Триада 5.3 Туран

Асссс

без приговора без оправданья

Асссс

в ошейнике а сверху воротник дорогой

Асссс

обманное прикрытие

Аджа

Неизвестные нурайны тегина Ырхыза.

Коль скоро вздумалось кому бы то ни было, играя со словами, творить стихи, то прежде ему надлежно усвоить законы, коим сие вторение подчинено. Ибо тот, кто в знании, может творить и по правилам, и над ними.

РуМах, «Об искусстве поэзии»

Общий зал корчмы освещали несколько факелов да открытый камин, в котором медленно доходила до готовности кабанья туша. Дым мешался с сумраком, и чудилось, что стены раздвигаются едва ли не до бесконечности, а массивные подпорки, поддерживающие свод, вытягиваются. И в этом пространстве довольно места и для огромных столов, и для людей, за ними сидящих. Совсем не то, что в карете, где невозможно спрятаться от словесей мэтра Аттонио и препарирующих взглядов Ирджина. Но главное — гладкий дощатый пол хоть и грязен с виду, зато не трясется.

— Туран, мальчик мой, иди сюда, дай обнять напоследок! — влетело со улицы. — Свидимся ли мы с тобой еще?

Кхарнец со стоном сорвался с места и, пригнувшись, выскочил в неприглядную боковую дверь. Запах жареного мяса в коротком коридорчике смешался с вонью мочи и дерьма, и был окончательно вытеснен ею в небрежно огороженном закутке двора. Под ногами хлюпнула грязь, с истошным кудахтаньем порскнули в стороны куры, а сидящий над ямой мужик, лохматый, с красным от натуги лицом, прохрипел:

— Пшел отсюдова, шельма кхарнская.

Туран отвернулся, пытаясь разглядеть в щель между досками Аттонио.

Бесполезно, угол мешает. И хорошо, значит, загородки от кареты не видно, и, если повезет, долбанутый старикашка сегодня же уберется вместе со свой драгоценной Кусечкой.

— Эй, ослиная жопа, ты приличную речь вообще не разумеешь? — снова раздалось где-то рядом.

Слишком рядом. Краснолицый успел натянуть штаны и стоял, слегка покачиваясь, всего в двух шагах.

— Тебе говорю, кашля. Совсем охренел, мешаешь честному человеку!

Это тебе, Туран. Пьяная наирская скотина, которая вряд ли за всю жизнь видела хотя бы одну книгу; скотина, которая только и может, что жрать, гадить и искать крови; скотина, которая…

Туран ударил сбоку, вывернув все тело и правую ногу, к демонам выбивая мужику челюсть. Тому, вдобавок влипшему в стену корчмы, больше и не понадобилось бы, но кхарнец высек ступню бедолаги, завалив его на спину, и пнул в пах уже лежащего, после чего продолжил охаживать по ребрам и голове. Туран шипел на наирэ и кхарни, мешая исключительно ругательства и проклятия, а красное лицо уже давно исчезло под коркой крови и куриного помёта.

Стереть, как нелепую помарку, выдрать весь лист, размолоть в пыль этот клочок никчемного пергамента.

…во славу дней грядущих помни, кем был рожден…

О да, РуМах, твой ученик помнит. Все помнит!


Толком придти в себя получилось лишь за столом. Вдруг оказалось, что кабанина и печеные овощи успели остыть. Ирджин, доев мясо, перешел к тушенным в сметане грибам.

— Мне интересно: вы просто раздавите посудину или разобьете о чью-то голову?

Выразительный, чуть насмешливый взгляд кама. Саднящая боль в сведенных судорогой пальцах и понимание, что в руке — кувшин. Пустой кувшин. А прежде он полным был. Или не был? Проклятье.

— К слову, вы продолжаете меня удивлять: для поэта вы действовали весьма эффективно.

— Я не хотел.

— Вы снова пытаетесь разрушить словами тот образ, который создаете поступками. Напрасно.

На другом конце зала тоненько и весьма мелодично запищала дудочка: конопатая девчонка лет десяти принялась обходить постояльцев, выпрашивая монетку за музыку.

— Вам ведь доводилось участвовать в драках, Туран? Иначе я не берусь объяснить, как вам, не получив ни царапины, удалось свалить с ног человека в полтора раза тяжелее вас. И не только с ног свалить. Я лицезрел его некоторое время назад, и если бы не научная практика, аппетит был бы испорчен, это точно.

— Я не хотел…

Не хотел, он и вправду не хотел. Получилось так.

Разжать пальцы, поставив кувшин на стол, успокоиться. Хотя, как ни странно, но он спокоен. Даже больше: он давно не был настолько спокоен, как сейчас.

— А почему, собственно, вы казните себя? Будем откровенны, вас слишком долго давили и ломали, чтобы это осталось без последствий. Вот и случился выплеск. Этот идиот оказался в неудачное время в неудачном месте.

Да, Турана давили. Да, ломали. И он в праве ответить. Хоть как-нибудь. Хоть кому-нибудь. Пусть и пьяному хаму, выскочившему из выгребной ямы.

Наират — одна большая выгребная яма.

Мальчишка-подавальщик, заменив пустой кувшин на полный, разлил темное вино по кружкам. Несколько глотков утопили остатки угрызений совести. Ирджин, понимающе улыбнувшись, предупредил:

— Учтите, оно крепче, чем кажется. И я бы настоятельно рекомендовал вам поесть. К слову, кабаний бок великолепен.

В животе тотчас заурчало, и Туран, отставив кубок, подцепил ножом ломоть розового, исходящего ароматным жиром, мяса. К нему полагались сухие лепешки и квашеная с брусникой капуста, каковую приходилось брать руками.

