БО-О-О-О-О-ЛЬ!!! Жаркой волной она стекает от плеча к кончикам пальцев, от груди к влагалищу и дальше, к бедрам, коленям, голеням, стопам… Что вы знаете о боли, живые? Ни хрена вы о ней не знаете! Представьте, вас сначала медленно, тупым, раскаленным на пламени и тщательно просоленным ножом, разрезают на мельчайшие кусочки. Начинают с конечностей — сантиметр за сантиметром, пальчик за пальчиком, потом еще кусочек и еще. Но ваши кусочки не отмирают, а продолжают чувствовать, страдать… Нарезав гуляш, невидимый садист решает приготовить котлеты и пропускает мясо через тупую, раскаленную и просоленную мясорубку. Начинает жарить котлеты. Вы все еще чувствуете! Каждое волоконце ощущает БОЛЬ!!! Ну а дальше котлету тщательно пережевывают, и берет начало медленный, длящийся вечность, процесс переваривания. Представили все это? Тогда уясните раз и навсегда — это цветочки! По-настоящему все гораздо-гораздо-гораздо-гораздо-гораздо хуже!!!
Правда, что-то пробивается в сознание помимо боли. Маленькие обрывочки фраз:
— …илая…
Великий Гояба, когда это прекратится?!
— …ерпи…
Как, как такое можно 'ерпеть'?
— …ожко…
Пошел в жопу! Странно, правой щеке вроде немного полегчало. Но в остальном — БОЛЬНО…
Соня смотрела на медленный поток вод. Дон расширился примерно раза в два, за спиной трещит радио, сообщая подробности трагедии, тянет тиной и гнилью. Что там понимают в трагедиях? Картина происходящего вот — прямо перед Соней. Готка видела высоченные деревья, проплывающие в мутных водах, пластиковые бутылки, разбитые лодки и трупы, трупы, трупы. Рыбы плавали кверху белым брюхом, собаки, а вернее их куски, тоже тут, даже некоторые птицы не смогли спастись от вала воды. И, конечно, люди. Дон стал братско-сестринской могилой для сотен, а может, и тысяч людей. Мужчины и женщины, старики и старухи, мальчики и девочки… Особенно жалко детей, потому что их на удивление много. Наверное, просто не успели спастись или решили посмотреть: что это там за большая волна движется на них?
Пока ехала вдоль Дона, Соня слушала радио. Волна обогнала ее авто — скорость водяной смерти оказалась слишком большой. По пути готка видела — почти все прибрежные города и сёла смыло напрочь. Единственное исключение — станица Багаевская. По необъяснимым причинам, за пять километров до нее вал ушел севернее, прорыв новое русло. Только в Багаевской сегодня не хоронят, не отпевают, не плачут над замусоренными водами, проклиная ни в чем не повинный Дон. Но больше всего жертв в Ростове. Несмотря на эвакуацию, около пяти тысяч трупов. И все из-за Трохиных.
Грустное зрелище. Но на берегу еще одно и едва ли менее грустное. Соня потому и смотрела на реку, чтобы не видеть страдания Манады. Мертвая лежала, крепко привязанная к четырем вбитым в землю кольям. Она дергала медленно отрастающими ногами и вопила так, что на километр вокруг все птицы улетели в теплые страны. Слева от нее Жюбо на коленях. Он наклонился, что-то шепчет ей в ухо. Соня не слышала всего, но иногда вопли мертвой стихали, и долетали теплые слова курьера:
— Милая, потерпи, — говорил Жюбо. — Еще немножко осталось, потерпи…
Мертвец врал, как стоматолог. Такой бессовестной лжи Соня не слышала никогда. Сразу же видно — Манаде еще долго терпеть. Вот уже полчаса она стенает, а ноги отросли всего до колена. Правда, выглядит она сейчас гораздо лучше, чем когда готка приехала. Как только мертвые выбрались на берег, Жюбо позвонил, отобрав мобильник у какого-то проезжающего крестьянина. Соня оказалась в десяти минутах езды и, прибыв, ужаснулась от увиденного. Манада снова стала безногой, но ладно бы только это. В груди дыра, сердца нет, правое легкое напоминает кучу фарша. В животе тоже дырень, размером с кулак, оттуда вываливается кишечник. Зубы выбиты, левый глаз вытек, на голове с корнем выдрана большая часть волос и, как завершение, валяющаяся неподалеку рука.
Сначала Манада не испытывала неудобств, но как только действие морфия пошло на нет… Жюбо поставил вопрос ребром — морфия она не получит, пока не регенерирует потерянные части. Теперь она похожа не просто на труп, но на труп, над которым поработал садист-некрофил. Манада согласилась, Жюбо принялся готовить веревки и забивать в землю колья. Когда его спросили: зачем он это делает, мертвец ответил: вскоре Манада переменит решение, и надо ее крепко-накрепко привязать. Так и произошло. Прошло пару часов и Манада потребовала, чтобы ей вкололи морфий, а еще через час вопила как резанная. Какой, впрочем, и была. Так пробежали полчаса, все это время Жюбо находился рядом, шепча утешительные слова. На лице застыла маска искренней грусти, словно не ей больно, а ему. Он гладил брыкающуюся голову, иногда целовал Манаду в щеку. Как ни странно, это помогало — после поцелуя мертвая с криков переходила на стоны.
Сначала у Манады отросли волосы, потом зубы. Многочисленные маленькие ранки на теле затянулись, организм взялся за главные повреждения. Медленно затягивались дыры в груди, животе. Они покрывались тромбами, потом рубцевались, и наконец, заросли ровной розовой кожей. Рука появилась раньше ног, ее пришлось отловить и насильно привязать — ею Манада пару раз заехала Жюбо по лицу. Нижние конечности восстанавливались тяжелее всего. Сантиметр за сантиметром они росли, словно грибы после хилого дождя. Но росли…
Вот уже сформировались стопы, кожа прикрыла красные мышцы. Появились пальцы, на них ногти. По телу пробежала судорога — внешне оно полностью восстановилось, но Манада не перестала кричать.
— Колоть? — спросила Соня. Вот уже битый час она держала шприц с морфием наготове.
— Нет, еще рано, — покачал головой Жюбо. — Сейчас она восстанавливает и излечивает внутренности. Все опухоли рассасываются, сосуды чистятся, мышцы приводятся в тонус.
— А это так важно? Давай вколем и…
— Нет! С этим можно потерпеть да, но раз уж она пошла на это, пусть станет полностью здоровой. Так обезболивающее подействует лучше…
Еще пять минут пришлось ждать, пока Манада билась в корчах. А потом, вдруг, как звук выключили. Мертвая девушка больше совсем не походила на мертвую. Одежду с нее сняли, на обозрение предстало идеальное тело. Длинные стройные ноги, плоский живот, высокая грудь, копна спутанных рыжих волос на голове. Манада тихо поскуливала, по щекам бежали тяжелые слезы.
— Еще немножко, милая, — в очередной раз сказал Жюбо — теперь правду.
Он взял у Сони шприц и долго целился, чтобы попасть в вену с первого раза. Укол. Манада зашлась в очередном приступе крика. Но жидкость попала в тело, побежала по сосудам. Жюбо вколол ей слоновью дозу — от такой живой человек умрет. Так и получилось. Кровь отхлынула от лица, глаза помутнели, легкие перестали работать, сердце биться… Манада замерла, прислушиваясь к ощущениям. Вроде, все в порядке.
— Может, теперь ты развяжешь меня? — спросила она Жюбо.
Тот улыбнулся, но как только развязал руку, щека получила звонкую пощечину.
— За что? — спросил мертвец.
— Для профилактики, — сказала Манада невозмутимо. — Я столько тебе наугрожала, что надо было сделать хоть что-то.
Жюбо освободил торс и вторую руку, Манада села, протянула ладонь к лицу мертвеца. Тот открыл рот, намереваясь что-то сказать, но ладонь только ласково погладила подбородок, обвила шею, притянула к лицу. Манада настолько страстно поцеловала Жюбо, что Соня отвернулась.
— Это я тоже должна была сделать, — сказала Манада, закончив поцелуй и глядя в мутно-карие глаза.
На минуту время для них застыло. Они просто смотрели друг в друга, ища что-то. Может быть, сходства, или наоборот, различия в душах? Может, пытались прочитать мысли. А может, им просто нравилось смотреть в глаза. Этого, Уважаемый Читатель, мы никогда не узнаем.
— Как только это закончится, клянусь… — прошептал Жюбо.
— В чем? — прошептала Манада.
— Во всем.
— Вы там все… — спросила Соня, все еще стоя к ним спиной.
— Мы еще не начали, — прошептала Манада и поцеловала Жюбо еще раз. Теперь просто клюнула в небритую щеку. Потом поправила сбившуюся седую прядь. — Но скоро.
— Э-э-й, — протянула Соня. — Пока вы тут милуетесь, Трохины может быть, уже садятся на самолет до Антарктики.
— Пускай садятся, — сказал Жюбо. — С морфием мы можем оставаться в этой эпохе сколько угодно. К тому же я уверен — они не уедут.
— Почему?
— Думаю, тот, с кем они уплыли на катере, и есть настоящий кукловод.
— Кукловод чего?
— Не чего, а кого? — ответил Жюбо, отведя наконец взгляд от Манады. Он поднялся, поправил одежду. — Трохиных разумеется. Наверное, он и обучил Женю азам колдовства и организовал уничтожение плотины.
— Зачем?
— Ради денег, конечно, — пожал плечами Жюбо.
— А разве колдун нуждается в деньгах? — спросила Соня.
— Естественно. Я не сомневаюсь, у вас здесь есть (вырезано цензурой) и она следит, чтобы колдуны сильно не выпендривались. Контролируют их, насколько могут…
— А как?
Жюбо провел грязным ногтем по горлу.
— Ясно.
— Так везде. Где есть колдуны, обязательно найдется и (вырезано цензурой). Это происходит потому что (дальнейшие объяснения Жюбо вырезаны Архивариусом ради безопасности Читателя).
— Вон оно оказывается как, — пробормотала Соня.
— Да, и колдунам приходится действовать хитростью, а не силой. Может быть, тот колдун, который их спас, показал Жене пару колдовских приемов и пообещал обучить остальному, после того как он заплатит. Может, еще как заставил действовать. Но теперь все, наконец-то, встало на свои места.
— Рассказывай, — сказала Манада, поглаживая голое тело. Ей нравилась, что впервые за время путешествия она такая гладка и целая. Ни Жюбо, ни Соню она не стеснялась.
— Все, в принципе, как я и предполагал в прошлый раз, — начал Жюбо. — Проклятье Демиурга он снять не смог, но, наверное, как-то его заблокировал на время. Потом обучил Женю колдовству, в том числе и как поставить Колпак Демиурга. Дальше все просто. Неизвестный колдун планирует захват плотины, а сам не идет, придумывая какую-нибудь байку-отговорку. Запугивает Трохиных нами же, чтобы те послушались. Наверняка говорит что-то вроде: эти мертвые демоны никогда не отстанут от вас, поэтому надо запастись деньгами, чтобы сбежать от них на край света. Помнишь, они ведь называли нас именно так — мертвые демоны?
— Угу, — подтвердила Манада.
— Единственно, что неясно — оставил бы он их в живых, если бы они получили деньги. Но это уже лирика. Теперь он придумает для Трохиных еще какое-нибудь задание, но пока Света не залечит раны и остальные не придут в себя, у нас есть время. Немножко, но есть.
— И когда мы поедем их убивать? — спросила Манада. — Когда, и главное куда?
— Сначала в Ростов, сделаю новые доспехи и оружие. Теперь мы знаем: нам противостоят целых два колдуна и вообще картину в целом, а значит, сможем подготовиться, как следует. В первый раз мы не ходим в темноте, но вышли на свет. Ну а искать их следует в Азове. Ведь Женя живет именно там.
— А если они сбегут? — спросила Соня.
— Не думаю. Насколько я успел понять, Женя достаточно горд, чтобы бежать от нас. Скорее они попытаются сделать для нас ловушку.
— И мы пойдем в нее?
