Шутки Богов. Смена позиций

Трещина в Костях Совета

Старейшина Хван До Ин видел многое. Войны с демоническими ордами, когда сами небеса плакали кровью. Поединки мастеров, что разрушали горы и сушили реки одним движением кисти. Он стоял рядом с мастером уровня Доу Лин седьмой звезды Ли Чхунгом, когда тот сжёг Великую Пустошь Гневом Дракона. Он слушал, как клянутся в верности лучшие из лучших. И он хранил секту Пяти Пиков Бессмертных, когда она едва не раскололась изнутри. Но никогда… Никогда прежде… Он не слышал такого голоса.

Этот молодой парень не закричал. Не воззвал к небесам. Не проревел от боли. Нет. Он просто открыл рот. И весь мир вокруг них практически… Лопнул… А звук… Это даже не был звук. В привычном понимании. Это была волна, состоящая из всего. Странного жара… Вибрации… Света… Всего того, что слилось в один единый удар по площади.

Сначала Хван До Ин почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Как пустоты в меридианах вдруг начали наполняться чем-то чужим. Чем-то… Священным и враждебным одновременно. И тут же его настиг удар, от которого даже он, со всем своим опытом просто не смог защититься. Так как он шёл внутрь. В мозг. В сердце. В кости.

Он рухнул. Не сразу. Он пытался удержаться на ногах, но колени подломились, словно преклонились сами, не дожидаясь приказа. На полу. На холодных мраморных плитах, Хван До Ин корчился, стиснув до скрежета зубы, а всё его тело выворачивало изнутри. Его надёжный щит… Сломался как хрупкая слюда под ударом молота. Как он не пытался поднять ментальную завесу, всё рушилось. Даже защитные глифы, встроенные в стены зала, отказали. Артефакты взрывались. Даже духовный кристалл, предусмотрительно вшитый в его нагрудный знак, потускнел и потёк, как расплавленный янтарь.

Из глаз хлынула кровь. Он не слышал ничего, кроме одного… Его Голоса…

“Вы мне надоели… Я не ваша собственность… Попробуйте… Я принадлежу только самому себе…”

Эти слова не звучали. Они проникали в сознание, вживлялись в кости, и дрожь от них была сильнее, чем от любой молнии.

Хван До Ин с невероятным трудом повернул голову, хрипя и вырываясь из этого всеобъемлющего жара и холода, когда увидел его. Анд Рей. Он стоял всё также прямо. Спокойно. Как будто всё вокруг – не разрушение, а просто… Не совсем приятный для него разговор. Немой… Орудие… Чужак… И теперь даже он сам, Великий старейшина, что ранее видел в этом парнишке всего лишь ступень для возвышения секты, увидел в нём нечто иное. Он взглянул на тех, кто сейчас корчился перед ним на мраморных плитах пола. Без злобы. Без мести. А с ничем не прикрытым… Разочарованием… А потом… Щелчок… Нет! Лёгкий хлопок. Как будто складка воздуха лопнула под его пяткой, и парень просто исчез. Не взорвался. Не улетел. Просто – исчез. Ушёл из мира.

Хван До Ин всё ещё лежал, и его хриплое дыхание сбивалось. Грудь горела, как в тот самый день, когда он впервые попробовал дао “Огненного Дыхания”. И только одна мысль звенела в его голове:

“Мы не загнали его в ловушку. Мы… открыли дверь. К тому, что не можем контролировать.”

И впервые за десятки лет… Ему стало по-настоящему страшно…

……….

Они лежали как поломанные куклы, потерявшие своего кукловода. Старейшины секты Пяти Пиков Бессмертных. Носители родов, титулов, артефактов. Пылающие от боли, обугленные внутри голосом того, кого минуту назад считали “ничтожеством”. Кто-то пытался отползти в сторону. Кто-то пытался подняться, но рвота кровью мешала дыханию. Кто-то – просто сидел, глядя в разрушенные ряды колонн, в обломки статуй и в трещины, которые пошли по священным плитам, там, где некогда молились основатели этой обители. Но их падение – это была лишь первая волна. Вторая пришла… С хрипом. С кровь, что текла из ушей и глаз.

Сначала они услышали шарканье. Глухое, неровное. Будто старик, переживший землетрясение, возвращался с того света, чтобы добить тех, кто его туда отправил.

– Ну… Значит, дождались… – Внезапно в этой гулкой тишине прозвучал голос, глухой и гремящий, как молот по глиняному черепу. – А вы думали, что он всё стерпит? Да? Немой, мол, куда денется… Так думали?

Старейшина Йонг Мин, старый алхимик с Пика Огня, слегка пошатываясь, всё ещё стоял опираясь на свою верную трость, практически в центре разорённого Зал Совета. Его одежды были порваны и обожжены. На лбу выступила кровь, смешанная с каким-то пеплом. Губы были рассечены. Одна рука дрожала. Но глаза… Глаза старого алхимика горели, как у молодой тигрицы, у которой отняли детёныша. Он прошёл мимо груды камней, что осталась от колонны, и где теперь валялась сломанная табличка с надписью “Служение секте – путь к возвышению”. Остановился. Поднял её, медленно, тяжело, и швырнул в центр зала. И грохот от её падения на мраморные плиты пола был звонче их совести.

– Вы… – Голос дрожал от ярости. – Вы даже не просто идиоты. Вы – явление природы! Вы – эпидемия самодовольной тупости, возведённая в культ!

Он ткнул дрожащим пальцем в сторону разбитого невероятной силой трона Хвана До Ина:

– Ты! Да-да! Ты, лоснящийся угодник, умудрился за одну встречу… ОДНУ! Поставить секту Пяти Пиков Бессмертных на колени перед парнем, который ещё даже не стал Доу Лин!

Потом он резко обернулся, и указал на остальных:

– А вы? Стояли, молчали! Даже не сообразили, что делаете! Вы сами, своими собственными руками, выдавили из нашей секты единственного, кто мог бы привести нас к настоящему возвышению!

Он схватил ближайший фрагмент обломанной колонны – пальцы, дрожащие, в пыли и крови, сжались на древнем символе Согласия.