Кам ел неспешно, аккуратно. Испачканные жиром пальцы он не облизывал, но вытирал куском чистого полотна. Эта мелочь, вроде бы и несущественная, вдруг сделала Ирджина отличным от прочих наирцев, кои виделись Турану одинаково неопрятными. Нет, он не проникся внезапной симпатией, но просто отметил для себя момент, как отмечал иные, тоже несущественные.

Вроде пересвиста дудочки, что мягкой шерстяной нитью вплетался в полотно местных шумов, отвлекая и раздражая. Дудочка — для простонародья, а истинные мастера флейту приручают.

— Вы для меня становитесь все большей загадкой, — произнес Ирджин, чуть отодвигаясь от стола. — Вы — неплохой тактик, но отвратный стратег. С одной стороны, тихо и незаметно отлупили здоровяка в закутке, а с другой — что вы собирались делать с его дружками чуть позже?

Кам кивнул на компанию изрядно пьяных мужиков количеством с полдюжины и, заметив, как Туран потянулся к ножу, поспешил успокоить:

— Не переживайте, это недоразумение я уладил. Тем не менее, некоторые ваши поступки заставляют крепко задуматься над тем, как вам удалось оказаться в каганате.

Туран исподлобья глянул на Ирджина и положил в рот большущий кусок мяса.

— Если не ошибаюсь, вас доставили сюда почти случайно? Должен был быть кто-то другой. — Кам улыбнулся и слегка склонил голову, будто приглашая к ответу. Но не дождался и продолжил:

— Кто-то другой… Рискну предположить, что это был не кхарнец. По-крайней мере, не чистокровный, как вы. Ыйрам упоминал что-то о погибшем товарище. Кто его убрал? И почему? Раз это не наши, то…

— Ирджин, вы становитесь предсказуемым. Наши-ваши-какие-то-еще. Чего вы от меня хотите? Да, мой товарищ погиб. Посылку доставил я. Предложили получить еще больше денег, я согласился. Всё.

Дудочка заиграла напротив стола товарищей избитого бедолаги. Те с пьяным смехом принялись кидать малявке гроши. Она же умудрялась подбирать их, не отнимая инструмента от губ.

— Я от вас ничего не хочу. — Кам больше не улыбался. До чего же он все-таки некрасив: толстые ассиметричные губы, припухшие веки, которые, кажется, вот-вот срастутся, замыкая и без того узкие прорези глаз. Дрябловатая кожа на щеках поплыла, наметив складками; еще пара лет и те разрастутся до полновесных брыл. — Чего я могу хотеть здесь? Разве что, чтобы вы больше не мордовали людей без необходимости.

Туран снова вспомнил свою недавнюю жертву, принялся со злостью жевать подсохшую лепешку и чуть не прикусил язык. Отвернулся и уставился на конопатую музыкантшу. А девчонка, спокойно обошедшая до того столы с упитыми бортниками, с парой расшрамленных солдат, с тихой компанией торгашей, явно продавших за свою жизнь не одну такую малолетку, поймав взгляд кхарнца, вдруг остановилась. И развернувшись на пятках, снова пошла играть солдатам, оставив без музыки один единственный стол во всем зале.

— А вы ей не понравились, — констатировал Ирджин, слушая шепот парня-подавальщика. — Благо, ее мнение абсолютно не важно. В отличие от мнения иных людей, присутствующих здесь сегодня.

Кам жестом отослал мальчишку и, порывшись в одном из кошелей, протянул Турана круглую медную пластинку вроде монеты, но раза в два больше диаметром. Да и рисунок странный: аверс украшен сложным узором, а реверс гладкий, что зеркало.

— Держите. Сейчас я уйду. Вы доедите кабанину и попробуете слив в меду. Очень, знаете ли, рекомендую. А через полчаса проследуете на второй этаж к предпоследней двери — около нее будет гореть две свечи вместо одной — вежливо постучите и приложите эту штучку гладкой стороной к замочной скважине. И, умоляю, все-таки не мозольте глаза друзьям вашей жертвы. И уж тем более не пытайтесь бежать. Вы ведь хотите довести до конца дело со сцерхами?

Вытерев еще раз губы полотенцем, Ирджин аккуратно накрыл им тарелку, встал из-за стола и направился к лестнице.

…и, выбрав путь однажды,

не отступай,

Сколь тяжкое не выпало бы бремя…

А может, правы были те, кто говорил, что РуМах тяготеет к пафосу?


Кусочек сливы застрял в зубах и ужасно раздражал, но избавиться от него удалось только в конце коридора, как раз перед дверью с двумя свечами. Отчего-то именно эта мелочь волновала и нервировала Турана много больше, того, что ждало в комнате. Вытерев пальцы о штаны, он тихо простучал костяшками по косяку начало детской песенки об игре в прятки, после чего накрыл скважину пластинкой. Та приклеилась к замку и даже будто бы прогнулась, вползая в отверстие для ключа. Следом раздался тихий щелчок, и дверь приоткрылась.

А внутри еще темнее, чем в коридоре. Единственное светлое пятно — лампа в руках Ирджина, да и та горела еле-еле, освещая лишь самого кама, грубый стул и кусок тонкого потертого ковра. А еще — неестественным желтым пятном отражаясь на противоположной стене.

Слишком уж близкой стене. И слишком гладкой, чтоб и вправду стеною быть.

Разве что в трактирах стали зеркала вешать.

Молчаливый Ирджин указал на стул и, сняв с замка пластину, прикрыл дверь. Еще через несколько мгновений Туран увидел на ладони кама уже знакомый шарик-«шептун». На сей раз он отправил кругляш за щеку без колебаний.

Что там РуМах о сомнениях писал? Кажется, о том, что отринуть их надлежно. Вот только зачем — Туран не мог припомнить.

— Замечательно, — услышал он бесцветный голос кама. — Господа, наш гость готов.

Сперва Туран не понял, к кому обратился Ирджин, но потом внимательно присмотрелся к неправильной стене. Да, похоже, что комнату и вправду перегородили чем-то вроде шелковой ширмы.