— Да. Выбора у нас все равно нет, так что, Манада, одевайся, Соня, прогревай нашу металлическую карету, и вперед. Теперь победа будет за нами!
Девушки пошли рыться в багажнике — надо хоть чем-то прикрыть неглиже Манады — а Жюбо полез в салон и тайком достал из чемодана ампулу с морфием. Потом отошел, якобы бросить взгляд на ростовский Стикс, и сделал себе укол. Он так и не признался, уже час как у него страшно болел зуб.
Эстебан заметил ее сразу. Она таилась, специально дождалась ночи, но соглядатаев цыгана не обманешь. Каждая мышка в поле, с десяток крыс и несчетное количество насекомых доносили, что твориться вокруг особняка Жени. Поэтому он ждал ее. Естественно, не один. Десять сильных ромалэ спрятались неподалеку от рощи, где она укрылась. Эстебан восседал во внутреннем дворике и покуривал трубку. Трохины отдыхали, разговор с ними предстоит лишь часа через четыре, следовательно, пока можно заняться другими делами. Менее важными, но все же…
Она то ли бежала, пригнувшись, то ли очень быстро ползла на четвереньках. От леса словно отделился валун и покатился к дому. Эстебан ощущал ее страх, ее нарастающую боль, ее любовь. Он вытряхнул пепел в специальную коробочку, медленно набил трубку еще раз. Когда она находилась всего в ста метрах от табора, он отложил трубку, ладони сложились лодочкой, губы выпустили в ночь звук, копируя голос какой-то птицы. Тут же ромалэ выскочили из укрытий и набросились на нее. Эстебан раскурил трубку, поднялся и неспешно пошел поглядеть, что происходит.
Бойня шла страшная — уже трое цыган валялись мертвыми. Сбитая, как толкательница ядра, женщина раскидывала подвижных ромалэ, будто не люди на нее нападают, а куклы. Сильна, удивительно сильна. Не как Света — та убила бы цыган в два счета — но все равно могучая, неудержимая. Ее обходят сзади, пинком ноги она отбрасывает очередного ромалэ. Цыгане окружили, она медленно вращается, смотрит исподлобья, дико, как загнанная корова. Мужчины уже выдохлись, грудь каждого ходит волнами, а она свежа, как утренняя роса в Альпах. Впрочем, в этом ничего удивительно нет.
Они прыгают на нее всем скопом. Эстебан лично учил их работать слаженно. Один подает сигнал кивком, остальные действуют не думая. Но она подныривает под одного, разгибается — цыган подлетает метра на два, а женщина оказывается вне круга. Она приспускает на полусогнутых, но на пути встает барон.
Эстебан спокоен, как всегда. Курица несется к нему, пытаясь добраться до яиц своих яиц, но притормаживает, увидев очередную преграду. Сейчас она столкнет его с пути, сметет, как ветер сметает пух с одуванчика. Но колдун что-то шепчет, и она падает на землю, споткнувшись. Тут же набрасываются ромалэ. Они облепляют, как слепни скотину, она все равно пытается скинуть их. Под мужчинами словно прорывается вулкан — они ходят ходуном, вздымаются… Но она не настолько сильна. Если бы на ее месте оказалась Света, тогда еще… а впрочем, нет. Будь вместо нее хоть все Трохины, результат не изменился бы.
— Вяжите ей руки и ноги, — сказал барон. — И не забудьте о кляпе.
В темноте плохо видно, но Эстебан знает — сейчас один цыган достал веревку, остальные удерживают. Как только женщина открыла рот, чтобы освободить крик, ей запихали туда чей-то носок. Пара минут, и она связана по рукам и ногам. Цыгане, наконец, отступили. Оглядывают добычу, дышат тяжело. Она смотрит волчицей, понимая, что проиграла. Один Эстебан спокойно курит трубку в сторонке.
— В мой вагончик ее, — приказывает барон. Ромалэ исполняют.
Как древние охотники, они взгромоздили женщину на плечи и понесли к табору. Он расположился с другого конца особняка, занимает небольшую поляну и часть внутреннего дворика. Из всех вагончик Эстебана — самый красивый и пугающий. Обтянут темной парчой, расшит черным жемчугом, маленькие окна тщательно закоптили свечкой. Грязные женщины и дети молча наблюдают, как семеро лучших и сильнейших мужчин табора затаскивают связанную женщину в логово барона. На Эстебана не смотрят — боятся сглаза. Колдун стал их защитой, покровителем, но нет никого страшнее на белом свете или в темной ночи. Они страшатся его до смерти, но и уважают, как бога.
Внутри домика на колесах горит толстая черная свеча. Повсюду висят пучки трав, в банках заспиртованные лягушки, тритоны, змеи. На тарелочках засушенные сверчки и цикады, в углу алтарь, окропленный кровью черного ягненка. Все это — лишь антураж, необходимый для устрашения. Эстебану отлично известно, колдовство не имеет с подобной гадостью почти нечего общего.
— Киньте ее на софу, — говорит барон.
Как только женщина оказывается на подушках, сотни вшей вылезают из дивана и впиваются в ее плоть. Но быстро сплевывают тягучую невкусную кровь и заползают обратно. Они тоже его слуги. Эстебан использует вшей для пыток.
Ромалэ выходят из вагончика, барон остается с ней наедине. Женщина продолжает смотреть на него с ненавистью, он по-прежнему спокоен.
— Я знаю, кто ты, — говорит цыган. — Знаю, что ты пришла убить моих покровителей.
Женщина бешено мотает головой. Похоже, отрицает утверждение Эстебана.
— Понимаю, — продолжает цыган. — Значит, ты пришла помочь?
Она кивает.
— Но я не позволю тебе встретиться с ними. Не хочу, чтобы они знали правду о тебе.
Она опускает голову на грудь. Если бы могла, она заплакала, но слезные железы не подчиняются. Женщина слегка поднимает голову и часто-часто кивает.
— Хорошо, что ты согласна. Это облегчает мою задачу. Ты послужишь мне — это в твоих же интересах. Вместе мы добьемся нужного результата…
Над потолком витал дым, сам потолок закоптился до черноты. Костер горел точно посредине зала — в центре ковра с пентаграммой. Там образовалась уродливая дыра, но огонь не пожирал весь ковер. По воле Жени он оставался в круге. Пламя вздымалось столбом вверх, Женя уже с час удерживал его в таком состоянии. Он сидел в любимом кресле с бутылкой дорогого коньяка, пальцы покручивали фужер. Мысли в голове крутились так же, как жидкость в фужере, а здравых рассуждений там было, как коньяка в бутылке — на донышке.
Воля колдуна отпустила костер, тот из столба вернулся к обычному состоянию. Женя встал, ноги понесли в круг. Еще один шаг, и он уже в центре пламени. Но не горит. Языки скользят по одежде, но не трогают хозяина. Дверь в зал отворилась, вошел Эстебан. Цыган окинул взглядом происходящее, губы оскалились в усмешке и пламя вмиг погасло. Женя остался стоять на углях.
— Почему? — спросил Женя. — Как они могли меня одолеть?
— Ты еще слишком неопытен, — ответил Эстебан. — А они — мертвые демоны.
— Если я захочу, смогу обрушить этот дом! — воскликнул Женя. — Мне не хватало совсем чуть-чуть, чтобы одному обрушить плотину! Даже ты так не сможешь! Но они одолели меня…
Женя осушил фужер, сел в кресло. Цыган подошел к камину, расположился на низеньком табурете. Достал спичку, головка чиркнула по коробку, полтела в камин — дрова зашлись веселыми бликами.
— Ты очень силен, но крайне неопытен, — сказал Эстебан. — Пройдут годы, прежде чем ты сможешь использовать силу рационально.
— Они ведь придут сюда?
— Конечно. Но на этот раз с ними в бой вступлю я. Как только Петя отдаст мне свою часть, у меня хватит сил, чтобы призвать им достойных противников.
— А как же я? Я хочу отмстить!
— Ты отомстишь. После смерти этих, великий колдун пришлет других. Но пройдут года, прежде чем они явятся. К тому времени ты подготовишься и сможешь одолеть любого присланного. А лет через десять, у тебя хватит опыта, чтобы победить даже его.
— Это унизительно, — Женя скривился. — Я не хочу опасаться каких-то мертвых уродов.
— Этого не изменишь. Но пока ты мой ученик, тебе не о чем волноваться.
— Выпьешь?
— Да.
Женя бросил бутылку, Эстебан поймал на лету. Ни капли не расплескалось. При нужде они могли жонглировать наполненными до краев рюмками. Барон сделал глоток, чувствуя, как коньяк согревает горло.
— Когда ты совершишь ритуал? — спросил Женя.
— Сегодня нельзя. Петя слишком слаб, может умереть от напряжения. Но завтра утром мы сделаем то, что должно.
— А когда они явятся?
— Я думаю, тоже утром. Сейчас они готовятся и отправятся на рассвете. В Азове они будут часов в десять. Так что ритуал назначим на восемь.
— Может быть, раньше? К чему устраивать интригу. Или просто уехать и проделать все в спокойной обстановке. Смысл махать красной тряпкой перед быком?
— Ты не совсем понимаешь расклад сил, Евгений. Бык здесь только я…
Приехав к Ростову, мертвые и готка столкнулись с непредвиденной трудностью, хотя им стоило это предвидеть. Все мосты через Дон смыло валом воды с Цимлянского водохранилища. Пришлось перебираться вплавь. Благо хоть по реке курсировали сотни лодок, причем плавали на них в основном… таксисты. Пронырливые мужики тут же прикинули, людям как-то надо перебираться с одного берега на другой, а паромную переправу пока не наладили. Поэтому взяли напрокат лодки у рыбаков и обеспечивали роль своеобразных Харонов. Хорошо хоть счетчики не поставили!
Заплатив кругленькую сумму, мертвецы и Соня попали на правый берег, выслушав грустную историю о том, как у таксиста затопило дачу на Левбердоне. Мужик явно намекал на повышение таксы, но мертвые этого не поняли, а Соня посчитала плату достаточной. Причалив к берегу, они сели в привычное такси, оно довезло до съемной квартиры. Им повезло, их 'база' в глубине Ростова не пострадала от наводнения. Что не скажешь об остальном городе. С каждым часом росли жертвы прорыва плотины. Жители первых этажей и прибрежных районов совершили уже пятьдесят самоубийств и это только те, о которых известно. Единственные, кто радовались стихии — это рыбаки. Теперь у многих появилась возможность ловить, просто выставив удочку в окно. Улов получался приличный. По затопленному Ростову плавало множество биологических отходов, рыба пошла в город косяками.
Соня не могла обеспечить Жюбо всеми материалами, но мертвец в прошлый раз делал заказ с запасом — на квартире осталось достаточно металла. Жюбо тут же ушел в импровизированную мастерскую, закрылся и приказал, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. Вскоре оттуда донеслось гудение сварочного аппарата.
Манада и Соня разнообразили скуку телевизором. Девушки устроились на диване и смотрели одни новости за другими. Львиная доля репортажей рассказывала о трагедии в Ростовской области. Ученые предлагали варианты, как сделать временную плотину, экологи плакали, теперь Цимлянское водохранилище опустеет и сотни видов рыб погибнут, да и вообще, экология района нарушена окончательно и бесповоротно. Экономисты подсчитывали убытки, Шойгу метался с канала на канал, говоря: все нормально, дескать, ситуация под контролем. Высшие руководители ФСБ обещали отыскать трупы террористов в Дону. О том, что Трохины живы, никто не подозревал. Собственно, никто не подозревал, что это вообще они. Насчет личностей террористов строились самые невероятные предположения. От того, будто это исламские экстремисты, до мести Грузии. Короче говоря, никто ничего не понимал, но все предполагали, размышляли, строили догадки и теории, но в триста тринадцатой эпохе для всего этого есть отличное обобщающее слово — флуд. Или пустая болтовня, кому как больше нравится. Под веселое трещание репортеров девушки и уснули. Соня естественным сном, Манада, использовав вероятность.