– Он мог бы стать знаменем новой эпохи! А теперь? Он – враг для секты. Он ушёл. И, возможно, уже никогда не вернётся. А если вернётся… То только с тем, что сравняет ваши Пять Пиков с пеплом!

Один из старейшин, всё ещё ослеплённый кровь, текущей из рассечённого лба, глухо прошептал, кашляя кровью:

– Но он был опасен… И мог стать неконтролируемым…

И тогда Йонг Мин громко расхохотался. Но не весело. Это был смех старика, который больше не держит себя в руках.

– Опасен? А разве ты знаешь, что может быть опасно? Ваша глупость, помноженная на самонадеянность! Вот что опасно! Он мог стать символом новой эры. А вы попытались заковать его, как раба. Принудить. Осквернить. Забрать его силу… А он – забрал у вас всё, и даже не посмотрел на вас.

Продолжая хрипло смеяться, старый алхимик подошёл к двери. Остановился. И бросил через плечо:

– Я вас больше не признаю. Ни как братьев, ни как соратников, ни как хранителей секты. Секта Пять Пиков Бессмертных – умерла здесь. Сегодня. Под этим потолком, который треснул от слов того, кого вы так и не услышали. Запомните его голос. Он ещё прозвучит. Где-то. И, возможно, однажды – в последний раз. Для вас.

Потом он пошёл прочь из этого разгромленного помещения. Хромая. Оставляя после себя дым, пепел, и горький вкус правды, которую теперь было уже не проглотить. Воздух в зале Совета ещё дрожал – словно сама суть пространства не могла успокоиться после того, как голос этого немого парнишки разорвал ткань закона и подчинения. Старейшины всё ещё пытались прийти в себя. Кто-то, прижав к виску артефакт исцеления… Кто-то – отпаиваясь эликсирами… А кто-то – просто глядя в пол, где, среди пепла, ещё дымились остатки их гордыни…

Но Йонг Мин не собирался замолкать. Старый алхимик остановился прямо у выхода из зала, и указал на то самое место, где ещё недавно пылала духовная печать клятвы. Теперь – там зияла весьма солидная трещина, разорвавшая не только печать, и саму суть мрамора. Получился этакий символ несостоявшегося рабства. Он ударил своим жезлом – коротко, зло, и пыль взвилась, как дыхание пробудившегося вулкана.

– Вы все… кричали о том, что он ущербен. – Голос старика был сиплым, но в нём скрежетала сталь. – Что раз он немой, значит неполноценен. Что он не достоин силы. Что ему – место только на службе, в тени, на коленях.

Он сделал шаг вперёд. Никто не осмелился его остановить.

– Но вы забыли, что сила, что он проявил… не может быть у “ошибки”. Не может быть у “ущербного”. Это был дар. Истинный. Глубинный. Такого уровня, что он сам едва с ним справлялся. И вы, слепые старики, не захотели даже попытаться понять то, откуда он вообще мог взяться? Почему он здесь появился? Кем он был ДО того, как попал в ваши когти? – Он резко сжал кулак так сильно, что костяшки побелели. – Я вам сто раз говорил, что с таким даром – никто не бывает простым. У него был секрет. У него была тайна. И если бы вы протянули руку, то он бы, может быть, и сам открылся бы. Он бы доверился вам…

Пауза. Тишина. И в этой тишине старик зарычал:

– НО ВЫ!!! Вы не стали звать его в ученики. Вы не попытались стать союзниками. Вы решили, что его можно и даже нужно сломать. Принудить. Подчинить. – Он обернулся, показывая на руины статуй и разбитые ступени. – Вот плата за вашу гордыню. Вы не просто отвергли его… Вы его потеряли. И даже более того. Вы намеренно сделали его своим врагом. А так как вы старейшины секты Пяти Пиков Бессмертных, теперь он враг всей секты…

Он перевёл взгляд на одного из старейшин, на того, кто всегда твердил о долге перед уставом:

– А теперь слушайте особенно внимательно. Кажется, вы напоминали о том, что он связан с семьёй Хваджон? И даже если он сам этого не хотел – их имя теперь связано с его унижением. Вы навредили не только ученику. Вы плюнули в сторону Великой семьи. И вы думаете, они это простят? Вы думаете, что глава рода Хваджон позволит, чтобы их влияние пошатнули вы, глупые зазнавшиеся старики, которые даже не смогли справиться с юношей, пусть и одарённым?

После этих слов он коротко хмыкнул. И этот звук был горьким, как лекарство из яда скорпиона. Затем он медленно выпрямился. Его сухие узловатые пальцы аккуратно пригладили длинную седую бороду. Сделал глубокий вдох. И сказал, глядя каждому в лицо:

– А теперь слушайте последнее… Раз вы не цените знания… Раз вы не уважаете силу… Раз вы изгоняете мудрость и глушите правду… Значит, мне здесь больше нечего делать. – Он плавно расправил плечи, и гордо, с достоинством, как мастер, покидающий свою лабораторию после веков усиленной работы, произнёс. – Я покидаю обитель. Не как изгнанник. Не как побеждённый. А как тот, кто больше не желает видеть, как псы грызут жемчужину, а волки рулят храмом знаний.

И, гордо задрав всё ещё растрёпанную бороду, Йонг Мин развернулся, и намеренно прошёл мимо каждого из них, словно прощаясь. И ни один из них не посмел его остановить. Даже Хван До Ин – всё ещё держащийся за сердце, лишь смотрел в пол, будто там теперь хранилась вся судьба секты. А старик снова дошёл до дверей зала. И, немного постоял там, словно стараясь запечатлеть в своей памяти всё то, что здесь случилось.

– А если однажды вы увидите в небе раскол – вспомните, что именно здесь, в этом зале, вы раскололи и судьбу секты. – И он ушёл. Его шаги были твёрдыми, и упрямыми. Глухие удары его трости теперь звучали громче, чем весь гул совета. А за его спиной – оставались тишина, трещины и… Вина в случившемся…

…………

Воздух в зале Совета, когда-то наполненный ароматами благовоний и торжественной тишиной, теперь отдавал пылью, кровью и позором. Разбитые статуи валялись у подножий колонн, по полу текли тонкие струйки крови, а в центре зияла пустота, оставшаяся там, где немой заговорил.