Опасаются?

— Приветствую вас, Туран. — Голос, донесшийся из-за перегородки, был также обезличен. — Наш общий друг обозначил вашу проблему, и мы думаем над ее решением. Более того, мы согласны помочь. Но поскольку речь идет о сотрудничестве, мы должны прояснить некоторые моменты. Поэтому прошу вас не нервничать и внимательно выслушать то, что я скажу.

Послышалось приглушенное покашливание.

— Итак, Туран, эта история началась примерно год назад. Кое-кто в Наирате решил заполучить партию бадонгских сцерхов для разведения и, разумеется, в целях отнюдь не сельскохозяйственных.

И смех-то у него безликий. Да и не смех вовсе — шуршание, как будто камни в глотке перекатываются, трутся друг о друга.

— Затеявшим ящериную эпопею нужна была тварь умная, выносливая и способная лазить по горам. Да чтобы не одна, а с всадником и оружием. Самое то, чтобы годика через два переломить Чунайский хребет и скатиться в долины. Или по крайне мере занять шахты в предгорьях. Вот такой вот ключ к Кхарнской неприступности. Уж не знаю, насколько действенный, но кое-кто не пожалел на его изготовление сил и средств. Несколько агентов были направлены за материалом. И вот здесь я должен признать профессионализм кхарнской разведки, который состоял не столько в том, чтобы сложить два и два в этой несложной схеме, сколько в том, чтобы подсунуть с партией яиц своих людей…

Туран плавно запустил руку за спину, где в неприметных ножнах был закреплен гибкий кинжал-агбу.

— Не дергайся, кашлюн. — Фраза прозвучала безэмоционально, но Туран всей кожей почувствовал напряжение и опасность. И аккуратно положил ладони на колени, словно на уроке у РуМаха. — Сиди и слушай.

…сомнения отринь…

Как дальше-то было? Хотя сомнения, да, пора бы отринуть. Поздно уже сомневаться.

Глубоко вздохнул Ирджин.

— Так вот, подсунуть своих людей, которые впоследствии саботируют проект, отбросив его к самому началу, или при толике удачи сумеют вообще похоронить. Да, Туран, мы знаем, что вы кхарнский лазутчик. Одного этого факта хватило бы для того, чтобы спровадить вас к Лылаху. Но вы живы.

Челюсти муравьиного льва сомкнулись и сейчас перекусят глупого муравья пополам. Или утянут под землю. Или проглотят целиком, не разбирая вкуса. Туран чуть повел плечами, пытаясь ощутить небольшой бугорок подмышкой.

— Не дергайся. — И снова это не Ирджин. Кам стоит у двери, наблюдая, и лампа в его руке едва подрагивает. — Иголка и яд тебе не помогут.

— Да, мы не умеем оживлять мертвых, но мы способны растянуть агонию до бесконечности. Полагаю, что вы имели возможность убедиться: в умелых руках эман творит чудеса.

Подвал, стол, Желтоглазая. Прерывистое дыхание, влажные живые глаза под линией надреза и бело-розовая масса, заботливо прикрытая пленкой пузыря.

— Чего вы от меня хотите? — медленно произнес Туран.

— Узнать, не пустышка ли ты.

— Я вас не понимаю.

— Мы пытаемся прояснить некоторые моменты. Туран, вы ведь действительно попали в эту историю почти случайно?

— Да.

— Каким образом?

— Мой товарищ погиб, а я…

— Прекрати запираться, кхарнская сволочь.

Из-за ширмы раздалось сопение, скрежет сдвигаемой мебели и шепоток, который, впрочем, тут же смолк.

— Туран, вы действительно слишком упорствуете. Я имею в виду не гибель старшего агента, а то, как вы в принципе попали в эту схему?

Интересно, а что будет, если разгрызть этот проклятый шарик-шептун? Может быть какой-нибудь эмановый всплеск, который необратимо повредит горло и язык?

— Хорошо. Тогда я просто изложу одну версию, а вы либо опровергните ее, либо подтвердите молчанием. Итак, вы отлично владеете наирэ и рядом местных диалектов. Уверен, сносно изъясняетесь на языке бадонгов-сцерховодов. Неплохо подготовлены физически и психологически. Отлично прикрыты от эмановых проверок. Вы работали в паре с человеком, который и должен был осуществлять дальнейшую операцию. Думаю, вы агент, скажем так, не первого эшелона. Задействовали вас в условиях жесткого цейтнота, а знание языков и минимальная подготовка сыграли завершающую роль, так?

Молчать. Ничего уже не исправить, а любое слово навредит еще больше. И плевать на эти детские уловки.

Сомнения отринув прочь, ступить на путь, который… который…

В никуда дорога, но это не по РуМаху, это тут придумалась, хотя в каганате со стихами плохо.

— Молчите? Это тоже хороший ответ. Продолжаем. Вас включили в работу. Я бы сказал, сделали это грубо, но с учетом глобальной зачистки вашей агентуры, каковую провел почтенный Лылах, иного способа и не оставалось. Ведь так? И надо сказать, вы почти справились, что говорит о приличном потенциале. Но увы, не всегда имеется возможность реализовать этот самый потенциал. Иногда можно просто поскользнуться и свернуть шею.

— Чего вы от меня хотите? — повторил Туран, сжимая руку в кулак. Расслабиться. Сосредоточиться. В крайнем случае он должен успеть сделать два движения: выхватить кинжал и полоснуть по горлу. Если повезет перервать обе артерии, то умрет быстро.

— От вас лично — ничего. Нас интересует ваша организация. Нам есть, что ей предложить. Может ли она предложить что-то взамен?

— Чего вы хотите?

Снова за ширмой зашуршало, но теперь намного громче. Послышался кашель, громкое отхаркивание и топот.

— Стойте… Куда?