Как и в прошлый раз Манаде снилась дочь, а что снилось Соне, Уважаемый Читатель, я не имею ни малейшего представления. Но знаю — разбудил их вышедший в комнату Жюбо. Мертвец с силой хлопнул дверью, подбежал к чемодану и принялся рыться в поисках морфия. Его лицо исказила гримаса боли, а кожа слегка потемнела. Продрав глаза, Манада увидела, как складки кожи на шее мертвеца растягиваются сами собой. Словно наркоман, Жюбо нашарил ампулу и трясущимися руками наполнил шприц. Когда игла проткнула кожу, он не сдержался и вскрикнул. Но уже спустя пару секунд побледнел и успокоился. Дыхание замедлилось, потом прекратилось вовсе.
— Что, ты тоже? — спросила Манада.
— Да, — сказал Жюбо, вытирая капельки пота со лба с облегчением. — Обезболиватель почти вышел. Последние три часа работал, почти не видя…
— Бедненький.
— Лучше пожалей Трохиных. Клянусь, их смерть будет ужасной!
Соня молча смотрела на преображение Жюбо. Надо признаться, выглядел он лучше. Даже если сделать поправку на бледность кожи и тусклость взгляда, мертвец, казалось, сбросил пару лет. На обнаженном торсе шрамы почти затянулись, даже шов на руке расползся, выставляя напоказ рубец.
— И что ты сделал за ночь? — спросила готка.
— Не так уж и много, — проворчал Жюбо. — Железа на два полных доспеха не хватило, поэтому я сделал один полный женский и половинку мужского. Арбалетов и луков у нас не осталось, так что сделать новые стреляющие браслеты я не смог. Зато выточил из кинжалов отличные метательные ножи и наточил два меча. Но! — Жюбо поднял палец к потолку. — Я сумел приготовить сильнейший яд! Мы обработаем им мечи и ножи, тогда одного пореза хватит, чтобы отправить Трохиных на тот свет.
— А почему ты не сделал этого раньше? — спросила Соня.
— Это очень трудно — смешать все ингредиенты в нужных пропорциях и сгустить яд до такой степени, чтобы он держался на лезвии, а при попадании в кровь мгновенно растворялся. Так что, леди, по коням. Не будем давать им лишних часов передышки. Пока Света изранена, а остальные прибывают в шоке, есть шанс застать их врасплох. Ма-аленький такой шансик, не больше, чем жабья бородавка, но все же есть…
— Ты сделал полный женский доспех и половину мужского, — не то сказала, не то спросила Манада. Соня и не заметила, пока Жюбо говорил, мертвая как-то странно смотрела на него. Умиленно, что ли?
— Да, — сказал Жюбо. — Ты же у нас любишь терять части тела, так что я и… вот…
Манада ничего не сказала, просто пошла надевать доспехи. Жюбо еще немного потемнел — покраснеть он не мог физически, но кровь в венах побежала чуть быстрее. Соне принимать участия в боевых действиях не предвиделось, она пошла на улицу, прогревать машину.
Встретились они внизу. Манада не пожелала надевать одежды поверх доспехов, поэтому смотрелась очень эффектно. Словно Жанна д'Арк из одноименного фильма Бессона. Доспехи сияли слабо и виднелись грубоватые швы, но впечатление оставалось все равно приличное. Мертвец предпочел блюсти конспирацию, спрятав латы под свитером и джинсами. Действительно, железа на все не хватило, но торс, руки до предплечий и бедра металлом защищались. Доспех проглядывал под тканью, казалось, Жюбо надел нечто вроде старомодного купального костюма. Они расселись на привычные места — Жюбо вперед, Манада взад — и поехали к берегу. Эту машину им пришлось банально украсть — предыдущая осталась на Левбердоне.
Несмотря на раннее время — радио объявило шесть утра — по затопленному городу машин ездила уйма. Люди копошились, пытаясь наладить прежний быт, кое-кто бессовестно пользовался отсутствием жильцов и мародерствовал. То и дело попадались аквалангисты, плавающие рядом с домами. Это могли быть и законные владельцы, спасающие нажитое тяжким трудом, но мертвецы и готка в этом сомневались. Прибрежные районы, ясное дело, пострадали больше всего — там под водой скрылись чуть не три этажа. Там же плавало больше всего ныряльщиков за бытовым 'жемчугом'. Вон, парочка молодых ребят достала из-под воды огромный плазменный телевизор. А вон, мужик лебедкой тащит что-то из Дона. Оп-па, сейф! Нырцов много, и проверить, кто вор, а кто хозяин, сложно. Да и проверяльщиков на берегу нет. Стражи заняты другими делами — наводнение прибавило им проблем многократно. Впрочем, нет — вон один есть. Как раз снимает форму, чтобы напялить водолазный костюм. Наверное, у него тоже квартира стоит на берегу…
Пришлось снова перебираться на левый берег с помощью лодочного такси. На этот раз денег содрали даже больше, чем в прошлый. Средства, между прочим, мертвые уже истратили на две трети. Хотя, возможно, таксист повысил плату из-за внешнего вида компании. Представьте себе: бледная девушка с цепочкой на лице, одетая в черную кожаную куртку и юбку; парень, судя по силуэту, надевший трусы верности; и апогей — девица в рыцарских доспехах. Тут любой задумается: а нужны ли мне такие попутчики, пусть и за плату? Вон ведь, у девки меч даже за спиной. Полоснет разок, и плавай потом вместе с рыбами. В Дону трупов столько… одним больше, одним меньше — никто не заметит. Но Соня уговорила мужика, сказав, они просто собрались поиграть в ролевые игры на том берегу. Речного таксиста это устроило, но денег он все равно содрал вдвадорого. Это их дело, если один придурок и две дуры собираются играть в дебильные игры, когда мимо проплывают человеческие останки. Живя в Ростове, таксист видел еще и не такое. Впрочем, неправильно называть его таксистом. Скорее, лодочный рикша или, на худой конец, гондольер. В отличие от последнего он не пел, а только задыхался, работая веслами.
Переплыв на левый берег, они сели в машину и поехали к Азову. По дороге мертвецы все больше мрачнели. Каждому казалось, вот оно, наступило. Они уже трижды встречались с Трохиными, но сейчас уверенность в разрешении запутанной истории возросла до предела.
— Я все равно не понимаю, — сказала готка, чтобы немного разрядить атмосферу.
— Чего? — спросил Жюбо. Манада на заднем сидении занималась тем же, чем обычно — пялилась в окно и вспоминала жизнь.
— Много чего, — продолжила Соня. — Во-первых, почему тот колдун выбрал именно их? Ведь, если я правильно поняла, снять или заблокировать проклятье того великого колдуна трудно. Так ведь?
— В точности не скажу, но предполагаю, что да.
— Тогда действия его еще больше запутаны и нерациональны. Зачем выбирать проклятых Трохиных, потом обучать колдовству, блокировать мощнейшее проклятье, и все это ради денег? Не проще ли выбрать других учеников и точно так же обучить, а потом направить на дело?
— Так-то оно так, но не забывай — за простыми людьми не гонятся мертвые демоны, — возразил Жюбо. — А таким образом, колдун получал рычаг давления на Трохиных.
— Но ведь когда они повстречались с колдуном, за ними еще никто не гнался. Вы появились позднее. И тут у меня есть пара идеек…
— Внимательно слушаю, — сказал Жюбо, насупившись.
— Либо неизвестный колдун знал, что за ними придут, и знал о конторе счастья. Либо в Трохиных есть что-то особенное. Что-то, что позволило колдуну обучить их быстрее. А вообще, сколько времени надо учиться колдовству?
— Самому колдовству не надо учиться. Просто желаешь, и все происходит по твоей воле. Учиться надо собирать вероятности, и особенно усиленно надо учиться Знанию.
— А можно подробней?
— Знание — это умение получать любую информацию. Узнать, что угодно, о чем угодно. Механизм Знания прост. Хочешь узнать о чем-нибудь и получаешь информацию. Это в теории. На практике все немного иначе. Ты не получаешь информацию, вернее, не получаешь новую информацию. Тут получается, как будто ты просто вспомнил что-то крепко забытое. Как бы то ни было, Знание колдуну нужно позарез, потому что без него нельзя уразуметь, сколько у тебя вероятностей, какие у тебя вероятности и где их можно применить. Знанию обучаются долго и для этого нужен наставник. Кто-нибудь, кто говорил бы тебе, овладел ли ты Знанием, или просто в твою голову закралось воображение. Еще учитель попутно сводит тебя с ума…
— То есть? — округлила глаза Соня.
— Все колдуны — сумасшедшие. Чем сильнее колдун, тем он безумнее. Управление вероятностями — это извращение Замысла. Человек не должен заниматься колдовством, напротив, он обязан пройти свой путь от жизни до смерти. На пути ему встретятся ряд трудностей и радостей, испытаний, горя… В зависимости от того, как он пройдет путь, человек получит соответствующую загробную жизнь. Будет либо страдать в аду, либо блаженствовать в раю. После смерти наши тела становятся сверхчувствительными — это я уже рассказывал. Но я не упомянул, тела могут не только страдать, но и наслаждаться. Каждый поцелуй — слаще сахара, дуновение теплого ветерка воспринимается как оргазм. Я не говорю уж о самом оргазме. А колдун искажает свой путь. Он меняет его, убирает негативные моменты и испытания, извращает Замысел. Поэтому все колдуны — зло. Они и колдуют-то, собственно, отбирая вероятности у других. Поэтому, чтобы быть колдуном, необходим другой подход сознания. Нормальный человек не способен колдовать. Вернее, не способен серьезно колдовать. Так-то мы все немножко колдуем, неосознанно. Но колдуны, волшебники, маги делают это намеренно, а для этого надо свихнуться. И чем сильнее, тем для силы колдовской лучше. Ясно?
— Да. Но ты так и не ответил о сроках обучения?
— У каждого по-своему. Обезуметь можно и за сутки, и за секунду, а иногда, чтобы сойти с ума, приходится прожить жизнь. Да и не просто свихнуться, а свихнуться в правильную сторону. Но если усреднить, проходит несколько лет. Пять-десять, я думаю.
— А что с Женей? — не отставала Соня. — Он сильный колдун?
— Да. Не совсем опытный, но сильный.
— А как такое возможно?
— Не понял?
— Ну, ты же сказал, все завязано. То есть, чтобы колдовать, надо учиться Знанию. Знание нужно, чтобы собирать вероятности. И, насколько я поняла, с каждым годом молодой колдун сходит с ума все больше, а от этого его силы растут. Растет способность управлять вероятностями. А тут наоборот получается.
— Да, в этом что-то есть, — пробормотал Жюбо и начал мять подбородок.
— А если в Трохиных что-то было до встречи с колдуном? Что, если они — особенные, поэтому колдун их и выбрал?
— Я не знаю, — сказал Жюбо честно. — Но думаю, мы разберемся с этим в ближайшее время.
На этом беседа как-то стихла. Жюбо крепко задумался, рассматривая различные варианты; Соня сосредоточилась на дороге, лавируя меж машин, а Манада… Вспоминала. Только теперь, память выносила другие образы. Мертвая то и дело улыбалась, как будто на ум приходили нелепые случаи. В картинах, рожденных мозгом, все чаще появлялся образ мужчины с черными волосами и седой прядью.
Как и в прошлые разы, перед мертвыми встала проблема — найти Женю. Они знали, тот директор какого-то завода, знали город, но больше ничего. Поэтому, въехав в Азов примерно к половине восьмого утра, они начали вызнавать да спрашивать. Еще в Благодарном Жюбо сделал интересное наблюдение и приказал Соне остановиться, как только увидел бородатого мужчину с метлой. Готка не поняла, почему допрашиваемым должен стать именно дворник, но Жюбо вернулся в машину и объяснил точный путь до трубопрокатного завода, а Соня взглянула на сутулую фигуру в красном жилете с уважением.