Старейшины, всё ещё потрясённые, сидели… Шатались… пытались дышать… Но в головах у них сейчас было только одно. Гул. Гул, оставшийся после звучания “голоса” этого странного парня. Звук, который не рассеивался, а застревал между рёбер, словно заблудившийся осколок клинка. И только один голос – настоящий, злой, живой – пробивался сквозь это оцепенение.

Йонг Мин. Старый алхимик уже выходил за перекошенные и обвисшие на своих петлях двери, когда глухой голос Хвана До Ина, всё ещё захлёбывающегося собственной гордыней, и кровью, прозвучал сзади:

– Йонг Мин… Стой… Мы… Возможно, мы немного перегнули…

И всё. Больше не нужно было говорить ни слова. Старик просто сорвался. Он резко развернулся, его трость проскрежетала по полу, а его лицо, и без того искажённое гневом, теперь стало жестким, как камень, попавший под магический удар пламенем.

– Перегнули? – Его слегка надтреснутый голос прозвучал резко, как удар хлыста. – Ты, старый идиот, только сейчас это понял? Когда зал Совета Старейшин разрушен, когда настолько многообещающий ученик ушёл, и когда последняя искра смысла в ваших действиях догорела?

Он снова медленно подошёл к ним. Шаг за шагом. И каждый щёлкающий по плитам пола звук его трости отдавался, как удар металла о хрусталь.

– Я ведь говорил вам. Много раз говорил. Я исследовал его меридианы, его реакцию на алхимические токи. И Я ЗНАЛ, что его тело… Не глухо! Он не немой! Он молчал САМ! По своему выбору! И теперь вы все знаете, почему он это делал. Потому что он знал главное… Что его голос – это оружие! А вы – те, кто первым вынудил его им воспользоваться! – Он ткнул дрожащим пальцем в Хвана До Ина. – Ты хотел превратить его в своего бесправного раба. В послушного пса с золотой цепью на шее. А получил… Голос Бога! Который разнёс вашу гордость в пыль!

После этих слов молчание вновь накрыло зал своим плотным покрывалом. Не потому, что сказать было нечего. А именно потому, что все поняли одно… Они не просто ошиблись. Они сожгли мост к будущему. Потом кто-то из старейшин, младших, еле слышно прошептал:

– …а девушки…?

И все, как по команде, обернулись к дальнему углу. Их словно хлестнули невидимым бичом. Потому что они забыли. О главном инструменте своей "стратегии".

Там, у края зала, между осколками нефритового каркаса и пеплом, всё ещё лежали те самые девушки, младшие родственницы старейшин. Те, что с напускной нежностью и скрытым отвращением должны были “приблизиться” к Анду Рею и “укротить” его через брак. Сейчас они просто не двигались. И лишь слабое дыхание, еле заметное под тонкими накидками, выдавало тот факт, что они ещё живы. Их губы были бледны. На лицах можно было увидеть уже подсыхающие потёки крови, то текла из носов, ушей, и даже глаз. Глаза – закатились. Голос, что заставил старейшин секты кататься по полу от боли, прошёлся и по ним. Безжалостно. Без различий. Как Небесный суд.

Йонг Мин посмотрел на них. Тихо, тяжело. А потом – вновь на старейшин.

– Вот оно, ваше будущее, да? Сломать молодость, продать кровь, и прикрыть всё это лозунгами про долг и единство? Вы хотели породниться с силой, которую не понимали. Загнать в кольцо того, кто с рождения рвёт цепи. И теперь… Теперь вы получили то, что заслужили.

Он подошёл к девушкам, взмахом руки призвал из перстня фиолетовую пилюлю, растворил её в тонком тумане духовной эссенции, и аккуратно направил к ним.

– Пусть живут. Может, хоть они когда-нибудь поймут, что значит уважать силу – а не пытаться её прибрать к своим рукам.

Потом он выпрямился. И бросил вокруг последний осуждающий взгляд. И развернулся к двери.

– Я ухожу. И не ищите меня. Моё пламя больше не освещает эту секту.

Его трость стукнула ещё несколько раз, пока он шёл к двери. Громко. Двери, словно отозвавшись, с лёгким скрипом распахнулись, впустив внутрь порыв холодного воздуха. И он ушёл. Старый, гневный, но всё ещё – непобеждённый. А за ним остались руины гордости, тени интриг и холодный страх. Ведь теперь они были одни.

…………

В зале Совета, где ещё не успел осесть пепел, где каждый вдох отдавался медью от пролитой крови и страхом, раздался резкий окрик. Такой, что даже те, кто ещё не до конца оправился от боли в костях, инстинктивно напряглись.

– Этого… Этого вам достаточно?

Голос главы совета, Хвана До Ина, раздался хрипло, но с яростью в каждом звуке. Он всё ещё сидел, опираясь на подлокотник своего разбитого кресла, его лицо было бледным, губы потрескались от внутреннего давления, но глаза – уже вновь загорелись политическим расчётом. Он поднялся. Медленно, но всё же встал на ноги.

– Виновны во всём этом безумии – не мы. Виновен тот, кто всё это спровоцировал.

Он ткнул пальцем в сторону худой, пожилой женщины – старейшины Ли Чхевон, той самой, кто уже долгие годы открыто конфликтовал с алхимиком Йонг Мином, и более других настаивала на подчинении "немого" через клятву на крови.

– Ты! – Процедил Хван До Ин сквозь зубы. – С самого начала не желала сотрудничать. Ты отказалась признать важность баланса, когда Йонг Мин предлагал “мягкий” подход. Ты настаивала на том, чтобы взять этого ученика под усиленный контроль. Ты подталкивала нас к этой стратегии!

Ли Чхевон, всё ещё держась за голову, попыталась было возразить:

– Но… я… мы же все… согласились… вместе…

– Ты больше всех настаивала на этом! Ты подогревала враждебность! Ты навязывала мнение, что немой – ничтожество! Ты… угробила шанс секты Пяти Пиков Бессмертных возвыситься. А теперь – именно ты и ответишь за это.