Ширма со свистом рухнула на пол, чуть не зацепив Ирджина. За нею оказалась вторая половина комнаты, теряющаяся в темноте. Единственное, что было хорошо видно — фигуру человека, ногой отбросившего ширму еще дальше.

— Конспираторы хреновы. — Его речь звучала абсолютно нормально, и в ней слышалось откровенное раздражение.

— Но… — второй говоривший все еще, невидимый, тоже теперь слышался весьма характерно.

— Что «но»? Мы так и будем танцевать танцы? Или перейдем к нормальному разговору, не рискуя подавиться вашими пилюлями и понимая, кто и что говорит?

— Но скрытность как… — говоривший из темноты был явно смущен.

— Какая, на хрен, скрытность? От кого нам прятаться? От пацана-подавальщика? Вам мало ваших приборов?

Мужчина вытащил из закутка табуретку и, чуть сместив перевязь с мечом, сел напротив Турана.

— Ирджин, не свети в лицо, лучше пододвинь стул для уважаемого…

— Ради Всевидящего, без имен. — Сутулый наир с небрежно собранными в косу рыжими волосами шагнул в освещенное пространство и, подождав, пока Ирджин подвинет кресло, плюхнулся в него. Поерзал, усаживаясь, и скрестил руки на груди. Запястья тонкие, пальцы длинные, кожа светлая, почти белая, словно покрыта слоем мела.

— Без имен, любезный Кырым, их контора просто пошлет и его, и нас. — Этот худ, болезненно костист и смугл. Типичный волох. Знатный. Тегиляй его расшитый узорами из конских голов, стоит едва ли не больше, чем эта корчма. Нагрудные пластины отливают характерной синевой измененной стали, и поверху тончайшая чеканка, с выпуклыми медальонами и серебрением.

— Значит так, кхарнец, чтобы ты понял всю серьезность наших намерений, сообщаю: я — Урлак-шад, посажный князь уделов Рухим, Ольфия и Домбраст. Надо объяснять, что это значит?

— Не надо.

— Вот и замечательно. Это, — ладонь с повисшими на ней четками качнулась в сторону пожилого наир, — достопочтенный хан-кам Кырым. Надеюсь, тоже понятно?

Туран кивнул.

— Может, лучше я? — мягко вклинился поименованный Кырымом.

— Хватит. Вы ему сейчас очередную лекцию про политику начнете читать. А его понимания здесь не требуется. Требуются простые действия.

Пожилой кам громко вздохнул и отвернулся.

— Мы знаем, что ты — кхарнский шпион. Ты прибыл воткнуть очередной кинжал в тело каганата. Да, чтобы у тебя не было иллюзий — у меня руки чешутся срезать с тебя пару кусков кожи…

— Урлак, прекратите немедленно. Вы забываетесь! — Голос кама звенел силой, неожиданной для такого тщедушного тела. И опоясанный мечом мужчина, глубоко вздохнув, продолжил чуть спокойнее:

— Я просто хочу, чтобы между нами не оставалось ненужных вопросов. Да, я не люблю этой вашей кхарнской возни, когда уважаемые торговцы вдруг оказываются шпиками, а ярмарки в каком-нибудь Хурде оборачиваются восстаниями или, упаси Всевидящий, мором. Но я понимаю, что движет вами. Страх. Страх того, что мы перейдем Чунай, сумеем прибрать пограничные крепости и наведем порядок.

О каком порядке он говорит? Не о том ли, при котором умирают города и люди, а земля на локоть вниз пропитывается ненавистью?

Их порядок — висельники вдоль тракта.

Их порядок — загон для овец, где зверя приходится учить быть зверем.

Их порядок…

— Так вот, Туран, можешь успокоиться. У тебя появился шанс. Считай, что тебе удалось на никчемных ящерицах выиграть хан-байгу. Поэтому слушай внимательно и соображай. Повторять я не люблю.

Посажный небрежно повел рукой, и Ирджин подал непонятно откуда взявшийся кубок. Сделав большой глоток, Урлак продолжил:

— Тебе известно, что скоро мы подпишем с крыланами мир. Война окончена. Это значит, что Наират получит передышку. И эман. Много эмана — много возможностей для подготовки большого похода, того самого, которого вы так боитесь. Два-три года и у кагана будет достаточно сильная армия, чтобы двинуться на Чунай. Тогда же найдется применение и ящерам. У вас есть два варианта. Первый, привычный вам: усиливать пограничье и молиться Всевидящему и вашим пушки. И надеяться, что големы не дойдут до мест сражений. Хотя нынешняя война подарила нам неоценимый опыт: как выяснилось, можно обойтись и без големов. А потому советую обратить внимание на второй вариант…

Еще один глоток и кубок полетел на пол, глухо звякнув о доски.

— И поддержать тех, кто не позволит кагану развязать войну. Тех, кто займет его внутренними делами настолько, что Тай-Ы станет не до Кхарна. Так займет, что это станет его последним занятием.

— Вы хотите убить кагана?

— Мы хотим, — снова встрял Кырым, — мира, долгого мира. Он нужен Наирату так же, как и Кхарну. Но весьма вероятно, что добиваться его придется, хм… Каган привык воевать, но войны истощают страну, и вы…

Урлак жестом оборвал поток слов.

— Туран, сам по себе ты не интересен. Ты — мелкий клоп, которому самое место в подвалах Лылаха. Считай, что в твоем лице мы говорим с той организацией, что послала тебя. Та организация, которая может предоставить нам помощь и тем самым помочь себе. А тебе, клопишке, предоставляется возможность связать две серьезные силы. Понимаешь?

— Что вам нужно?

— Нет, он точно… — посажный стегнул себя четками по колену, но замолчал под взглядом хан-кама.

— Я думаю, — произнес Кырым, — уважаемый Туран задает вопрос уже в новом статусе. Я прав? А потому просто изложите ему то, чего мы хотим.