На месте Жюбо предложил оставить Манаду в машине, а Соне прогуляться вместе с ним. Готка согласилась, наблюдая, как Манада протирает тряпочкой металл доспехов, доводя до блеска каждый шов. Трубопрокатный завод Азова представлял собой огромную территорию, обнесенную забором. Над бетонным ограждением возвышались несколько зданий. Цех, администрация, какие-то трубы… Они прибыли к восьми, как раз через пропускной пункт проходила толпа народа. Все мужчины, одинаково мрачные и даже где-то суровые. О них можно сказать: обычные работяги, если бы не один нюанс. Даже с расстояния у мужиков заметны странные украшения. На ключах от машины всяческие блестящие брелочки в форме пятиконечных звезд, на груди цепочки с кучей маленьких статуэток. С помощью интернета Жюбо уже уяснил основные верования триста тринадцатой эпохи, ему показалось странным, что среди амулетов встречаются столь разные фигурки. Толстый лысый мужчина с улыбающимся лицом, мучимый болью распятый на кресте, шестирукая женщина, полумесяц… Это своеобразный оксюморон — сочетание несочетаемого. И уж совсем странно выглядела вышивка на одежде. В моде Жюбо тоже разобрался, но нигде не видел, чтобы на простом костюме ярко-красными нитками вышивали зодиакальные символы. Человеческое стадо бренчало брелками и статуэтками, создавалось устойчивое впечатление, будто они шли не на работу, а в храм.
Соня сама поговорила с охранниками, чтобы те не насторожились манерой выражаться Жюбо. Мертвяк наверняка начал бы разговор с 'добрых рабочих', или еще чего-то в том духе. Охранники сказали, директор сейчас в отпуске, а где живет, никто не знает. Может быть, главный механик разве что. Соня спросила, где можно его найти, ей показали дорогу в главный цех. Девушка поблагодарила и, позвав Жюбо, повела к цеху.
Жюбо и раньше бывал на подобных заводах. Мертвый мозг заранее представил мысленную картину цеха: куча станков, сваленные в беспорядке трубы, рабочие в плотных комбинезонах, перемазанные маслом. Действительность поразила не только его, но и готку. Они никак не ожидали увидеть внутри цеха это. Нет, все вышеуказанное там есть, только находится в строжайшем упорядоченном… хаосе. Еще один оксюморон, но что поделать — это слово можно применить ко всему заводу. В просторном помещении станки располагаются не рядами, а по спирали. Трубы складывают странно — крест-накрест. Получается решетка, работники вынуждены ходить, ступая в ячейках. Сами рабочие одеты в плотные комбинезоны, да, вот только раскрашена одежда слева в черный цвет, а справа — в белый. Все что-то вытачивают, как роботы, стоя по левую руку от станка. Но вдруг, раздается странный звуковой сигнал, похожий на выстрел. Рабочие обходят станки и становятся справа. Жюбо такая картина поразила, он даже рот открыл. Видно же ведь, станок сделан так, что человек должен находиться именно слева. Справа работать неудобно. Но мужики спокойно перегибаются и продолжают токарить несмотря ни на что.
Механика они увидели почти сразу. Тот стоял и орал на понурого мужика, одетого в простой синий комбинезон. Несмотря на шум, его слова отчетливо долетали даже до входа, хотя находился он метрах в двадцати от мертвого и готки.
— Жора… твою мать! — разорялся усатый мужик в черно-белом комбинезоне и с оранжевой каской на голове. — Ты какого… приперся в будничном?! Сегодня же точная середина фазы луны… мать!
— Прости, Саныч, моя забыла и постирала… — Жора упер взгляд в ботинки и отвечал куда тише. Зато басил, Жюбо и Соня его слышали отчетливо.
— Да мне плевать на… твою! С тобой вообще одни проблемы! В прошлое равноденствие забыл принести мешок пророщенного ячменя! Раз сто уже ночную мессу пропускаешь! А если Трохин узнает? Он и меня и тебя и весь цех на… натянет!
— Да не узнает он, — промычал Жора. — Он же в отпуске.
— Человек, достигший пятой ступени просветления, может проследить за всем через астрал… А это еще что такое? Жора… мать ты что, не надел тотем? Нет, теперь я тебя точно тринадцатой лишу!
— Саныч, ну, может, того… замнем? Это же бред все. Что, нельзя уже и без Трохина этой фигней не заниматься?
— Слушай, Жора… — тут механик перешел на шепот, но Жюбо умел читать по губам, да и Знание помогало, — я понимаю, вам новые порядки не в жилу. Меня тоже весь этот Фэн-шуй задолбал, но мне моя работа нужна. Трохин, может, мозгами и поехал, но больше чем он тебе в Азове никто платить не будет. Поэтому, сказал, надо клоунаду эту устраивать, будем устраивать. Да и ты же сам видишь, помогает! Я не знаю, как у этого… долбаного получается, но наш завод на таком уровне никогда не был! Вон, даже в Данию трубы гоним. Так что вали домой, бери утюг и суши черно-белый комбинезон. И тотем не забудь повесить. Я тебе это оформлю как опоздание на работу, но чтобы мне в последний раз! Какой у тебя там тотем?
— Мертвая плотва.
— Вот ее и надень. После наводнения у нас работы будет до… матери. Мне по секрету сказали, Трохин заключил контракт на поставку труб для новой плотины. Так что скоро зарплату опять повысить могут…
— Правда что ль? Ну, тогда я мигом…
Жора ушел, а Жюбо с Соней подошли. Усатый мастер посмотрел на их наряд неодобрительно и уже собирался наорать, но сообразил — они не его рабочие.
— Приветствую тебя, добрый мастер, — сказал Жюбо.
— Здорово, коли не шутишь, — ответил мужчина, и тут у него запикали часы. Мужик покрылся потом и быстро встал на какую-то трубу. — С пола, живо!
— Чего? — не поняла Соня.
— Встаньте на что-нибудь, сейчас по полу будет пущена отрицательная энергия.
— Кем? — спросила готка, на всякий случай встав на трубу.
— Заводом, — ответил мастер, пытаясь устоять на круглом.
Жюбо осмотрелся — вокруг все взобрались на стульчики, специально заготовленные по этому поводу. Наверняка такой есть и у мастера, но разборки с Жорой заставили отойти от рабочего места.
— Это чушь, — сказал Жюбо.
— Возможно, — не стал спорить мастер. — Однако с тех пор как мы минуту не касаемся пола ровно в восемь восемнадцать, никто не простужался уже год. Ну вот и кончилось.
Механик сошел с трубы, Соня тоже.
— Скажите пожалуйста, добрый мастер, а не приезжал ли сюда господин Трохин вчера вечером? — спросил Жюбо. — Ну, сразу после наводнения?
— А вам какое дело? И вообще, кто вы такие?
— Я его старый одноклассник, а это моя жена, — сказал Жюбо.
— Нет, не приезжал. Его уже неделю не видно.
— А не наведывался ли его друг. Такой, знаете ли, седой длинноволосый мужчина?
— Цыган заходил, — кивнул мастер и скривился.
— Я буду вам безмерно благодарен, если вы ответите еще на один вопрос, добрый мастер.
— Валяй.
— А где живет Евгений?
— Адрес квартиры я не знаю, но за городом у него есть еще особняк, он там чаще бывает. Поедите в сторону моря, как только выедете за табличку 'Азов', второй поворот налево.
— А цыган?
— Он с ним вместе живет.
После слова 'цыган', мастер снова скривился
— Премного благодарен.
— Не за что.
Жюбо поклонился и пошел к выходу. Как только они покинули цех, Соня спросила:
— А к чему эти вопросы? Зачем тебе было знать, приходил ли сюда Женя, или тот… я так понимаю, колдун?
— Все просто, — ответил Жюбо усмехаясь. — Это место — огромная фабрика вероятностей. Людей заставляют действовать глупо, а таким образом рождаются вероятности. Потом сюда приходит колдун и отбирает их у людей. Стандартная схема, показывающая, колдун опытен и осведомлен. А это плохо…
Готка и Жюбо покинули территорию завода, сели в машину и поехали к морю. Прошло полчаса, и они завернули на втором повороте после таблички с надписью 'Азов'.
Две длинные прозрачные пластиковые трубки подсоединены иглами к венам: два конца вошли в плоть цыганского барона, два в Петра Трохина. Четыре красные струйки ползут навстречу. Вот они встретились, Пете показалось, будто по телу пробежал разряд электричества. Стоящие рядом Женя и Света почувствовали легкую слабость и боль на сгибе локтя. Эстебан улыбнулся.
— Все, — сказал цыган. — Теперь часть твоей силы у меня, Петр.
— Угу, — сказал Петя. — И что дальше? Ты обещал избавить нас от той парочки.
— И я выполню обещание.
Эстебан вырвал трубки из своих вен, на пол упали несколько капелек крови. Петя повторил операцию. Младший Трохин поднялся, на мгновение голова закружилась.
— Я не стану обучать тебя сегодня, Петр — на это нет времени. Мы займемся изучением твоего таланта завтра. А сейчас пройдемте в зал. Мои люди уже все подготовили.
Трохины поковыляли за цыганом. Неожиданная усталость навалилась на каждого, но они списали это на произошедшее вчера. Света едва залечила раны и прихрамывала на левую ногу, Петя только что потерял часть силы, поэтому не удивился слабости. А Женя вообще с утра еле встал, мучимый страшным похмельем. Цыган же, напротив, приободрился. Походка запружинила, на лице выражение сытости — будто Эстебан кот, съевший пару шаек сметаны.
Они пришли в зал с камином. Теперь все здесь поменялось. Прожженный ковер убрали, на каменном полу начертили ровный круг. Окна тщательно заложили кирпичом. В углах хмурятся грязные черноволосые мужчины — подручные барона. Кресла и прочую мебель вообще убрали — теперь, за исключением людей, зал наполняет лишь воздух.
— Получив все три части, я смогу призвать мертвым демонам достойных противников, — сказал Эстебан, подходя к кругу. — Чтобы побороть отродье из ада, надо вызвать другое отродье из ада. Я чувствую — демоны приближаются. Им осталось уже меньше километра до моего логова…
— Ты успеешь? — спросил Женя.
— Твоего?.. — пробормотал Петя едва слышно.
— На улице их будет поджидать сюрприз — это задержит мертвых демонов. А как только они войдут сюда, им встретится настоящий противник. Вы свободны. Идите и задержите их.
Последние слова адресовались двум цыганам. Те кивнули и вышли из зала. Эстебан подошел к краю круга, розовый ноготь коснулся кромки. Косящий глаз сверкнул желтым, барон прошептал:
— Придите, Мишатсу и Хараши.
Сначала ничего не произошло, но через десять секунд Трохины заметили в центре круга легкую дымку.
— Вот и все, — сказал Эстебан. — Они уже здесь.
— Кто они? — спросил Петя.
— Ах, да, вы же их не видите. Покажитесь!
С глаз Трохиных как будто сняли покрывало. Две девушки появились в круге мгновенно, и даже больше того — все поняли, что видели их с самого начала, но не хотели замечать. Вновь прибывшие поражали красотой и нагоняли страха. Угольно черные обнаженные красавицы с крыльями за спиной. Не негритянки, а именно чернокожие, черноволосые, черноглазые, черноперые… Две демоницы смотрели безразлично, ожидая приказа призвавшего.
— Познакомьтесь, мои ученики, — сказал Эстебан. — Это — Керы. Те, кто возвращают беглецов из мира живых в мир мертвых. Единственные, кто может победить мертвых демонов…
Вот она какая, обитель проклятой семьи Трохиных. Жюбо особняк напомнил родовой замок, Манаде главный храм Гоябы в соседнем городе, а готка видела нечто подобное неоднократно. Мрачный дом в форме буквы 'П', островерхая черепичная крыша бледно оранжевого цвета, небольшая рощица неподалеку, и стаи ворон, летающие в небе. Последние, почему-то, сильно насторожили Жюбо.
— Достаем оружие, — сказал мертвец. — Соня, тормози, дальше мы пойдем пешком. Ты отгонишь машину к дороге и будешь ждать звонка.
— А что такое? — не поняла готка.
— Помнишь того сома? Я думаю, здесь звери и птицы тоже подчиняются ему.
— Цыгану?
— Да, цыгану. Манада, ты готова?
— Всегда, милый.
Машина встала, мертвые вылезли. Соня развернулась и поехала обратно, мертвые пошли к особняку по гравийной дороге. Вдруг из рощи послышался протяжный вой.
— Волки, — сказал Жюбо, доставая из кармана два наполненных шприца. — Вкалывай.
