять появилась практика, но он многим больным отказывал в помощи. Это было мелкой и в общем-то недостойной местью за пережитый страх. Лотар видел, что люди это понимают, как понимают и то, что пройдет месяц-другой, их главный лекарь окончательно придет в себя и опять начнет их поругивать, ворчать, ставить новые эксперименты, которых на этот раз никто, конечно, уже не испугается, но главное – опять будет лечить.
Сейчас толпа стояла за кругом выжженной многодневным пламенем травы. Когда кому-нибудь от жара становилось невтерпеж, он отходил в задние ряды, обливаясь потом, задыхаясь, как будто выныривал из глубокого пруда. Тут же на его место вставал другой зевака, который опасался хоть что-нибудь пропустить, хотя пропускать пока было нечего – ничего еще не происходило.
К Лотару подошел Рубос.
– Как думаешь, не пора ли костер растаскивать? – спросил он то ли Лотара, то ли Сухмета.
Старый восточник поднял голову, словно петух, собирающийся пропеть свою утреннюю побудку, прищурился, потом посмотрел, как сверкает на его тонком, смуглом пальце печатка, которую Лотар получил от князя как часть платы за изгнание собак, и ответил:
– Княжеский кортеж только-только выехал из терема. Через пяток минут проедет ворота. Да, сейчас в самый раз растаскивать кострище.
Рубос тут же умчался к двум сотням своих подчиненных, занятых обслуживанием церемонии. Три четверти из них были осужденные бунтовщики, на которых от радости наложили не очень строгое наказание. Как-то раз Лотар заметил даже мордочку Крысенка. Как ни странно, после поражения он изменился к лучшему, похудел, успокоился, в нем пропал накал ненависти и появилась тоска по свободе и надежда, что со временем все поправится. Впрочем, Лотар быстро забыл об этой встрече.
Лотар повернулся к Сухмету и спросил:
– Понять не могу, зачем мы здесь. Ну, эти люди хоть верят в то, что таким образом избавятся от своего кошмара. А нам какое дело?
– Это результат твоей победы, господин мой. Твое присутствие важно для всех.
– М-да, результат, – прошептал Лотар и поглядел вокруг. Они стояли на небольшом возвышении, застеленном красным ковром, где должны были расположиться также Тизун со Светокой. И хотя толпе было тесно, а наиболее рьяные забрались даже на окрестные деревья, люди образовали вокруг этого места пустое пространство, наполненное таким молчанием и напряжением, словно из-за них и произошли все беды. А на лицах людей, оказавшихся поблизости, Лотар читал тревогу и даже страх, лишь в самом крайнем случае – любопытство. Наверное, до конца дней на меня будут смотреть так, подумал Лотар и отвернулся к камню.
Но и камень не понравился ему. Закопченный, огромный, он казался еще большим в этом потоке рвущихся к небу прозрачных языков огня, несокрушимым, угрожающим, словно действительно по своей воле принес в этот мир горькую беду.
– Это бессмысленно, – снова прошептал Лотар.
– Знаю, и многие знают, но так будет лучше. Хоть какая-то гарантия.
Лотар повернулся. Это был Кнебергиш. Он застенчиво улыбался и осторожно, словно не знал, стоит ли, протягивал руку.
– Я еще не поблагодарил тебя за все, что ты сделал для меня.
Лотар машинально пожал протянутую руку.
– Я сделал это для всех.
Кнебергиш улыбнулся, заметив приближающегося князя, с облегчением отошел и уже издалека крикнул:
– Это будет правильно!
Десятка три людей длинными металлическими баграми растащили кучи пылающих дров, и сразу пламени, треска, шума стало меньше. Камень остался лежать почти так, как лежал все эти тысячелетия, еще до того, как сюда пришли люди, – нагой и темный. Только трава была выжжена на много десятков футов вокруг да жар прозрачными, как свет, волнами прокатывался по его бокам. От такого страшного жара можно было спалить целый город, если бы камень вдруг покатился на дома.
Внезапно стало очень тихо. На покрытый красным ковром пригорок вступил князь. Его принесли уже знакомые Лотару носильщики. Каким-то образом они сделали все так, что их работа свидетельствовала не о немощи Тизуна, а лишь добавляла торжественности и значения наступившему моменту. Глаза князя сверкали любопытством и удовольствием – давненько ему не случалось совершать такую прогулку. И кто знает, удастся ли совершить еще одну до того, как пелена смерти закроет его глаза.