А у РуМаха и про желания было… К демонам РуМаха и все его девять принципов изящного стихосложенья.

— Туран, у ясоноокого кагана, кроме друзей, есть и враги. В скором времени некая значительная сила собирается выступить против него. Если она получит помощь и, убрав с трона Тай-Ы, установит свою власть, то Кхарн многое выиграет. Не будет войны, големы не двинутся по дорогам, кунгаи не дойдут до гор. Кроме того, полагаю, мы сможем повлиять на отношение к кхарнцам внутри Наирата. Ибо здесь Лылах всё же несколько перестарался. Ты ведь знаешь, кто это?

Туран еле заметно кивнул. Как не знать, когда столько рассказывали и пугали. Только не страшно уже.

— Да, мы можем справиться сами, — сказал Кырыс. — Но предпочитаем собрать все возможные силы, а потому сейчас поведем речь о…

— Наших пушках, — произнес Туран.

Именно они интересуют волохов. Бронзовые Звери Байшарры с горными львами на литых боках. Тонкоголосые свирели Чуная с их длинными стволами и водяными змеями на лафетах. Басовитые Певуньи с Побережья и пузатые Корабельницы, стерегущие море.

— Да. Нам нужны ваши пушки и порох, хотя бы семь десятков орудий до следующих Усыпин. Хороших орудий, а не тех, что взрываются после десятого залпа. Ну и Усыпины — крайний срок, желательно быстрее, насколько это возможно. Неплохо бы также несколько ваших специалистов обслуги, но это уже не принципиально.

Они действительно затеяли большое дело. А значит, будет много серьезных участников, среди которых…

— И что вы собираетесь делать с тегином? — спросил Туран.

— Я вижу, юноша, вы всё же весьма недурно осведомлены о внутренних делах каганата. — Кырым улыбнулся, после чего с притворной строгостью погрозил пальцем. — Не следует забивать голову лишними вещами. Ваша задача — передать предложение руководству.

— И как вы себе это представляете?

— Молодой человек, если бы мы могли обойтись без вас — сделали бы это непременно. Но увы, Лылах-шад хорошо поработал. Те контакты, что были нам известны, уничтожены, прочие же, если вообще остались эти «прочие», ушли в подполье. Но думаю, у вас предусмотрен какой-то вариант. Задействуйте его. Заметьте, мы пытаемся договориться, а не выворачиваем вас наизнанку с помощью эмана.

— Не противоречьте себе, господин кам. Если бы вы были уверены в том, что можете вскрыть мне голову и достать все, что нужно — вы бы не церемонились.

— Не доверяете? Закономерно, но мы действительно хотим сотрудничать. Да, уважаемый Лылах и впрямь предпочел бы выпотрошить вас, а каган счел бы данный путь наиболее эффективным. Мы же предпочитаем совершенно иной метод.

— Я ознакомился с вашими методами на примере сцерхи.

— Не путайте науку и политику.

— Не путаю. Во втором случае просто гибнет еще больше народа.

— Вам напомнить, что вы собирались собственноручно убить всех ящеров? И, кстати, собираетесь до сих пор. Вы, мой дорогой, идеалист. А при вашей профессии это вредно.

— Парень, — снова вступил посажный, — просто сделай работу, одинаково важную для нас и вас.

Злится. Скрывает злость, но не потому, что не желает, чтобы Туран заметил, а по привычке. Но пальцы и четки выдают. Бусины скользят по нити, налетают друг друга, того и гляди каменными боками искру высекут.

— Не давите, Урлак, не давите. Туран, мы привезем вас в столицу, дадим свободу и любую поддержку, а там вы уже будете действовать сами. А в качестве аванса — я гарантирую полное прекращение дел со сцерхами. Мы устраним даже тех особей, что отобраны для дрессировки. Одно это уже делает вашу миссию успешной. Так не останавливайтесь на достигнутом.

Этот по-прежнему благодушен и, кажется, куда более доволен, чем второй. Знать бы еще, чем это довольство вызвано.

— И еще, парень: теперь тебе есть, с чем идти к своим, есть имена и авторитет, который стоит за ними. Но не думай, что эти карты можно разыграть в бакани с господином Лылахом. Ему на стол ежемесячно ложиться с дюжину доносов на меня и раза в два больше на хан-кама. Так что эта раздача сильна только с вашей Пушкой и нашим Бешеным Конем.

— Я надеюсь, молодой человек, что вы все уяснили. А теперь покиньте нас.

— Вот ключ от комнаты, — впервые подал голос Ирджин. — Ближе к лестнице, через три двери от этой.

Туран молча встал и вышел. У него оставалось еще целых десять минут, чтобы принять противоядие.


Всю ночь в голове вертелся «ковер Нершахана», который как не поверни, а кажется кривым и вечно — разной формы. Но дотошные измерения ясно говорят, что выполнен он строго в виде прямоугольника. Это все узор. Хитрый, играющий с тем местом, куда ковер постелен, меняющийся сам и меняющий всю комнату. Вот и мучился Туран, пытаясь сообразить, что делать с этим нершаханом, полученным от посажного и хан-кама. Можно ли его вообще всунуть в скромную туранову комнатушку? А главное — не является ли он дешевой подделкой, которая позорит глупого хозяина, когда в дом его приходит гость, разумеющий в хороших коврах.

Уже за полночь наведался Ирджин, пожелал спокойного сна и удалился в соседнюю комнату. А ведь именно он вплел в узор кхарнскую нить. И вдруг, действительно, нершахан можно повернуть так, что она мелькнет искрой и изменит рисунок заодно со всей комнатой?

Снова замутило, царапнуло горло сушью, напоминая о том, что в этот раз смерть подошла очень близко, но вновь отступила. Вернется. Она всегда возвращается. И пусть, Всевидящего ради, в последний свой визит будет милосердна.

Я страхом страх лечил.