— Зачем? Я еще утром…
— На всякий случай. Вкалывай.
Манада взяла шприц, игла вошла в запястье — сгиб локтя покрывал доспех, чтобы вколоть туда морфий, пришлось бы разоблачаться. Пока жидкость медленно растекалась по венам, предположение Жюбо подтвердилось — из рощи выбежала стая волков. Небольшая — всего десяток — зато грозная. Хищники несутся со страшной скоростью, из пастей вырывается хриплый рык. Жюбо откинул пустой шприц и вынул меч из ножен. Манада провозилась подольше — пришлось отстегивать ножны от спины, только потом лезвие увидело утреннее солнце. Звери приближались, мертвые ждали, не выказывая и грана страха.
Стая подбежала — первая попытка взять нахрапом. Матерый волчище прыгает, взмах лезвия, серая голова катится по земле. Это — работа меча Жюбо. Манада выставляет лезвие вперед, волк нашампуривается, как шашлык. Осталось еще восемь. Они наседают всем скопом, валят мертвых на землю, пытаются достать зубами до кожи… Но у Манады тело защищено, а Жюбо откидывает меч и орудует двумя короткими ножами, словно электро-мясорубка. В секунду мертвец покрывается кровью с ног до головы, Манада действует иначе. Уже второй волк падает с кровавыми дырами вместо глаз — Манада сложила пальцы 'козой' и тычет ими в звериные глазницы. Вторая рука орудует неповоротливым мечом, но результат тоже выше всяких похвал. Как только лезвие касается шкуры, брызжет струйка крови, и зверь становится вялым. Яд Жюбо действует очень хорошо. Не проходит и минуты, как мертвые поднимаются, покрытые кровью и землей, чтобы встретить другую опасность.
Стая ворон налетает черным ураганом. Жюбо машет мечом, изрубая каркающее мясо в куски, Манада пытается повторить, но ей не хватает умения. Она чаще промахивается, один особенно ловкий ворон выхватывает кусок мяса из ладони. Он глотает мертвечину, но живет недолго. Воля цыгана заставляет его напасть еще раз и найти смерть от лезвия Жюбо. С воронами приходится повозиться дольше. Слишком их много, слишком малы жертвы мертвых убийц. Но конечны, как Замысел. Последняя птица падает, теперь мертвецы покрыты не только кровью — к ней налипли черные перья.
Но и это еще не все. Жюбо и Манада смотрят на особняк — оттуда надвигается новая цель. Отвратная цель, ибо к ним идут люди. Целый цыганский табор выдвинул на верную смерть старый барон. Не только мужчины, в толпе бредут женщины и дети, старики и старухи. Мертвые лишь на секунду впадают в замешательство и шагают навстречу. Пестрые юбки, красные рубашки, вилы, факелы, ружья и проклятья движутся к ним. Табор гудит, как стая чаек, женщины размахивают руками, требуя от мертвецов убраться. Но у них нет даже надежды на это. Жюбо и Манада получили обезболивающее, и чувства ушли, растворились, как гранула марганцовки в бассейне. Мертвее понимают — убивать несчастных слуг колдуна плохо. Они ни в чем не виноваты — просто слепое орудие, брошенное на верную смерть. Но эта мысль где-то далеко. Теоретически, убийство — это неправильно. И для мертвых теория, это всего лишь теория. Они несутся навстречу толпе, действуя согласно практике.
Мужчины табора первыми принимают смерть от клинков. Как и волки, цыгане пытаются навалиться толпой, смять, обездвижить, взять числом. Но мертвым этого и надо. Ближний бой — их стихия. Теперь уже Манада убрала меч и достала ножи. Смертоносное мельтешение рук и каждый новый удар — перерезанная глотка, отрезанные пальцы, аккуратные раны на теле… Смерть, смерть, смерть опустилась на поляну перед особняком Жени Трохина. Позади мелькания рук и ног Жюбо видит пришедшего на трапезу Аваддона. Рогатый демон смерти мерцает, мгновенно появляясь перед ликами убитых цыган. Каждый в этой толпе сегодня увидел его лицо. А потом он исчезает, но Жюбо ощущает его взгляд. Демон уверен — сегодня утром еще кто-нибудь расстанется с жизнью…
Мертвые оттирают кровь на ходу, оставляют за собой море трупов. Сами они в схватке пострадали лишь слегка. У Жюбо оторвали ухо, у Манады сломали три пальца на руке и содрали левую бровь. Это, считай, в сухую. Мертвые не оглянулись на поле брани, где нашли смерть десять волков, триста пятнадцать воронов и двадцать восемь цыган. Только Жюбо бормочет заупокойную молитву, просит у убитых прощения. Манада же шагает молча, перед мысленным взором застыли четыре враждебные фигуры — Трохины и неизвестный колдун. Курьеры движутся туда, где их ждет настоящий бой.
Тихо, удивительно тихо вокруг. Не поют птички, не стрекочут кузнечики и даже ветер оставил этот уголок Мира. С каждым шагом крепость Жени Трохина вырисовывается. Жюбо сразу отметил, старина замка искусственная. Так делали и в его эпохе. Фамильные замки ремонтировали, сколько могли, но, в конце концов, они приходили в негодное для жизни состояние. Стены рушились, кладка крошилась… Тогда богатые владельцы приглашали архитекторов, те делали детальное измерение замка и сносили здание. Следом отстраивали точь-в-точь такое же, а трещины на потолках и стенах создавали искусственно. Недостатки оставались на поверхности, но внутри замок имел металлический каркас. Теперь он простоит тысячи лет и потребует лишь легкого косметического ремонта иногда. Так и здесь. Особняк Трохина только кажется старым и мрачным, а под лепниной современный кирпич и стальная арматура.
Они подошли почти вплотную к главным воротам. По-прежнему вокруг вакуумная тишина.
— Ты готова? — спросил Жюбо и взял ладонь Манады в свою.
— Да, — ответила мертвая, пожимая кисть Жюбо.
— Тогда пойдем и убьем этих детей Хутурукеша!
— Вы не войдете и не причините моим внукам никакого вреда! — послышался голос сзади.
Мертвецы вмиг обернулись и увидели, как от незамеченного ранее вагончика движется сгорбленная женская фигура. Она немного прихрамывает, но идет неотвратимо. В руках лопата, одета в серое платье в горошек, на голове косынка.
— Кто ты такая? — спросил Жюбо, чуя недоброе.
— Я - Варвара Трохина. Те, кого вы хотите убить — мои внуки. Меня послали помочь вам, но я не смогла… И теперь я лягу костьми, но помешаю вам! Вы не навредите моим внукам…
Манада вначале не поняла, кто это такая и опасна ли странная женщина. Но судя по тому, что Жюбо принял боевую стойку, противник серьезный. А мертвец как раз сразу догадался. Хоть лицо Вари покрывает сажа, а глаза прячутся под густыми бровями, все равно не скрыть ни бледности кожи, ни мутности взора. Перед ними мертвая — такая же, как они. Но как? Посланница Дельты? Если она из (вырезано цензурой), бой будет коротким. Однако, где тогда оружие? Получается, она из Службы Радости? Тоже бред. Если Служба Радости послала курьера им в помощь, он поможет. Даже если надо убить собственных внуков…
— Кто послал тебя? — спросил Жюбо. — Кто вызволил тебя из ада?
— Вы не пройдете… — Варя, похоже, даже не услышала его слов.
— Старая курица, шла бы ты, куда подальше, — сказала Манада. — Мы сегодня достаточно людей убили, и еще один грех на душе…
— Она мертвая! — рявкнул Жюбо.
— Тем более, — сказала Манада спокойно. — Нас двое, ты одна. Мы вооружены мечами, у тебя лопата. Мы сейчас тебя нашинкуем, и тебе будет очень больно.
Но женщина не слушала. Все так же прихрамывая, она подступала.
— Кто тебя послал? — повторил Жюбо.
Варя атаковала. Внезапно беззубая пасть исторгла бешеный рык, женщина набросилась на мертвых. Она вознесла лопату и саданула по Жюбо сверху вниз. Мертвец выставил перед собой меч… и кисть сломалась, а клинок упал к ногам. Жюбо поднял правую руку, посмотрел, как исковерканная ладонь болтается на клочке кожи. Удар получился очень сильным, кости не выдержали и переломились в самом слабом месте. Правда, Жюбо все же отразил удар — тот прошелся вскользь и влево. Но Варя заносит лопату еще раз. Опять дикий рев, из глотки брызжут слюни, сейчас проломит мертвецу голову…
Жюбо всего лишь отошел назад. Женщина удивительно сильна, наверное, почти как внучка, но неповоротлива и ее слабость как раз в ногах. Наверное, родовая травма, иначе в аду кости срослись бы правильно. А может, ее еще кто повредил? Лопата пронеслась перед кончиком носа, врезалась в землю, черенок сломался. А в следующую секунду рука Вари упала к сломанной лопате. Манада не теряла времени даром. Воспользовавшись тем, что женщина потеряла равновесие, она секанула по протянутой руке со сломанной лопатой. Жюбо пнул отрубленную конечность — та улетела метров на десять.
— Что? — спросила Варя, глядя на обрубок — от руки остался кусок сантиметров пять, не больше.
— То, — сказал Жюбо, нанося удар ногой по лицу.
Мгновенное замешательство, Варя отступила на шаг, Жюбо поднырнул, схватил меч левой и нанес удар по ноге Трохиной. Нога упала на землю, Жюбо подхватил ее и зашвырнул подальше. Варя повалилась, как подрубленное дерево.
— Рубим, — сказал Жюбо.
Лезвия замелькали. Как будто миксер заработал. Манада режет Варю крупными ломтями, Жюбо тоже, но мертвец еще пинает по отрубленным кускам. Он хорошо знает — даже разделенный на части мертвец очень опасен. Варя пытается сопротивляться, старается ухватить лезвия оставшейся рукой, но добивается этим лишь потери нескольких пальцев. Минуты две мертвецы работают мечами, и вот, в луже темной мертвой крови лежит уже не женщина, а только торс с головой без ушей и носа.
— Достаточно, — говорит Жюбо, когда Манада занесла меч над башкой Вари. — Надо бы ее допросить.
— Ладно, — говорит Манада, неохотно опуская клинок. — Как ты?
— Ничего, — сказал Жюбо, рассматривая искалеченную кисть. — У меня есть иголка с нитками. Пришьешь?
— Давай.
Жюбо воткнул меч в землю, достал из кармана моток хирургических ниток и иглу, прихваченные в больнице Воронежа. Манада вдела нитку, начала быстро пришивать кисть крупными неровными стежками.
— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал Жюбо туловищу Вари.
— Господи, за что? — пробормотала Варя.
— Кто послал тебя? — спросил Жюбо.
— Биатриче… — голос Вари слаб, она понимает, что полностью проиграла. Наверное, такова ее судьба — проигрывать даже после смерти.
— Магистр? — Брови Жюбо поползли вверх. — Интересно… А зачем и почему тебя?
— Потому что из-за меня это все началось…
— То есть? Ведь он изнасиловал тебя, а потом проклял. Ты же ни в чем не виновата. Или виновата? — Жюбо прищурился. — А ну отвечай, мразь!
— Виновата, — сказала Варя еще слабее. — Если бы не я…
— Что, если бы не ты?! Говори!
— Я согласилась…
— Но мы же видели! Биатриче сам показал нам, как насиловал тебя!
— Нет, вы видели лишь обман. Когда он извлек меня из ада, то заставил увидеть именно этот сон. А потом показал вам и скрыл настоящие сны. Почти все сны. Оставил лишь те, которые приведут вас к моим внукам.
— Зачем он это сделал?
— Я не знаю.
— Так, старая курица, давай по порядку, — сказала Манада, затягивая последний стежок и делая петельку. — Как все начиналось?