Хван До Ин повернулся к ближайшему помощнику, молодому культиватору из семьи Тхэ:

– Запиши! По решению главы Совета – старейшина Ли Чхевон отстраняется от всех должностей, лишается доступа к священным архивам, и теряет привилегии хранения личной библиотеки…

Ли Чхевон попыталась встать:

– Хван До Ин, ты не имеешь права без голосования…

Но тот ударил посохом по гулкому полу, ещё больше сдвигая треснувшую под его креслом плиту.

– Ты мне ещё скажи, что у тебя был ”правильный” план! План, который обернулся тем, что на нас чуть не рухнул весь Зал Совета! Ты создала эту проблему, а значит именно ты и понесёшь кару.

И пока Ли Чхевон, обескураженно, молчала, среди остальных старейшин начала подниматься тревога. Реальная. Осязаемая.

– А если он уже покинул территорию обители?

– Что он вообще использовал, когда исчез прямо посреди зала? Технику пространства? Но разве такое возможно?

– Мы не можем его отследить! Его Ци – как будто растворилось!

– А что с алхимиком?

– Куда он пошёл? Кто за ним наблюдает?!

Хван До Ин резко несколько раз хлопнул ладонью по уцелевшему подлокотнику кресла, вновь обращаясь к помощнику:

– Объявить тревогу по всей обители. Полную. Закрыть все внешние контуры печатей обители. Задействовать защитный купол и активировать оповещение в Главной Башне! Выслать патрули – пусть проверят все внешние врата! Все тропы поблизости, даже древние! Он не должен уйти далеко! А если старик Йонг Мин успеет… Если он действительно покинет секту, мы не просто потеряем авторитет. Мы – ослабим структуру всей культивационной иерархии!

Он сделал паузу, глядя на дверь, через которую только что ушёл алхимик.

– Если Йонг Мин заявит об изгнании публично, да ещё и с подробностями, другие секты воспримут это как раскол. И как сигнал – что в Пяти Пиках Бессмертных началась гниль. Мы не можем позволить себе такую роскошь. Так что нам нужно… Поймать обоих… Или… Убедить вернуться. Любой ценой. Немедленно.

Зал наполнился движением. Помощники, ученики, курьеры с артефактами-передатчиками начали рассылать сигналы по всем Пикам. Где-то начали гудеть печати – активировались стражи дверей. Над зданием появился тонкий пульсирующий купол из багровой энергии. Тревога была официальной. Но – слишком поздней. Потому что настоящие виновники событий уже покинули стены зала Совета. И след, оставшийся от “немого” и ушедшего алхимика, уже начал расходиться эхом по горам и долинам. Словно начало новой легенды, которую никто в Совете Старейшин этой секты уже не сможет контролировать.

Сначала это было как слабое эхо. Шёпот в коридоре у библиотеки… Обрывки фраз у источника для умывания… Паузы в разговорах учеников, в которых больше говорило молчание, чем слова… Но уже к закату, словно по тайной трещине в сердце горы, вся обитель секты Пяти Пиков Бессмертных начала дрожать от слухов. Слухи – как змеи. Скользкие. Опасные. Их невозможно было поймать – но укус их запоминался навсегда.

– Ты слышала? Немой… Тот самый, из покоев старого алхимика…

– Да! Говорят, он пробудил силу, которую сам не смог контролировать!

– Его голос… он чуть не разрушил зал Совета!

– А старейшины пытались его сдержать. Даже… запечатать!

– Ты о том победителе состязаний? Нет! Это не то… Он отказался от брака с внучкой главы Совета! А она, говорят, уже несколько часов рыдает в своих комнатах!

– Отказался? Да ему голову с плеч снимут!

– Говорят, его хотели принудить к этому браку. Прямо в зале Совета. И даже хотели заставить принести клятву на крови! Он не согласился и… Просто исчез! Словно растворился в воздухе!

Слухи шли цепью, переходя от младших учеников к старшим, от служек к наставникам, от тех, кто видел дым над Пиком Закона, к тем, кто чувствовал, как пошатнулись охранные печати. Паника не была открытой. Но тревога – всё громче пульсировала в стенах обители. Посты сменяли чаще. Ученики проверяли входы в покои. Даже служки в мастерских и залах тренировок начали перешёптываться на языке жестов, словно сам голос стал чем-то опасным.

И в этот самый вечер, на тренировочном полигоне Пика Ветра, наследник семьи Хваджон, мальчик с ясными, почти слишком взрослыми глазами, старательно выполнял удары копьём по мишеням. Каждое его движение было точным, словно вырезанным из текста древнего трактата. Но его сосредоточенность нарушила пара учеников, что прошли мимо, не заметив, что он рядом.

– …а я тебе говорю – его хотели связать узами крови. Семья Хваджон, по слухам, ничего и не знала!

– Теперь он – вне секты. Беглец. А тот старик… алхимик… тоже ушёл, кажется…

Копьё в руках мальчика дрогнуло. Он обернулся, резко, почти со всплеском духовной энергии. Да так, что только что так старательно откровенничавший ученик сзади него банально замер на месте. А Хваджон Мунджэ резко шагнул вперёд.

– Что ты сейчас сказал? – Его голос был тихим, но твёрдым. Как удар камня по льду.

– Я… эм… просто слухи, простите!

– Какие именно слухи? Повтори точно! – Но перепуганные ученики, быстро откланявшись, бросились прочь. Видимо и сами уже поняв, что сделали что-то не то. Наставник, что занимался с наследником семьи Хваджон, попытался призвать того к порядку. Но мальчик больше уже никого не слушал. Он уже разворачивался, бросая копьё на стойку и срываясь с места. Он бежал. Вниз по каменным ступеням, мимо ошеломлённых учеников, вперёд – к Пику Огня. К тому самому месту, где жили алхимики. К нему. К старому мастеру Йонг Мину, который всегда отвечал, даже если всё оборачивалось туманом.