И, в пустоту шагнув,

Обрел бессмертие…

До чего нелепый, неправильный стих, но поди ж ты, выродился этаким последышем, которого только утопить, чтоб не позорил породу. Но жалко. А ну его, к утру или забудется, или ляжет еще одной, видимой лишь Турану, нитью в нершаханский узор.

Все равно не спится, и горло дерет, и ледяная, чуть прислащенная вином вода не утоляет жажду. За окном ночь. Лилово-дымчатая, прозрачная она позволяет разглядеть и двор, и хлев, и полдюжины людей, спешно исчезнувших во тьме. Туран даже позавидовал им, не обремененным иными заботами кроме тех, чтобы их кони не переломали себе ног на темной дороге. На минуту захотелось стать таким же серым призраком, которому не нужно решать сложные вопросы. Например деревенским свинопасом, не подозревающим о существовании нершаханов.

Но новый Карья уже знал, что поедет в Ханму, хотя прежний Туран еще не догадывался, что будет там делать.

А утром карета снова была на ходу.


Некоторое время дорога тянулась вдоль речного берега, порой подбираясь почти вплотную к воде. Тогда в окошко становились видны серый лед, черная полоса леса за ним и редкие дымы костров.

Туран вертел в голове давешний разговор, подбираясь то с одной стороны, то с другой, силясь понять верным ли было принятое решение. Но и получив очередное подтверждение, не успокаивался.

Ошибка. Он где-то совершил ошибку. Или вот-вот совершит. Но теперь ценой его провала будет даже не смерть, но нечто несоизмеримо большее.

Пушки… Пушки — это всегда война. И вовсе не та, овеянная пороховым дымом и оправданная высокой целью, что живет в балладах. Это все ложь.

Врут люди, в песнях ли, в стихах. И паршивее всего стало от мысли, что когда-то также самозабвенно в своих виршах обманывал себя и других он сам, Туран ДжуШен, ученик школы великого РуМаха. А лгал ли великий учитель?

Героев имена восславим же…

— Что-то ты совсем приуныл, друг мой. — Ирджин потянулся и, достав из-под скамьи сундучок, предложил. — Возможно, игра могла бы отвлечь?

Игра. Для них все происходящее — не более чем игра. И война, доведись ей случиться, тоже будет игрой. Любимой, более всего занимающей эту страну испокон веков.

А раз так, пусть наир убивают наир. Этот ответ, к которому Туран приходил снова и снова, уже не пугал жестокостью, но лишь приносил облегчение. Наират умрет. Кхарн будет жить.

И значит, все верно.

— Сыграем, — согласился Туран. — Правда, я кую тугие цепи в высоком бакани.

— Я тоже. — Ирджин поддержал шутку, разворачивая доску, которая с тихим щелчком вошла в пазы на лавках. Поверх легла разрисованная цветным орнаментом ткань, уже изрядно потраченная характерными дырочками, коробка с наборами фигур и колода карт. Довольно потертая, однако рисунки выполнены мастерски, впрочем, как и сами фигуры.

— Играем на Главный Замок?

— Да.

— Какой предпочитаешь шатер? — Кам извлек несколько фигурок, повторяющих друг друга в мельчайших деталях, вроде игл-креплений, орнамента на стенах и связок гербовых хвостов. Вот только цвет эмали, их покрывавшей, различался.

— Белый. Я как-то привык, знаешь ли. И у нас называется Город.

— Можно и белый, можно и Город. Я сыграю от желтых. Кого устанавливаем Хозяином?

— Черного.

— Специально усложняешь себе задачу? — В центр поля встал Черный Замок: четыре круглые башенки, бойницы и узорчатые решетки в распахнутых воротах.

Туран ничего не ответил, только повертел в руке собственный Шатер-Город. Фигурка, оказавшаяся увесистой, заняла место на белой клетке поля чуть ближе к левому краю. Игла вошла в доску легко, и эта мелочь, несущественная на первый взгляд, была хорошим предзнаменованием. Теперь следовало подумать, как расставить остальные. Впрочем, с этой задачей Туран справился быстро, привычно поставив Солдата перед воротами, Свиту позади, а Пушкаря с правой стороны Шатра.

— Ты смелый игрок, ставить Кама в позицию, столь ограниченную для действия, да еще и между красными, — прокомментировал Ирджин.

— У нас принято называть его Пушкарем.

— Любопытная разница. — Ирджин чуть помедлил, но все-таки выставил своего Кама за Свитой. — Полагаю, имеет смысл уточнить правила.

К удивлению, времени это заняло немного, и особых отличий, за исключением нескольких мелочей, вроде толкования третичных сочетаний карт и разночтений по Пушкарю-Каму, найти не удалось.

— Тем лучше, — заметил Ирджин, ловко смешивая карты. — Но все-таки позиция для Кама не слишком удачная. Ограниченная.

— Ну порой ограничения лишь кажутся таковыми, — ответил Туран, забирая первую раздачу. Что ж, возможно, дорога будет не такой и скучной. И от мыслей отвлечет.

Старый Всадник в паре с Дураком? И сугубо свитовые Обманщики в придачу. Неудобный расклад. Конник не любит шептунов, разве что Дикий. А так — болото, ни одного листа в цвет фигурам или под Хозяина, зато Ирджин, хитро усмехнувшись, продемонстрировал Чернозверя.

— Я начинаю?

— Удачи.

— И тебе. — Ирджин, вывел в Свиту Пластуна и сменил карту втемную. Какую именно? Чернозверя? Он ведь уже свое отработал… Или кам посчитал вперед и припас его для перевертыша? Хотя пока рано считать.

Игра в высокий бакани сложна. Тем и интересна.