Из грязного рта Трохиной вырвался стон. Быть может, она хотела разжалобить им мертвецов, но тщетно. Два мутно-карих глаза смотрели безжалостно, а Манада возилась с рукой, закрепляя нитки. Легкие выпустили второй стон, и снова он не вызвал сострадания. Варя прикрыла глаза и начала рассказ:
— Я гуляла в поле, и тут налетел ураган. Из него вышел красивый мужчина. Он был такой красивый, вы даже не представляете… — Но Манада представила. Она видела Магистра всего один раз, и тогда он действительно поражал красотой. — Он был пьян. Он предложил мне возлечь с ним. Так и сказал: возлечь… А мне тогда было двадцать три, а все еще девка. Посмотрите на меня, я тогда думала, с такой уродиной вообще никто в постель не ляжет. А тут красавец мужчина… Такой шанс выпадает только раз в жизни… в моей жизни…
— И ты легла под него, да?
— Хуже. Я попросила денег за… — Варя откинула голову на землю, голос стал совсем тихий. — За это… Я знаю, так нельзя, что только шалавы поступают… Но тогда подумала, можно еще и немного заработать. Я ведь одна была в семье здоровая. Мать и отец уже немощные были, и все хозяйство на мне осталось. А тут красивый, весь в золоте… да одного его кольца хватило бы, чтобы мы год жили! Он рассмеялся и вытащил мешочек с золотом. А когда все кончилось, он встал надо мной и начал говорить какую-то чушь. Что, мол, проклинает меня, что пока род не прервется… Я тогда значения не придала, только мешок с золотом покрепче к груди прижала. Дура ведь. Он из смерча явился, могла бы и сообразить, что колдун. Да и золото мне службу дурную сослужило. Из-за него меня Лёнька в жены взял, а потом каждый день бил да обзывал собакой блудливой. А что с Васей делал…
Варя залилась крокодильими слезами — наконец слезные железы заработали. Мертвецы переглянулись.
— Все интереснее и интереснее… — пробормотал Жюбо, массируя подбородок. — Но зачем ему все это было надо…
— Плевать, — сказала Манада. — Тебя опять волнует то, что к делу не относится. Что бы она там не сделала, нам придется туда войти и убить их всех.
— Молю, не делайте этого, — встряла Варя. — Мои бедные внуки ни в чем не виноваты!
— Они разрушили плотину, погибли тысячи людей, — сказал Жюбо, мрачно разглядывая изуродованный торс. — Они заслужили смерти в любом случае.
— Они не могли, нет…
— Могли и сделали. Пошли, Манада. На обратном пути мы разберемся с ней.
Жюбо повернулся и зашагал к особняку. Манада кинула прощальный взгляд на плачущую женщину, ей стало ее жалко. Ведь, если разобраться, в отличие от внуков, Варя единственная, кто уж точно ни в чем не виноват. Да, она продала тело за мешок золота, зато платит по сей день. Даже после смерти бедной женщине нет покоя.
— Если бы я могла все изменить, изменила бы, — сказала Манада. — Но у нас нет выбора.
Мертвая развернулась и зашагала вслед за Жюбо, оставив плачущую женщину в одиночестве.
Внутри особняк Жени Трохина тоже отличался готической мрачностью. Темные обои, на стенах картины каких-то демонов, всюду свечи вместо электричества. Тут и дурак догадается — это обитель колдуна. Цитадель чародея. Ну, или того, кто чародеем хочет выглядеть. Но здесь не тот случай.
Сразу за входными дверями открывался просторный зал и широкая лестница. Вроде никого нет, но мороз бежит по мертвой коже. Это странно, еще никогда Манада так не волновалась, ожидая встречи с Трохиными. Она была раздражена, была равнодушна, но волнение? Оно вообще мертвым не положено, может, морфий действует иначе, чем Обезболиватель? А еще, словно на мозг что-то давит. Будто кто-то наблюдает за ней пристально, с садистским интересом… Жюбо решительно двинулся по лестнице. Как ищейка, он шел по нюху. Возможно, какое-то шестое чувство вело его, указывая, где в доме опасней всего.
Поднимаясь по лестнице, Манада отметила, что перила в пыли. Наверху обнаружилось два коридора, но дверь в левый заперли на ключ.
— Нас приглашают, — сказал Жюбо. — Приготовься.
Манада кивнула и покрепче ухватила меч. Жюбо придержал ее за плечо, достал флакон с ядом и полил лезвия. Потом кивнул, и они пошли по правому коридору.
Мрачно, очень мрачно в доме Трохиных. Чувствуется, как проклятье довлеет над хозяевами. Здесь и сейчас оно сконцентрировалось, уплотнилось. Они прошли мимо открытых комнат, в одной Жюбо увидел Аваддона. Тот подмигнул сбежавшему из ада и растворился в воздухе. И вот, массивные двустворчатые двери. Жюбо толкнул, они со скрипом отворились, мертвые курьеры увидели всех действующих лиц.
Жюбо вошел внутрь, оглядывая присутствующих. Трохины стоят в дальнем углу зала. На лицах написана решимость, Петя сжимает пистолет. Он единственный не пожелал довериться цыгану полностью. А вот и колдун. Эстебан улыбается. Улыбка причудливо бежит по изуродованной щеке. Одет в черный костюм и коричневые ковбойские сапоги с косыми каблуками. В руке трубка исходит дымом.
— Ну что же вы не входите? — говорит Эстебан. — Мы вас так долго ждали.
— Как твое имя? — спрашивает Жюбо, делая шаг вперед. Манада тоже входит в зал, но осторожно, медленно.
— Барон Эстебан, к вашим услугам. А как вас звать?
— Жюбо Анортон Гует и Манада Трансис. Мы курьеры Службы Радости…
Вдруг позади что-то бухнуло. Мертвецы повернулись и увидели: двери закрылись сами собой. Теперь пути назад нет. Двери массивные дубовые, такие не выбьешь плечом. Да и окон не видно.
— Ну вот и все, — сказал Эстебан. — Можете выходить.
Только теперь Жюбо заметил на каменном полу очерченный круг. После слов цыгана с потолка слетели две черные крылатые женщины. Пока мертвецы говорили с колдуном, они прицепились к потолку и ждали сигнала.
— Керы, — прошептал Жюбо, отступая назад.
— Ты признаешь свое поражение, мертвец? — спросил Эстебан, делая затяжку.
— Пошел в…! — воскликнула Манада, взмахивая мечом. — Мы не испугаемся каких-то черных куриц-переростков!
Она взглянула на Жюбо — тот уже упирался спиной в двери, но все еще пытался шагать назад. На лице ужас, глаза расширены до предела.
— Жюбо, что с тобой? — спросила Манада.
— Это конец… — ответил Жюбо замогильно. Сердце мертвой ушло в пятки.
— Твой друг прав, — сказал Эстебан. — Позволь объяснить тебе, Манада Трансис, кто такие Керы. Будь вы живые, а не мертвые, у вас был бы шанс одолеть их. Фактически, они просто женщины, ну, чуть сильней остальных. Но для мертвых нет страшней противника, чем Кера. Стоит им только коснуться вас, и вы станете слабыми, призрачными людишками. Керы заберут вас на (вырезано цензурой), а там у вас нет преимуществ перед живыми. И это еще не все. Керы испускают вокруг ауру страха и дикого ужаса. Сейчас этого никто не чувствует, но стоит мне…
Сапог приблизился к меловой черте.
— И все, — продолжил Эстебан. — Но я хочу порасспрашивать вас, перед тем как вы вернетесь туда, где вам место.
— Жюбо, что, все так плохо? — спросила Манада, поворачиваясь к курьеру.
— Все еще хуже, — сказал Жюбо, делая шаг вперед и глядя колдуну в глаза. Его страх куда-то ушел, теперь мертвец выглядел решительно. — Но у меня вопрос.
— Да? — отозвался цыган.
— Скажите, зачем все это было надо? Неужели вы не смогли бы справиться с нами без демонов, Магистр?
Манада воззрилась на колдуна с недоумением. Зрачки мертвой расширились — она вспомнила, что сделал с ней старик, тогда в башне-статуе.
— Я же говорил, ты умный мальчик, Жюбо, — сказал Биатриче, растягивая улыбку еще шире. Лицо изогнулось крайне неестественно, показались даже коренные зубы, розовые десна заблестели, каплями там выступила слюна. От такого зрелище Петю передернуло.
— Что это значит? — спросил Женя, выходя вперед. — Вы знакомы?
— Да, — ответил за Магистра Жюбо. — Теперь и ты можешь познакомиться со своим дедулей.
— Полегче, Жюбо, — Магистр недобро прищурился. — А то ведь мне стоит стереть частичку круга, и привет.
— Дед? — сказал Женя.
— О чем это ты? — Теперь к брату подошел Петя.
— Он говорит правду? — спросила Света.
— Да, — ответил Магистр. — Я ваш дед. — Биатриче повернулся к мертвецам. — А что вы сделали с бабкой?
— Она внизу, — ответил Жюбо.
— Так это ты нас проклял? — спросила Света, раздвигая братьев.
— Я так понимаю, семейных объятий не предвидится? — спросил Магистр, разворачиваясь обратно к Трохиным.
В ту же секунду Света набросилась на него. Теперь перед ней не учитель, не Эстебан, а колдун, наложивший на ее семью проклятье. Она взревела, понеслась к старику.
Все как всегда, старый козел перед ней — надо его уничтожить. Света первая адекватно восприняла новость, что Эстебан не Эстебан. Более того, чуть не хлопнула себя по лбу, со словами: 'Ну конечно!'. Все выстроилось в ряд. Ведь где-то подсознательно она знала — это он. Тогда, в поле, она не представила колдуна на месте цыгана — цыган вправду обратился старым волшебником. И еще много, так много всего…
Но одному Эстебан научил ее крепко — ненависти. Ненависть бурлит в скульпторше с удвоенной силой. Больше не надо жалеть его, не надо страховаться, чтобы не зашибить учителя ненароком. Нет, сейчас все проще. Света подбежала, уже протянула руку… и, как обычно, цыган оказался быстрее. Улетая к стене, Света подумала: 'Раньше он никогда не двигался так быстро'. Она даже не заметила движения, не поняла, какой частью тела ударил колдун. Только жуткая боль в груди, и она уносится назад. От удара об стену Света потеряла сознание.
Остальные наблюдали за ее рывком и тоже не поняли, как так получилось. Вроде Света подбежала к Биатриче, на мгновение он расплылся, и скульпторша полетела к стене. Впечаталась Света с хрустом и сползла к полу уже без сознания. Только Жюбо догадался, что сделал Магистр, остальные стояли с открытыми ртами. Манада в очередной раз уверилась, перед ней действительно Демиург из Дельты; Петя таращил глаза, а Женя впал в ступор. Очень 'способный' ученик Эстебана отметил, Света бежала куда медленней, чем раньше. Всего пару дней назад она находилась в лучшей форме.
Вторым из ступора вышел Петя. Он направил на Биатриче пистолет и сказал:
— Я говорил, не надо доверять ублюдку.
Но раздался не гром выстрела, а сухой звук осечки.
— Он же колдун, — сказал Женя, стряхивая с себя оцепенение. — В него невозможно выстрелить. Но ничего, дедуля, сейчас ты отведаешь моего колдовства.
Петя чуть присел, ожидая, что сейчас над колдуном развалится потолок, или, напротив, пол провалится на нижний этаж, но ничего не происходило.
— Какого колдовства, внучек? — усмехнулся Магистр. — Нет у тебя больше никакого колдовства. Ты отдал его мне.
— Часть! — взревел Женя.
— Нет, полностью. Теперь проклятье благополучно вернулось к вам, и все встало на свои места. Не веришь?
Биатриче прищелкнул пальцами, пиджак на Жене загорелся. Трохин заорал и дико задергался, пытаясь стряхнуть пламя. Петя отбросил ненужную 'волыну' и кинулся помогать брату. Биатриче повернулся к мертвецам.
— Вы не ответили на мой вопрос, Магистр, — сказал Жюбо. — Зачем нужны Керы, когда вы можете справиться с нами одной левой? Или не можете?
— Конечно, могу, — отмахнулся Магистр. — Но кто знал, что ты так некстати меня разгадаешь? Я ведь планировал все немного иначе.
— Интересно, как? — спросила Манада.
— Вас унесли бы Керы, а мои внуки продолжили жить долго и счастливо. Что, в принципе, и произойдет. Только теперь у меня появилось искушение закончить вас лично.