Рядом стояла княжна. Она была чудо как хороша, и Лотар на мгновение понял восхищение Рубоса. Лицо ясное, взгляд прямой – настоящая аристократка, способная сохранить власть в своих руках и не выпускать ее ни при каких обстоятельствах. Рядом с ней стоял Крамис, единственный ее друг, с которым она вместе росла, и Амирада.
Амирада очень переживала, что главным предателем оказался ее родственник, но все же появилась на людях. Она оправится от этого удара, решил Лотар, непременно оправится.
– Как думаешь, – спросил Лотар Сухмета, – получится?
Сухмет только вздохнул:
– Я рассчитывал это сооружение почти неделю и еще столько же строил его. Поэтому, если гидравлики ничего не напутают, все должно получиться.
К князю стали подводить послов из соседних княжеств. Иногда они прибывали с небольшими дружинами, но большую часть этих вояк в город не пустили, потому что ослабленный Мирам должен был думать о безопасности. Впрочем, послов, чтобы засвидетельствовать победу истинной власти и втайне проверить намерения Светоки относительно замужества, все равно в городе собралось немало. Дипломатические церемонии грозили отнять слишком много времени.
Но Рубос действовал решительно. Он приблизился к князю и произнес так, что его услышали даже в задних рядах:
– Князь, камень остывает. Прикажи начать.
– Ну что же, – промямлил Тизун, бросив взгляд на невозмутимую Светоку, – я не против. Начинай. Покажи, что вы тут устроили.
Рубос бросился к солдатам, стоящим возле желоба, и махнул рукой. Тут же этот сигнал передали вверх, потом еще выше, потом еще… И минуты не прошло, как где-то далеко раздались тугие удары – рабочие выбивали заслонки. И вдруг… Желоб застонал, заскрипел, по нему прокатилась дрожь, и он начал раскачиваться все сильнее. Приближалось самое главное.
Мельком Лотар заметил, что Светока смотрит на камень, а стоит Рубосу отвернуться, как она поворачивает к нему головку, как цветок к солнцу. Лотар вздохнул. Что ни говори, а все было правильно. Его друг это заслужил.
Потом из нависших над камнем четырех небольших желобков потекли струйки воды, превратились в потоки, стали полнее, сильнее…
Первые струи воды, упавшие на камень, отлетели в сторону, словно палка от боевого щита. Потом они стали рассыпаться на множество капель, раздался треск, шипение… А когда вода, забурлив, прозрачным огромным пологом, на мгновение зависнув над камнем, вдруг разом хлынула на него, жара камня уже не хватило, чтобы с ней справиться, и вверх ударил фонтан жаркого пара.
Толпа даже не шелохнулась, хотя в первых рядах послышались крики. Это ветерок отнес клубы пара на людей и обжег их, к счастью, не очень серьезно. Скорее дополнительное развлечение, чем большая неприятность.
Вода уже заливала камень. Клубы пара поднимались все реже… и ничего не происходило…
Вдруг оглушительный грохот поднялся, казалось, к самым небесам. Толпа откачнулась назад. С боков камня стали отваливаться куски в рост человека, обнажая новые, раскаленные пуще прежнего слои скалы.
Вода все прибывала, куски откатывались далеко, камень пытался сохранить свой жар… И тут, еще больше напугав толпу, он лопнул и развалился на три неравные части. Вода победила, расчет Сухмета оказался правильным. Ужас каменных собак исчез из сознания обывателей.
Толпа зашумела, радостные крики стали заглушать шипение пара и щелчки все еще разваливающегося камня. Это была победа. Лотар повернулся к Сухмету и тут заметил, что сразу за восточником стоит почтенный Шув, сморщенный от удовольствия больше обычного. Лотар посмотрел на его взволнованное лицо, оглядел толпу, взглянул на князя и Светоку с Рубосом. Снова перевел внимательный взгляд на победно улыбающегося восточника.
– Знаешь, Сухмет, я ошибался, это действительно стоило сделать.
И не стал уточнять, что имел в виду.