Когда кучер стуком дал знак о том, что они приближаются к пункту назначения, Замок был почти захвачен Тураном. Ирджину перестало везти сразу после Чернозверя и приходилось строить всю игру из-под черного Хозяина, что изрядно трепало нервы обоим игрокам. И черная Злая мешала Всаднику, а хозяйский Бешеный Шад, прикрытый Жукарихой, вообще сводили на нет стандартные заходы.

Но даже это не спасет Ирджина. Еще одна сдача — и каму конец. У Замка слишком много Турановых Солдат и почти вся его Свита. Введено всё, в руке осталась единственная бесхозная карта.

Но Ирджин не стал прикупать. Поджав губы, он просто бросил Пластуна на Шада…

Резня. И даже Пушкари теперь бессильны. Вот так и ломается красивая и сильная комбинация.

— Ничья? — устало произнес кам, сбрасывая свои карты, и медленно потянулся к остальным, что лежали на столе рядом с фигурами.

— Нет.

Туран придержал оппонента за руку и положил поверх перевернутого Шада свою последнюю карту.

— Дурак в Замке… Хотя это трудно назвать победой.

— Да уж, — протянул Ирджин после изрядной паузы. — Будем считать, что мы квиты. Мои Пластун и Резня стоили вашего Дурака. Но партия вышла занятной, ничего не скажешь. Помогите мне побыстрее всё собрать: мы, кажется, уже на месте.


На сей раз карета не стала заезжать во двор, остановившись напротив ворот, слишком узких для такой громадины.

Осмотревшись, Туран отметил с десяток факелов, окруживших цветастый шатер в центре двора, и пику с конскими хвостами. Заледенелые и присыпанные снегом они весьма походили на крашеное мочало. А сам шатер выглядел древним. Тут же, рядом с приземистым хлевом, еще одним свидетельством бедности стояла карета: неуклюжая, с облупившейся краской и почти стершимся гербом.

— Ум-Пан, — подсказал Ирджин и, придержав Турана за рукав, заставил отступить, пропуская мальчишку с лошадьми. — Значительный некогда род.

— Не слышал.

— Бунт семерых, хотя нет, не то. В делах приморских кланов ты тоже вряд ли разбираешься. Хм, слепое восстание? Шуммар? Кунгаи Хэбу славно поработали, правда, давно это было, очень давно…

— До того, как род Ум-Пан ослаб, а Лига прибрала город, — сказал старик в лисьей шубе. В очень старой шубе: рыжий мех торчал клочьями, прикрывая светлые пятна-проплешины и мелкие, многочисленные дыры. — Рад приветствовать многоуважаемого… Ирджина, если не ошибаюсь, который ко всем иным достоинствам обладает несомненной тягой к познанию.

— Скорее хорошей памятью, — ответил кам, кланяясь. И поклон его был преисполнен истинного уважения.

Туран же разглядывал старика.

РуМах тоже был стар. РуМах был добр. РуМах — кхарнэ, а это — наир.

Красный камень, вылизанный ветром. Древняя гора, одна из двух Сестер, в чьих ладонях спит Байшарра. Морщины-ущелья, обманчивая ветхость разума и слабость тела. Нет, на самом деле он не слаб, и в сгорбленной фигуре видится тень прежнего величия.

Слепое восстание, значит? Кровавая бойня, затянувшаяся не на один день, и в Лиге до сих пор о ней помнят. Да и в Кхарне тоже, ведь именно туда уходили остатки еретиков.

А старик щурится, и взгляд его спокоен, как ледяная корка на заснеженном склоне, с которого вот-вот слетит лавина. Там, под коркой, уже бегут трещины, раздирая, раздражая, пробуждая гору к жизни.

Нельзя верить. И этому — в первую очередь.

— Что ж, я рад видеть вас, хотя и ожидал несколько иного гостя.

— Предлагаю обсудить все это в более подобающей обстановке. И ради Всевидящего, Хэбу, скажите мне, что здесь есть баня.

— Есть, уважаемый, и не такая дурная, как можно подумать. Я распоряжусь. А ваш спутник…

— Туран, мой помощник и специалист по экзотическим животным.

— И где вы их только находите?

— Приходится, — натянуто рассмеялся Ирджин. — Пойдемте.

— В шатер, уважаемый кам, в шатер.

— Не бережете вы себя, уважаемый Хэбу, в вашем-то возрасте.

— Когда наир начнут задумываться о возрасте и о том, чтобы беречь себя от походных шатров — каганат умрет. А потому дом пусть осваивает ваш помощник. Комнаты подготовлены.


Турану удалось вымыться только ближе к полуночи. Горячая вода принесла то, чего он так давно жаждал — успокоение. Она ласкала тело, унимая одни мысли и желания, и пробуждая иные, неуместные, но естественные. Мир вновь пришел в равновесие, и аромат липового цвета вытеснил обычную вонь, а с нею и тревогу.

Ирджин исчез куда-то? Плевать, вернется.

Хозяева ак-найрум суетятся, то ли в надежде на награду, то ли в страхе не угодить наир. Тоже плевать. Хотя… Вспомнилась вдруг запертая дверь в дальней части дома, за которой точно кто-то был. Кто? Дочки, за которых опасается отец семейства, мелкий и суетливый, как мышь-песчанка? Нет, такое сокровище укрывают понадежней: в подпол или даже дальше. Точно, не девки. А жаль.

И жаль, что та наир, темноволосая, с детским лицом и капризно изогнутыми губами, тоже прячется. Надменная, как все они, но…

Неужели — вот оно? За последние шесть месяцев он впервые задумался о женщинах. Раньше в голове только ненависть, провал и заточенный кол. В разной последовательности. А тут вдруг и… Это из-за вчерашнего разговора. Удавку на горле ослабили, позволяя вдохнуть. Очередная ловушка? Пусть. Но Турану нужен вдох. Он забыл уже, как это — дышать. Но обязательно вспомнит или заново научится, потому что лучше сдохнуть, давясь смехом и воздухом, чем медленно задыхаться от страха.