— Но зачем было нас посылать? — спросил Жюбо. — И зачем отправлять нас в ад, если на то пошло? Как я понимаю, наше задание выполнено, и теперь мы можем спокойно возвращаться в Дельту.
— Нет, не можете, — хихикнул Магистр. — Слишком много тебе известно, мой мальчик, а я хочу, чтобы все осталось в тайне.
— А что мне известно? — спросил Жюбо. — Я вообще ничего не понял.
— Не понял, так поймешь. Ты же умный мальчик, Жюбо, разберешься, рано или поздно. А потом, посиживая в каком-нибудь кабаке, проболтаешься, и это дойдет до Мастера. А я не желаю, чтобы он знал. К тому же, чтобы расставить все точки над 'i', я собираюсь поведать моим дражайшим внукам, что ждет их дальше. И вы тоже послушайте. Я так долго готовил эту операцию, что хочу хоть кому-нибудь рассказать, пусть даже вы не способны оценить размаха.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Петя, рассматривая пистолет на полу и проклиная за предательство. В нем так и зудело желание подобрать и попробовать пристрелить Магистра еще раз.
— Все началось давно. Жюбо знает начало истории, правда, я немного приврал…
— Варя отдалась вам за деньги, Магистр, — перебил Жюбо.
— О, выходит толстуха проговорилась. Но значения это не имеет. Керы унесут и ее. Так вот, мои дражайшие внуки, вы — результат продажной любви. То есть ваш родитель и мой сын Вася. А ты, Жюбо, хоть и умнее других, но все одно тупой, как стосемидесятидевятиградусный угол. Как можно было поверить в то, что я проклял эту тупую корову только за то, что она обругала меня? Да и не стала бы она этого делать. Представь, я выныриваю из вихря, насилую ее, а она после этого, как ни в чем не бывало, начинает меня поносить. Да она была бы в ужасе и сделала бы все, чтобы я просто ушел. Нет, я проклял ее, возмущенный тем, что с меня потребовали деньги. С меня, Демиурга Вечности и писаного красавца! Правда, я, действительно, по недочету, и находясь во хмеле, проклял и себя в придачу — это так. Но что для меня проклятье? Пшик. Да оно гасило само себя, потому что вероятности Вари и Васи текли ко мне. И именно тогда мне в голову пришла одна замечательная мысль. Видите ли, в колдовстве самая сложная и рутинная часть — сбор вероятностей. А тут я подумал: что, если поручить это дело другим? В случае с проклятьем, вероятности текут к проклявшему, но обычный человек обладает настолько ничтожным их количеством, что прибыток смешон. Ну, я и решил, если бы проклятый был колдуном, умеющим собирать вероятности, — это было бы замечательно. Кстати, в этой идее нет ничего нового, так поступают многие колдуны. Они заставляют других колдунов собирать вероятности, а потом передавать. Однако здесь возникает целый ряд проблем…
Магистр умолк на мгновенье, пыхнул трубкой, потом продолжил. Все слушали зачарованно.
— Вероятности можно передавать только из рук в руки, так сказать. Поэтому, чтобы их забирать, мне надо было бы путешествовать сквозь эпохи, да и ненадежен этот способ. Однажды колдун все равно пойдет на бунт и перестанет снабжать вероятностями, и тогда его приходится убивать. А тут такой прекрасный способ! Проклятье переносит вероятности даже сквозь эпохи по (вырезано цензурой). Но колдунов проклинать сложно. Со временем они снимут мое проклятье, и праздник закончится. К тому же, чтобы кого-нибудь проклянуть, надо самому потратить вероятность, потом… короче, поверьте мне на слово, этот способ не очень хорош. А здесь у нас совсем другой случай. Каждый Трохин не колдун, а всего лишь… как бы вам попонятнее объяснить… батарейка, что ли. Он аккумулирует вероятности с невероятной скоростью — об этом я позаботился, научив делать это сквозь Сон. Но тут передо мной встала еще одна проблема. Обычного проклятья недостаточно для транспортировки такой прорвы вероятностей. Необходимо установить дополнительный, более широкий канал. А его можно сделать только добровольно. И мне пришлось устраивать весь этот маскарад, чтобы мои правнуки согласились сделать такой канал сами. Естественно, они думали иначе. Думали, отдают небольшой процент своих сил за мою протекцию и учение. Но действительность, увы, иная. Этот способ набора вероятностей — моя новинка, поэтому все приходилось делать на ощупь. Как оказалось, чтобы Трохины были сильными батарейками, нельзя допускать продолжения их рода. Мне пришлось сделать Свету бесплодной, а Женю с Петей стерильными. Это оказалось простым делом — Женя давно пропил все свои сперматозоиды, а у Пети может родиться только какой-нибудь мутант-мул. Со Светой пришлось повозиться, но разве это проблема для Демиурга? Следующая трудность заключалась в том, что я не мог установить канал с помощью одного или двух Трохиных. Пришлось убедить их всех 'расстаться с частью силы'. Для этого и потребовался ты, Жюбо. Конечно, можно было их запугать, пытать и прочее, но никто не гарантировал бы мне тогда нужный результат. А вдруг кто-нибудь из них заартачился бы? Та же Света предпочла бы умереть, но не отдала принадлежащее ей по праву. Потому я избрал иной способ заставить их согласиться. Вот и все, мои дорогие живые и мертвые.
Биатриче закончил и выпустил в зал облако дыма. Оно трансформировалось в точную копию крылатых тварей, сидящих в круге.
— А почему я? — спросил мертвец.
— А просто под руку подвернулся, — отмахнулся Биатриче. — Я гостил в Дельте, обдумывал все детали, а потом вспомнил, есть же такая замечательная штука, как Служба Радости.
— Значит, все это просто глупый эксперимент? — спросила Манада.
— Почему глупый? — обиделся Магистр. — Это прорыв! Настоящий прорыв в колдовстве. Теперь стало возможным передать самую неприятную часть колдовского дела другим, а самому почивать. Схема, конечно, получилась сложная, зато пока Трохины будут жить, они станут превосходными поставщиками.
— А когда умрут? — спросил Жюбо.
— А когда умрут, найду новых. Я же говорил, внуков у меня прорва. Теперь, когда, как ты выразилась, эксперимент завершен, а схема наработана, все пойдет как по маслу. Сначала на меня поработают Трохины, потом Элинины. Они живут в сорок пятой эпохе. А потом дальше и дальше. Возможно, я заведу себе слуг, которые все подготовят. В результате, мне останется только прибыть в нужную эпоху и провести ритуал создания канала.
— То есть ты, старая калоша, сделал все это, убил столько людей, просто чтобы реже отрывать задницу от дивана? — спросила Манада.
И тут же отлетала к двери. Магистр подскочил к ней в секунду и нанес удар ногой. На латах появилась вмятина, а следом они изменили цвет. Сначала потемнели, потом покрылись ржавчиной и, наконец, осыпались на пол рыжей пылью. Всего за пять секунд они полностью изржавели.
— Жаль, я не могу повторить тот фокус, — поморщился Магистр. ѓ- Как тогда в Дельте, ты помнишь? Но в Мире есть свои… ограничения.
— Хочу забыть, — сказала Манада, поднимаясь.
Она посмотрела на ржавую пыль с сожалением — меч и ножи тоже там.
— Но, я заболтался, — сказал Биатриче, поворачиваясь к правнукам. — Надо еще отправить мертвых в ад и выдать ряд инструкций… Очнись!
Лежавшая в углу Света застонала, открывая глаза. Она провела по волосам и поглядела на ладонь — вся в крови. А тем временем магистр менялся. Облик цыганского барона медленно таял, уступая другому. Лицо покрылось морщинами, отросла борода. Ногти обратились когтями, зубы заострились. Не прошло и минуты, как на месте слегка жутковатого Эстебана появился старый Демиург Вечности. Старый и страшный. Глаза горят желтым пламенем, вокруг распространяется аура страха. Петя и Женя попятились к сестре. Та уже почти поднялась, но, увидев Биатриче, упала на толстый зад, как подрубленная.
— Вы будете жить долго и счастливо. — Голос Биатриче тоже поменялся — звенит металлом, отдает эхом, вгоняет в ужас. — Потому что, чем дольше и счастливее будете жить вы, тем дольше и счастливее будет моя жизнь. Теперь вся удача уйдет от вас, но и неудачи не будут преследовать. Вы станете обычными заурядными людьми — теми, кем и должны были быть. Я думаю, то положение, которое вы сейчас занимаете в обществе, поможет вам прожить счастливую жизнь. Правда, вы не сможете родить или зачать детей, да и род Трохиных на вас оборвется, но это детали. Радуйтесь, что я вообще занялся вами. Если бы не я, ваши жизни превратились бы в кошмар. Будьте благодарны, что такой великий Демиург, как я, снял вековечное проклятье с таких жалких людишек, как вы. Считайте, я оказываю вам услугу. Вам все ясно?
Братья и сестра кивнули. Они старательно отводили взгляд, не в силах глядеть в желтое пламя буркал Магистра. Биатриче повернулся к мертвецам и сказал:
— А теперь к вам, мертвые курьеры. Вы готовы вернуться в пекло?
— Да, Магистр, — сказал Жюбо, выходя вперед и заслоняя Манаду.
— Это хорошо. Ваше положение незавидно, но иначе нельзя. Прощай, Жюбо, ты мне действительно нрав… а чего ты так радуешься, Жюбо?
— Я так понимаю, после установки этого вашего канала для вероятностей, поставить на Трохиных Колпак Демиурга больше нельзя, — сказал Жюбо, почему-то пряча руки за спиной.
Магистр напрягся. Если мертвец попробует сделать что-нибудь, — что угодно! — Биатриче успеет помешать. Даже если метнет нож, тот не попадет в цель. Биатриче мгновенно окатил Жюбо Знанием, вызнавая все, вплоть до дня, когда мертвец прекратил в детстве писаться. Знания бежали, за секунду перед Магистром пронеслась жизнь мертвеца. А вот и сегодня: Жюбо готовится к поездке в Азов, переплывает Дон, осматривает трубопрокатный завод, из которого Биатриче сделал Фабрику Мало, бой со зверьми, потом с цыганами, потом с Варей, та сломала ему кисть…
На мгновение в зале повисла тишина, а следом ее разорвало тремя выстрелами. Они прозвучали неровно, с промежутками в пару секунд. Взгляд Биатриче заметался по залу, ища стрелявшего, но увидели только его длань. Кисть Жюбо, сжимающую пистолет Пети Трохина. Знание завершило поиск — последним Магистр увидел, как Жюбо старательно отдирает хирургические нитки, скрепляющие кисть с предплечьем, и рвет тонкую кожу.
— Служба Радости выполнила ваше желание, Магистр, — сказал Жюбо. — Как еще мы можем улучшить вашу жизнь?
— Спасибо, Жюбо, — сказал Биатриче, разглядывая три трупа у стены. — Но вы уже сделали достаточно…
— Что, получил, старый хрыч! — воскликнула Манада, становясь рядом с Жюбо.
— Да, — сказал Магистр рассеянно. — А теперь получите вы… что такое?
Колдун резко развернулся и уставился в угол. А там, словно проявляющаяся фотография, кто-то зарождался. Сначала в темноте начертались контуры, потом фигура вновь прибывшего приобрела четкость, но без цвета. В заключении — мгновенное окрашивание. Перед мертвецами и Биатриче предстала готка Соня.
— Интересный эксперимент, Биатриче, — сказала Соня мужским голосом. — Действительно, блестящая задумка.
— Спасибо, Мастер, — сказал Биатриче, кланяясь.
— Но почему ты не желал поделиться со мной? Неужели ты думал, что я помешал бы тебе? — продолжил Мастер.
— Нет, я планировал тебя удивить. Представь: ты узнаешь, что я ломлюсь от вероятностей, но не собираю их. И не в Дельте, а в Мире! Ты приходишь ко мне, спрашиваешь, а я отвечаю в обмен на кое-что.
— Хочешь стать вторым? — усмехнулся Соня-Мастер
— Да.
— Я обдумаю это. Пошли, нам есть о чем поговорить.
— Отлично.