И в эти мгновения – пепел слухов начал превращаться в искры будущего пожара. Мунджэ прибежал к покоям старого алхимика с дрожью в груди, словно его сердце предчувствовало, что с этим домом, где пахло древесной пылью, лекарственными травами и доброй тишиной – больше никогда не будет так, как прежде. И шаги, и ветер, и шепот листвы казались громче обычного, словно само место затаило дыхание. Дверь в покои была приоткрыта. Но оттуда навстречу мальчику донёсся треск дерева, что явно сломалось под чьей-то тяжёлой рукой… Потом раздался звон упавшего на пол медного сосуда… И голос. Резкий. Язвительный. Пронзительный, как нож.

– Слепые! Глухие! Самодовольные старые идиоты! Сидят на своих тронных подушках, как богом забытые камни, и считают, что могут решать судьбы мира, не видя дальше собственного носа!

Ворвавшись в помещение Мунджэ застыл у входа. Никогда раньше он не слышал, чтобы старый алхимик, мудрый, терпеливый, почти всегда насмешливо-спокойный, говорил таким тоном. В нём было столько боли – что даже дышать стало тяжело.

Он осторожно вошёл глубже. Йонг Мин стоял посреди комнаты, разметав вокруг себя свитки, травы и стеклянные бутыли. Его верная трость сейчас стояла прислонённая к стене, а выглядывающие из-под рукавов руки едва заметно дрожали. В лицо мальчику он не смотрел. Пока что…

– Мастер…? – Тихо прошептал наследник семьи Хваджон. – Что… Что произошло? Это правда? Анд Рей… Ушёл? Почему все шепчутся, как будто случилось нечто ужасное? Что вы скрываете?

Йонг Мин резко вздрогнул, будто услышал впервые его голос. А потом медленно, почти с усилием, обернулся. Его глаза – потускневшие, но всё ещё острые – впились в мальчика, как шило. И вдруг… Что-то в нём смягчилось. Может, потому что перед ним стоял не интриган, не манипулятор, а ребёнок, честно ищущий правду. Устало вздохнув, он сел. Помолчал. Потом выдохнул:

– Да… Анд Рей ушёл из обители…. И не просто ушёл. Его вытолкнули – с грязью, с давлением, с угрозами.

Мальчик открыл было открыл рот, чтобы что-то сказать, но Йонг Мин поднял палец:

– Слушай. Ты должен это знать. Потому что ты – его единственный друг здесь. Ты единственный, кто ещё может говорить о нём – без страха или лжи…

И он начал рассказывать. Про то, как Совет вызвал его и Анда Рея на “внеочередное” собрание. Как в углу зала уже стояли девушки из влиятельных семей – и одной из них, была внучка самого главы Совета. Как они смотрели на Анда Рея с брезгливой снисходительностью, а старейшины – с жадной решимостью.

– …Им было всё равно, чего хочет он. Им нужно было, чтобы его сила осталась “внутри секты”. Чтобы он женился, поклялся на крови, и стал им послушным зверьком, пусть и сильным. Они посчитали, что раз он не говорит – значит слаб. Что раз не возражает – значит согласен. И даже то, что он выбрал меня как наставника, они объявили проявлением его “упрямства”.

После этих слов, он снова ударил ладонью по столу.

– А когда я сказал, что имею право на ученика, они… они… лишили меня звания старейшины. Прямо в зале. Без голосования. Без чести.

Его итак надтреснутый голос снова сорвался. Но он продолжил говорить:

– А потом они начали угрожать Анду Рею. Говорили, что запечатают его ядро, если он не подчинится. Заклеймят духовной меткой. Заставят. Сломают, как ломают дикого зверя, чтоб слушался только их…

Мунджэ молчал, внимательно слушая всё это. Его белые пальцы сжали рукава до побелевших костяшек. Его лицо не выражало ничего, но глаза… Там закипал ужас и гнев.

– Но он ведь молчал… Всё время молчал… – Йонг Мин посмотрел прямо в глаза мальчику. – Потому что молчание – было его последним оружием. И он вовремя его использовал. Когда все эти гордецы решили, что он у них в клетке, он… Заговорил.

Когда старик это сказал, а потом замолчал, тишина в комнате стала гулкой. Немного подумав, Йонг Мин встал. Подошёл к мальчику и положил руку ему на плечо.

– Ты должен понять. Анд Рей – не просто талант. Он – граница. Между старым миром и новым. И мы только что потеряли его. Потому что решили, что сила – это то, что можно удержать. А он ответил и… Отступил… И теперь они захотят, чтобы я его остановил. Вернул. Как будто его можно вернуть цепью.

Мальчик всё ещё стоял, дрожа от сдерживаемых эмоций буквально всем телом. И только один вопрос сорвался с его губ:

– Где он?

Йонг Мин посмотрел в сторону ночи за окном.

– Если бы знал… То всё равно не сказал бы. А если он захочет, то сам тебя найдёт. Потому что сейчас он – вне всего. И только один вопрос стоит перед ним… Стоит ли ему доверять хоть кому-то… Или нет…

В этом помещении всё ещё стоял густой аромат духовных трав и золы от старых свитков, но воздух – будто трескался под давлением слов. Старый алхимик не садился. Он ходил по комнате взад-вперёд, словно мысли его кипели внутри и требовали выхода, как пар в перегретом котле.

Глаза мальчика следили за каждым его шагом, а лицо – было натянуто, как струна на луке. И в какой-то момент, словно смирившись с тем, что скрывать уже бесполезно, Йонг Мин остановился и произнёс:

– Да… Он не был немым.

Мальчик вздрогнул.

– Но… Но ведь… Он же…

Старик лишь устало усмехнулся, его тонкие губы тихо дрогнули, будто над самым краем бездны.

– Он молчал. Потому что это был его выбор. И, как оказалось, это его сила. Ты спрашивал, почему Совет так испугался? Почему все те высокомерные старцы – пали на колени, как дети, с хлещущей из ушей и глаз кровью?

Он медленно повернулся, взгляд остановился в пустоте, будто и сам видел снова тот миг:

– Потому что он действительно… Заговорил. И это был не голос человека. Это был Голос, о котором пишут в древнейших трактатах. Голос, что не просто звучит – он проникает в кости, заставляет меридианы гудеть, ядра – трескаться, а стены – рушиться, как бумажные.