Карья дышал всегда.

В подтверждение мыслей Туран, прикрыв глаза, втянул носом аромат распаренной дубовой бочки. И снова подумал о мимолетной встрече, но не с темноволосой и надменной девушкой, а с другой, с которой столкнулся у кареты и сначала принял за парня. И изготовился было подзатыльника отвесить, а она глянула снизу вверх, оскалилась и как-то сразу стало понятно — девица. Неаккуратно стриженая, смуглая и тонкокостная, как наирский хадбанец. И такая же злая: зашипела, отпрянула, ударив по руке, а он от неожиданности ничего толком и не сказал, но почему-то совсем иначе взглянул на бедра шагающей прочь незнакомки.

Да, именно этот момент стал переломным.

Он вспомнил, что нужно дышать.


Уже возвращаясь к себе, выскобленный до мелких царапинок Туран осторожно свернул на шум, доносившийся со стороны запертой части дома. Перед дверью стоял старик Хэбу, Ирджин и та самая, надменная, уже обласканная мысленно.

Резанула взглядом и отвернулась.

— Орин, не дури! — Хэбу ударил в дверь клюкой. — Я ручаюсь, что… Эй, хозяин, если из окон полезут — кричи!

— Слушаюсь, ясноокий, — донеслось откуда-то сбоку. — Пока никто никуды, ставни подперты, сынки глядят, как приказано. Токмо без резанины, ясноокий, Всевидящего ради.

— Вы возомнили себе невесть что, — продолжал увещевать старик кого-то за дверью. — Никто вам не желает зла. Бельт, вспомни, о чем говорили. И Орину передай, что он мне нужен! Не верит, пусть Майне послушает.

Значит, ее зовут Майне.

— Мой хороший, пожалуйста, — а голос у нее строгий, упрек в нем читается. И с хрипотцой. Простыла? Или с рождения так? — Открой дверь. Ради меня.

— Повторяю, вы сделали ошибочные выводы!

Дверь слегка приоткрылась, и в живот Хэбу уперся кинжал. Больше Туран ничего рассмотреть не успел, потому как чья-то рука утянула старика внутрь. Ирджин было дернулся, но остановился и даже придержал девушку.

— Нужна помощь? — негромко спросил Туран.

Кам замахал руками, словно отгоняя кхарнца прочь. Туран отступил. Окончательно он решил убраться через несколько минут, когда в комнату пустили и самого Ирджина вместе с девицей.

Ну их всех. Или почти всех. Майне хороша… Вот бы еще узнать, как зовут ту, вторую, дикую. Может, с ней было бы проще поладить? Впрочем, следовало закончить начатое в бане — привести себя в порядок.

Но выбриться Туран не успел. Он только-только устроился на низком стуле перед походным зеркалом, как в комнату практически вбежал кам и, рухнув на кровать, заговорил:

— Мой любезный друг, иногда я рад, что мой скептицизм, выпестованный в лабораториях Кырыма, оказывается неоправдан. Открою тебе тайну: зачастую тянет придушить этот мерзкий голосок, потому как он говорит правильные, а потому неприятные вещи. А ведь порой хочется именно незамысловатой и неправильной штуки, вроде божественного молока, что вдруг потечет с неба прямо в рот.

И с чего бы такие откровения? И на физии выражение почти абсолютного счастья. Что такого увидел Ирджин в запертой комнате? И как это, увиденное, повлияет на вчерашнюю договоренность? Впрочем, сейчас думать в этом направлении совершенно не хотелось. Как и отвлекаться от прерванного появлением кама занятия. И Туран, чуть оттянув кожу на щеке и ловко орудуя бритвой, произнес:

— Как понимаю, встреча прошла удачно? Но ведь тебя мое понимание мало волнует? Просто эмоции выплеснуть надо?

— Надо. — Ирджин сунул руки за голову и, закинув ноги на оголовье кровати, заметил: — Ты стал по-другому разговаривать, Туран. Или даже скорее — по-другому рассуждать.

— Это плохо?

— Кто знает. Но в одном ты прав — я действительно рад. Иногда случается удача, и Всевидящий просто сдает неожиданную карту. И вот сидишь с ней и не знаешь, что делать до поры до времени. Но ясно понимаешь — игру теперь можно строить совсем по-иному.

— Да уж, ты не радовался так даже во время опытов над сцерхами.

Кам как-то странно посмотрел на Турана и даже, казалось, слегка покраснел.

— Спасибо, — вдруг произнес он. — Ты не даешь забыться.

— Я не специально.

— Я знаю. Тем не менее. И хорошо выспись, завтра мы снова выезжаем.

— Как? Ты же говорил — два дня отдыха.

Ирджин поднялся и, пройдясь по комнате, встал за спиной. И ощущение человека, который находится так близко, заставляло нервничать. Заставляло бы в иной ситуации, но не сейчас.

Похоже, нечаянный вдох и вправду многое изменил.

— У вас в Кхарне играют в тлень? Это когда ты ловишь тлеющую деревяшку и быстро перебрасываешь ее другому, чтобы не обжечься.

— Не играют.

— Но принцип ясен? Так вот, мне свалился такой вот тлень. И хорошо бы его перебросить тому, кто сможет удержать.

— Понятно: завтра утром мы срываемся как оглашенные и двигаемся…

— На праздник, мой друг, на праздник. Обидно ведь будет пропустить гуляние, посвященное мировой со скланами. К слову, тебе ведь не доводилось встречать крыланов? Так что радуйся, Туран, редкая возможность. Всевидящий сегодня щедр на редкие возможности.

Бритва последний раз коснулась верхней губы и подостывшая вода смыла остатки мыла.

Что ж, пусть будет так. А на склан и вправду любопытно будет посмотреть, узнать, сколько правды в картинках из книги Ниш-Бака.

Хотя в этом мире с правдой как-то сложно.

Загрузка...