Соня или Мастер начала постепенно исчезать, как до этого появилась. Биатриче тоже потерял цвет и таял в воздухе. Но вдруг, Магистр повернулся к мертвецам, усмехнулся и перевел взгляд на Кер в круге. Меловая черта вмиг исчезла, исчез и Биатриче. Керы вышли из импровизированной тюрьмы и направились к Жюбо и Манаде.
— Что делать? — спросила Манада.
— Драться, — ответил Жюбо, бросая ей пару ножей и принимая боевую стойку.
Керы не торопятся. На черных лицах кривые усмешки обнажают острые зубки, не менее черные, чем остальное тело. Манада бросается вперед. В руках блестят ножи, промоченные ядом, рыжие волосы развеваются, пылают пожаром. Манада налетает на ближайшую Керу, та протягивает руку и молниеносно хватает мертвую за предплечье. По телу Манады как будто пробегает волна, мертвая становится слегка полупрозрачной. Кера резко дергает и закручивает Манаду над головой, будто та не весит и грамма. Мертвая кричит, но ничего не может поделать. Кости плеча трещат, рука остается у Керы, а тело Манады улетает и впечатывается в стену. Как только тело отделилось от руки, Манада вновь становится непрозрачной. От удара на стене остается след, словно насекомое встретилась с лобовым стеклом машины. Только след не желтый, а темно-красный, почти бордовый. Кера идет к мертвой.
А Жюбо взять не так просто. Он-то знает, что происходит, когда мертвое тело соприкасается с Керой. Оно тут же слабеет, обращаясь призраком, и Кера приобретает над ним невероятное физическое превосходство. Поэтому Жюбо лихо размахивает мечом, не подпуская демоницу к себе. Пока не дотронулась, Кера всего лишь быстрее, но если коснется… Черная женщина делает неуловимое движение, когти отрезают Жюбо руку с мечом. Та падает на пол, извивается, пытаясь достать до когтистой ступни. Но меч не пистолет, он тяжелее и руке не хватает силы, чтобы управлять им. Вот если бы нож…
— Сдайся, мертвый, — говорит Кера. Голос хрипит, шипит, хрен разберешь, звучит не только в ушах — каким-то образом слова дублируются в мыслях.
— Пошла ты… — ревет Жюбо, делая слабую попытку убежать.
Но цепкие черные пальцы хватают за плечо, швыряют в угол. Жюбо ударяется головой, та уходит в гости к желудку. На секунду Жюбо ощутил невероятную слабость, но как только хватка разомкнулась, бесчувствие вернулось.
Манада наблюдает, как к ней подходит демоница. Шаги изящны и неторопливы, шкура лоснится угольным цветом, крылья покачиваются. На женщине нет одежды, можно оценить идеальность форм, но впечатление портит окрас и горящие красным глаза. Мертвая подпускает ее еще на шаг, потом еще… и кидается вперед. Еще один нож у нее остался, в бешеном броске Манада оставляет на черном бедре длинный порез. Удар крылом, Манада снова отлетает к стене. На этот раз плечо дробится в крошку, рука повисает плетью. Манада смотрит на порез — уже затянулся. Керы — это демоны смерти. Их тоже можно убить, но только не мертвому. Над умершими они имеют огромную власть и превосходят во всех отношениях. Это — их работа, их предназначение.
Двери в зал распахнулись, в них ввалилось… нечто. Грязное, овальное, в платье горошком. Варя Трохина. Сперва непонятно, как она вообще добралась сюда, но после очередного переката становится ясно — ее толкают собственные руки. Они похожи на каких-то мангустов-мутантов без лапок, или на двух толстых гусениц-переростков. Перевернув тело, руки слегка вскарабкиваются на него с помощью пальцев, потом упираются в пол стороной разреза и толкают.
— Не-е-ет! — кричит Варя.
Она увидела трупы в углу. Ее внуки мертвы.
— Еще одна, — говорит Кера.
— С этой будет просто, — говорит вторая демоница.
Та, что занималась Манадой, поворачивается, идет к Варе. Мертвая не понимает, кто такие эти крылатые женщины. Ее взгляд безумен, грязные губы произносят:
— Кто это сделал? Кто убил моих внуков?!
— Мне все равно, — отвечает Кера спокойно.
— Вы… — рычит Варя.
Оттолкнувшись от пола, ее рука летит к демонице. Пальцы смыкаются на шее, давят… но Кера неудобств не испытывает. Рука стала полупрозрачной, теперь не сможет раздавить и яйца, не то, что шею охотницы за мертвыми. Кера проводит острым когтем по руке Вари, та чернеет, скукоживаться, как сгоревшая бумага, осыпается черным пеплом.
— Варвара Трохина, сбежала из второго круга, — произносит Кера задумчиво. — Это по пути… Я забираю тебя…
Кера резко поворачивается, чтобы увидеть страшную картину. Ее соратница визжит, как стая летучих мышей, и крыльями отбивается от плотной женщины. Света зашла к ней со спины и рвет демоницу на части. Единственная живая Трохина уцелела лишь чудом. Выстрел Жюбо пришелся в голову, пуля скользнула по черепу, содрала кожу и часть волос, но Света выжила. Она не теряла сознания, а внимательно слушала разговор между мертвецами и колдунами. Вначале хотела просто подождать, пока крылатые девки уничтожат мертвых, но когда в зал ввалилась бабушка… Света не могла остаться в стороне. Она подскочила и набросилась на ближайшую Керу. Та как раз занималась Жюбо. К тому времени мертвец уже представлял собой кучу кровоточащего мяса. Голова улетела в дальний угол, ноги и руки отрезали острые когти, а Кера копошилась во внутренностях. Света зашла сзади, схватила демоницу за волосы и рванула на себя. Послышался треск ломающихся позвонков, Кера закричала. Удерживая черные волосы, второй рукой Света взялась за крыло и со страшным хрустом оторвала. Когти полоснули по щеке, но Света даже не почувствовала боли. Она оторвала второе крыло, когда в спину ударилась вторая спутница мертвых. Теперь уже Света закричала на миллион глоток.
Манада увидела шанс напасть. Света, конечно, сильна, но вряд ли справится с двумя демоницами. На полу лежит оброненный нож, но рука не слушается. Манада нагибается, зажимает рукоять в зубах, несется к клубку из Кер и Светы.
— Вы не получите мою бабушку! — ревет Света.
Задняя Кера уже в клочья изодрала спину, в свою очередь, скульпторша продолжает рвать на куски переднюю. На пол падают вонючие куски черной плоти, но шевелятся, все еще полные жизни. Света обхватывает тело Керы, на лицо брызжет кровь из обрубков крыльев. Ладони скульпторши вонзаются в грудину черной девки, тянут в противоположные стороны… Кера рвется, орет… В руках Светы остаются две визжащие половинки, и демоница вдруг, словно взрывается. Она превращается в черный дым, все прочие куски на полу тоже обернулись им. На секунду Света ослепла, продолжая чувствовать, как спину рвет вторая Кера. Но тут слудет атака не только дымом по глазам, но и по ушам — демоница страшно заверещала. Это Манада всадила ей между лопаток зажатый зубами нож и резко рванула вверх. Кера развернулась, мгновенно сшибая Манаде голову. Три резких маха и мертвое тело упало на пол тремя кусами.
Зато Света получила передышку. Она развернулась и дала демонице такого пинка, что отдыхает не только Рональдо, но и Бекхэм курит в сторонке… Кера полетела к стене, в последний момент успела распрямить крылья и предотвратила столкновение.
— Ты не получишь мою бабушку, — сказала Света с наимрачнейшей твердостью.
Сейчас Трохина сама похожа на ходячий труп. Вся израненная, исцарапанная, но еще стоит.
— Неужели, — ответила Кера, устремляясь к Варе.
Света тоже бежит, но ноги подкашиваются… она падает в каких-то двух метрах от бабушки. Кера хватает Варю, та теряет плотность, переходя в призрачное состояние, по залу разносится хрипящий хохот женщины-демона. Кера тоже становится прозрачной и, вместе с кричащим торсом Вари Трохиной, влетает прямо в пол. Потеряв материальность, демоница способна проходить сквозь землю и стены. Она уносится прямиком в ад.
— Не-е-е-ет, — воет Света.
Теперь у нее умер последний близкий человек, последний Трохин попал в ад. Очередь за ней. Света делает несколько последних вздохов, сердце останавливается. Пролитой кровью Светы можно наполнить ведро — она умирает от потери…
В просторном зале не осталось живых, зато есть мертвые. Тело Манады располосовано на части, Жюбо вообще лежит кучей мяса. Но каждый сохранил две части относительно целыми. Две головы лежат в разных углах зала. Они смотрят друг на друга и улыбаются. Ни Жюбо, ни Манада не могут говорить, ведь глотки не соединены с легкими. Но могут общаться взглядами…
Две руки подползают к центру зала. Они работают пальцами, это неудобно, но надо. Руки встречаются ровно на середине: ладонь Жюбо, застрелившая братьев Трохиных, и целехонькая рука Манады, оторванная Керой. Пальцы касаются пальцев нежно и трепетно. Еще один 'шажок' и ладони сжимаются в хватке. Она настолько крепка, что кажется — ладони сплавились. Слились в родстве душ, сутей… Они не разжимаются минут пять, все это время головы ласкаются во взглядах друг друга. А потом мертвые курьеры начинают потихоньку собирать себя. Им еще надо вернуться в Дельту Миров и отчитаться перед Службой Радости.
На Приазовье налетел вечер. Весенний ветерок колышет длинные травы, вдали плещется Азовское море. Под высокой березой сидят две фигуры. Девочка-гот, она же Мастер — Верховный Демиург Вечности; и старый бородатый дед в балахоне, расшитом звездами, он же Магистр Биатриче — Второй Демиург Вечности. Они уже обсудили все, что надо, пришли к общему мнению. Мастер признал, эксперимент действительно удался. Даже несмотря на такой финал. Впрочем, Биатриче прав — можно повторить с другими внуками. А вот Мастер так сделать не сможет. Нет у него внуков… Вернее есть, но какие…
Вдалеке бредут еще две фигуры, тоже мужская и женская. Только они какие-то неказистые. Вроде шагают кое-как, да все время падают… Но каждый раз помогают друг другу подняться. Отсюда кажется, это две тряпичные куклы, сшитые из грубого материала. Они подходят к кромке моря. Теплый ветерок волнует черные волосы с проседью, развевает огненно-рыжие. Мертвецы делают шаг, входят в воду по щиколотку. Их силуэты очерчиваются зеленоватым сиянием, с моря налетает огромная волна. Она появилась ниоткуда. Вот вроде море гладкое, как тщательно заправленная кровать, а вот поднимается вал в человеческий рост и накрывает людей. Вода отхлынула, берег остался чист. Мертвые курьеры Манада Трансис и Жюбо Анортон Гует вернулись в Дельту Миров.
— А почему ты оставил Свету там? — спросил Мастер. — Никогда не поверю, будто ты не знал, что она жива.
— А зачем она мне? — Биатриче пожимает плечами. — Я же говорил, для ритуала нужны именно трое. Не двое, не один, не четверо… Собственно, и Петя умер только минут через пять после выстрела. А Женя сдох сразу. Но, знаешь что, я даже рад. Слишком много они натворили дел, слишком много на них висит трупов. Если ты будешь набирать курьеров в аду, не стоит извлекать этих…
— Разумеется, — согласился Мастер. — Я вообще никогда не спускаюсь ниже Хоры. Неприятные воспоминания, знаешь ли.
— Что будешь делать с Жюбо? Он ведь действительно справился хорошо.
— Я подумаю, Биатриче. Я подумаю…
Море продолжало шуметь, колдуны продолжали беседу. Я мог бы дальше подслушивать их, Уважаемый Читатель, но не стану. Слишком много тогда вырежет цензура. Лучше бы Биатриче ее проклял, вместо Трохиных, честное слово.
Ну что же, пора и нам с вами прощаться. Дальше будет еще маленький эпилог, а я говорю вам: 'До встречи'. Не знаю, когда она будет, не знаю даже, будет ли, но хочу надеяться. До встречи, Уважаемый Читатель, до встречи…
С ув. Архивариус Дельты Миров, Силь.