Замолчав, старик немного резко выдохнул. Он прошёл к полке и снял старый, затёртый свиток. Развернул, и мягко, с уважением, коснулся пальцем строки:

“Голос Небес, что ломает основание мира. Голос, с которым рушатся империи и восстают новые династии. Сей дар являют лишь те, в чьих венах течёт кровь древних звёзд.”

Потом он посмотрел на мальчика:

– Ты понимаешь, что это значит? Он не просто силён. Он – иной. Тот, кого уже не впишешь в существующую систему. Я не верю, что его дар – случайность. Нет. Такие вещи не приходят из ниоткуда. Либо он действительно потомок древней линии, о которой никто не помнит. Либо в его есть теле… Что-то куда более древнее, чем всё, что хранится в сокровищнице этой секты.

Мальчик стоял, бледный, сжав кулаки.

– И теперь он исчез? Совсем?

– Исчез. – Подтвердил Йонг Мин. – Для этого он явно использовал пространственную технику… Но не простую, не учебную. Он ушёл из самого зала Совета, словно этот мир больше не держит его.

Старик прищурился, и голос его стал ниже:

– А знаешь, чего они теперь боятся больше всего? Что твой дед, глава семьи Хваджон, узнает о том, что они пытались запечатать и загнать в кабалу человека, у которого пробудился дар “Божественного голоса”. Что они хотели устроить брак по принуждению. На землях, что, по сути, принадлежат вашему клану.

Он подошёл ближе и положил руку на плечо мальчику. Голос стал жёстче, как у наставника, а не старика:

– Если ты меня слушаешь, то запомни всё это… А потом иди и расскажи своему деду. Всё. Не от своего имени. Не как мальчик. Как свидетель. И пусть твоя семья знает, что если Совет решит сейчас замять произошедшее, то они попробуют навесить вину на Анда Рея. Объявят его беглецом. Вором. Или даже предателем. А это – ложь. И если её не остановить, то скоро во всех уголках материка заговорят о том, что человек с Божественным голосом – враг всех сект.

Потом он отпустил плечо мальчика, а его голос стал почти шёпотом:

– А если это случится, то единственным, кто ещё может его защитить, будет твоя кровь. И твоя воля.

И в этот миг, казалось, что в покоях алхимика стало особенно тихо. Словно мир замер, ожидая – какое решение примет наследник великой семьи, и – друг исчезнувшего "немого". Мир – уже начал меняться. И времени у них оставалось всё меньше…

………..

Быстро наступившая ночь уже нависала над обителью Пяти Пиков Бессмертных, словно чёрное знамя, вытканное из страха и тревоги. Ветви сосен за окном хлопали, как крылья старых духов, а тени в коридорах выглядели особенно густыми и плотными. Но для него, для наследника семьи Хваджон, всё это сейчас было пустым фоном. Он бежал. Шёл наощупь, почти не дыша. Сквозь внутренние дворы, по каменным лестницам, мимо потрясённых учеников, которые до сих пор шёпотом обсуждали произошедшее в зале Совета Старейшин. Он их не слышал. В душе он уже буквально кипел.

И, как только дверь закрылась за его спиной, Мунджэ, не раздеваясь, прошёл к запертой шкатулке в стенном шкафу. Вытащил из неё бархатный мешочек и аккуратно достал переговорный артефакт – гладкий, слегка вытянутый голубой кристалл, который внутри отливал светом, словно в нём пульсировало сердце древнего клана. Этот артефакт передавался по роду, разрешённый только для экстренных сообщений. Ведь это была связь с главой семьи – не совсем простая, не совсем быстрая, но безошибочная. Тяжело выдохнув, он сжал кристалл в ладонях, и, как учили, произнёс активационную формулу, ровным голосом:

“По крови и имени. Хваджон Ханиль. Передаю. Срочно.”

Кристалл вспыхнул. И его сердце – сжалось, но голос зазвучал уверенно, чётко, глухо звеня в тишине комнаты:

“Глава семьи Хваджон. Слушайте внимательно. Я передаю вам информацию, которая может коснуться нашего достоинства… и нашей безопасности. В секте Пяти Пиков Бессмертных произошло нечто крайне важное. Старейшины секты, самовольно, без уведомления членов нашей семьи, попытались насильно навязать волю человеку, который находится под нашей защитой. Речь идёт о нём… О том, кого здесь называют “немым”. Анде Рее. Они устроили заседание, на котором открыто начали давить на него. Потребовали отказаться от наставника, угрожали запечатать духовное ядро, и даже хотели заключить за него брачный союз с внучкой одного из старейшин – без согласия, без выбора, без чести. Старый алхимик Йонг Мин, что его обучал, был лишён звания старейшины – только за то, что встал на его защиту. Но самое важное… – Голос мальчика дрогнул, но он продолжил говорить, но теперь с явным нажимом. – Он заговорил. Анд Рей… Не был немым. Он владел голосом, который, по словам Йонг Мина, соответствует древним легендам – о Божественном голосе, способном рушить стены, ломать печати и воздействовать на духовное тело. Старейшины пали. И сам Йонг Мин признал, что только человек с Древней кровью может пробудить такую технику… Тем более, в этом возрасте. После этого он… Исчез. Полностью. Скорее всего, с применением пространственной магии высшего уровня. Словно он вышел из самой реальности. А теперь старейшины секты боятся, что вы узнаете правду. Они явно попытаются скрыть произошедшее. Но я передаю это, пока они ещё не успели меня заблокировать. Мы обязаны знать об этом. Они попытались манипулировать силой, что, возможно, превосходит их понимание. И сделали это на нашей земле. Без согласия клана Хваджон. С риском для нашей чести… И для нашей власти.”

Он замолчал, и кристалл мягко затеплился – вбирая в себя последнее дыхание слов. Затем потускнел. И погас. После всего этого, мальчик остался сидеть в тишине. В груди у него билось сердце, в висках пульсировала ярость. Он знал, что вскоре ответ придёт. А когда он придёт – всё изменится. И не только для него. Но и для всей секты. Для Анда Рея. Для клана Хваджон. И для мира, где больше нельзя будет притворяться, что древние легенды – просто пыль на страницах…

………..

Страх становится сильнее гнева, когда рушится власть. Паника – в её истинном, беспощадном обличье – редко приходит с криками. Она крадётся по коридорам, врастает в лица, стучит дрожью в коленях старейшин и делает даже безмолвие оглушительным. Именно такой была обитель Пяти Пиков Бессмертных в следующие часы после исчезновения этого странного и таинственного Анда Рея.

И первые тревожные знаки поступили, когда двое учеников – из числа личных слуг членов Совета, по приказу старейшин, отправились в покои, ранее закреплённые за “немым” учеником старого алхимика. Это была обыкновенная, тихая комната, с окнами, ведущими на северный склон ближайшего пика, и внутренний сад обители. Стены здесь были обработаны печатями тишины. А на полу лежали аккуратные циновки, пахнущие сухими травами.

Когда они вошли внутрь, ожидая застать в спешке разбросанные вещи, или хотя бы намёки на бегство… То они нашли только пустоту. Ни свитков. Ни одежды. Ни артефактов. Даже прикроватный чайник – был вымыт и аккуратно поставлен в угол. Котёл, который использовался для личных тренировок, исчез… Маленький шкафчик с медицинскими травами был опустошён. И только в одном из углов осталась на полу слегка вдавленная печать, где, вероятно, недавно стоял какой-то предмет, который нужно было защищать подобным образом. Они настороженно переглянулись. Один из учеников сглотнул и прошептал:

– Он знал. Он всё подготовил… Ещё до совета.

Когда в разгромленный зал Совета, который ещё не успели привести в порядок, вернулись разведчики, на лице главы Совета старейшин исчезли последние следы его надменности. Его, итак выглядевшее не сильно здоровым, лицо резко побледнело, а губы вытянулись в тонкую, бледную линию.

– Ничего? – Переспросил он глухо. – Да как он мог? Там же печати подавления…

– Они не сработали, Великий старейшина. Там… ничего не осталось. Словно он ушёл не в спешке, а именно по заранее подготовленному плану. И при этом всё забрал.

В зале снова, уже в который раз с прошлого дня, воцарилась гнетущая тишина. Старейшина Линь Су, который ранее настаивал на жестком контроле, вытер лоб дрожащей ладонью:

– Он ведь… не мог сделать это сам… Может быть, ему кто-то помог?

– Может быть и так. А может, и нет. – Хрипло бросил кто-то из младших старейшин. – Если у него и правда Божественный голос… то… Кто знает, на что он ещё может быть способен.

Глава Совета медленно поднялся со своего места, пальцы сжались в кулак, но голос был уже не властный, а уступчиво-торопливый:

– Рассылайте учеников… Мастеров… Всех, кто есть… По всем дорогам, что ведут к границам Пяти Пиков. По лесам. По перевалам. Пусть ищут его. Пусть перехватывают. Но! – Он повысил голос, – … никакой агрессии. Если найдёте его – ни одного приказывающего слова! Никакого давления! Только… Вежливость. Уговоры. Извинения. Просьбы! Нижайше! Говорите, что Совет… Сожалеет о случившемся… Что виновный уже найден… Что… Совет пересмотрит всё… Что готовы выполнить любые его условия… Назначить его особым учеником. Даже дать место в Совете. Дать доступ к наследию секты…

Он говорил всё быстрее и быстрее, словно сам пытался заглушить всё ещё звучащий в его голове кошмар. Разрушенный зал… Кровь на мраморе… И треск камня от этой жуткой голосовой техники, что ломала статуи, словно глину.

– А если мы его не вернём… – Глухо пробормотал кто-то. – …то нас ждёт не просто позор. Семья Хваджон… Они уже, возможно, всё знают. А если они решат, что мы нарушили правила, или даже… То их клан может потребовать… Компенсации… А если… он сам… Им расскажет…

Договорить никто не осмелился. И вскоре по обители быстрым перестуком раздались громкие шаги множества ног. Группы учеников – в зелёных и синих мантиях, со свитками карт и амулетами распознавания ауры – одна за другой покидали ворота обители. И никто из них уже не называл “немого” посмешищем. Теперь, в их глазах, было нечто иное. Страх. Ожидание. И шепот:

– Если он не вернётся… Нас всех ждёт катастрофа. А если он вернётся злым – то никто уже не сможет остановить его голос.

Шелест шагов за окнами его покоев, спешка гонцов в коридорах, перешёптывания учеников – всё это сливалось в одно вязкое, раздражающее гудение. Оно било по вискам, и будто зудело в основании черепа.

Глава Совета старейшин секты Пяти Пиков Бессмертных, старейшина Хван До Ин, стоял у открытой ширмы, глядя в сторону отдаляющихся по многочисленным тропам отрядов членов секты. Он молчал. Но пальцы его обеих рук сжимались в кулаки. И настолько сильно, что даже костяшки пальцев побелели.

– Дураки… – Прошептал он себе под нос. – Нет, не они… Я сам… Дурак…

Он медленно сел на резной табурет, не отрывая взгляда от сада, где в вечернем сумраке колыхались цветы у подножия фонтанов. Эта неспешная красота сейчас его не успокаивала, а бесила. Так как была слишком неуместной. Тем более, после такой ошибки.

– Я знал… Знал, кем был этот старик. Йонг Мин никогда не цеплялся за силу. Он первым отказывался от перспективных учеников, если чувствовал, что в другой школе им дадут больше. Та же самая Соль Хва… – Он сжал губы. – Она была гордостью нашей секты, и он… Отдал её другому наставнику. Без споров. Без капризов. Потому что знал, что её дар – не его путь.

– Но этого Анда Рея…Йонг Мин держался за него, как утопающий за воздух. Как будто от него зависело не только его имя, но… Что-то большее. – Голос главы стал глухим, как у человека, который не привык сомневаться в себе – но вынужден. Потом он провёл ладонью по виску, словно хотел стереть пульсирующее сожаление.

– И это ведь было очевидно. Я же видел, как этот старик смотрел на него. Как спорил за него. А тот… Даже в моменты унижения – просто молчал. Как будто терпел нас, и всё только ради знаний старого алхимика. Но вместо того, чтобы поговорить… Я выбрал давление. Выбрал интригу. Выбрал страх. Потому что сам испугался, что этот дар – не наш. Что он не будет управляемым. Что будет иначе.

Он тяжело вдохнул, а затем – ударил кулаком по подлокотнику. Щелчок треснувшего дерева прошёлся эхом по комнате.

– Глупец! Если бы я тогда… Послал к нему не девушек, а старейшину. Если бы сам поговорил открыто. Если бы выслушал Йонг Мина. Возможно, тогда он не стал бы видеть в нас врагов…

Он тут же вспомнил слова, произнесённые голосом, от которого кровь шла из ушей:

“ Я – не ваша собственность. Я не принадлежу… Ни клану… Ни секте… Ни совету… Я принадлежу только самому себе…”

И эта правда сейчас резала сильнее любого лезвия.

– Мы сами сделали его врагом. Мы, – шептал Хван До Ин , – разрушили то, что могли сделать символом нашей секты. А теперь что? Гнев семьи Хваджон? Позор на всю Центральную равнину? Или, хуже того… Возвращение Анда Рея, но уже не как ученика, а как проклятие? – Он откинулся назад. Словно хотел спрятаться в собственной тени. И вдруг добавил, почти с горечью:

– Я всё ещё не знаю, кто он такой вообще. Но точно знаю, кем он не был. Он не был мальчишкой, которого можно было бы так легко сломать. Он не был посмешищем. Он не был “ошибкой природы”. А мы в нём этого просто не увидели.

В дверь негромко постучали. Но он не ответил. Потом раздался голос гонца – осторожный, и даже испуганный:

– Великий старейшина… Первые поисковые отряды не нашли следов. Даже пространственные колебания затихли. Будто его… Никогда и не было.

Он не ответил. Лишь тихо прошептал – себе под нос, но с болью, которая пробила сквозь всё его высокомерие:

– Потому что он никогда не был нашим. И теперь… Уже никогда не будет…

Следующее утро над обителью Пяти Пиков Бессмертных выдалось странно тихим. Слишком правильным. Словно сама обитель пыталась прикинуться живой, в то время как сердце её давно уже било в тревожной агонии. Глава Совета Старейшин секты – Хван До Ин, стоял у широкого окна зала для личных размышлений, глядя на выложенные камнем дорожки, что вели к Западному павильону – там, где когда-то стояли лучшие из их учеников. Когда в комнату осторожно вошёл ученик и поклонился до земли, взгляд Хван До Ина так и не оторвался от аллеи, на которую он смотрел. Голос юноши дрожал:

– Г-господин… Всё подтвердилось… Старейшина… Мастер Йонг Мин… собирает свои вещи. Он велел подготовить его старую лошадь, осушил свои алхимические котлы, снял опознавательные таблички со входа. И… Сказал, что покинет обитель до заката.

Хван До Ин медленно вздохнул. Без удивления. Без возмущения. Словно это было просто подтверждение того, что он уже и так знал. Но всё ещё стоявший в дверях ученик замешкался. Было видно, что он не всё ещё сказал. Глава Совета медленно повернул к нему голову, слегка прищурившись:

– Что ещё?

– Наследник семьи Хваджон… После разговора с… Мастером Йонг Мином… Он покинул тренировочный полигон, а вернувшись в свои покои, велел слугам немедленно собрать вещи. И сообщил, что покинет секту сегодня же.

Хван До Ин на миг застыл.

– …что?

Юноша вздрогнул, но повторил:

– Он… Сказал, что не намерен находиться в месте, где с представителями его семьи обращаются без должного уважения. А затем… Активировал голубую связующую печать. Мы подозреваем, что он сообщил об этом напрямую… главе семьи Хваджон.

Тяжело вздохнув, Хван До Ин медленно сел в своё любимое плетёное кресло. Словно ноги под ним вдруг стали ватными. Он не закричал. Не ударил кулаком по столу. Не велел вытащить виновных за шиворот на белый свет. Он просто опустил руки на колени. И впервые за много лет позволил себе ощутить паническое осознание масштаба своей ошибки.

Старейшина Йонг Мин, которого он сам, своим же решением лишить звания старейшины, был не просто мастером алхимии. Он был живой эмблемой верности традициям, уравновешивающим более амбициозные и властные фигуры в Совете. Он не стремился к власти, и именно поэтому его уважали даже за пределами секты Пяти Пиков Бессмертных. А теперь… Он уходил. Навсегда.

Наследник семьи Хваджон был не просто подростком. Он был глазом и голосом семьи, от имени которой обители секты и разрешалось находиться на древней земле рода. И он… Он тоже уходил. Со словами о неуважении. С активированной связью. С потенциальным дипломатическим скандалом на языке.

Хван До Ин сжал подлокотники кресла. Словно пытался удержать в руках саму секту. Но она, как песок, сыпалась между пальцами. Он прошептал глухо, как бы себе:

– Мы… не просто потеряли многообещающего ученика. Мы потеряли старейшину. Мы потеряли наследника семьи Хваджон…Мы потеряли лицо. И как мы вообще допустили это? – Он вспомнил, как сам наклонился к уху одного из заговорщиков в совете, и прошипел. – Если он не подчинится, запечатаем ядро – и всё. Он наш…

Он вспомнил снисходительные усмешки, с которыми слушал осторожные возражения старого алхимика. Вспомнил, как проигнорировал шёпоты о древней крови, и насмешливо отмахнулся от слов о том, что этот паренёк ещё может всех удивить. По крайней мере, до тех пор, пока этот “голос” не расколол зал совета пополам. А теперь… Все куски этого раскола начинали бить по его голове.

Он медленно встал. Лицо его было побелевшим. Пальцы тряслись. Но голос… голос был глух и вкрадчив:

– Найдите способ… Остановить Йонг Мина. Как и наследника семьи Хваджон. – Он снова взглянул в пустоту окна. – А если… Он уже передал подробности всего случившегося семье Хваджон, готовьте поклоны… Подарки… Извинения…

Он закрыл глаза.

– Потому что если мы и дальше будем вести себя как слепцы – нас скоро раздавят. И не Анд Рей. Не старый алхимик. А… сами Хваджон. И тогда… уже не будет обители. Будет пепел. И у этого пепла… Будет имя. Именно наше имя.